Памфил Данилович Юркевич ( 1826-1874)

РУКОВОДСТВО К ПЕДАГОГИКЕ,

ИЛИ НАУКЕ ВОСПИТАНИЯ

(...) Воспитание в пространном смысле. В пространном смысле воспитание продолжается через всю жизнь. Всякий предыдущий период жизни может быть рассматриваем как бы воспитание для последующего. Природа, климат, правительство, общество, различные обстоятельства в жизни более и более образуют челове­ка. Всё то, что кажется случайно имеет влияние на обра­зование его, происходит не без промысла Божия. В тес­ном и обыкновенном смысле... воспитание ограничива­ется детским, отроческим июношеским возрастом.

Воспитание в тесном смысле и условие успехов оного. Воспитание есть обдуманное развитие и образо­вание всех человеку дарованных сил, чтоб он мог до­стигнуть наилучшим образом своего назначения (...). Все блага жизни должны соединиться для того, чтобы воспитание увенчано было совершённым успехом...

Различие обучения от воспитания и тесная связь между ними. Как воспитанием называется всё обдуманное обхождение с человеком от рождения его до лет зрелости, в сём смысле можно принимать обучение за  ветвь воспитания. (с.71) В обыкновенном же смысле воспитание иобучение рассматриваются отдельно. Первое имеет попечение о сохранении, исправлении и развитии способностей вообще, сообразно назначению человека производя в силах телесных и душевных всестороннее образование; второе, напротив, даёт только направление отдельным способностям и доводит их до совершенства порознь. Воспитание ничего извне не сообщает челове­ку, но умножает только деятельность сил, врождённых в каждом неделимом; учение же сообщает понятия, познания и опыты, руководствуясь особенными правила­ми и методами. Впрочем, обучение без воспитания было бы слишком одностороннее. Обучение должно вместе наставлять и воспитывать, а посему никто не может обу­чать надлежащим образом без основательного познания правил и искусства воспитания.

Педагогика как наука и искусство... Полное и систематическое изложение теории воспитания, т.е. пра­вил и методов, относящихся к воспитанию, называется наукою воспитания, или педагогикою; употребление же теории воспитания на самом деле составляет педагоги­ческое искусство (...)

Взаимное отношение педагогической науки и ис­кусства....Хотя опыт доказывает, что многие счастливо воспитывают, никогда не помышляя о правилах, но та­ковой успех должно приписывать либо природе, либо здравому смыслу, через который таковые воспитатели приобрели правила в обращении с людьми, особенно с детьми, и руководствуются оными без всякого о том со­знания... Чем полнее и правильнее теория, тем должно быть совершеннее искусство. Но если отличные теоре­тики не всегда бывают счастливы на практике, то сие происходит от того, что они при всём знании правил не действуют по оным, либо не умеют употреблять их, ли­бо не имеют достаточного познания...

Важность педагогики. Педагогическая наука и ис­кусство весьма важны для человеческого рода. Сие ясно усматривается: 1) из важности их цели; 2) из опыта всех времён, сколь много добра сделано через обдуманное воспитание и какие следствия проистекали от небрежения оного… (с.72)

Пределы воспитания....Воспитание только обра­щаети развивает в воспитаннике посеянное природой. Оно ничего не может сотворить вновь, но может только образовывать.

Предмет и идеал воспитания. Истинное воспитание имеет предметом своим образование всех способно­стей человека в совокупности. Оно объемлет не одно только тело, но и душу, не один только ум, но и сердце, не одно только чувство, но и рассудок — оно объемлет целого человека (...)

Высшая цель воспитания....Она состоит в том, чтоб все силы человека развивать и образовывать так, чтобы он через то совершеннейшим образом мог достиг­нуть своего назначения, т.е. сделаться существом в пол­ном смысле нравственным...

Средство достигнуть высшей цели воспитания. (...) Ему (человеку. — Г.К.) предоставлен выбор следо­вать законам разума и тем приближаться к божеству ли­бо не следовать и тем унижать себя на степень бессловес­ного животного. Чем яснее человек усматривает всё сие, тем более он будет стремиться, как нравственно свобод­ное существо, избрать для себя лучшее и высшее направ­ление. Кто постоянно следует сему направлению и обна­руживает оное во всех своих помышлениях и поступках, тот наслаждается свободнейшею самодеятельностью и есть в полном смысле существо нравственное. (...)

Возможности педагогики. Общие правила воспи­тания возможны, ибо в человеческой природе есть нечто общее, что может быть предполагаемо во всех людях... Педагогу необходимо глубокое познание детской души как для того, чтоб совершенно уразуметь сии общие правила, так и для того, чтоб уметь приспособиться к особенностям природы каждого дитяти, которая в каждом требует особенного обхождения. (...) (с. 73)

ПЁТР ЛАВРОВИЧ ЛАВРОВ (1823-1900)

Публикуются фрагменты труда, написанного в ссылке (1869), по изданию: Антология мировой полити­ческой мысли. В 5 т. М., 1997. Т. 3. С 82-94.

ИСТОРИЧЕСКИЕ ПИСЬМА

(...) В современном обществе, проникнутом всеоб­щею конкуренцией, отождествление справедливости с личною пользою кажется бессмысленным. Действи­тельно, лица, которые теперь наслаждаются выгодами цивилизации, могут наслаждаться ими, лишь приобретя богатство и увеличивая его. Но капиталистический про­цесс обогащения есть по самой своей сущности процесс обсчитывания рабочего, процесс недобросовестной спе­куляции на бирже, процесс рыночной торговли своими умственными способностями, своим политическим и общественным влиянием. Этот путь едва ли назовёт справедливым самый завзятый софист, но он будет утверждать, что умственное развитие личности ещё весьма слабо, когда личность ищет возможности согласить свою личную пользу со справедливостью. Он выставит иное положение: жизнь-  борьба, и истинное умственное развитие заключается в том, чтобы быть достаточно хорошо вооруженным для постоянной победы в этой борьбе. (с. 103)

  Когда-то этому противопоставляли неудобства укоров совести; противопоставляли опасность при постоянной борьбе быть побеждённым и тогда не иметь близ себя никого, кто поддержал бы в минуту несчастия; противопоставляли общественное презрение и общественную ненависть и т.п. Все эти аргументы легко разбиваются современными теоретиками житейских наслаждений: укоры совести — дело привычки, и от них очень легко закалить себя, когда убедишься, что приобретаешь богатство путём законным и что ни один судья не может подвести наш поступок под статью Уложения о преступлениях и наказаниях; если огромное большин­ство конкурирует на законном основании за обогаще­ние, за увеличение наслаждений, то это большинство чувствует не презрение, не ненависть к ловкому победи­телю в борьбе, а удивляется ему и преклоняется пред ним, стараясь подражать ему и выучиться у него. (...)

...При настоящем строе общества личная польза не только не тождественна с справедливостью, но прямо противоречит ей. Чтобы иметь наибольшее количество наслаждений в настоящее время, личность должна за­глушить в себе самое понятие о справедливости; должна обратить всю свою критическую способность на то, что­бы эксплуатировать все и всех её окружающих для до­ставления себе наибольшей доли наслаждений на их счёт, и должна помнить, что если она на минуту поддаст­ся соображениям о справедливости или даже эффекту искренней привязанности, то она сама станет объектом эксплуатации от тех, которые её окружают. Патрону приходится прижимать рабочего, или рабочий будет его обкрадывать. Семьянину приходится подозрительно надзирать за женою и детьми, или жена и дети будут его надувать. Правительству приходится иметь тысячегла­зую полицию, или власть его захватят другие. (...)

Итак, или положение о тождестве справедливости с личною пользою бессмысленно, или настоящий строй общества — строй патологический. Если читатель нахо­дит, что последнее неверно и всё — как быть должно, то пусть закроет эту книгу: она писана не для пего. (с. 104)  Но тогда являются вопросы: развил ли в себе он, читатель, по­требность критического взгляда на всё окружающее? Проникся ли он уверенностью в неизменности закона, что общество основанное на войне всех против всех,  которого не скрепит никакая законность, никакая полиция; что это  общество разлагающееся и требующее радикальной реформы? Если же читатель инстинктивно   и сознательно возмущён против этого об­щественного строя, фатально обречённого на взаимное недоверие, на взаимную эксплуатацию, если он признал под блеском современной культуры существование па­тологических процессов, которые не могут оставить этот строй при его нынешних основаниях, то потреб­ность критического взгляда на всё окружающее должна его привести к иному ряду вопросов.

Приходится ли лечить болезненные симптомы это­го общественного строя или искать источник этой бо­лезни и действовать против него? Если источник этой болезни лежит в самых основах современного общежи­тия, то радикальное изменение экономических, полити­ческих, общежительных отношений между людьми не требует ли и для самого принципа этих отношений иной формулировки? Не придётся ли при перестройке пато­логического общественного строя в здоровый принять в основание не борьбу всех против всех, не всеобщую кон­куренцию, но возможно тесную и возможно обширную солидарность между личностями? Может ли быть здо­рово и прочно общество вне существования солидарно­сти между его членами?

А что такое общественная солидарность, как не со­знание того, что личный интерес совпадает с интересом общественным, что личное достоинство поддерживается лишь путём поддержки достоинства всех солидарных с нами людей? А если это результат, к которому должна привести потребность критического взгляда на всё окружающее, то чем этот результат разнится от поставленного в тексте: в здоровом общежитии справедливость в своихрезультатах тождественна со стремлением к личной пользе?  (Весь приведённый выше фрагмент введён автором в текст в 1889 г. как пояснение, которое, по его словам, «в книге, издаваемой в пределах Российской империи, было невозможно». — А.Ф.). (с. 105)

...Ни литература, ни искусство, ни наука не спасают от безнравственного индифферентизма. Они не заключают и не обусловливают сами по себе прогресса.  Они доставляют лишь для него орудия. Они накопляют для него силы. Но лишь тот литератор, художник или учёный действительно служит прогрессу, который сделал всё, что мог, для приложения сил, им приобретённых, к распространению и укреплению цивилизации своего времени; кто боролся со злом, воплощал свои ху­дожественные идеалы, научные истины, философские идеи, публицистические стремления в произведения жившие полной жизнью его времени, и в действия строго соответственные количеству его сил. (...)

...Организация партии для победы необходима, но, для того чтобы партия была живым организмом, одина­ково необходимо подчинение органов целому и жизнен­ность органов. Партии образовались из мыслящих, убеждённых и энергетических союзников; они ясно по­нимают, для чего они сошлись; они крепко дорожат сво­ими самостоятельными убеждениями; они твердо реши­лись сделать всё, что можно, для торжества этих убеж­дений. Только при этих условиях они могут надеяться избежать обеих опасностей, им грозящих; не разойтись и не впасть в застой.

...Людей, вполне удовлетворяющих требованиям, которые приходится ставить организаторам партии, бу­дет крайне мало даже между критически мыслящими личностями. Но у них есть, во-первых, союзники воз­можные между такими же критически мыслящими лич­ностями, во-вторых, союзники неизбежные в массах, не дорабатывавшихся до критической мысли, но страждущих от того самого общественного неустройства, для устранения которого организуется партия. (...)

Установившееся различие существенного от несущественного в личных мнениях определяет как свободу действий внутри партии, так и её терпимость извне…

Государство тем и отличается от других общест­венных форм, что в нём договор принят меньшим чис­ломлиц и ими поддерживается как обязательный для большего числа. Два источника государственной свя­зи - естественное начало принудительности и обдуман­ное начало договора - вступают в столкновение, потому что последнее во имя справедливости стремится умень­шить принудительность. Отсюда неизбежноеследствие, что политический прогресс должен был заключаться в уменьшении государственного принципа в обществен­ной жизни. (...)

Прогресс есть рост общественного сознания, на­сколько оно ведёт к усилению и расширению обществен­ной солидарности; он есть усиление и расширение обще­ственной солидарности, насколько она опирается на рас­тущее в обществе сознание. Органом прогресса является развивающаяся личность, вне деятельности которой про­гресс невозможен, которая в процессе развития своей мысли открывает законы общественной солидарности, законы социологии, прилагает эти законы к современности, ее окружающей, и в процессе развития своей энергии находит пути практической деятельности, именно пере­стройки окружающей его современности согласно идеалам своего убеждения и данным своего знания. (...) (с. 107)

 

Памфил Данилович Юркевич (1826-1874)

Печатаются фрагменты «Курса общей педагогики с приложениями». М., 1869. С. 44-45, 197-199.

РАЗДЕЛЕНИЕ ПЕДАГОГИКИ

Вся наука педагогика разделяется на две части: те­орию воспитания и теорию обучения. Основания для такого разделения заключаются в психологии. Дитя воспитывается с первых мгновений жизни, следователь­но, и тогда, когда оно неспособно к обучению, или, пра­вильнее сказать, в первые годы оно и сведения приобретает посредством воспитания, тогда как в возрасте зрелом человек продолжает своё воспитание посредством приобретения сведений.

Тесная связь между разумом и волею, головою и сердцем, мудростью  любовью, познанием и характе­ром вовсе не такова, чтобы одно познание доброго справедливого делало человека добрым и справедливым. (с. 109)  Поэтому воспитание имеет задачу возбудить, развить, укрепить и направить душевные силы воспитанника так, чтобы они были расположены и способны следовать разуму, который приходит поздно.

Воспитание сообщает воспитаннику лучшие свойства, обучение — правильные сведения. Воспитание относится к деятельному состоянию воспитанника, обучение — к созерцательному. При этом, однако же, несо­мненно, что как обучение может иметь воспитательное влияние, потому что сообщением сведений оно напрягает и направляет силы воспитанника, так и воспитание содействует обучению, приготовляя для последнего приимчивую и хорошо возделанную почву. И пока обу­чение не будет поставлено в строгую и полную зависимость от воспитания, как сеяние зерна от удобрения и возделывания почвы, до тех пор жалоба на безнравст­венность, будто бы распространяющуюся с распростра­нением познаний, будет основательна. Так называемые умы практические (они же в настоящем случае и узкие) не слишком горячо принимают к сердцу идею обучения народа, ссылаясь на кажущуюся связь между обучением и порчею моральных сил юношества.

Истина, которая заключается в этом неясном фак­те, состоит в том, что обучение как сообщение сведений, до некоторой степени безразличных относительно нрав­ственного существа человека и только увеличивающих искусство его достигать ежедневных жизненных це­лей, — что такое обучение оставляет пока моральные силы без всякой культуры: добрая воля остаётся доброю, испорченная испорченною. (...)