Регуляция и демократизация современной глобализации

Профессор международных отношений университета Саутгемптона Энтони Макгрю выделяет три основных течения, которые предлагают три взаимопересекающиеся программы (либеральный интернационализм, радикальный республиканизм, космополитическая демократия) по регулированию и демократизации современной глобализации[110] (табл. 1).

Предположение о том, что демократизирующую и цивилизационную функции глобализацию вынуждает выполнять политическая необходимость, свойственно либеральной интернационалистской традиции. Для того чтобы избежать глобального экологического кризиса и управлять распространяющейся социальной, экономической и политической дестабилизацией, вызванной процессами современной глобализации, «потребуется воспитать дух сотрудничества, основанного на принципах согласования, прозрачности и подотчётности… Иной альтернаты, кроме как трудиться вместе и применять коллективную власть с целью построить более совершенный демократичный мир – не существует»[111]. В ключевых вопросах либеральный интернационализм является нормативной теорией, которая стремится превратить слабую форму национальной либеральной демократии в модель демократического мирового порядка, или транснациональной демократии.

Учитывая преобладание (в рамках теории международных отношений) либерального институционализма, вопрос о транснациональной демократии принципиально сводится к рассмотрению её в процедурных терминах: создание более представительных, прозрачных и ответственных международных учреждений[112].

Таблица 1

Цивилизующая и демократизирующая глобализация новейшего времени: краткое содержание трёх политических проектов [113]

Р. Коэн, например, представляет демократию на международном уровне как форму «добровольного плюрализма при условии максимальной прозрачности»[114]. Более плюралистический мировой порядок, в соответствии с этим представлением, является также и более демократическим мировым порядком. Основа данной философии заключается в приверженности некоторым из центральных принципов классического плюрализма: акцент на политических и гражданских правах, представительство через организованное выражение интересов, распространение власти, ограничение публичной власти и господство согласия. В действительности, защищается реконструкция аспектов либерально-плюралистической демократии на международном уровне, лишённой требований электоральной политики. Вместо партий, борющихся за голоса избирателей, резонирующее транснациональное гражданское общество через свои каналы предъявляет требования к тем, кто, в свою очередь, принимает решение, также делая их ответственными за свои действия. Следовательно, «ответственность будет увеличена не только цепями официальной ответственности, но и требованием прозрачности. Официальные действия, о которых в международных организациях договариваются государственные представители, будут под наблюдением транснациональных сетей»[115]. Международные учреждения, таким образом, становятся аренами, в которых интересы и государств, и учреждений гражданского общества чётко сформулированы. Кроме того, они функционируют как ключ к политической структуре, в которой законными способами достигается согласие, и принимаются коллективные решения. Это представляет собой в значительной степени процедурное представление о демократии, в качестве механизма законного принятия общественных решений.

Хотя существуют и другие значимые артикуляции положений либерального институционализма, среди которых самое известное место занимает сообщение Комиссии по Глобальному управлению, разделяющее вышесказанную общую приверженность к более представительному, отзывчивому и ответственному международному управлению[116]. Такие идеи также преобладают и в современной мысли, касающейся реформы глобальных учреждений, от Международного валютного фонда до Всемирной торговой организации. Это не удивительно, так как демократическое межгосударственное общение отражает стремления и ценности западных государств и их элиты, которые доминируют в учреждениях глобального управления. Но, как аргументирует профессор международного права Принстонского университета Ричард Фальк, это философия, которая предлагает ограниченное и несколько технократичное представление о транснациональной демократии[117]. Как и в случае с либеральным плюрализмом, но в более широком смысле, она терпит неудачу относительно проблемы неравенства в распределении власти, делая тем самым демократию пленником имущественных интересов. Критики классического плюрализма осознавали, что корпоративная власть искажает демократический процесс[118]. Но понимание неоплюрализма незначительно выражено в литературе по проблемам либерального интернационализма, в которой упускаются структурные неравенства в распределении власти в глобальной системе и, в частности, дисбаланс власти между учреждениями транснационального гражданского общества и глобального капитала. Защита прозрачности и ответственности недостаточна сама по себе, чтобы бороться с существующими неравенствами в доступе и влиянии. В то время как принципы прозрачности и ответственности являются необходимыми для достижения транснациональной демократии, но без механизмов обеспечения более эффективного представительства всемирных народов в политическом процессе, они остаются недостаточными для её полной реализации. В этом отношении установленное институциональное мышление вряд ли способно решить дефицит демократии, сокрушающийся глобальным управлением. Несмотря на подтверждение значения транснационального гражданского общества, либеральный интернационализм остаётся преимущественно западным и государствоцентричным, так как транснациональная демократия была задумана как эффективное условие усиления прозрачности и ответственности международных учреждений перед национальными правительствами.

Если либеральный интернационализм подчёркивает реформистский характер преобразования существующих структур мирового правительства, то радикальная программа – это создание альтернативных механизмов мировой социальной, экономической и политической организации, основанной на определённых республиканских принципах. Например, профессор международных отношений Кимберли Хатчингс идентифицирует радикальный демократический республиканизм, как проект, отказывающийся от реформизма демократической межгосударственности в пользу прямых форм демократии и самоуправления, при условии создания альтернатив структурам управления от глобального до локального уровней[119]. К. Хатчингс решительно отвергает либерально-реформистскую позицию, потому что существующие структуры глобальных управлений включают структурную привилегированность интересов богатой и мощной космократии, одновременно исключая потребности и интересы большей части человечества.

Радикальная республиканская программа касается формирования условий, необходимых для того, чтобы дать возможность людям самим контролировать свою жизнь и создавать сообщества, основанные на идеях равенства, общественного блага и гармонии с природной средой обитания. В глазах многих радикальных республиканцев агенты трансформации должны найтись среди таких современных (критически настроенных) социальных движений, как движения в защиту окружающей среды, феминистские движения и движения в защиту мира, которые порицают руководителей государств и международных организаций, а также традиционные определения «политического». Проводя политику сопротивления и одобрения, эти новые социальные движения играют, как представляется, такую же важную роль в мировой демократизации, какую играли в борьбе за национальную демократию такие традиционные социальные движения, как профсоюзы. Эти новые движения вовлекаются в транснациональные коалиции на условиях солидарности в борьбе с грядущими глобальными кризисами в сфере экологии, экономики и безопасности. В основе этих программ лежит преданность делу достижения социального и экономического равенства, созданию условий, необходимых для самостоятельного развития, и образованию самоуправляющихся сообществ. Поощрение и развитие в гражданах чувства принадлежности к взаимопересекающимся (локальным и глобальным) сообществам, объединённым интересами и чувствами, составляет основную цель политической деятельности новых социальных движений, равно как и поиск новых моделей и форм социальной, политической и экономической организации, совместимых с республиканским принципом самоуправления.

Радикальная республиканская модель представляет собой теорию «глубинной» демократизации и цивилизации мирового порядка. Это – нормативная теория «гуманного управления», которая опирается на факт существования множества «сообществ с общей судьбой» и социальных движений, в отличие от индивидуализма и призывов к рациональному эгоизму, свойственных либеральному интернационализму.

Радикальный республиканизм выражает сильную приверженность к теориям прямой и представительной демократии. Ибо демократия рассматривается как неотделимая от созданных условий для эффективного участия и самоуправления, включая, среди всего прочего, достижение социального и экономического равенства. Кроме того, это объединение с гражданской республиканской традицией, до настоящего времени, считает Д. Хелд, что реализация индивидуальной свободы должна быть «…встроена в пределы и поддержана (сильным) значением политического сообщества и общественной пользы»[120].

В космополитическом проекте сделана попытка точно определить принципы подотчётности тех центров и форм власти, которые функционируют сегодня за пределами сферы демократического контроля, и разработать соответствующие институциональные устройства. Согласно этому проекту, в грядущем тысячелетии каждый гражданин государства должен будет научиться быть «гражданином-космополитом», то есть человеком, способным быть посредником между национальными традициями, сообществами с общей судьбой и альтернативными формами жизни. Гражданство в демократическом государстве будущего, утверждают сторонники этой программы, должно, по-видимому, привести к росту роли посредничества. Будучи погружено в диалог с чужими традициями и дискурсами, это посредничество имеет своей целью расширение горизонта собственной смысловой структуры и расширение области взаимопонимания. Политические агенты, которые могут «рассуждать с точки зрения других», будут лучше решать – причем решать справедливо – новые и перспективные трансграничные проблемы и координировать процессы, которые порождают «взаимопересекающиеся сообщества с общей судьбой». Кроме того, космополитическая программа утверждает, что если современные формы власти должны стать подотчётными и если многие влияющие на нас сложные проблемы локального, национального, регионального и глобального характера должны демократически регулироваться, то люди должны будут иметь доступ в различные политические сообщества и быть их членами[121]. Иначе говоря, в новом тысячелетии демократическое политическое сообщество превратится в такой мир, граждане которого будут иметь гражданство многих стран. Столкнувшись с «взаимопересекающимися сообществами с общей судьбой», они вынуждены быть гражданами не только собственных обществ, но и более широких регионов, более широкого мирового порядка. Институты, разумеется, должны развиваться, чтобы отражать различные проблемы, вопросы-задачи, связывающие людей воедино безотносительно к тому, в каких национальных государствах они родились или выросли[122].

Исходя из этого, сторонники космополитического подхода утверждают, что демократия должна быть переосмыслена как «двусторонний процесс». Под двусторонним процессом, или процессом двойной демократизации, включающим дальнейшую постепенную демократизацию государств и гражданских обществ, подразумевается не только углубление демократии в рамках национального сообщества, но и расширение демократических форм и процессов, происходящих независимо от национальных границ. Защищая «двойную демократизацию» политической жизни, сторонники космополитической демократии стремятся вывести демократию за пределы государства, расширяя распространение демократии на публичную сферу между и помимо государств. В этом отношении транснациональная демократия и территориальная демократия рассматриваются как взаимно усиливающиеся, а не конфликтующие принципы политического правила. Космополитическая демократия в действительности требует политического порядка в демократических объединениях, городах и нациях, так же как и в региональных и глобальных сетях[123].

Демократия должна позволить гражданам-космополитам получить доступ к разрывающим и трансформирующим границы их традиционного политического сообщества социальным, экономическим, политическим процессам и потокам, а также быть посредником между этими процессами и сделать их себе подотчётными.

По сути, этот подход разрывает традиционную связь между легитимной политической властью и постоянными границами и ограниченными территориями и, более того, осмысляет этот разрыв как неотъемлемый признак основных демократических соглашений или демократической конституции, которая в принципе может быть укреплена и использована в различных автономных объединениях, начиная от городов и субнациональных регионов и кончая национальными государствами, регионами и более широкими глобальными структурами. Очевидно, что процесс такого отделения уже начался, поскольку политическая власть и легитимные формы власти распространяются «вниз» и «вверх» в рамках национального государства, а также «около» него. Но приверженцы космополитической программы выступают за радикальное расширение этого процесса, насколько позволяют обязательства, выполнять которые необходимо даже при наличии самых широких демократических прав и обязанностей. Это предполагает ряд кратко- и долгосрочных мер при условии уверенности в том, что геополитические силы в процессе прогрессивного и углубляющегося развития превратятся в демократические организации и институты.

Если глобализация касается этих процессов, подводя фундамент под трансформацию организации человеческой деятельности, сплачивая и расширяя эту деятельность таким образом, что образуется каркас межрегионального и межконтинентального изменения и развития, то многие заветные политические идеи, раньше сфокусированные на национальных государствах, должны быть переосмыслены и переработаны. Необходимо рассмотреть эти нормативные и институциональные проблемы чуть более подробно.

Однако раз мы живём в мире, характеризующемся глобальной политикой и многоуровневым управлением, то эффективность национальных демократических и правовых традиций весьма сомнительна. Каким бы точным и подробным ни было изложение этой проблемы, оно неизбежно основано на признании, во-первых, взаимосвязанности сущности и характерных черт демократии в рамках отдельного сообщества и сущности и характерных черт демократических отношений между сообществами. И, во-вторых, того, что для процветания демократии и самих политических сообществ должны быть созданы новые правовые и организационные механизмы. Но было бы совершенно неправильно заключить отсюда, что политика локальных или национальных демократических сообществ будет или должна быть полностью вытеснена новыми силами политической глобализации. Допустить это означало бы неправильно понять довольно сложное, многообразное и неравномерное влияние различных региональных и глобальных процессов на политическую жизнь. Разумеется, некоторые проблемы и политические решения останутся полностью на ответственности локальных правительств и национальных государств. Другие будут признаны находящимися в ведении отдельных регионов. Третьи же проблемы – такие, как состояние окружающей среды, обеспечение глобальной безопасности, вопросы мирового здравоохранения и экономическое регулирование – потребуют создания новых институтов, которые и будут заниматься их решением[124].

Как считает Э. Макгрю[125], единственная заслуживающая внимания попытка критики некоторых положений, присущих как космополитическому, так и радикальному демократическому проекту, может быть обнаружена в работах по вопросам «совещательной демократии» и в связанных с ней концепциях «стейкхолдинг» демократии[126]. Вместо того чтобы предлагать новое конституционное урегулирование глобальной формы правления или создание альтернативных структур глобального управления, защитники совещательной демократии увлечены объяснением «возможностей демократизации управления, действительно, существующих в международной системе, а не в государственном управлении»[127]. Сторонники концепции совещательной демократии интересуются дискурсивными источниками существующих систем глобального управления и ролью транснационального гражданского общества в установлении совещательного демократического контроля над условиями политического дискурса и действиями управления в международной системе. В действительности, их интересуют принципы и необходимые условия создания подлинной транснациональной публичной сферы демократического дискурса. Эти принципы включают недоминирование, участие, общественное обсуждение, ответственное управление и право «участия всех» в принятии публичных решений, которые затрагивают их благосостояние или интересы. Поэтому профессор политологии Австралийского государственного университета Джон Драйзик утверждает, что реализация транснациональной демократии зависит от признания того, что «сущность демократической законности обнаруживается не в голосовании или представительстве… А скорее в обсуждении»[128].

Хотя защитники совещательной демократии не умаляют ценность либеральных достижений институциональной реформы глобального управления или космополитического требования демократической конституции для мирового порядка, оба эти видения рассматриваются сами по себе как недостаточные для основания транснациональной демократии. Вместо этого идеалы «дискурсивности» рассчитывают на создание «ассоциации, делами которой управляют члены общественного обсуждения»[129]. Это влечёт за собой, как утверждают её защитники, культивирование транснациональных общественных сфер, в которых может быть установлен искренний диалог между учреждениями общественного управления и затронутых ими решениях и действиях. Рациональное и информационное обсуждение среди всех затронутых, а не просто декларативных интересов в рассматриваемом вопросе, в конечном счёте, связано с реализацией общественного блага.

Этот вывод существенно отличается от того, что предлагает концепция либерально-плюралистической демократии, в которой достижение согласия среди выраженных интересов и предпочтений граждан или организованных интересов взято в качестве превалирующих в принятии общественных решений. Кроме того, общественные власти, как ожидается, объяснят свои поступки: то есть находящийся под влиянием должен иметь право оспорить такие действия, потому что управление расценивается как демократическое только «…до такой степени, когда люди индивидуально или все вместе наслаждаются постоянной возможностью оспорить то, что решит правительство»[130]. Соответственно, совещательная демократия нуждается в информированных и активных гражданах, а также в энергичном поощрении тех прав и условий, которые необходимы для реализации их полномочий.

Защитники совещательной демократии утверждают, что предлагается ряд принципов, на которых может быть построена всеохватывающая, отзывчивая и ответственная транснациональная демократия. Всё больше ортодоксальных вариантов стремятся особо подчеркнуть её реформистские амбиции, поскольку обсуждение задумано в качестве механизма увеличения демократической легитимации принятия общественного решения как на локальном, так и на глобальном уровне. В отличие от этого более радикальные проявления придают большое значение потенциалу, поддающемуся трансформации до такой степени, что возникает озабоченность соревнованием глобальных институциональных программ, бросающих вызов необъяснимым участкам транснациональной власти, и уполномочиванием прогрессивных сил транснационального гражданского общества[131]. Эта напряжённость между скорее процедурной, в противоположность субстантивной, интерпретацией совещательной демократии возникает из её эклектичных философских истоков, которые включают традиции критической теории, дискурсивный анализ, республиканизм, партиципативную и прямую демократии.

Критики совещательной демократии утверждают, что это не дискретная модель демократии, чтобы быть механизмом для разрешения и легитимации публичных решений. Эта критика обоснована, если является сфокусированной только на транснациональной, местной или национальной демократии.

Кроме того, несмотря на данный акцент, в дискурсе, как это ни парадоксально, имеется тенденция упускать проблемы, в которых язык и культурное многообразие являются основой для конструирования подлинной транснациональной совещательной публичной сферы. Для этого недостаточно только желания, наоборот, возникают серьёзные вопросы о роли языка и культуры в определении условий возможности подлинного политического обсуждения[132]. Действительно, акцент на самоорганизации гарантирует, что процедурные требования и установленные условия эффективного обсуждения останутся несколько неопределённо обусловленными. Наконец, есть значительное безмолвие в отношении того, как антагонистические конфликты интересов или ценностей могут быть решены без умышленного обращения к некоторым внушающим авторитет решениям. В этом отношении совещательная демократия может быть представлена в качестве крайней ценности, имеющей дело со многими из самых неотложных глобальных дистрибутивных проблем или проблем безопасности (от ослабления долговой нагрузи до гуманитарной интервенции соответственно), которые фигурируют в мировой политической повестке дня.

3.3. Транснациональная демократия: