Речь по делу об убийстве Филиппа Штрама

Господа судьи, господа присяжные заседатели По делу, которое подлежит нашему рассмотрению, казалось бы, не нужно употреблять больших трудов для определения свойств и степени виновности главного подсудимого, по­тому что он перед вами сознался. Но такая легкость обсуждения настоящего дела представляется лишь с первого взгляда, и основываться на одном лишь сознании подсудимого для определения истинных размеров его виновности было бы, по меньшей мере, неосторожно. Свидетельство подсудимого является всегда небеспристрастным. Он может быть подвигнут теми или другими событиями своей жизни к тому, чтоб представить обстоятельства дела не в настоящем свете. Он имеет обыкновенно совершенно посторонние цели от тех, которыми задается суд. Он может стараться своим сознанием отстранить по­дозрение и, следовательно, наказание от других, близких ему лиц; он может, в великодушном порыве, принять на себя чужую вину; он может многое утаивать, многое извращать и вообще вступать в некоторый торг с правосудием, отдавая ему то, чего не отдать нельзя, и извращая то и умалчивая о том, о чем можно умолчать и что можно извратить. Поэтому идти за подсудимым по тому пути, на который он ведет нас своим сознанием, было бы большою неосторож­ностью, даже ввиду собственных интересов подсудимого. Гораздо более правильным представляется другой путь. На нем мы забываем на время о показаниях подсудимого и считаем, что их как бы не существует. На первый план выдвигаются тогда обстоятельства дела, добытые независимо от разъяснений обвиняемого. Мы их сопоставляем, взвешиваем, рассматриваем с точки зрения жизненной правды и рядом предположении приходим к выводу что должно было произойти на самом деле. Затем уже мы сравниваем этот вывод с сознанием подсудимого и проверяем один другим. Там, где и наш вывод, сделан из обстоятельств дела, и сознание подсудимого мы можем с доверием отнестись к нему; где они расходятся там есть повод очень и очень призадуматься, ибо 'или вывод неправилен и произволен, или сознание неправдиво И когда вывод сде­лан спокойно и беспристрастно из несомненных данных дела, тогда, очевидно, дознание, с ним несогласное, подлежит большому сомнению. По -этому пути я думаю следовать и в настоящее время.

Кони А.Ф.

Речь по делу об утоплении крестьянки Емельяновой ее мужем.

Господа судьи, господа присяжные заседатели!

Вашему рассмотрению подлежат самые разнообразные по своей внут­ренней обстановке дела; между ними часто встречаются дела, где свидетель­ские показания дышат таким здравым смыслом, проникнуты такою искренно­стью и правдивостью и нередко отличаются такою образностью, что задача судебной власти становится очень легка. Остается сгруппировать все эти сви­детельские показания, и тогда они сами собою составят картину, которая в ва­шем уме создаст известное определенное представление о деле. Но бывают дела другого рода, где свидетельские показания имеют совершенно иной характер, где они сбивчивы, неясны, туманны, где свидетели о многом умалчи­вают, многое боятся сказать, являя перед вами пример уклончивого недоговариванья и далеко не полной искренности. Я не ошибусь, сказав, что настоящее дело принадлежит к последнему разряду, но не ошибусь также, прибавив, что это не должно останавливать вас, судей, в строго беспристрастном и особенно внимательном отношении к каждой подробности в нем. Если в нем много на­носных элементов, если оно несколько затемнено неискренностью и от­сутствием полной ясности в показаниях свидетелей, если в нем представляют­ся некоторые противоречия, то тем выше задача обнаружить истину, тем более усилий ума, совести и внимания следует употребить для узнания правды. Зада­ча становится труднее, но не делается неразрешимою...

...Кончая обвинение, я не могу не повторить, что такое дело, как на­стоящее, для разрешения своего потребует больших усилий ума и совести. Но я уверен, что вы не отступите перед трудностью задачи, как не отступила перед ней обвинительная власть, хотя, быть может, разрешите ее иначе. Я на­хожу, что подсудимый Емельянов совершил дело ужасное, нахожу, что, поста­новив жестокий и несправедливый приговор над своею бедною и ни в чем не повинною женою, он со всей строгостью привел его в исполнение. Если вы, господа присяжные вынесете из дела такое же убеждение, как и я, если мои доводы подтвердят в вас это убеждение, то я думаю, что не далее как через не­сколько часов, подсудимый услышит из ваших уст приговор, конечно, менее строгий, но, без сомнения долее справедливый, чем тот, который он сам произ­нес над своею женою.

Лисий