Человекоцентрированный подход: как увидеть в человеке человека?

 

 

Евгения Мельникова

 

О себе: Меня зовут Женя. Я люблю море, людей, психологию и человекоцентрированный подход. Поэтому я особенно благодарна за возможность поделиться своим опытом в этой книге

 

Цвет истории: цвет холодного моря, потому что этот цвет (как и само море) ассоциируется со спокойствием, размышлениями, гармонией.

 

 

 

 

С человекоцентрированным подходом (ЧЦП) я познакомилась два с половиной года назад, когда готовилась к олимпиаде по психологии в НИУ ВШЭ. Я познакомилась с ним в теории, которая мне показалась очень знакомой и предельно ясной, где ничто не вызывало противоречий. Позже, уже поступив, я выбирала это направление обучения, эту специализацию, и одновременно будто не выбирала, внутри себя зная, что буду обучаться именно ему.

 

Когда появилась возможность написать эссе о человекоцентрированном подходе, я задумалась: о чём писать? Могу ли я написать, что этот подход изменил мою жизнь?

 

Я поняла, что могу ответить на этот вопрос одновременно и «да», и «нет».

 

С одной стороны, я действительно сильно изменилась за два года обучения в магистратуре, и многому меня научил именно подход – это было то, что меняет человека изнутри. Я поняла, насколько важно слушать – и эти два года я слушала и вбирала рассказы людей, которые готовы доверить мне что-то. Я грустила, злилась, радовалась, переживала счастье или раздражение вместе с ними. Я наблюдала за мимикой, голосом, движениями тела, полётом мысли или проживанием чувства каждого человека, чтобы приблизиться к тому, как он понимает и видит мир. Я чувствовала, насколько это важно – просто быть рядом с кем-то.

Потому что я знаю, как важно, когда с тобой кто-то есть.

И это – вторая сторона вопроса, которую я смогла понять за два года своего пребывания в группе. Да, человекоцентрированный подход, который я с переменными успехами пыталась реализовать во взаимодействии с другими, давал свои плоды, но одновременно моему изменению способствовали люди, которые находились рядом.

Группа давала мне пространство и время, чтобы выразить себя. Мы спорили, смеялись до слёз, рисовали, плакали, приходили к важным осознаниям и всё лучше понимали себя и друг друга. Когда я думаю об этих людях, я не могу сказать, что мне помог измениться подход – при этом точно могу сказать, что мне помогли измениться люди.

Делали ли они что-то особенное?

И да, и нет.

Они были рядом и давали возможность быть собой. Кажется, что это одновременно много и мало, всё и ничего. Это нельзя выразить инструкцией или методикой, поэтому это ощущается так сложно – и так просто сейчас. Я ещё думаю о том, можно ли этому научить? Можно ли научить трём главным условиям – конгруэнтности, безусловному позитивному принятию, эмпатии? Или можно лишь «открыть» то, что уже есть в человеке, обратить на это его внимание?

Я часто слышала от одногруппников с других направлений, что со стороны кажется, будто наша группа – самая сплочённая и дружная. Случайно ли, что нас всех привлёк и собрал в одном месте и в одно время человекоцентрированный подход? Я прихожу к мнению, что «подходу» нельзя научить в прямом смысле слова, и то, что каждый год это направление собирает определённую группу людей, точно не случайно.

 

Недавно с одной моей хорошей знакомой сложился такой разговор:

- Какими бы определениями ты меня описала? Мне вдруг стало интересно.

- У меня ощущение, что ты чрезвычайно сложный субъект, поэтому у меня даже описать не получается. Так обычно бывает с чем-то многообразным.

- Слышу про сложность, многообразность. Прикольно. Это удивительно, что никто в мире не способен представить - почувствовать так, как сама себя воспринимаешь. Ну и о других мы составляем какое-то впечатление, а за ним ещё столько всего.

- Да, отдельные чувства прочувствовать можно, а вот всего человека?..

- Только в какие-то определённые моменты жизни, наверное. Когда человек переживает какую-то ситуацию, которая тебе хорошо знакома.

- Ты сказала «удивительно». Удивительно и грустно, да?

- Да.

 

На самом деле, удивительно, что никто в мире не может почувствовать именно так, как ты сам себя чувствуешь, а даже если может, где доказательство, что это именно то чувство?

 

Тогда этот разговор поселил во мне грусть от того, что все мы одиноки, однако позже эта тема всплыла в беседе уже с другим человеком.

 

- Для меня одиночество подразделяется на некие уровни. Первый уровень – глобальный – практически всегда неизменен. Он про то, что все мы одиноки, потому что никто не знает нас так, как мы знаем самих себя, в этом мы удивительно едины. Второй уровень более поверхностный. Он включает желание социальных взаимодействий, общения, то есть то, что можно каким-то образом утолить, удовлетворить.

В контексте этого разговора я подумала, что, действительно, глобальное одиночество присутствует всегда. Раньше мне казалось, что любовь или дружба спасают от одиночества, и я отчаянно искала этого спасения в контактах с людьми. Когда не получалось это реализовать, я злилась, расстраивалась и винила людей.

Недавно я ощутила, что глобальное одиночество – это не плохо, это естественно. Оно больше не вызывает страха, потому что именно оно делает меня мной. Ведь, в основном, все мы варимся сами в себе.

Возможно, такое базовое одиночество – это нечто, делающее нас нами.

Однако иногда оно может ощущаться меньше и не так сильно – это возникает в определённые, очень ценные моменты настоящей близости, которая скорее чувствуется, чем проговаривается.

Я чувствую близость в те моменты, когда готова слушать и слышать, когда могу выражать себя максимально полно благодаря тому, что и меня тоже готовы слушать. Даже если мнения могут не совпадать, они всё равно учитываются и принимаются обоими участниками Встречи.

 

Я часто замечаю «человекоцентрированность» в тех людях, которые далеки от подхода или вообще не слышали о нём, и в тех, кто придерживается совсем противоположных психотерапевтических направлений. Например, психоаналитик Нэнси Мак-Вильямс пишет, что при работе с параноидальными клиентами часто помогает юмор, в том числе способность смеяться над собой, которая показывает, что терапевт готов на открытое эмоциональное общение с клиентом. Она приводит следующий пример из практики Джул Нидз:

 «Другой подобный пример касается молодой женщины… у которой развились сильные параноидные страхи незадолго до ее предстоящей свадьбы. Свадьбу она бессознательно переживала как выдающийся успех. Это было во времена, когда «сумасшедший бомбометатель» устанавливал свое смертельное оружие в вагонах метро. Она была уверена, что погибнет от бомбы, и поэтому избегала метро. «Неужели Вы не боитесь «сумасшедшего бомбометателя?» – спросила она меня. И прежде чем я смогла ответить ей, усмехнулась: «Конечно, нет, Вы ездите только на такси». Я убедила ее, что пользуюсь метро, и у меня есть очень хорошая причина не бояться его. Ведь я знаю, что «сумасшедший бомбометатель» хочет достать ее, а не меня».

Главное, что я вижу в этом примере – это отсутствие конфронтации со страхом клиента, скорее наоборот – признание и принятие этого страха. Этот страх делается одновременно реальным – поскольку терапевт признаёт его, и одновременно он становится ирреальным – так как оказывается под шутливым наблюдением обоих участников процесса.

Для меня человекоцентрированный подход может обнаруживать себя в людях, далёких от целенаправленного изучения этого направления.

До прихода на психотерапию я всё время ощущала себя недостаточно целостной, чувствовала себя фрагментарной и разбитой на кусочки. Интересно, что пространство ЧЦП позволяло мне приблизиться к тому, что такое «Я настоящая» в данный момент времени. Я пишу «в данный момент времени», потому что, вдохновившись статьёй Маргарет Ворнер, не думаю, что «настоящий Я» - это что-то статичное и неизменное, это, скорее, поток разных чувств и переживаний, нежели вылитая из гранита статуя. Я вспоминаю ещё и наш разговор на одной из групп встреч о том, что любой человек может найти в себе много разных версий себя разного возраста (а может, даже и пола). То есть я могу найти версии себя «настоящей» и в 7, и в 12, и в 20 лет, и это будут, скорее всего, очень разные люди.

Такое осознание даёт много сил, потому что как я могу быть слабой, когда со мной такая армия? При этом на сеансе мне важно приблизиться к ощущению, что же такое «я настоящая» сейчас – прожить свои актуальные переживания, чтобы могли свершиться какие-то изменения – или чтобы я могла их свершить.

Сейчас, благодаря некоторым сеансам, я чувствую себя более целостной, чем обычно, и это удивительное ощущение. Как будто потихоньку собираются паззлы давным-давно растерянной шаловливыми детьми мозаики, и я начинаю видеть картину. И мне нравится эта картина.

Разговаривая об этом с одним из самых близких людей, я недоумевала, как можно любить человека такого разного и фрагментарного?

Мне действительно было непонятно, как это.

На мой вопрос человек ответил: «Это как с деревом. Проблема в том, что ты всё время смотришь на разные ветви, пытаясь их соединить, и для тебя они никак не соединяются. Я же вижу это дерево целиком».

В этом контексте мне кажется, что три условия – эмпатия, конгруэнтность и безусловное позитивное принятие, – сливаются в одно самое главное условие. Это любовь. Под любовью здесь я понимаю не только романтическую или дружескую, но и всеобъемлющую. Общечеловеческую. Для меня любовь – это и есть способность увидеть цельность даже в том человеке, который разбит на кусочки, не уверен в себе, потерял надежду. Любовь – это увидеть в человеке человека. И это именно то, чему не учит, но помогает свершиться человекоцентрированное пространство.