Категория времени в античности

Время относится к тем реалиям, которые с давних пор определяли смысловое поле человеческого мировосприятия. Статичное общество организует время в соответствии со своим непосредственным опытом природы, по модели циклического времени.

Циклическое время доминирует уже в опыте кочевых народов, так как в каждом моменте их переходов они застают одни и те же условия, – и потому Гегель отмечает, что «странствие кочевников является лишь формальным, ибо оно не выходит за пределы однородных пространств»[1]. Общество, оседая в определенной местности, придает пространству некое содержание через обустройство индивидуализированных мест и оказывается тем самым замкнутым внутри этого местополагания. Временной возврат в похожие места является теперь чистым возвратом времени в то же самое место, воспроизведением последовательности действий. Переход же от пастушеского кочевничества к оседлому земледелию служит началом тяжелого труда. Вообще, способ сельскохозяйственного производства, подчиненный ритму времен года, является базой вполне развернутого циклического времени. Вечность внутренне присуща ему, ибо эта земная доля есть возвращение того же самого. Миф – это целостная мыслительная реконструкция мысли, обосновывающая весь космический порядок строем, который это общество на деле уже установило в своих границах.

В греческой философии проблема времени была предметом рассмотрения еще у досократиков; первая формулировка парадоксов времени принадлежит Зенону Элейскому. В античности мы находим и первые попытки философского решения проблемы времени. Характер рассмотрения времени, способ включения его в систему остальных категорий мышления, так же как и центральные интуиции времени, предопределяют самосознание различных культурно-исторических стадий.

В классической античности время рассматривается в отношениях с жизнью космоса, а потому иной раз отождествляется с движением небосвода. Платон подвергает анализу понятие времени в контексте деления всего сущего на бытие и становление. Первое существует вечно, второе зарождается и исчезает во времени. Время есть подвижный образ вечности, подобие вечности в эмпирическом мире становления. Платон размышляет о времени как категории космической. В связи с рассмотрением времени Платон различает три обстоятельства: то, что существует вечно, не рождено и не создано; то, что существует всегда (сотворено, но не подвержено гибели), и, наконец, то, что существует временно (возникает и погибает). Первое - это Единое, вечный образец, имитируя который демиург сотворил космос; второе - сам космос, и третье - изменчивые и преходящие эмпирические явления.

Считая космос вечным, Аристотель не мог принять тезис о сотворении времени и поэтому не соотносил время с вечностью как его образцом. Вместо понятия «вечно» он употребляет понятие «всегда», когда речь идет о вневременном бытии.

Вслед за Платоном Плотин полагает необходимым объяснение времени через вечность: «Только если познано то, что является образцом, можно уяснить и сущность образа»[2]. Вечность же - это умопостигаемое бытие, неизменное, неподвижное, самотождественное. О ней нельзя сказать, что она «была» или «будет», но только – «есть». Она «покоится в Едином». Плотин рассказывает о рождении времени: в вечном бытии «была некоторая природа, беспокойно-деятельная и стремящаяся господствовать над самой собой и принадлежать самой себе. Она хотела обрести больше, чем у нее было; так она пришла в движение, а вместе с ней в движение пришло время, и мы стали двигаться к всегда-будущему и позднейшему, то есть всегда к иному, а не к тождественному...»[3]. Время у Плотина еще не утрачивает свой космический характер, хотя его подход и открывает возможность психологического и трансценденталистского истолкования времени.