Опыты с непосредственным овладением (внутренние средства)

Мы начали наши опыты с попыток заставить испытуемых путем непосредственных усилий овладеть своим поведением и преодолеть свойственные им дефекты реактивных процессов.

Уже то, что мы изложили раньше, показывает, что такому непосред­ственному овладению поставлены очень близкие границы. Если мы учитываем, что ребенку свойствен диффузный характер реактивных процес­сов, что истерик в своем обычном поведении лишен функционального барьера и реагирует непосредственно и импульсивно, то такие утверждения подчеркивают, что все эти субъекты оказываются не в состоянии сколь­ко-нибудь заметно преодолеть характерный для них тип реактивных процессов и перейти к более совершенному.

Мы легко можем проверить это, предложив им мобилизовать максимальные усилия для преодоления известного дефекта, и, однако, мы принуждены будем с такой же легкостью убедиться, что все наши попытки дают лишь очень незначительный эффект. Уже в опытах с попытками непосредственного овладения поведением у детей мы наталкиваемся на очень своеобразные приемы, наивные и поэтому убедительные, которые с ясностью показывают, насколько овладение поведением на непосредственных путях оказывается невозможным <...>

Мы с большой легкостью можем мобилизовать у ребенка максималь­ные мотивы и сделать его работу по выполнению предложенного задания максимально старательной. Для этого нам достаточно избрать один из двух путей и использовать в опытах с ребенком или поощрение, или наказание. Оба эти приема издавна были в ходу в педагогической практике, и старая школа веками пыталась воспитать волю наградами и угрозами.

Мы применили в наших лабораторных опытах оба эти приема, но ни один из них не дал заметных результатов.

Ситуация, в которой мы применяли эти приемы, заключалась в следующем: ребенок помещался в нашу обычную лабораторную обстановку, и у него регистрировались реакции в той модификации, которая интересовала нас в каждом данном опыте. После того как обычный, типичный для него уровень диффузности реактивных процессов был получен, ребенку показывалась конфета или яблоко, которое он должен был получить в том случае, если ему удастся в точности соблюсти инструкцию (не делать лишних, неадекватных нажимов, достаточно затормозить движения и т. п.). После такого включения добавочного стимула опыт производился снова.

Для включения наказания мы пользовались различными приемами: обычно мы высказывали угрозу отнять выигранную ребенком конфету, если инструкция не будет адекватно выполнена, или же, повысив тон, требовали от ребенка исполнения инструкции, или же, наконец, указывали ему, что каждый лишний нажим будет сопровождаться электрокожным уколом в руку. После такого введения наказания опыт проводился снова.

Как правило, введение такого рода стимулов, бесспорно, вызывало мобилизацию мотивов ребенка, но не давало сколько-нибудь заметного улучшения в получаемой нами картине.             

Однако совсем нередки были и обратные случаи: введенные в опыт поощрение и особенно наказание повышали общий тонус возбуждения, но не давали в руки новых средств для овладения им, и мы получали заметное ухудшение реактивных процессов у ребенка, переход к резким диффузным явлениям даже там, где их раньше в подобных формах и не было <...>

Введение добавочного стимула — угрозы, не вызывающей заметных наруше­ний у нормальных детей, ведет, как правило, к резкому шоку и полкой дезорганизации процесса у психопатических субъектов <...>

Введение электрокожного шока или только соответствующей угрозы в опыте с истеричной больной обычно совершенно срывает этот опыт и вызы­вает ничем не сдерживаемый взрыв возбуждения. Всякие призывы к овладению собственным поведением здесь напрасны, испытуемый оказывается бессильным овладеть своим поведением.

Все перечисленные нами способы создают стимулы к овладению поведением, но не дают средств для такого овладения. Результат получается почти во всех случаях одинаковый: внутренняя мобилизация, не обладая соответствующими средствами, оказывается бессильной, она пробуждает стремления, с которыми не может справиться, и человек оказывается не в состоянии хоть на сколько-нибудь овладеть той задачей, к исполнению которой он стремится.

Вопрос о механизмах овладения поведением остается, как и раньше, открытым; простой стимуляции оказывается недостаточно для разрешения вопроса о «произвольном акте».