Отечественная и заграничная война

Кто нам помог? Зима, Барклай иль русский Бог?

Александр Пушкин

В 1815 г. в Москве вышла книга Федора Глинки под длинным заглавием: «Письма русского офицера о Польше, австрийских владениях, Пруссии и Франции; с подробным описанием похода россиян противу французов в 1805 и 1806, так же и отечественной и заграничной войны с 1812 по 1815 годы». В книге молодого офицера, ставшего потом популярным поэтом, обращает внимание отраженное в заглавии разграничение Отечественной войны и заграничной, т.е. борьбы с армией Наполеона, вторгшейся в Россию, и заграничного похода русской армии, дошедшей до Парижа.

Тильзитский мир открыл, казалось, эру спокойствия, дал возможность заняться внутренними делами. Короткая война со Швецией, военные действия против Турции и Персии были «малыми войнами», не отвлекавшими значительных ресурсов. Наполеон соблазнял совместным походом в Индию, чтобы ударить англичан с тыла, и в Петербурге слушали. Идея не была совершенно новой. Павел 1 за два месяца до смерти отправил донскому атаману Орлову приказ выступить против Индии с точной диспозицией: «От нас ходу до Индии: от Оренбурга — месяца три, да от нас туда месяц, а всего четыре месяца». От Оренбурга следовало «с артиллерией идти прямо через Бухарию и Хиву на реку Индус и на заведения английские, на ней лежащие». Император Павел обещал донским казакам и их атаману: «Все богатства Индии будут наградой за вашу экспедицию».

В Петербурге серьезно о походе в Индию не думали. Союз с Наполеоном оборачивался трудностями, размеры которых Александр не предвидел. Ценой союза с Францией было участие в континентальной блокаде, которая начала сказываться на русской экономике. Наполеон со своей стороны обещал помочь России приобрести Дунайские княжества — в действительности он помогал (тайно) Турции. Александра беспокоило создание Варшавского княжества и неясность французских планов по отношению к «польскому вопросу». Александр решил встретиться с Наполеоном, чтобы выяснить все недоразумения. Император французов никак не мог найти время для свидания. В июле 1808 г. французская дивизия, окруженная в испанских горах под Байленом, сдалась партизанам. Это была незначительная часть наполеоновской армии, вторгшейся в Испанию, но «по своему моральному впечатлению это был удар, какого еще не переживала наполеоновская Франция»⁵⁵.

Одним из результатов Байленской капитуляции была встреча двух императоров в Эрфурте в сентябре 1808 г. Наполеон нашел время.

Накануне отъезда в Эрфурт Александр получил меморандум от Адама Чарторыйского, в котором бывший министр иностранных дел остро критиковал союз с Францией. Чарторыйский, в частности, писал, что Наполеон «будет обязательно стремиться к унижению России. До тех пор пока она будет послушна его желаниям и способствовать выполнению его планов, он, пожалуй, оставит ее в покое, но едва он заметит сопротивление, Наполеон попробует сокрушить ее силой...» Адам Чарторыйский представил своему давнишнему другу мрачную картину будущего: Наполеон вторгается в Россию, доходя до Двины и Днепра, помогает туркам, восстанавливает польское королевство, освобождает русских крестьян, разрывает империю на куски, создавая на ее территории несколько независимых королевств⁵⁶. В Эрфурте Александр нашел неожиданное подтверждение опасений князя Чарторыйского — Талейран предложил свои услуги российскому императору в качестве советника и тайного союзника. Талейран советовал сопротивляться Наполеону, поддерживать его противников и таким образом спасти Европу.

В Эрфурте Наполеон твердо обещал поддержать русские притязания на Дунайские княжества, согласился прекратить оккупацию Пруссии (Александр никогда о ней не забывал), но получил взамен обещание России присоединиться к Франции, если на нее нападет Австрия. Едва вернувшись в Петербург, Александр I начал секретные переговоры с венским двором. Австрийский посол в России князь Шварценберг после беседы с императором передал в Вену, что Россия не окажет действенной помощи Франции в случае войны. Содержание секретных переговоров стало известным только в начале XX в.⁵⁷. Поощряя Австрию выступить против Наполеона, Александр хотел не только ослабить Францию, но и приобрести союзника против планов воссоздания Польши. Получив сигнал из Петербурга, Австрия начала войну, вторгшись в Баварию и Варшавское герцогство. Поражение под Ваграмом (июль 1809) вынудило Австрию подписать Венский мирный договор (октябрь 1809), по которому она, в частности, теряла значительную часть своих польских владений. Наполеон включил завоеванные провинции в состав Варшавского герцогства, предложив Александру в качестве взятки Тернополь. Население герцогства увеличилось почти на 2 млн. человек, были объединены 3/4 этнографической Польши.

Австро-французская война закончилась неожиданно для России значительным увеличением Варшавского герцогства и возрождением (еще очень небольшой) национальной армии под командованием Понятовского. Николай Карамзин, осуждая Тильзитский договор, видел одним из его важнейших пороков согласие на создание зародыша Польши. Для русского историка и политического писателя Польша не должна была существовать «ни под каким видом, ни под каким именем». Лучше было, — писал он, — «согласиться, чтобы Наполеон взял Шлезвиг, самый Берлин, нежели признать Варшавское герцогство»⁵⁸. Существование Варшавского герцогства, зародыша возможного возрождения Польши, вызывало политические трения, грозившие франко-русскому союзу. Одновременно не переставали нарастать экономические причины, подкапывавшие основания Тильзитского договора. Континентальная блокада была явно невыгодна для России. Англия закупала в России дешевое сырье — лес, лен, пеньку, хлеб, платя за него золотом или ценными фабричными изделиями. Франция предпочитала приобретать сырье ближе (везти его из России сухопутным путем обходилось слишком дорого), а продавать в Россию лионский шелк и другие предметы роскоши, за которые необходимо было расплачиваться золотом.

Трианонский таможенный тариф, утвержденный Наполеоном в августе 1810 г., разрешал ввоз колониальных товаров, попадавших на континент контрабандой, но принуждал платить за них очень высокую пошлину. Это было терпимо для стран, уже обладавших зачатками развитой промышленности (Саксония, западная Германия, Бельгия, северная Италия), и теснее связывало их с Францией. Это было совершенно нестерпимо для стран, вывозивших сырье: Швеции, северо-восточной Германии, России.

На Трианонский тариф Александр 1 ответил в декабре 1810 г. введением нового русского таможенного тарифа, который предусматривал высокие, иногда запретительные пошлины на предметы роскоши (шелковые материи, кружева и т.п.) и суровое наказание за контрабандную торговлю этими предметами. Это было формальным нарушением условий Тильзитского договора. Французские историки говорят о «настоящей измене»⁵⁹. Как личное оскорбление Александр I воспринял нарушение Тильзитского договора Наполеоном, включившим в состав французской империи все ганзейские города с прилегающими территориями, в том числе герцогство Ольденбургское — владение отца императрицы Елизаветы. В числе прямых причин войны 1812 г. называют нередко «Ольденбургское дело». Наполеон подписал декрет о присоединении герцогства к Франции 22 января 1811 г. Но до этого, 25 декабря 1810 г., Александр в письме князю Чарторыйскому изложил план внезапного вторжения в герцогство Варшавское и Пруссию русских войск. Это был план превентивной войны, предупреждавшей нападение Наполеона, которое представлялось неминуемым.

План Александра строился на смелой, шедшей вразрез с традиционным взглядом идее — восстановлении Польши. Император объяснял Адаму Чарторыйскому, что прокламация воссоздания польского королевства будет предшествовать началу войны. Александр возлагал на своего друга, бывшего члена Негласного комитета, миссию: получить единогласное решение польского народа и армии вступить в союз с Россией. Решение должно было быть гарантировано декларацией, подписанной польскими политическими и военными лидерами. Адам Чарторыйский ответил 6 января 1811 г. письмом, в котором утверждал, что преодолеть привязанность поляков к Наполеону можно в случае восстановления конституции 3 мая 1791 г.; объединения всех польских земель под единым скипетром; открытия Польше выхода к морю. 12 февраля Александр I ответил согласием. Возрожденная Польша — это было условием императора — вступала в унию с Россией. «Пока я не буду уверен в сотрудничестве поляков, я не могу начать войну против Франции». Миссия Адама Чарторыйского закончилась неудачей: польские лидеры выбрали союз с Наполеоном. 1 апреля 1812 г., после долгого молчания, Александр I написал Чарторыйскому, что откладывает свой план, ибо он стал слишком широко известен, предупреждал не доверяться слишком Наполеону. Император заключил: «Вы должны помнить о несчастьях, которые станут уделом поляков, если, став под французские знамена, они дадут России основание для мести...»⁶⁰.

План Александра был свидетельством убеждения, что война с Францией неизбежна и необходима. Убеждения, что за возможность начать ее первым можно заплатить такую высокую цену, как возрождение Польши. Множество причин были непосредственным поводом войны: личная обида Александра на Наполеона, антинаполеоновские настроения придворных кругов, опасавшихся, в частности, восстановления враждебной России Польши, трудности, переживаемые русской экономикой в связи с континентальной блокадой, подстрекательская антифранцузская деятельность лондонского Сити и т.д. Неизбежность войны объяснялась столкновением за гегемонию в Европе. Наполеон, чтобы победить Англию, должен был нейтрализовать или победить Россию. Александр хотел спасти Европу от тирана.

24 июня (по старому стилю) 1812 г. большая армия Наполеона перешла Неман между Ковно и Гродно: вторжение в Россию началось. В первый раз после 1612 г. иноземные войска вступили на территорию Российской империи. 129 лет спустя — 22 июня 1941 г. — гитлеровская армия вторглась в Советский Союз — память о победе над Наполеоном утешала советских людей в первый период войны, когда советская армия терпела поражение за поражением. В память о схватке с Наполеоном война с гитлеровской Германией также стала называться — Отечественной.

Было немало аналогий между двумя Отечественными войнами. Наполеон и Гитлер выбрали июнь для вторжения. И русская, и советская армии были захвачены врасплох, несмотря на то, что разговоры о воине шли очень давно. Планы Александра и Сталина были рассчитаны на наступление: все запасы амуниции и провианта были выдвинуты к самой границе и сразу же достались противнику. Наполеон и Гитлер подняли на восток многонациональные армии. С Наполеоном, как говорили в России, пришло «двунадесять языков», двадцать языков: вместе с французами шли немцы из завоеванных княжеств, но также бывшие союзники по антинаполеоновским коалициям австрийцы и пруссаки, швейцарцы, итальянцы, голландцы и т.д.

По традиции говорят о шестисоттысячной «Большой армии». Наполеон на острове св. Елены вспоминал, что у него было 400 тыс. солдат вместе с союзниками. Михаил Покровский считает, что примерно такова и была численность армии вторжения⁶¹. Тем не менее, это была самая крупная армия, какую Франция когда-либо выдвигала на одном театре войны. Притом она была в два раза больше русской армии.

В Европе мало кто сомневался в победе Наполеона. В его руках был решающий, казалось, козырь: гипнотическая сила гениального полководца, победителя в бесчисленных сражениях. Первые месяцы войны подтвердили всеобщую уверенность: русские армии отходили на восток, оставляя территорию французам. Наполеону не удавалось, однако, заставить противника вступить в решающее сражение, которое император французов должен был — по обыкновению — выиграть. Историки нередко говорят о «скифской тактике» заманивания французской армии в глубь России как о задуманном плане, принятом после отказа от превентивного вторжения в Польшу. Сталин, имея за плечами победу над Германией, вспоминал о «старых парфянах, которые завлекли римского полководца Красса и его войска в глубь страны, а потом ударили в контрнаступление и загубили их». По мнению генералиссимуса Сталина, знал об этом «наш гениальный полководец Кутузов, который загубил Наполеона и его армию при помощи хорошо подготовленного контрнаступления»⁶².

Русские армии отходили, ибо генералы ссорились между собой, ибо планов военных действий не было, а когда их составляли — они не выполнялись. Командующий главной западной армией (военный министр с 1810 г.) Барклай де Толли (1761—1818) был непопулярен из-за своего немецкого происхождения. Недостаточным русским патриотизмом командующего объясняли отступление армии в глубь страны. Наполеон точно знал только одно: разгромить Россию необходимо очень быстро. На теле его империи зияла открытая рана Испании, вторую рану — российскую — она вынести не могла бы. Военный план логичен: поход не на столицу, Петербург, а на центр экономической жизни, Москву, которая была важнейшим узлом речных дорог, практически единственных грузовых трактов. Петербург отрезался от снабжения его хлебом провинций, Александр блокировался в столице и должен был принять условия Наполеона. Политического плана похода на Россию не было. Император французов понимал, что оккупировать Россию он не может, он не имел намерений расчленять ее, что было бы очень выгодно Австрии и Пруссии, усиление которых было бы невыгодно Франции. Наполеон предполагал восстановить Польшу — барьер против России. Мечтал о том, что после победы над Россией Европа станет единым пространством — без границ и виз: жители Парижа, Москвы, Варшавы, Берлина, Вены, Рима везде будут у себя дома. В обозе «Большой армии» были прокламации об отмене крепостного права, но Наполеон так и не решился сделать в России то, что сделал в Германии.

Война в России оказалась непохожей на привычные кампании. Всюду таились неожиданности. Тропические ливни превратили дороги в реки грязи, по которым еле передвигали ноги кавалерийские кони, не выдерживая тяжелых переходов; плохо кормленные, они падали тысячами. Готовясь к походу, французское командование приготовило и раздало по всем полкам перегравированную русскую официальную карту. Она была такой плохой, что пользование ею приводило к самым печальным последствиям. Французские командиры не знали, где они находятся. Неожиданным было и упорное сопротивление отходивших русских солдат.

Старая смоленская крепость, помнившая бои с Баторием, успешно отражала атаки французов. Город был взят только когда русские решили его сдать. Сдача Смоленска была смягчена назначением на пост главнокомандующего всеми вооруженными силами России Михаила Кутузова (1745—1813), возведенного накануне в княжеское достоинство. Со времен Аустерлица старый полководец был неприятен Александру. Давление столичного мнения, требовавшего решительных действий и русского во главе армии, вынудило императора призвать Кутузова.

Обилие немцев (прибалтийских или уроженцев немецких государств) было характерной чертой российской императорской армии. Из 16 корпусных командиров семь были немецкого происхождения. В армии Кутузова было 69 немецких генералов, 96 полковников и капитанов, около 760 офицеров низшего ранга⁶³. Как правило, это были исполнительные, дисциплинированные командиры, в которых армия нуждалась. Но было хорошо известно, что император благосклонен к ним и что немецкое происхождение значительно облегчает военную карьеру. Ходил по России рассказ о разговоре между Александром I и прославленным генералом Ермоловым. В ответ на вопрос императора, чем он может еще наградить завоевателя Кавказа, генерал будто бы ответил: произведите меня в немцы.

Князь Кутузов, новый главнокомандующий, продолжал следовать тактике Барклая де Толли, уводя русскую армию в глубь страны, избегая сражения, которого искал Наполеон.

У стен Москвы, под Бородино, состоялось сражение, великолепно описанное в сотнях книг, прежде всего в «Войне и мире» Льва Толстого. Несмотря на множество свидетельств участников, очевидцев, несмотря на серьезнейшие исследования военных историков, остается неясным, сколько войск было у Наполеона, сколько у Кутузова, какие были потери. В пятидесятилетие Бородинской битвы один из ее участников, генерал Липранди составил сводку иностранных работ об Отечественной войне. 28 авторов считали, что численное превосходство было на стороне французов, 13, держались противоположного мнения, 11 утверждали, что силы были равны. Точно такой же разброд в определении потерь. Официальный историограф Отечественной войны 1812 г. А.И. Михайловский-Данилевский определил русские потери в 57—58 тыс. (убитые и раненые), сто лет спустя советский демограф говорит о 38506 убитых, раненых, пропавших без вести⁶⁴. Ссылаясь на французские источники, он считает, что французы потеряли под Бородино 58478 человек⁶⁵, а Михаил Покровский оценивает французские потери в 28 тыс. человек⁶⁶.

Расходятся мнения и о том, кто же одержал победу в кровавом сражении. Бесспорным для всех результатом был захват французами Москвы, после того как русское командование решило не защищать старую столицу. Вступив в Москву 2 сентября, Наполеон оставался в ней пять недель. Во время пребывания в Москве французы обнаружили, что они не имели представления о России. Впервые они заняли большой город, в котором практически не было производителей. Пока в нем жители потребители — помещики с челядью, — в городе было все, крестьяне привозили припасы в изобилии. Когда помещики покинули Москву, оккупантам стало нечего есть. По инициативе генерал-губернатора Ростопчина город был подожжен. Главное же, Александр не изъявлял желания начать переговоры о мире, которых ждал Наполеон. Французская армия вышла из Москвы и стала отступать к польской границе, откатываясь все быстрее и быстрее, разлагаясь все больше и больше. Не имея продовольствия, солдаты грабили местное население, которое стало сопротивляться все успешнее и успешнее. Историк-марксист Михаил Покровский, подозрительно относившийся к разговорам о патриотизме, искавший материальную базу всех чувств, пишет: «Мародерство автоматически создавало сначала в окрестностях Москвы, а затем и далее то, чего не удавалось достигнуть красноречию правительственных манифестов и воззваний: народную войну». Как выразился Лев Толстой: «Поднялась дубина народной войны».

Полной неожиданностью оказались морозы. В Москве Наполеон велел представить ему сведения о температуре в средней полосе России за 20 последних лет. Он узнал, что сильные холода начинались только в декабре, а в ноябре самая низкая температура — минус 10 градусов. 1812 год оказался исключением: сильные холода пришли уже в октябре. Перед Березиной русское командование не сомневалось, что Наполеон будет взят в плен. Свидетельством этого убеждения, красноречивым свидетельством разгрома французской армии, был приказ адмирала Чичагова, командовавшего одной из армий, распространенный среди солдат и населения. В приказе давались приметы императора французов: «Он роста малого, плотен, бледен, шея короткая и толстая, голова большая, волосы черные. Для вящей надежности ловить и привозить ко мне всех малорослых»⁶⁷.

Поход Наполеона в Россию продолжался полгода: за шесть месяцев император французов дошел от Немана до Москвы и вернулся, потеряв армию, потерпев самое сокрушительное поражение в своей военной карьере. Не имея ясной цели, надеясь вынудить Александра подписать мир, Наполеон проиграл схватку за гегемонию в Европе. Россия ее выиграла.

Прежде всего, выиграл Александр. После вступления французов в Москву петербургский двор хотел лишь одного: мира. За него были мать-императрица, брат Константин. Александр слышать о мире не хотел. Он хотел продолжать войну до победы, до изгнания врага из России. О причинах победы размышляли современники, спорят историки. Пушкин лаконично изложил три основные причины, которыми объясняли разгром Наполеона современники войны: план Барклая де Толли, морозы, отнявшие жизненную силу у непривычных захватчиков, русский Бог — покровитель России. Современники отмечали как важный фактор взрыв патриотизма, сплотившего народ против чужеземной армии. С легкой руки Льва Толстого этот фактор — воля русского народа, сражавшегося на своей земле за свою землю против захватчиков, — стал выдвигаться историками на первое место. Одновременно стала расти роль полководческого гения Михаила Кутузова, которого не видели современники.

Важной причиной победы были военные качества русской армии. Фридрих фон Шуберт, родившийся в Петербурге сын немецкого астронома, приглашенного Академией наук, молодым офицером воевавший с Наполеоном, писал о товарищах по оружию: «В то время русская армия была великолепной, это были еще солдаты Екатерины и Суворова, полки гордились своими старыми именами и старой славой. Солдат видел во враге еретика, врага своей церкви и бунтовщика против российского императора... Многие из генералов были необразованны и глупы, офицеры, как правило, неотесанны, они много пили, играли в карты. Но никому не приходило в голову критиковать действия и планы командования. Все были согласны: их долг стоять насмерть на том месте, куда их поставили»⁶⁸.

Отечественная война закончилась на берегах Березины. Многие соратники Александра, прежде всего князь Кутузов, считали, что Наполеон изгнан из России — цели войны достигнуты. Нам нет дела до Европы, — твердил Кутузов, — они сами все уладят между собой. Александр думал иначе: освободив Россию, он хотел освободить Европу. Царя обвиняли в том, что он жертвует русскими интересами, желая помочь бывшим и будущим врагам — западноевропейским государствам. Его упрекали в тщеславии: Наполеон был в Москве, он будет в Париже. В желании продолжать войну, перенеся ее за границы Российской империи, был, однако, трезвый расчет. Александр видел в наполеоновской Франции непримиримого врага России: почти 20 лет Россия воевала с Францией, останавливаясь на короткие передышки. «Большая армия» была разбита, но не уничтожена: погибли в основном молодые рекруты и «союзники», кадры уцелели и стали ядром новой армии, которая позволила Наполеону воевать еще два года.

Трезвые геополитические соображения сочетались, как всегда у Александра I, с прекрасными мечтами о всеобщем счастье. «Возвратить каждому народу полное и всецелое пользование его правами и учреждениями, поставить как их всех, так и нас под охрану общего союза, охранить себя и защитить их от честолюбия завоевателей, — таковы суть основания, на которых мы надеемся с Божьей помощью утвердить эту новую систему», — такова была программа Александра для Европы. Его «система» мало чем отличалась от программы ликвидации границ и утверждения всеобщего благосостояния, которую провозглашал Наполеон. Для двух благодетелей в Европе места не было.

Русские солдаты, вступившие на территорию герцогства Варшавского, были встречены холодно и мрачно поляками и восторженно евреями, выражавшими горячий русский патриотизм, который был одновременно проявлением неприязненных чувств по отношению к полякам. Выход к границе герцогства был ознаменован публикацией манифеста о победе — изгнании Наполеона из России. За неделю до обнародования манифеста генерал Йорк фон Артенбург, командовавший прусским корпусом, входившим в «большую армию», вступил в тайные переговоры с представителем Александра генералом Дибичем. 30 декабря 1812 г. в Тауроггене было подписано соглашение: прусский корпус объявлял о своем нейтралитете, переставал воевать на стороне французов. Через несколько месяцев был подписан договор между Россией и Пруссией о союзе. «Таурогген» стал символом неожиданного поворота в русско-германских отношениях: о нем вспоминали, например, в 1922 г. при подписании Рапалльского договора между советской Россией и Германией, в 1939 г. при заключении пакта Сталин—Гитлер.

Союз России и Пруссии стал ядром новой антинаполеоновской коалиции, начавшей очередные военные действия против восстановленной (частично) французской армии. Прусское население — в отличие от поляков — встречало русских солдат как освободителей. В Пруссии, затем в других германских государствах началось народное движение против французских захватчиков. В июле 1813 г. Австрия объявила войну Франции, присоединилась к антинаполеоновской коалиции. Четвертым ее членом стала Швеция, где наследником престола был французский маршал Бернадотт.

В январе 1813 г. Наполеон, вернувшийся после несчастного похода в Россию в Париж, был еще хозяином Европы. В октябре этого же года у него оставалась только Франция. Вражеские армии вышли к Рейну. В марте 1814 г. император Александр I во главе победоносной армии вступил в Париж. 6 апреля Наполеон отрекся от престола и был сослан на остров Эльбу. Эпоха наполеоновских воин кончилась. Бегство экс-императора с Эльбы, Сто дней его борьбы с коалицией, снова собравшейся на войну, оказались тщетными — империя Наполеона рухнула. После трехмесячного перерыва на войну Венский конгресс, собравшийся перекраивать карту Европы, делить добычу после победы, продолжал свою работу. 9 июня 1815 г. был подписан в Вене финальный документ. Карта Европы была, как потом оказалось, утверждена на сто лет. Договор содержал в себе зерна будущих конфликтов, революций и войн.

Главную роль в окончательном уничтожении империи Наполеона играл Александр 1. После выхода союзных армий к Рейну Англия и Австрия склонялись к миру: Англия не хотела чрезмерного усиления на континенте России, Австрия хотела помешать усилению Пруссии, считая возможным довольствоваться только ослаблением Наполеона (возвращение на французский престол Бурбонов не входило в расчеты Габсбургов). Мнение Александра победило. Война продолжалась до победного конца.

Разногласия между союзниками позволили представителю Людовика XVIII Талейрану играть роль посредника и успешно — в данных условиях — защищать интересы Франции. Англия удержала свои морские завоевания: Мальту, Цейлон, Мыс Доброй Надежды. Австрия получила Иллирию, Тироль, Ломбардию и Венецию, вернув себе влияние на итальянском полуострове. Территориально больше всех выиграла Пруссия, постоянная любимица Александра. Россия сохранила Финляндию (завоеванную у шведов в 1809 г.), Бессарабию (полученную в 1812 г.) и герцогство Варшавское. Александр мечтал включить в российскую империю всю территорию бывшего польского королевства, но под нажимом союзников согласился на передачу Пруссии Познани, а Австрии — Галиции. За собой он оставил титул польского короля или, как значилось в официальном титуле, польского царя. Николай Данилевский, автор «России и Европы», появившейся через полвека после Венского конгресса, пришел к выводу, что война 1812 г. имела «великие нравственные результаты для России. Она могла бы иметь и великие практические результаты, если бы мы, помирившись с Наполеоном, предоставили Германию и Европу их собственной судьбе»⁶⁹.

Александр ни в коем случае этого не хотел, ибо верил, что может влиять на судьбы Европы вообще, Германии в частности.

 

Реакционная декада

 

После 1815 года Россия заняла по-видимому царственную роль в Европе.

Н. Я. Данилевский

На Венском конгрессе Александр был победителем. Он — единственный монарх, непосредственно участвующий в работе «съезда победителей», делящих добычу — имущество побежденного. За ним мощь России, армия, квартирующая в Париже. Но представляет он прежде всего себя. Петр III жалел, что он всего лишь российский император, его мечтой был мундир прусского лейтенанта. Александру тесен российский трон, ибо он мечтает о лаврах спасителя Европы. Современники подчеркивали явно пренебрежительное отношение императора к российским войскам за границей, нежелание отмечать даты побед над французами, прежде всего годовщину Бородинской битвы. Быть может, особенно демонстративно проявлялось отношение Александра к своей империи в выборе руководителей ее внешней политики. С февраля 1814 г. Коллегией иностранных дел управлял дипломат немецкого происхождения Иван (Иоанн) Андреевич Ведемейер, ничем себя не проявивший. Но рядом с ним работали два статс-секретаря: граф Карл (Карл-Роберт) Васильевич Нессельроде и граф Иван (Иоанн) Антонович Каподистрия. Граф Нессельроде (1780—1862), сын католика, немецкого дипломата на русской службе и матери-протестантки, крещенной еврейки, занимал пост министра иностранных дел России сорок лет (1816—1856), больше, чем кто-либо другой в истории страны. Граф Каподистрия (Капо д'Истрия) — родился в 1766 г. на о. Корфу, убит в Навплии (Греция) в 1831 г. — обратил на себя внимание петербургского двора на посту государственного секретаря Республики Семи Соединенных островов, первого в новой истории самостоятельного греческого государства, созданного в 1800 г., протежируемого Россией. Когда в 1807 г., по Тильзитскому договору, Ионические острова были переданы Франции, Каподистрия, продолжавший верить, что только Россия может помочь грекам приобрести независимость, был приглашен на русскую службу.

Бисмарк считал важным качеством государственного деятеля умение «держать на огне два утюга». «Утюгами» Александра I были два статс-секретаря. Один — Нессельроде — убежденный консерватор, поклонник Меттерниха и сторонник проавстрийской политики, другой — Каподистрия — противник «австрийской системы», сторонник конституционной монархии. Карамзин называл Каподистрию «умнейшим человеком нынешнего двора». Император выдвигал вперед то одного, то другого из своих статс-секретарей, меняя политику по своему выбору.

Разгромив Наполеона, победители решили создать новую политическую систему в Европе. 14 сентября 1815 г. в Париже Александр I, австрийский император Франц I и прусский император Фридрих-Вильгельм подписали «Акт Священного союза». Англия отказалась формально присоединиться к акту, но согласилась следовать его принципам. В ноябре к акту присоединился Людовик XVIII. В течение 1815—1817 гг. членами Священного союза стали все европейские государства (кроме Турции и папского двора).

Текст акта Священного союза носил необычный для дипломатических документов того времени характер. «Во имя Пресвятой и Нераздельной Троицы» два императора и король торжественно объявили, что будут руководствоваться «заповедями любви, правды и мира», что «соединенные узами действительного и неразрывного братства и, почитая себя как бы единоземцами... станут подавать друг другу пособие, подкрепление и помощь». Франц I. ознакомившись с актом, сказал: «Если это документ религиозный, то это дело моего духовника, если политический — то это дело Меттерниха». Меттерних в свою очередь назвал акт «смесью либеральных идей с религиозными и политическими».

Австрийский канцлер был прав: акт Священного союза сочетал мечты и фантазии Александра I с политическими планами, реализация которых была часто подчинена мечтам и фантазиям. Кампания, развернутая российским правительством, желавшим разъяснить идеи Священного союза, его цели, привлечь в него новых членов, подчеркивала главное: русская дипломатия стремится к поддержанию мира в Европе. Каподистрия, активный участник кампании, говорил, что договоры, подписанные в 1815 г., главное же акт от 14 сентября — «единственная система, которая может спасти человечество».

Обеспечение мира в Европе, спасение человечества — главная забота российского императора в 1814—1820 гг. Ежегодно, а иногда чаше, собираются конгрессы Священного союза, «Встречи на высшем уровне» — Александр непременный их участник (Аахен, Троппау, Лайбах, Верона). Всюду Александр защищает высшие принципы, проповедует политику, основанную на евангельских заповедях. В 1818 г. в Аахене российский император выступил горячим сторонником запрещения торговли чернокожими рабами. В России в это время люди свободно и законно продавались и покупались, иногда даже без земли. В принципе Александр был против рабства. За свободы. За конституцию. За братство народов. Ему становятся тесны рамки православной церкви.

Новую веру находит обер-прокурор Святейшего синода князь Александр Голицин, в свое время горячий поклонник энциклопедистов. Прочтя впервые в жизни Новый Завет, Александр Голицин вдохновляется жизнью и учением Христа и убеждает своего друга императора прочесть Библию. Александр читает, также впервые в жизни, и принимает взгляды обер-прокурора Священного синода. Война с Наполеоном «Антихристом», «врагом рода человеческого» становится духовной миссией спасения человечества. Продвижение российского императора со своей армией по Европе, после изгнания Наполеона из Москвы, превращается в мистическое паломничество. В Ливонии Александр наносит визит моравским братьям, а затем посещает их главную обитель в Саксонии. В Лондоне в 1814 г. к русскому царю приходят квакеры. Через четыре года они приедут в Петербург и будут приняты Александром, который предложит им вместе с ним внутренне помолиться и предаться медитации. В 1815 г. баварский мистик Франц фон Баадер передал лично императору написанный годом раньше трактат «О вызванной французской революцией необходимости новой и внутренней связи между политикой и религией». Трактат был посвящен князю Голицину, в нем говорилось о необходимости строить просвещение и политику на христианских основах, а христианство — расширять за счет элементов из других религий и мифологий.

Значительное влияние приобрела балтийская баронесса Барбара Юлиана Крюденер (1764—1824). Разведенная с мужем, писательница, темпераментная поклонница немецких пиетистов, баронесса Крюденер предсказывала появление в самом ближайшем времени Христа на горе Арарат, в землях, завоеванных русскими на Кавказе, и главенствующую роль Александра в царстве Божьем на земле. В это же время в Петербурге большое влияние на придворные круги, в первую очередь на князя Голицина, приобрела Екатерина Татаринова (урожденная Буксгевден), жена полковника, погибшего на войне. Она организовала кружок, в котором хлыстовские и скопческие идеи сочетались с православными. Американский историк Джеймс Биллингтон сравнивает влияние группы «привлекательных женщин» (в нее входили также Зинаина Волконская и графиня Орлова-Чесменская) на реакционеров вокруг Александра с влиянием женщин на консервативных бояр в эпоху царя Алексея.

Словарь акта Священного союза свидетельствует о влиянии пиетистов на Александра, убежденного своими собеседниками-мистиками в том, что Священный союз — это ответ на Французскую революцию и что он, российский император, является инструментом в руках Бога. Католическое влияние начала царствования, пришедшее ко двору Александра по наследству из эпохи Павла, уступило место протестантскому. Для Александра и католицизм, и протестантство как бы дополняли и расширяли православие, открывали путь к всемирному духовному братству, лучшим воплощением которого был он.

Система мира в Европе, созданная Венским конгрессом и поставленная на религиозно-идеологический фундамент, очень быстро начала давать трещины. В 1819 г. в Мангейме студент теологического факультета Иенского университета Карл Занд зарезал кинжалом Августа фон Коцебу, посредственного немецкого драматурга, долгие годы состоявшего на русской службе и с 1814 г. издававшего «Русско-немецкий народный листок», пропагандировавший на немецком языке идеи Священного союза. Занд убил Коцебу как «предателя Отечества», и «зандов кинжал» стал символом борьбы за свободу, знаком родившегося современного национализма. Убийство Коцебу, а затем казнь Занда произвели огромное впечатление в России, оказали сильное влияние на умы просвещенной молодежи. В феврале 1820 г. парижский рабочий Пьер-Луи Лувель заколол наследника французского престола герцога Беррийского. Пушкин показывал в театре портрет Лувеля с надписью «Урок царям» и был за это выслан из Петербурга.

1820-й год начинается революцией в Испании. Военный мятеж, возглавленный Рафаэлем Риего, вынуждает Фердинанда VII вернуть стране конституцию 1812 г., которую он отменил после победы над Наполеоном. Три месяца спустя тайное общество «карбонариев», «угольщиков» поднимает революцию в королевстве обеих Сицилии, в июле неаполитанский гарнизон вынуждает короля Фердинанда I дать королевству конституцию. Новое имя — Риего, новое слово — «карбонарии», входят в политический язык эпохи, в том числе в русский.

Революции на юге Европы имеют своей целью установление конституционных режимов и национальное объединение. Конституции должны были обуздать тираническое правление королей, национальное объединение казалось необходимым, ибо Германия и Италия существовали лишь как географические понятия. Венский конгресс создал Германскую конфедерацию, состоявшую из 39 государств. Это был прогресс, ибо в 1789 г. их насчитывали 360, а в 1803 г. — 82, но националисты хотели иметь единую Германию. На Аппенинском полуострове число государств было сокращено с 10 до 8.

Конгресс в Троппау (осень 1820 г.) сформулировал принцип вмешательства: всякое государство, в котором победит революция, исключается из Священного союза; в случае, если революция угрожает спокойствию других стран, державы-союзницы должны вмешиваться, используя сначала «дружеские увещевания», а затем «силу обуздывающую» для восстановления порядка.

Революция в Испании, Италии, национальное движение в Германии непосредственно угрожали интересам Австрии. Меттерних, нуждавшийся в Александре, убеждал российского императора в том, что и его страна живет лишь в кажущемся спокойствии, что революция угрожает и ей. Как бы подтверждая правоту слов австрийского канцлера, в Петербурге вспыхнул бунт солдат гвардейского Семеновского полка против бесчеловечно жестокого командира полковника Шварца. Александр получил донесение о бунте в Троппау.

Весной 1822 г. конгресс в Лайбахе «уточнил» основы принципа вмешательства: Священный союз не отвергал «полезных или необходимых изменений», но допускал их только в том случае, если они истекают из «свободной воли, обдуманного и просвещенного решения тех, кому господь вверил власть». Союз разрешал «революцию сверху», совершенную легитимным государем. Испытанием системы Священного союза стало восстание греков против турецкого владычества, за независимость. Александр переживал трудный конфликт между идеалами и реальностью. Греческое восстание было бунтом против легитимного монарха — турецкого султана. Но восстание поднял Александр Ипсиланти, сын молдавского и валахского государя, служивший в русской армии, флигель-адъютант императора. В феврале 1821 г. он вышел во главе кавалерийского отряда с русской территории, чтобы в Яссах объявить о начале борьбы за освобождение Греции.

Россия отказалась помочь православным грекам. «Я покидаю дело Греции, — заявил Александр на конгрессе в Вероне, — потому, что усмотрел в войне греков революционные признаки времени». Александр выбрал идеологию — борьбу с революцией, предпочтя ее реальной политической возможности серьезного ослабления Турции и освобождения Сербии, Валахии, Молдавии, Греции. Современники и многие историки видели в действиях Александра руку Меттерниха, не желавшего ослабления Оттоманской империи, поскольку это означало усиление России. «Вместо того, — писал Николай Данилевский, оценивая политику Александра, — чтобы быть знаменосцем креста и свободы действительно угнетенных народов, мы сделались паладинами консерватизма...» Идеолог славянофильства делает вывод: «Чем искреннее и бескорыстнее усваивали мы себе одну из европейских точек зрения, тем глубже ненавидела нас Европа, никак не хотевшая верить нашей искренности и видевшая глубоко затаенные властолюбивые планы там, где была только задушевная преданность европейскому легитимизму и консерватизму»⁷⁰.

Победа над Наполеоном, принесшая Россия «царственное положение» в Европе, разорила страну. К тяжести победоносной войны добавлялась тяжесть внешней политики. В мирное время Александр содержал почти миллионную армию (в 1825 г. она насчитывала 924 тыс. человек, втрое больше, чем при его восшествии на престол), чтобы поддерживать систему Священного союза.

Военные поселения показались Александру радикальным ответом на экономические проблемы, связанные с необходимостью содержать огромную армию. Существовавшие сорок лет — последние десять лет царствования Александра I и все царствование Николая I — поселения были наиболее ярким примером реализации утопической идеи, какую знала Россия до 1917 г. Пришла она, как, кажется, все утопии, с Запада. Реализация была — русской.

Первый опыт был проведен еще до войны 1812 г. Прусский военный министр Шарнгорст, обходя условия Тильзитского мира, сократившего численность прусской армии, создал систему ландвера: солдаты обучались военному делу, не отрываясь от места жительства. В 1809 г. метод Шарнгорста был испытан в России. В Могилевской губернии был поселен полк солдат. Крестьяне деревень, отведенных для поселения, были высланы в Новороссию — большинство погибло в дороге. Во время войны с Наполеоном Александр ознакомился со статьей французского генерала Сервана, военного министра в 1793 г., составившего проект агро-милитарных поселений. Статья была переведена на русский язык, ибо генерал Аракчеев, которому император поручил реализацию проекта, плохо знал французский.

Военные поселения — в умах современников и потомков — неразрывно связаны с именем Аракчеева. Граф Аракчеев, занимавший с 1810 г. пост председателя департамента военных дел Государственного совета (до этого, с 1808 г., он был военным министром), был назначен главным начальником военных поселений. И с необыкновенной старательностью, равной лишь его жестокости, Аракчеев приступил к их организации. Алексей Аракчеев (1769— 1834) — один из самых ненавидимых персонажей русской истории. Между тем, он был талантливым организатором, много сделавшим для подготовки русской армии, прежде всего артиллерии, к войне 1812 г. На свои средства Аракчеев основал в Новгороде кадетский корпус, основал около 150 начальных училищ, ремесленных школ и первую в России учительскую семинарию. Одновременно он был человек жестокий, бессердечный, грубый.

Военный историк А. Керсновский, видящий необходимость разоблачения легенд об Аракчееве, пишет, что он имел в жизни только три привязанности: службу — основу и цель существования; артиллерию; государя, которому он служил⁷¹. Долгое время историки называли Аракчеева «злым духом» Александра, считали, что он был вдохновителем «реакционной декады». Документы свидетельствуют, что самые важные бумаги, подписанные Аракчеевым, составлялись по черновикам самого императора. Аракчеев, которого называют «отцом военных поселений», был категорически против их создания. Вместе с другими старшими военачальниками во главе с Барклаем де Толли он убеждал Александра отказаться от проекта. На коленях он умолял: «Государь, Вы образуете стрельцов». Александр I был непреклонен и заявил: «Поселения будут устроены, хотя бы пришлось уложить трупами дорогу от Петербурга до Чудова».

Аракчеев был последним фаворитом в русской истории, последним в линии, великолепно представленной князем Курбским или светлейшим князем Потемкиным. После Аракчеева у русских императоров были приближенные, но не было людей, которым они отдавали бы часть (реальную) власти, оставаясь в стороне или над ней. Главным достоинством Аракчеева в глазах Павла I, нашедшего в нем преданного слугу, и в глазах Александра I была — верность императору. Эта верность делала главу военных поселений идеальным слугой и, поскольку он был отличным администратором, идеальным бюрократом. В конечном счете, для Аракчеева было безразлично, что делать, — важен был приказ государя. Когда Александр потребовал от него подготовить проект освобождения крестьян, Аракчеев приготовил либеральный проект, хотя был консерватором. Когда он получил приказ создать поселения, он их создал, хотя идея ему казалась опасной.

Генерал Серван предлагал создать военные поселения на границах империи — это делали еще древние римляне. Шарнгорст сумел создать новую прусскую армию, но ландверман два месяца в году был солдатом, остальное время был крестьянином. Русская система, основанная на военной службе, длившейся 25 лет, позаимствовала идею у Запада: солдат одновременно землепашец, крестьянин одновременно солдат. Аракчеев опасался возрождения стрелецкого войска, с таким трудом и такой кровью ликвидированного Петром I. Для предотвращения опасности была создана система тотального контроля.

Указ о военных поселениях был издан 9 июля 1817 г. Но движение полков в назначенные им места началось в 1815 г. Учитывая опыт могилевских поселений, решено было коренное население не выселять, а оставить на месте, влив в него войско. Все частные имения — помещичьи усадьбы — в черте военных поселений были отчуждены. Все подверглось детальной регламентации: от формы одежды, внешнего и внутреннего вида домов, военных упражнений до обязательных правил при кормлении детей и приготовления одинаковых кушаний в одно и то же время. Мальчиков семи лет забирали в батальоны кантонистов, где они оставались до 12 лет. После чего они возвращались в семью — помогать родителям по хозяйству. С 18 лет они становились в строй на 25 лет солдатской службы.

Великий русский сатирик Салтыков-Щедрин изобразил в «Истории города Глупова» военные поселения, как реализацию «мрачного бреда» одного из самых безумных градоначальников Угрюм-Бурчеева. Поразительно, что писателю не пришлось ничего придумывать — реальность военных поселений превосходила фантазию самого безжалостного сатирика. Главной особенностью военных поселений была их абсолютная бесполезность. Отрываемые от сельскохозяйственных работ для военной муштры, крестьяне забрасывали свои поля; отрываемые от обучения военному делу на сельскохозяйственные работы, солдаты знали только «шагистику» и не умели даже стрелять.

«Потемкинские деревни» стали — не только в русском языке — синонимом подмены реальности картонной видимостью. Военные поселения были царством видимости, мнимости. Дома содержались в идеальном порядке, но печи на кухнях запрещалось топить, чтобы они не портились; дороги поражали свои благоустройством, но по ним нельзя было ездить; через реки были переброшены отлично построенные мосты, но поселенцы должны были искать броды.

Моделью военных поселений была прусская казарма, но казарма, построенная напоказ, — театральная декорация казармы. Историк русской армии замечает, что очковтирательство существовало в русской армии (как и во всех других армиях) и раньше. Но с эпохи военных поселений оно было возведено в систему «и наложило характерный и печальный отпечаток на всю нашу военную жизнь до севастопольского периода»⁷². То есть до поражения русской армии в Крымскую войну.

«Очковтирательство», господство мнимости продолжалось и после 1856 г. Интенсивность «видимости» спадала после поражения, когда становилась очевидной реальность и возрастала, — после побед, приобретая в отдельные эпохи чудовищные размеры. Мнимость, видимость заполняли разрыв между утопической мечтой, становившейся «мрачным бредом», и реальностью, иногда — в периоды высокой интенсивности — заменяя реальность. Мнимость, декорация, прямая ложь создавали впечатление преодоления времени, позволяя верить в преображение действительности уже сегодня, так как для этого не требовалось подлинных усилий для изменения реальности.

Идея военных поселений, как свидетельствуют исторические примеры, не была «безумным бредом». При выполнении определенных условий вполне возможно сочетать земледелие и военную подготовку. Великолепный пример имелся в России: казачьи станины. Но казачьи поселения не обеспечивали того, что было нужно Александру, — контроля над подданными, которых он хотел вести к счастью.

Создание военных поселений отражало стремление отца Священного союза восстановить контроль над Россией, который казался ослабленным в результате наполеоновских войн и, главное, в результате выхода русской армии за пределы отечества. Сопоставление с жизнью в Западной Европе было не в пользу России.

Последние десять лет царствования Александра I русские историки назвали «реакционной декадой», отмечая нарастание реакционных тенденций в политике императора. Но, как всегда, Александр I действовал в двух направлениях сразу. Проявлением реакции были военные поселения. Но в 1816, 1817, 1819 гг. были изданы распоряжения, освобождавшие крестьян прибалтийских губерний. Кроме того, в 1818 г. русский император, принявший титул польского царя, открыл в Варшаве Сейм. В России император был самодержцем, в Польше — конституционным монархом.

В двух направлениях осуществлялась русская политика и в области культуры и просвещения. Открываются учебные заведения, распространяются школы взаимного обучения по методу Ланкастера и Беля. Расцвет русской литературы — это время назовут ее «золотым веком» — был в немалой степени обязан бурной журнальной деятельности. С 1802 г. выходит «Вестник Европы», с 1813 — «Сын Отечества», с 1818 — «Отечественные записки», с 1818— 1825 гг. — «Сибирский вестник». Николай Карамзин печатает свою «Историю государства Российского»; публикуются русские летописи и другие исторические источники. Однако с 1818 г. Михаил Магницкий начал «культурную революцию», объявив борьбу «западным идеям», враждебным православию. Личность Магницкого и некоторые из его идей заслуживают внимания, поскольку могут считаться модельными: они встречались в русской истории раньше, будут встречаться и позже.

Михаил Магницкий, происходивший из небогатой дворянской семьи, развивался вместе с александровской эпохой. Служил в гвардейском Преображенском полку, в посольствах в Париже и Вене, был членом масонских лож. Близкий сотрудник Сперанского, он пострадал в связи с падением этого либерального законодателя — был отправлен в ссылку в 1812 г. Вскоре, однако, начал снова делать карьеру (как и Сперанский). К атаке на систему русского просвещения Михаил Магницкий приступил, занимая пост губернатора Симбирска.

Его «анонимные» и открытые письма, в которых он предлагает ввести в России инквизицию, строжайшую цензуру печатных изданий, запретить масонскую деятельность, обращают на него внимание министра просвещения князя Александра Голицина, одного из доверенных советников императора. Михаилу Магницкому поручают провести ревизию Казанского университета. Результаты обследования были для университета катастрофическими. Явившись после шестидневного пребывания в Казани в Петербург, Магницкий привез доклад, в котором настаивал не просто на закрытии Казанского университета, но и на его уничтожении, включая разрушение здания. Александр I поставил на докладе разумную резолюцию: «Зачем разрушать? Лучше исправить». «Исправлять» был отправлен автор доклада, получивший инструкцию: сообщить преподаванию в Казанском университете направление, согласное с началами Священного союза. Из университетской программы была исключена геология как враждебная библейской истории, соответствующие указания были даны и математикам, но особую ярость Магницкого вызывала философия. Он считал ее главным источником «либерализма» и в одном из своих меморандумов предлагал совершенно изолировать Россию от Европы, чтобы даже «слух об ужасных событиях, происходящих там, не дошел до нее».

Последовательный противник Европы, несущей заразу, Михаил Магницкий спорил с Карамзиным, который говорил о беде татарского ига, задержавшего развитие России. Магницкий — один из самых первых «евразийцев», — считал, что татары спасли Россию от Европы и способствовали сохранению православной веры. Взгляды Магницкого, поддержанные куратором санкт-петербургского университета Руничем, а главное монахом-аскетом Фотием, который встречался с императором и произвел на него большое впечатление, были одобрены Александром I. Получив в мае 1824 г. от Фотия записку о мерах, необходимых для «искоренения духовной крамолы», Александр сместил с поста министра народного просвещения и управляющего министерством духовных дел своего старого друга Александра Голицина и назначил на этот пост адмирала Шишкова, писателя, придерживавшегося консервативных взглядов.

Первая записка, представленная Фотием, называлась «План революции, обнародоваемой тайно, или Тайна беззакония, делаемая тайным обществом в России и везде». Дополнительная записка была озаглавлена «О действиях тайных обществ в России через Библейское общество». Фотий имел в виду масонские ложи и отделения Библейского общества. Но в России появились и другие тайные общества. Их обилие, а также деятельность Михаила Магницкого и его единомышленников, побудили Александра в 1823 г. потребовать от всех государственных чиновников подписки о неучастии в тайных обществах. Имелись в виду прежде всего масонские ложи.

Слово «тайное» имело до 14 декабря 1825 г. совершенно невинный смысл. Оно означало — секретное от непосвященных, но не от правительства. Василий Ключевский в курсе истории, который он читал в университете в 80-е годы XIX в., заметил: «Тайные общества составлялись тогда так же легко, как теперь акционерные общества»⁷³. После возвращения русской армии из освободительного похода в Европу тайные общества создаются прежде всего гвардейскими офицерами, составлявшими цвет русского просвещенного общества. Александр Пушкин, говоря о своем старшем друге Петре Чаадаеве, писал: «Он в Риме был бы Брут, в Афинах Периклес. У нас он офицер гусарский». Подполковник Павел Пестель, один из руководителей движения «декабристов», отвечая после ареста на вопрос следователей «с какого времени и откуда заимствовал первые вольнодумные и либеральные мысли?», ответил, что подтолкнули его «к вольнодумным мыслям» рабство и бедность народа, недостатки российского управления, освободительные революции в других странах. Пестель видел, следовательно, необходимость изменения материального положения русского народа и системы управления, признавая, что революции на Западе давали пример.

В 1821 г. Александр получает информацию о существовании тайного общества — Союза благоденствия. Прочитав список наиболее активных членов, он бросил его в огонь, заметив, что не может карать заговорщиков, ибо «в молодости разделял их взгляды». Федор Тютчев, резко осуждая «декабристов», называя их жертвами «мысли безрассудной», начинает стихотворение «14 декабря 1825» словами: «Вас развратило Самовластье...»⁷⁴. Сообщения о тайных обществах, об их планах и составе поступали к Александру, не вызывая в нем желания предпринять какие-либо меры. В июне 1825 г. унтер-офицер 3-го Украинского полка Шервуд, англичанин, поступивший на русскую службу, донес Александру подробности о заговоре, составленном Павлом Пестелем, возглавлявшем Южное общество, базой которого были офицеры Второй армии. Доносов приходило все больше, но император ограничивался распоряжением: «продолжать следствие».

Александр I всю свою жизнь очень много ездил. В последние годы казалось, что большую часть времени он проводит в дорожной коляске. Если прежде он предпочитал поездки на Запад, в конце жизни он путешествует преимущественно по России. В 1823 г. Александр выехал из Царского Села 16 августа, а вернулся через два с половиной месяца — 3 ноября.

За это время он посетил: Ижорский завод, Колпино, Шлиссельбург, Ладогу, Тихвин, Мологу, Рыбинск, Ярославль, Переяславль, Москву, Серпухов, Тулу, Мценск, Орел, Карачев, Брянск, Рославль, Чернигов, Старый Быхов, Бобруйск, Слоним, Кобрин, Брест-Литовск, Ковель, Луцк, Дубно, Острог, Заславль, Проскуров, Каменец-Подольск, Могилев, Хотин, Черновцы, Брацлав, Крапивну, Тульчин, Умань, Замостье, Брест, Сураж, Великие Луки, Царское Село. На карте маршрут Александра выглядит огромным кольцом, в котором кружится русский царь. Осенью 1824 г. Александр едет на восток своей империи: Царское Село, Москва, Тамбов, Чембар, Пенза, Симбирск, Ставрополь, Самара, Оренбург, Илецкая-Защита, Уфа, Златоуст, Миасс, Екатеринбург, Пермь, Вятка, Царское Село.

Биографы отмечают, что в дороге императору приходилось преодолевать различные трудности: поездки не были специально подготовлены, не всегда было достаточно еды, нередко приходилось долго идти пешком. «Зато, — пишет автор психологического портрета Александра, — он мог составить личное представление о том, как жила Россия». И это, пишет историк, развеяло «у него последние остатки иллюзий относительно своих усилий на пользу Отечества»⁷⁵. 13 сентября 1825 г. царь приехал в Таганрог, через десять дней приехала больная императрица. Они поселились в небольшом одноэтажном доме. В начале ноября Александр простудился, 19 ноября он умер. Было ему 48 лет. Сильно не любивший Александра Пушкин написал эпиграмму: «Всю жизнь провел в дороге, а умер в Таганроге».

Смерть Александра I породила множество легенд. Император умер молодым, очень далеко от столицы. Упорно стали ходить слухи о том, что император не умер, но, бросив суету света, ушел нищим странником «в Россию». Легенда о загадочном старце Федоре Кузьмиче, интересовавшая в числе многих других и Льва Толстого, начавшего писать «Посмертные записки старца Федора Кузьмича», продолжает жить и в конце XX в. Некоторые историки считают, что вскрытие гробницы Александра I в Петропавловском соборе в Петербурге могло бы дать окончательный ответ и развеять либо подтвердить легенду. Четверть века Александр I правил российской империей, раздираемый между романтическими мечтами и жестокой реальностью. За три недели до смерти, в Севастополе, во время беседы с начальником Главного штаба И. Дибичем, Александр заметил: «А все-таки, чтобы ни говорили обо мне, я жил и умру республиканцем»⁷⁶. Будущий фельдмаршал Дибич, в 1831 г. командовавший русскими войсками, подавившими польское восстание, был противником либерализма и республиканизма. Император счел, тем не менее, необходимым поделиться с ним своими странными для самодержавного государя чувствами.

Александр Кизеветтер, автор истории России, написанной для «Энциклопедического словаря» в конце XIX в., неизменно отмечал расширение пределов империи после смерти каждого государя. Счет он вел в квадратных милях. В царствование Александра I пространство России увеличилось на 34077 кв. миль⁷⁷. Один из сенаторов, получив известие о смерти Александра, сделал в своем дневнике запись, которая подводила итоги четверти века: «Проследим все события этого царствования, что мы видим? Полное расстройство внутреннего управления, утрата Россией ее влияния в сфере международных отношений... Исаакиевская церковь в ее теперешнем разрушенном состоянии⁷⁸ представляет точное подобие правительства: ее разрушили, намереваясь на старом основании воздвигнуть новый храм из массы нового материала... Это потребовало огромных затрат, но постройку пришлось приостановить, когда почувствовали, как опасно воздвигать здание, не имея строго выработанного плана. Точно так же идут и государственные дела, все делается в виде опыта, на пробу, все блуждают впотьмах»⁷⁹.

Сравнение управления Россией со строительством здания на старом месте из нового материала без плана может быть использовано для описания дел до Александровской эпохи и значительно позднее. Но выражение «блуждать впотьмах» особенно точно отражало положение в России после смерти Александра I. Возникли осложнения с престолонаследием. Умерший император, не имея наследника, завещал Россию своему младшему брату Николаю, отстранив — по его просьбе — среднего брата Константина. Но завещание было секретным.

[300]