Самоценность искусства

В Средние века искусство носило прикладной характер. Оно должно было или украшать жизнь, или отражать иной мир, уводя человека за пределы этого тварного и за пределы своего существования, показывая иное бытие. В эпоху Возрождения искусство впервые приобретает самоценность, оно становится самостоятельной область прекрасного. Появляются отношение художественное, эстетическое к произведениям. Нельзя сказать, что в Средневековье не оценивались художественные произведения искусства, но эта художественность всегда была прикладным, другой стороной богословского отношения.

Красота – это одно из имен Божьих, и любая красота или отражает Бога, или уводит от него. Как потом сформулирует Федор Михайлович Достоевский, есть красота Мадонны, есть красота Содома. Здесь красота появляется как самоценное качество – красота человека, красота природы, красота человеческого тела, красота слова – это тоже появляется именно сейчас. Риторика средневековая тоже бывает прекрасная – плетение словес, но это всегда ведет к тому, чтобы понять, что ведет к смыслу слов. А здесь – красота слова, красота образа, красота линий, красота колорита и т.д. То есть самоценность. Все немножко вычленяется. Вселенная еще не распадается – она потом будет распадаться. Пока это взлет.

Падение состоит в том, что человеку не удалось удержаться на этой вершине, и он потом будет собирать этот мир по осколкам. Пока он стремится еще к целостности этого мира, но все-таки уже выделяет эстетическое чувство, чувство красоты как особое, как отдельное. Место и роль художника, конечно, повышается; впервые рассматривается как самостоятельный уважаемый профессионал, будь он художник, поэт, философ. Разрушаются корпоративные связи, выделяется отдельно личность. И искусство тоже продолжает быть прикладным в смысле науки, то есть оно хорошо само по себе, но оно еще ведет и к познанию. Леонардо скажет: «Живопись – наука и законная дочь природы».

Начинается словесное творчество отдельных поэтов. Мы будем говорить с вами о Данте, а Петрарке. Это все начинается отсюда, потому что они превозносятся уже не просто как люди, которые послужили Богу или святой жизни.

В Средневековье святость все-таки была выше творчества. А здесь человек, пусть он даже проживает свою сложную, иногда очень греховную жизнь, но он превозносится как поэт, как творец или как художник. Это для него главное, то есть творческая возможность, которая приравнивает его к Богу-Творцу. Отсюда понятно, почему Рафаэль получает эпитет «божественный». Главное сочинение Данте «Комедия», как он ее называл, ¾ ее назвали «Божественной комедией». Он сам ее «божественной» не называл.

Если Фома Аквинский считал возможным истолкование мира только через Писание (а Фома был непререкаемым авторитетом в это время), то гуманисты считали, что уже поэзия истолковывает мир. Не только Священное Писание, но и писание отдельных поэтов тоже является таким толкованием и зеркалом этого мира.

Суммируя все сказанное, можно определить, что создается особый тип человека. И это задача эпохи – воспитание нового человека. Еще греческое слово «пайдейя» (воспитание), которое как раз является аналогом латинского слово «humanitas» (человечность) превозносится гуманистами как цель – воспитание нового человека. Человека:

· который одарен всеми дарами, которые дал ему Бог, раскрыл эти дары;

· который стяжал все знания, которые дают ему возможность быть на высоком интеллектуальном уровне;

· который проявил себя в творчестве;

· который не просто прожил свою жизнь, дойдя только до смерти, и лишь бы не согрешить.

Даже пусть рискует чем-то, но он становится человеком во всем его проявлении. Человеком со всеми плюсами и минусами, но реализовавшимся. Не каким-то полуфабрикатом, а именно реализовавшимся человеком.

В это время превозносят скульпторов, ученых, венчают лавровым венком. И вот человек – потом, может быть, это слишком утрирует Горький, когда произнес: «Человек – это звучит гордо!». Но вот эта вот гордость становится, может быть, главное в это время. Не гордыня, то есть то, что порицало Средневековье, а гордость и достоинство. Очень интересное итальянское слово «virtus» ¾ доблесть, честь, достоинство. Это, кстати, близко к слову «истина». Истина человека в том, что он так себя проявляет.

Марсилио Фичино

Здесь можно вспоминать и Данте, и Петрарку, и Боккаччо. Но мне хотелось сказать о двух мыслителях эпохи Возрождения, которые, на мой взгляд, больше всего отразили новое мировоззрение, новый взгляд на мир и на человека. Это – Марсилио Фичино, вот его скульптурный портрет, и Пико делла Мирандола. Эти два мыслителя может быть больше всего отразили вот этот новый взгляд на мир.

Немного о Марсилио Фичино. Он родился во Флоренции. Получил образование во Флорентийском университете. Изучал медицину, философию, труды философов античности, знал греческий язык, занимался переводами. Был некоторое время секретарем у Козимо Медичи – главы Флорентийской республики. О роли Медичи мы еще поговорим, потому что период Возрождения – это период меценатства. Это очень интересное явление.

В 40 лет Марсилио Фичино принимает священнический сан. Но остается поклонником античной философии – даже несколько проповедей посвящает «божественному» Платону, как он говорит. Прославился он прежде всего как переводчик. Он, кстати, впервые перевел на латынь Платона. Он опубликовал практически все диалоги Платона в переводе на латинский язык, сочинения Плотина, сочинения поздних античных философов. И «Ареопагитики», что тоже очень важно, потому что ареопагитический корпус, хоть его в Средневековье уже частично переводили (в период Каролингского Возрождения), но все-таки полностью его перевел Марсилио Фичино.

Это тоже говорит о том, что не только их языческая античность интересовала, но и христианская античность, потому что неоплатонический автор раннего христианства, скрывающийся за именем Дионисия Ареопагита, – это особое явление, сформировавшее во многом мировоззрение Византии. Поэтому о таком уклоне в язычество Возрождение я бы тоже назвала представлением мифологическим. Так что их интересовал и Платон, и Плотин, и раннехристианские авторы.

Козимо Медичи подарил Марсилио Фичино виллу в холмах Кареджи. И там он устроил платоновскую академию. Она была, скорее, не учебным заведением, а вольным собранием единомышленников и собеседников, почитателей Платона. Говорили даже, что в красном углу или в какой-то нише у Марсилио Фичино стоял бюст Платона, и он возжигал перед ним лампаду, воскурения и т.д. Но, во всяком случае, он был почитателем не только Платона. Он перевел и корпус Гермеса Трисмегиста, и других античных авторов.

Но главное – то, что он писал и свои сочинения: «Платоновское богословие о бессмертии души», «О христианской религии». И в этом во всем Марсилио Фичино превозносил человеческое достоинство, и человека, которому важно познание – познание мира. И поскольку познание мира имеет в основе божественный Логос, то есть познавая мир, мы познаем Бога – вот это тоже очень важно помнить о гуманистах. Не то, что они забыли про Бога и устремились к Платону, или стали заниматься препарированием природы – нет! Они и Священное Писание изучали. И комментарии того же Марсилио Фичино в Священном Писании тоже весь интересно.

Он говорил, что учение Платона надо соединить с древней мистикой Священного Писания. И он выводил из этого то, что он называл всеобщей религией, то есть тот божественный Логос, который был открыт и античности (христианам до Христа) и христианам, уже последователям Христа. В этом он очень близок к раннехристианским авторам и апологетам, которые в свое время – и Кирилл Александрийский, и Иустин Философ – эту мысль уже высказывали, но несколько в другом контексте.

Пико делла Мирандола

Другой гуманист – Пи́ко де́лла Мира́ндола – он тоже уроженец Флоренции. Его тоже очень часто современники называли «божественным». Он оставил интересный трактат «Речь о достоинстве человека». Это очень интересный мыслитель. Он прожил очень мало – всего 31 год. Умер от отравления мышьяком. Это была эпоха не только солнечного познания и радости, но и темной стороны человечества, потому что свобода, которую обрел человек, пошла в разные каналы. Много и зла творилось в эти эпохи: людей отравляли, были войны, столкновения, заговоры и т.д. Эту нижнюю планку эпохи мы тоже не должны отринуть, но пока мы говорим о высоте-взлете.

Незадолго до смерти Пико делла Мирандола принял монашество. Стал членом доминиканского ордена. Похоронен в монастыре Сан-Марко во Флоренции. Настоятелем этого монастыря был Джироламо Савонарола, который сам был гуманистом, и тесно общался с философами-гуманистами. Но ему тоже приписали много такого, что, может быть, является и мифом. Он боролся за чистоту гуманизма, за библейский гуманизм. Об этой фигуре мы еще поговорим, особенно в связи с судьбой Боттичелли.

Пико делла Мирандола происходил из семьи графов-сеньоров. Был связан со многими влиятельными домами. В 14 лет он уже поступил в Болонский университет. Потом учился в Ферраре, в Падуе, в Павии, в Париже. Он получил самое блестящее образование, которое можно было в это время только получить. Знал многие языки. Кроме латинского и греческого, что было для гуманистов просто необходимым и минимумом, потому что интерес к латыни еще в Средневековье был, а греческие как обязательный вели именно гуманисты, так как многие древние рукописи были именно на греческом языке. Но Пико делла Мирандола знал и халдейский, и еврейский, и арабский языки.

Главным трудом, как я уже сказала, была его «Речь о достоинстве человека». Очень интересно, что именно в этой «Речи» определяется главный стержень отношения человека в это время. Немножко процитирую его. Он так пишет обращение к Богу от имени Адама, определяя человека как центр мира:

«Не даем мы тебе, о Адам, ни определенного места, ни собственного образа, ни особой обязанности, чтобы и место, и лицо, и обязанности ты имел по собственному желанию, согласно твоей воле и твоему решению. Образ прочих творений определен в пределах установленных нами законов. Ты же, не стесненный никакими пределами, определишь свой образ по своему решению, во власти которого я тебя предоставляю».

То есть, что здесь говорится? Здесь говорится о том, что человек не запрограммирован. Он входит в этот мир, и он сам может выбрать – быть ли ему на высоте или падать; быть ли ему ближе к ангельскому миру или к дьявольскому; выбрать рай или ад. Человек – свободный, он свободный и славный мастер. Он может определить свою судьбу, в том числе и посмертную; быть тем, кем он хочет. Вот на такую высоту человека еще никто доселе не возводил.

Этот трактат Пико делла Мирандолы вызвал, конечно, недоумение у многих – совсем не все были готовы к такой широте и высоте. Этот трактат вызвал недоумение в том числе у папы Иннокентия VIII. Во-первых, он усомнился, что молодой человек (а ему было всего 23 года, когда он написал эту «Речь…») может вообще так широко мыслить, быть дерзким, и кто такой этот мальчишка, который так дерзновенно заявляет. Во-вторых, кто ему вообще дал право судить о человеке, когда это – приоритет Церкви. Но приоритет Церкви уже в это время сильно поколебался. Папа назначил специальную комиссию, которая должна была проверить труд Пико делла Мирандолы на наличие ереси. Мы не должны забывать, что церковь в это время не только состояла из гуманистов, но и из тех, кто исследует ереси.

Я вспомнила роман Умберто Эко. Но хочу еще раз вспомнить, что очень хорошо этот замечательный итальянский ученый-медиевист понимал это. Там речь идет о XIV в. – о том, как еще почти средневековые школы номиналистов и реалистов между собой сражались, но там есть и зачаток вот этого вот уже возрожденческого стремления к стремлению мысли от диктата церкви.

Так вот в Риме усомнились и назначили комиссию. Как мы знаем, многие комиссии выносили очень суровые приговоры. Пико делла Мирандоле указали на некоторые несоответствия учению Церкви, хотя это тоже было все очень туманно. Он подвергся аресту, но ему удалось бежать во Францию. Потом он вернулся, его пригрел Лоренцо Медичи. Он примкнул к кружку Марсилио Фичино. Все, вроде бы, обошлось благодаря высоким покровителям.

Но все-таки вот эта дерзновенность мыслей подверглась уже и такому осуждению. Кстати, современники именовали Пико делла Мирандолу «князем согласия», потому что он как раз не хотел ссориться ни с церковью, ни со своими оппонентами в кружке гуманистов. Там тоже были разные разногласия. И он, наверное бы, многое бы сделал, объединяя эти разные силы, но умер в достаточно раннем возрасте. То, что он был отравлен, как раз и говорит о том, что его точке зрения оппоненты были, и, наверное, достаточно сильные.