Не следуйте за мной, потому что я потерял себя 3 страница

Коммунизм породил в мире идею о том, что все люди равны, а это абсолютно абсурдно.

Каждый человек так уникален, что не может быть равным никому другому.

Это не означает, что он выше или ниже. Это просто означает уникальность каждого. И нет вопроса о сравнении, сравнения нет.

Роза совершенно прекрасна как роза; лотос совершенно прекрасен как лотос. Трава совершенно прекрасна как трава.

Если удалить с земли человека, то трава, роза, лотос не изменят своей ценности. Они все будут одинаково уникальны­ми. Ветры не будут шевелить их по-другому, солнце не будет по-другому светить им, облака не будут по-другому поливать их дождем.

Это человек со своей глупостью привносит во все идею сравнения, высокого, низкого, а потом и проблему — нет, все равны. Ни один человек не выше другого, ни один человек не ниже другого, ни один человек не равен другому.

Запомните мое третье положение чрезвычайной важнос­ти: каждый уникален. И я уважаю эту уникальность...

Как я могу сказать вам: «Придите и следуйте за мной?» Из уважения я могу сказать только: «Придите и разделяйте со мной нечто. Разделяйте мое изобилие».

И красота в том, что чем больше вы разделяете свое внутреннее богатство, тем больше его у вас. Чем больше вы даете, тем больше вы имеете его. Если вы накапливаете, вы теряете его.

Так что никто, достигший внутреннего блаженства, не накапливает его. Накопление убивает. Нужно разделять свое блаженство, абсолютно необходимо разделять его. Только когда его разделяют, оно остается живым и текучим. И все больше его прибывает к вам. Это просто поразительно.

Обыкновенная экономика здесь не работает. Если у вас есть деньги и вы раздаете их людям, конечно, их у вас будет меньше. Это обыкновенная экономика.

Но если у вас есть безмолвие, покой, любовь, радость, восторг — раздайте их и посмотрите, что случится. Чем больше вы раздаете это, тем больше существование изливает это в вас.

Итак, вы ничем не обязаны мне, это я обязан вам.

Бхагаван, Верите ли вы в Бога?

Я не верю в верование. Прежде всего нужно понять это...

Никто не спрашивает меня: «Верите ли вы в Солнце? Верите ли вы в Луну?» Никто не задает мне такого вопроса. Я встречался с миллионом людей и в течение тридцати лет отвечал на тысячи вопросов.

Никто не спрашивает меня: «Верите ли вы в цветок розы?» В этом нет необходимости. Вы видите; цветок розы или есть, или его нет.

Только фантазии, вымыслы, не факты, нуждаются в веровании.

Бог — это величайшая фантазия, созданная человеком. Следовательно, вы должны верить в Него.

А почему человек вынужден был создать этот вымысел -Бога? Для этого должна быть внутренняя потребность... У меня нет этой потребности, поэтому нет и вопроса. Но позволь­те мне объяснить вам, почему люди верят в Бога.

То существенное, что необходимо понять о человеческом уме, заключается в том, что ум человека всегда в поиске какого-нибудь смысла жизни.

Если смысла нет, то внезапно вы задумываетесь: что же вы делаете здесь? Зачем вы живете? Зачем вы дышите? Зачем завтра утром вы снова должны вставать и погружаться в ту же самую рутину? Чай, завтрак, та же жена, те же дети, тот же неискренний поцелуй жене, то же учреждение и та же работа;

и наступает вечер, и скука, предельная скука, вы возвращае­тесь домой... Зачем постоянно делать все это?

Ум задает вопрос: есть ли смысл во всем этом или вы просто живете, как растение?

Итак, человек все время искал смысл всех явлений. Он создал Бога как вымысел для удовлетворения своей потребнос­ти в смысле.

Без Бога мир становится случайным. Он больше не создание мудрого Бога, который создал его для вашего роста, для вашего развития или для чего-нибудь еще. Без Бога... удалите Бога, и мир становится случайным, бессмысленным. А ум внутренне не способен жить без смысла. Поэтому он создает все виды вымыслов: Бог, нирвана, небеса, рай, другая жизнь после смерти — и создает целую систему. Но это — вымысел для удовлетворения определенной психологической потребности.

Я не могу сказать: «Бог есть». Я не могу сказать: «Бога нет». Для меня этот вопрос не относится к делу. Это вымыш­ленное явление. Моя работа совершенно иная.

Моя работа заключается в том, чтобы сделать ваш ум настолько зрелым, чтобы вы могли жить без смысла жизни, и при этом жить прекрасно.

В чем смысл розы или облака, проплывающего в небесах? Смысла нет, но какая потрясающая красота! Смысла нет. Река все время течет, и она дает так много радости, что смысла не нужно.

И если бы человек могжить, не спрашивая о смысле, жить от мгновения к мгновению, прекрасно, блаженно, без всякого объяснения... Достаточно просто дышать. Зачем вы спрашива­ете, для чего жить? Зачем вы делаете жизнь такой деловой?

Разве не достаточно любви? Нужно ли спрашивать, в чем смысл любви?

И если нет смысла в любви, тогда, конечно, ваша жизнь становится безлюбовной. Вы задаете неправильный вопрос. Любовь достаточна сама по себе; ей не нужен никакой другой смысл, чтобы сделать ее прекрасной, радостной. Птицы поют по утрам... в чем тут смысл?

По мне, все существование бессмысленно. И чем больше я становился безмолвным, настроенным на существование, тем яснее становилось, что нет нужды в смысле. Достаточно того, что есть.

Не создавайте фантазий. Когда вы создаете один вымы­сел, вы обязаны создать для поддержания его еще тысячу и один вымысел, ведь в реальности он не имеет поддержки.

Например, есть религии, которые верят в Бога, и есть религии, которые в Бога не верят. Так что Бог не является необходимостью для религии.

Буддизм не верит в Бога. Джайнизм не верит в Бота. Так что постарайтесь понять, поскольку на Западе это проблема. Вы знаете только три религии, основанные на иудаизме:

христианство, иудаизм, ислам. Эти три религии верят в Бога. Поэтому вы не осознаете Будду- Он никогда не верил в Бога.

Я вспоминаю о Г. Дж.Уэллсе, о его утверждении по поводу Гаутамы Будды. Он сказал: «Он — самая безбожная личность и, в то же время, самая божественная». Безбожная личность и божественная? Вы думаете, здесь есть какое-нибудь проти­воречие? Противоречия нет. Будда никогда не верил в Бога, в этом не было необходимости. Он был так предельно завершен, что вся его завершенность становилась благоуханием вокруг него. Махавира тоже никогда не верил в Бога, а его жизнь была так божественна, как это только возможно.

Поэтому, когда я говорю, что Бог — это вымысел, пожа­луйста, не поймите меня неправильно. Бог — это вымысел, но божественность — не вымысел; это качество, свойство. «Бог» -это личность... как личность — это вымысел.

Нет Бога, сидящего на небесах, создающего мир. И вы думаете, это Бог создает всю эту кутерьму, называемую миром? Тогда что же остается для дьявола?

Если кто-то создал этот мир, то это должен был быть дьявол, а не Бог.

Но вымысел — старый вымысел, повторенный миллионы раз, — начинает обретать реальность сам по себе. Он был повторен так много раз, что невозможно даже спросить, что за мир создал Бог, что за человека создал Бог? Это сумасшедшее человечество...

За три тысячи лет человек вел пять тысяч войн. Это творение Бога?

И человек все еще готовится к тотальной, самоубийствен­ной, окончательной войне. «Бог» — за всем этим.

И какие еще глупые вымыслы могут стать реальностью, если вы верите в них! «Бог» создал мир — христиане думают, что это было в точности за четыре тысячи четыре года до Иисуса Христа. Конечно, это должно было быть в понедельник утром, первого января, я полагаю, потому что так говорит Библия. Теперь имеются свидетельства, тысяча и одно свиде­тельство, что эта земля насчитывает миллионы лет. Найдены погребенные в земле останки животных возрастом в миллионы лет и даже окаменелые тела людей возрастом в тысячи лет. Но что сказал по этому поводу последний папа? Он сказал: «Мир создан в точности так, как сказано в Библии». Четыре тысячи и четыре года до Иисуса? Это значит шесть тысяч лет назад. Все свидетельства противоречат этому.

В Индии найдены города, имеющие возраст семь тысяч лет. В Индии имеются Веды, которым, по крайней мере, десять тысяч лет согласно самым научным подходам. Согласно инду­изму им девяносто тысяч лет, поскольку в Ведах есть упоми­нание об определенном положении звезд, которое было девя­носто тысяч лет назад. Как это могло быть описано в Ведах, если им не девяносто тысяч лет?

Но что сказал последний папа? Он сказал: «Бог создал мир со всеми этими вещами. Для Него все возможно, Он создал мир за четыре тысячи и четыре года до Иисуса вместе с телами животных, которые выглядят на миллионы лет».

Все возможно для «Бога». Один вымысел, затем вы должны поддерживать его другим вымыслом, так можно дойти до абсурда. И зачем? Снова и снова человек задает этот вопрос.

За этим был простой, очень простой аргумент. Вы видите глиняный горшок. Вы знаете, что он не мог быть создан сам по себе; должен был быть горшечник. Это был простой аргумент для всех этих религий: даже если единственный глиняный горшок не может быть создан сам по себе и для его создания нужен горшечник, то и эта огромная вселенная нуждается в создателе. И это удовлетворило простой челове­ческий ум. Но это не может удовлетворить изощренный, рациональный ум.

Если вы говорите, что вселенная для своего создания нуждается в Боге, то обязан возникнуть вопрос: «Кто создал Бога?» И тогда вы приходите к абсурду. Тогда Бог номер один создается Богом номер два, а Бог номер два создается Богом номер три, а Бог номер три — Богом номер четыре, и так далее без конца. Я не хочу быть таким абсурдным. Лучше остано­виться на первом вымысле. Иначе вы будете сеять семена для других вымыслов.

Я говорю, что существование достаточно само по себе, ему не нужен творец. Оно само творит.

Так что вместо того, чтобы спрашивать меня, верю ли я в создателя, вы бы спросили, в чем моя замена Богу-создателю? Моя замена — вездесущая энергия созидания.

И по-моему, быть созидательным — самое важное религи­озное качество.

Если вы создаете песню, если вы создаете музыку, если вы создаете сад, вы религиозны.

Ходить в церковь глупо, но создавать сад — потрясающая религия.

Вот почему в моей общине работа называется <поклоне-нием». Иначе мы не молимся. Мы молимся только путем созидания чего-либо.

По-моему, созидание — вот Бог. Но будет лучше, если вы позволите мне заменить слово «Бог» на «божественность», поскольку я не хочу быть понятым неправильно.

Нет личности Бога, но есть потрясающая энергия -распространяющаяся, никогда не кончающаяся, расширяю­щаяся. Эта распространяющаяся, никогда не кончающаяся, расширяющаяся энергия, энергия созидания, и есть божес­твенное.

Я ^наю это; я не верю в это. Я испытал это; я не верю в это.

Я прикоснулся к этому. Я дышал этим. Я познал это глубочайшей сердцевиной моего существа; и этого так же много в вас, как и во мне.

Просто посмотрите вовнутрь, небольшой поворот на сто восемьдесят градусов — и вы осознаете истину. Тогда вы не спросите о вере.

Только слепые люди верят в свет. Те, у кого есть глаза... они не верят в свет; они просто видят его.

Я не хочу, чтобы вы верили во все, что угодно, я хочу, чтобы у вас были глаза, и если есть глаза, то зачем удовлетво­ряться верой и оставаться слепым?

И вы не слепые. Может быть, вы лишь держите свои глаза закрытыми. Может быть, никто не сказал вам, что можно открыть глаза. Поэтому вы живете в темноте и из темноты спрашиваете: «Есть ли свет?»

Я вспоминаю небольшую историю из жизни Будды. К Гаутаме Будде привели слепого, но очень логического челове­ка. Он был так логичен, что его деревня и все мудрецы из его деревни полностью пресытились его логикой. Они не могли доказать ему, что свет существует. Вся деревня знала; каждый видел свет, только слепой логик не мог видеть его. Но он был очень логическим человеком. Он сказал: «Всего, что существу­ет, можно коснуться. Принесите свет, я хотел бы коснуться его. Все, что существует, я могу ударить чем-нибудь, и оно издаст звук. Дайте мне послушать звук вашего света, по которому ударили чем-нибудь. Если он имеет какой-нибудь запах, поднесите его к моему носу, я понюхаю его. Если у него есть какой-нибудь вкус, я попробую его. Эти четыре чувства при мне».

Но нельзя испытать вкус света, нельзя извлечь из него звук, нельзя ощутить его запах, нельзя прикоснуться к нему. И слепой логик смеялся, бывало, и говорил: «Вы просто хотите доказать, что я слеп, и поэтому выдумали эту фантазию о свете. Света нет. Все вы слепы, как и я; вы дурачите самих себя».

Рядом с этой деревней проходил Будда, и жители подума­ли: «Вот прекрасная возможность; приведем этого логика к Гаутаме Будде, может быть, он сможет помочь».

Будда выслушал всю историю и сказал: «Этот слепой человек прав, а вы все неправы, потому что ему не нужна аргументация; ему нужно лекарство, чтобы вылечить глаза. И вы привели его не к тому человеку. Отведите его к врачу».

У Будды был свой собственный личный врач, предостав­ленный великим царем Бимбисарой для заботы о теле Будды. Поэтому Будда сказал: «Вам не нужно ходить далеко, чтобы найти великого врача. Такой есть со мной. Можете показать ему этого слепого». И он оставил врача в этой деревне, а сам пошел дальше. Через три месяца глаза слепого открылись. Он не был по-настоящему слепым — лишь небольшое заболевание;

небольшая тонкая пелена закрывала ему видение. Пелена была удалена. Человек пустился в пляс. Он упал к ногам Будды и сказал: «Если бы они не привели меня к вам, вся моя жизнь прошла бы в спорах против света. И они не смогли бы доказать его существования».

Божественность — это не то, что могут доказать или опровергнуть документы. Это то, что вы можете пережить.

Вы удивитесь, узнав, что слово «лекарство» (англ. теа11-сте) и слово «медитация» происходят от одного корня. Лекар­ство вылечивает тело, медитация вылечивает вашу внутрен­нюю сущность; это внутреннее лекарство.

Я переживал божественность повсюду, поскольку ничего другого не существует. Но Бога нет.

И если вы хотите пережить божественность... просто еще немного медитации, еще немного продвижения в состояние без мыслей, в состояние осознавания.

Когда ваша осознанность присутствует, а мысли начина­ют опадать, как листья в листопад, и когда остается только осознанность и нет ни одной мысли, тогда вы ощутите на языке вкус, самый вкус того, о чем я говорю.

А если вы не ощутили вкус, не верьте мне; не верьте никому, потому что вера может стать нищетой. Вы можете удовлетвориться этой верой и никогда не попробовать самос­тоятельно.

Как раз вчера я слышал... Шила сказала мне, что президент Рейган хочет ввести минуту молчания в каждой школе, колледже и институте. Идея великая, но я не знаю, понимает ли Рейган, что это означает — одна минута молчания, одна минута безмолвия. Он, должно быть, предполагает просто одну минуту сохранения тишины, отсутствия разговоров. Отсутствие разговоров — это не безмолвие. Вы можете не разговаривать, вы можете не произносить ни звука, но внутри вас бежит тысяча и одна мысль. Это постоянный поток мыслей, изо дня в день.

Я хотел бы посоветовать президенту Рейгану сначала попробовать провести одну минуту безмолвия.

Это означает, что в течение одной минуты ни единая мысль не движется по экрану вашего сознания.

Это не просто. Это одно из самых трудных дел в мире. Но это может случиться, если вы постоянно пытаетесь.

И если это происходит в течение одной минуты, этого достаточно. Если в течение одной минуты вы можете находить­ся в состоянии, когда ни единая мысль не движется... Это была работа всей моей жизни: научить людей, как быть молчаливы­ми, безмолвными.

Люди пытались, держа рядом с собой часы: даже двадцати секунд — одна минута слишком много — даже двадцати секунд они не могли оставаться без мыслей. Одна мысль за другой, бегут.... И даже если они могут оставаться без мыслей в течение двадцати секунд, то приходит мысль: «Ага! Двадцать секунд!» Кончено — пришла мысль.

Если вы можете быть в безмолвии одну минуту, вы постигли искусство. Тогда вы сможете быть в безмолвии две минуты, поскольку это одно и то же. Вторая минута не отличается от первой. Вы можете быть в безмолвии три минуты; все минуты одинаковы.

Когда вы знаете путь... а этот путь — не то, о чем можно рассказать; вы должны просто сидеть с закрытыми глазами и начать наблюдать свои мысли. Вначале будет великая сумато­ха, как в час пик, но постепенно вы отыщете улицу, где толпа будет все меньше и меньше; где будет меньше машин, меньше мыслей, меньше людей, просветы становятся больше.

Если продолжать терпеливо, то через три месяца можно достичь определенной способности к одной минуте безмолвия.

Я не знаю, пытался ли когда-нибудь президент Рейган, поскольку всякий человек, способный вкусить безмолвие, не будет пытаться быть президентом страны, не может быть политиком. Это не для медитирующих, это для посредствен­ностей. Это для дураков и идиотов всех сортов.

Я слышал: до того как Рейган стал президентом, у него была обезьяна... Я просто слышал, я не знаю, так это или нет. В тот день, когда Рональд Рейган был избран президентом, один из моих американских санньясинов принес мне фотогра­фию Рональда Рейгана со своей обезьяной и сказал: «Рейган сегодня объявлен президентом, ваши комментарии?»

Я долго смотрел на фотографию. Санньясин казался озадаченным и спросил: «В чем дело? Что вы рассматриваете на этой фотографии?»

Я сказал ему: «Я не могу сообразить, кто здесь Рейган, а кто обезьяна. Который из этих двух парней избран президен­том?»

Он рассмеялся и показал мне Рейгана, а я все еще помню свой комментарий: «Было бы лучше, если бы выбрали обезь­яну».

Конечно, тогда Кремль незамедлительно последовал бы этому примеру и выбрал бы обезьяну в качестве премьер-министра. Они не могут допустить, чтобы Америка была впереди них. В одном можно быть уверенным абсолютно: с обезьяной в Белом Доме и с обезьяной в Кремле мир был бы спасен от третьей мировой войны, которая собирается разру­шить все человечество и всю жизнь на земле.

Политики — это обезьяны. На самом деле, обезьяны должны извинить меня — политики хуже. Но идея хорошая;

иногда даже в обезьяний ум может прийти хорошая идея. Но если Рейган действительно имеет в виду минуту безмолвия, я мог бы предоставить людей, которые учили бы, как быть безмолвным, в каждом университете, в каждом колледже, в каждой школе. Я могу послать моих санньясинов по всей Америке учить безмолвию.

 

Беседа 3

БОЖЕСТВЕННОСТЬ СУЩЕСТВУЕТ, НО НЕТ НИКАКОГО БОГА

1 ноября 1984 года

Бхагаеан.,

Если никакого Бога нет, то почему вас называют Бхагаеан?

Никакого Бога нет, но это не означает, что я атеист. Я, конечно же, не теист: я говорю, что Бога нет, но это не означает прыжка в противоположность, к атеизму.

Атеист тоже говорит, что Бога нет, но когда я говорю, что Бога нет, и атеисты, такие, как Чарвака, Карл Маркс, Ленин, Эпикур... Когда эти люди говорят, что Бога нет, есть огромная разница между моим и их утверждениями — сами утверждения абсолютно одинаковы, — потому что я в тот же момент говорю, что есть божественность.

Чарвака не будет согласен с такой точкой зрения; Эпикур, Маркс и другие атеисты не будут согласны с этим. Для них отрицание Бога означает отрицание сознания. Для них отри­цание Бога означает то, что мир просто материален и ничего более, а то, что вы видите как сознание, всего лишь побочный продукт определенной материи, скомпонованной особым обра­зом, просто побочный продукт. Разделите материю на части, и побочный продукт исчезнет.

Это в точности как воловья повозка: снимайте колеса, убирайте другие части и каждый раз, снимая колеса, спраши­вайте: «Это воловья повозка?» Конечно, каждый раз ответ будет: «Нет». Никакая часть не является целым. Вы можете мало-помалу снять все части и устранить целое, и ни единая часть не окажется воловьей повозкой. И в конце вас могут спросить: «Где же воловья повозка? Ее ведь не удаляли; ни в один из моментов вы не сказали, что удалена воловья повоз­ка».

«Воловья повозка» была лишь комбинацией. Она не имела своего собственного существования, она была лишь побочным продуктом. Вот что имеет в виду Карл Маркс, когда говорит, что сознание является надстройкой: снимите тело, удалите мозг, снимите все, что составляет тело человека, — и вы не найдете ничего, похожего на сознание. И когда вы сняли все, за всем этим не останется сознания; оно было только комбинацией. Вы разобрали комбинацию на части.

Поэтому, когда я говорю, что Бога нет, я не нахожусь в согласии с Марксом или Эпикуром. Я, конечно, не соглашаюсь и с Иисусом, Кришной, Моисеем, Мухаммедом, когда они говорят, что Бог есть, поскольку они используют Бога как личность. Но думать о Боге, как о личности, — это просто ваше воображение. Бог китайцев имеет китайское лицо. Бог негров — лицо негра. Бог евреев, конечно, имеет еврейский нос; и не может быть иначе. И если лошади думают о Боге, то их Бог будет лошадью. Так что это просто ваша проекция. Придавать Богу черты личности — ваше проецирование.

Когда я говорю, что Бога нет, я отрицаю личность Бога.

Я говорю, что Бога нет, но есть потрясающая божествен­ность.

Это неперсонализированная чистая энергия. Навязывать ей какую-нибудь форму мерзко. Вы навязываете ей себя.

Иисус называет Бога «отцом». У Иисуса, должно быть, была определенная идея, означающая «отца»; он навязывает Богу некоторую идею. В Индии есть религии, которые верят не в Бога-отца, а в Богиню-мать. Статуя их Бога имеет вид женщины, самой прекрасной женщины, которую они могли себе представить, но это индусская женщина. Столетия про­шли, религии рождались, умирали, исчезали. Их Боги, естес­твенно, исчезли.

В Индии есть место', Моханджодро... оно оказалось самым древним городом в мире. В Моханджодро есть семь слоев. Похоже, что цивилизация вынуждена была сталкиваться с одним и тем же бедствием семь раз. Когда был обнаружен первый слой, то подумали, что это все: Моханджодро найден. Было определено, что ему семь тысяч лет. Но еще немного раскопок, и обнаружен другой город, ниже первого, которому, должно быть, было десять тысяч лет. Затем работы продолжа­лись. Люди, работавшие на раскопках, продолжали копать, и город за городом... Семь городов было найдено в Моханджодро. Седьмому было, по крайней мере, двадцать тысяч лет. У них были храмы, у них были статуи Бога. Те цивилизации исчезли, исчезли их религии, исчезли их Боги.

Христианский Бог исчезнет в тот момент, когда исчезнет христианство. Индуистские Боги исчезнут в тот момент, когда исчезнет индуизм. Вы понимаете, что я имею в виду, говоря это? Это ваша проекция. Если вы проецируете его, Бог есть. Если вы не проецируете, если нет того, кто проецирует. Бог исчезает.

Я не на стороне таких Богов, которые порождаются проецированием крошечного человеческого ума. И конечно же, крошечный человеческий ум ограниченно придает Богу только те свойства, которые являются его свойствами.

Бог евреев в Талмуде говорит: «Я сердитый Бог. Я не хороший; я не ваш дядюшка». И для евреев это имеет совершенно ясное значение- Но для индуса Бог, говорящий: «Я сердитый Бог», — абсолютная чепуха. Гнев и Бог? Они не пересекаются. Еврейский Бог гневлив; это очень по-еврейски, очень по-человечески. И если вы не поклоняетесь ему, если вы против него, он уничтожит вас- Он разрушил два города, потому что сексуальное поведение людей в этих двух городах было извращенным, а он был очень настроен против этого. Содом и Гоморра — эти два города он полностью разрушил.

Для индуса такое действие не может быть привлекатель­ным, для него это невозможно. Это не будет привлекательным для мусульманина, потому что мусульманин каждый день молится: «Боже милосердный...» Милосердие — самое сокро­венное свойство, которое он проецирует в Бога. Бог может быть только милосердным, ничего другого. Мусульманин молится, зная, что просто признание греха уже является достаточным, поскольку Бог милосерден. Вы будете прощены.

Омар Хайям, один из великих поэтов персидской литера­туры, говорит: «Не запрещайте мне пить вино, наслаждаться женщинами, ведь Бог милосерден. Не говорите, что я совер­шаю грех, дайте мне совершить столько грехов, сколько я смогу. Его милосердие намного больше всех моих грехов, собранных вместе. Прекратить определенное дело из страха быть наказанным Богом — значит не верить в его милосердие*. Вот иная позиция, — но все это человеческие позиции.

Поэтому, когда я говорю, что Бога нет, я говорю, что нет личности Бога; вся личностность Бога — это человеческая фантазия.

Я хочу, чтобы вы отбросили личностность и позволили Богу быть свободным, свободным от оков личности, которые вы навязываете Ему.

Я не атеист. Для меня вся вселенная наполнена энергией Бога и ничем другим.

Вы должны понять одну очень фундаментальную вещь. Мир состоит из глаголов — не из существительных.

Существительные — это человеческие изобретения, необ­ходимые, но человеческие изобретения. Но существование состоит из глаголов, только из глаголов, а не из существитель­ных и местоимений... Вглядитесь в это. Вы смотрите на цветок, на розу. Назвать ее «цветок» неправильно, поскольку она не прекратила «цветения». Она еще цветет; это глагол, это течение. Назвав ее цветком, вы сделали ее существительным. Вы видите речку. Вы называете ее «речка» — тем самым вы сделали ее существительным. Но это «речкование». Для су­ществования более точно будет называть ее «речкованием», течением. Все в изменении, в течении. Ребенок становится юношей; юноша становится взрослым; жизнь переходит в смерть; смерть переходит в жизнь.

Все находится в непрерывном, постоянном изменении;

это непрерывность. Остановка, полная остановка, не наступа­ет никогда. Она происходит только в языке.

В существовании нет полной остановки.

Вы помните, когда перестали быть ребенком? Когда, в какой точке наступила остановка ивы стали юношей? Нет такого места, нет демаркационной линии, нет полной остановки.

Ребенок еще течет в вас.

Если вы закроете глаза и посмотрите внутрь себя, вы обнаружите, что все, что было, еще есть, течет. Вы накапли­вали больше и больше, но все, что было, еще есть. Река становится большой, в нее вливаются новые ручейки, но исток все еще есть.

Если вы видели Ганг в Индии, одну из самых красивых рек, вы сможете понять это. Место, где она возникает, такое крошечное, что его накрывает лик коровы — конечно, камень, камень, сделанный в виде лика коровы. Через этот коровий лик ниспадает Ганг, начинающий свое путешествие... такой маленький. А когда вы видите его вблизи океана, когда он достигает места встречи с океаном, он сам выглядит, как океан... такой огромный. Но тот маленький поток, падающий в Ганготри, там, далеко, за тысячу миль в Гималаях, из каменного рта коровы, — тот поток еще есть. Так много рек впало в него, сделало его большим, как океан. А поток все еще жив. Даже когда он впадет в океан, он останется жить, он будет продолжать движение. Возможно, он станет облаком; возмож­но, он снова прольется дождем. Он будет продолжаться и продолжаться. Существование продолжается и продолжается;

оно никогда не останавливается. Нет периода покоя. Нет места, где вы могли бы отметить, что что-то подошло к своему концу. Ничто не подходит к своему концу.

Нельзя найти начала, нельзя найти конца. Это всегда продолжающийся процесс.

Когда вы говорите «Бог», вы используете имя существи­тельное, нечто статичное, мертвое.

Когда я говорю «божественность», я обозначаю этим словом нечто живое, текущее, движущееся.

Вот эти позиции должны быть ясны вам. Я не теист, как Иисус, или Мухаммед, или Кришна, поскольку не могу согласиться с мертвым богом.

Мне вспомнилось об одном из моих профессоров. Это очень хороший человек — профессор С.С.Рой. Сейчас он ушел на пенсию с поста декана философского факультета в Алла-хабадском университете. В первый день, когда я пришел к нему на занятия, он объяснял концепцию «абсолюта». Он был крупным специалистом по Брэдли и Шанкаре. Оба они верили в «абсолют» — это было их именем для Бога.

Я спросил его одну вещь, которая очень сблизила меня с ним впоследствии, и он открыл мне целиком свое сердце. Я просто спросил: «Совершенен ли ваш «абсолют»? Дошел ли он до полной остановки? Или он все еще растет? Если он все еще растет, тогда это не абсолют, он несовершенен — и только тогда он может расти. Если что-то еще возможно, еще поболь­ше ветвей, еще побольше цветов — тогда он жив. Если он завершен, полностью завершен — в этом значение слова «абсолют», — тогда нет возможности для роста, тогда он мертв». Поэтому я спросил его: «Поясните, ведь для Брэдли и Шанкары «абсолют» представляет «Бога». Это их философ­ское имя для Бога. Жив или мертв ваш Бог? Вы должны ответить на этот вопрос».

Он был действительно честным человеком. Он сказал:

«Пожалуйста, дайте мне время подумать». Он имел докторс­кую степень по Брэдли из Оксфорда и докторскую степень по Шанкаре из Бенареса и считался крупнейшим специалистом по этим двум философам, поскольку пытался доказать, что Брэдли с Запада и Шанкара с Востока пришли к одному и тому же заключению. Он сказал: «Пожалуйста, дайте мне время подумать».

Я сказал: «Всю свою жизнь вы писали о Брэдли и Шанкаре и об «абсолюте». Я прочитал ваши книги, я прочи­тал ваши неопубликованные тезисы. И вы преподавали здесь всю свою жизнь — разве никто не задавал вам такой простой вопрос?»

Он сказал: «Никто не спрашивал меня; и не только это, я сам никогда не думал об этом: ведь точно, если что-то совершенно, то оно должно быть мертво. Все живое должно быть несовершенно. Эта идея никогда не приходила мне в голову. Поэтому, пожалуйста, дайте мне время».