В)Этическая мысль - Оптимистическая духовность

Этика Оригена отражает на себе следы усилий обезвредить гностицизм. В гностицизме она неизбежно пессимистична: человек - банкрот; материя - зло; своими силами победить её человек не может. Ориген и в этом вопросе занимает серединную позицию. Он отстаивает свободу воли, но телесная жизнь через это не перестаёт быть тюрьмой, из которой чем скорее уйти, тем лучше. Освободиться от волнений плоти и крови всегда желательно. Ориген подводит таким образом фундамент под расцветший в Церкви аскетизм и является одним из творцов христианской мистики. Однако в аскетизме он проповедует умеренность, а в мистике реалистичность.

Аскетическое учение. Аскетическое учение Оригена так же как и его моральное учение (не различающиеся между собой, что уже ясно из моих предыдущих рассуждений) содержат очень обширную и ещё не достаточно изученную область.

Евсевий (Ц. И. 6, 3, 9-13) описывает аскетическую жизнь самого Оригена, её же подчеркивает Григорий Фавматург в своём Благодарственном Слове. Ориген обратил своё учение в “философию”, т. е. в аскетическую жизнь, потому что в отличие от философов он практиковал то, чему учил (2, 133-136) и прилагал усилия к формированию своих учеников в любви не только к спекулятивному богословию, но и его практике в жизни (14, 137).

Его аскетическое учение очень сильно повлияло на начало монашества, которое он предвосхитил жизнью, которую вёл (согласно Благодарственному слову) в Кесарии со своими учениками, а также на латинское монашество средних веков вплоть до 12 в.

Мученичество. Мысль о мученичестве занимала огромное место в духовности Оригена с самого детства: в воспоминаниях (гомилия на Езекииля) о своём отце, мученически умершем при Септимии Севере, в Увещевании к мученичеству, которое он адресует во время преследования Максимина Траса своему помощнику и другу Амвросию и кесарийскому священнику Протоктету, в многочисленных текстах, в комментариях и гомилиях, при своих собственных страданиях и пытках в тюрьме при Деции. Мученичество - свидетельство, данное Христу в физическом и моральном страдании и в смерти. В этом исповедании имеется два существенных элемента: вера, которую никакая неполнота мыслей не должна обесценивать и открытое проявление этой веры, предполагающее отказ от всякого идолопоклонства. Бог есть Бог ревнивый, который сам по себе не страдает от нашей неверности, но в наших интересах, что Он ревнивый, потому что исповедовать Его - означает соединиться с Ним; отречься от Него - означает отъединиться от Него. Мученик - христианин, который остаётся верным во всех обстоятельствах тому обязательству, которое он взял на себя в крещении, его жертва представляет собой действие благодатей, полученных в благодеяниях: мученик предлагает себя самого Богу как священник предлагает Богу всё, что он на земле имеет: счастье, семью, земную жизнь, себя самого. Это борец, атлет; он на арене борется с дьявольскими силами, которые хотят отнять у него силы при его поражении: он окружён земными зрителями, но особенно небесными, ожидающими его триумфа, который сделает его победителем властей и демонических сил.

Он не один борется, потому что божественная помощь не оставляет его, Дух подсказывает ему то, что он должен отвечать. Он наиболее совершенный подражатель Иисуса и товарищ в его страдании. Именно здесь то общее, что объединяет мартирологическую литературу периода её образования. Мученик несёт свой крест со Христом, он отказывается от себя самого, чтобы Христос жил в нём, он следует за Иисусом в его страдании и следовательно в его славе, чтобы воссесть с Ним по правую руку Отца. Он принимает участие также в искупительном деле Христа; мученичество - его исповедание - крещение, полностью очищающее от греха; оно высшее крещение, тайна крещения водой, таинственный образ, ибо оно совершает на деле построение из мученика в смерти и воскресении Христа. Но мученик не единственный, кто обладает через эти страдания прощением грехов: его страдания соработают со страданиями Христа для искупления и очищения мира. Жертва мучеников, присоединяясь к жертве Христа, производит поражение дьявольских сил. Нет пропорциональности между нынешними страданиями и славой, которая им последует: мученик будет жить около Господа, обладать познанием и совершенным блаженством.

Горячее желание мученичества, выражаемое в других текстах в красивом порыве Встречи с Гераклидом не делает из Оригена фанатика. В комментариях на Иоанна, он осуждает всяческое подстрекательство к мученичеству и даже требует избегать, если возможно, конфронтации с властями: наиболее глубокое основание - любовь, которую христианин должен иметь к врагам его веры, избегая совершить преступление против них. Бернанос в диалогах кармелитов вернёт эту интуицию, соответствующую общему мнению ранней церкви, которому дадут пример во время гонения Деция, помимо Киприана Карфагенского, два наиболее великих ученика Оригена, Григорий Чудотворец и Дионисий Александрийский. Впрочем, кажется, для Оригена, как и для Киприана, чувства мученичества могут воодушевлять всякую смерть христианина, который становится тогда мучеником “в тайне”, даже помимо казни, которая делала их “открытыми мучениками”.

Самоотречение. Мысль о мученичестве у Оригена освящает учение о самоотречении. В Увещевании к мученичеству он как бы даёт устав христианской жизни, говорит об обязанностях, взятых на себя в крещении. Мученичество - решительное средство исполнить их сразу. Ожидая мученичества, лучшие христиане во внутреннем расположении духа приуготовляются к нему и стремятся к совершенному самоотречению ⁷⁹. Отречение от мира ⁸⁰,добровольная бедность ⁸¹, особенно девственность ⁸² побуждают следовать за Христом распятым. Нужно даже, чтобы “все наши споры, все наши мысли, все наши действия были бы отречением от самих себя, исповеданием Христа во Христе... Удаление от греха есть отречение от самих себя, чтобы увлечь самих себя за Христом” ⁸³. Также Ориген советует практику аскетических упражнений, которые постоянно располагают нас к отречению ⁸⁴.

Учение о девственности и целомудрии. Ориген первый ясно учил о девственности Марии после родов; он высказывал это не как свободное мнение, но как утверждение близко связанное с верой: оно единственно здравое мнение (Комментарий на Иоанна 1, 4, 23); те, которые это отрицают, определенно становятся еретиками (гомилия на Луку 7). Мария содержит начала девственности у женщин как Иисус у мужчин (Комментарий на Матфея 10, 17).

А) Основы этого учения - мистический брак Иисуса с Церковью и с душой, который делает целомудрие возможным, а девственность совершенной, несмотря на то, что брак в этом учении является образом совершающегося по плоти. Девственность - восстановление райского состояния и пророчество о состоянии в воскресении: только после падения, согласно Бытию 4, 1 Адам “познал Еву жену свою”. Тело человека, уже воскресшего со Христом в “первом воскресении” принадлежит через девственность только Господу, оно тогда - храм Господа, в котором девственная душа совершает богослужение как священник, предлагая природную дружбу Духу Святому, который объединяет её с телом Господа.

Уважение к телу для Оригена, по 1Кор. 6, 13-20, одно из существенных оснований целомудрия под всеми своими формами, включая и супружеское целомудрие. Девственность после мученичества наиболее совершенное состояние, то, которое совершает наиболее полное единение со Христом. Можно понять это только в отношении к эсхатологии, потому что она не имела бы никакого смысла для жизни, ограниченной этим низшим миром. Она делает из девственного существа пророка и свидетеля жизни, где ничто не будет препятствовать единению со Христом.

Б) Девственность является христианской только при определённых условиях, когда она соответствует прочной позиции души, а не является только состоянием того, кто просто не нашел супруга; когда она принимается не по чисто философским причинам, еще менее не по еретическим основаниям, как целомудрие маркионитов - из презрения к телу; это оскорбление Богу Творцу. Через этих еретиков сам сатана симулирует целомудрие, чтобы поймать душу как птицелов своей западней. Девственность, происходящая из тщеславия, суетности или желания наживы не имеет никакой ценности.

Подлинная девственность только та, которая сопровождается всеми добродетелями. На первом месте девственность веры: в сто раз лучше добродетельный муж, который живёт целомудренно сообразно с его состоянием, чем холостяк, преданный другим порокам, т.е. имея целомудрие тела, небрежёт целомудрием сердца, значит души. Тот, кто не предохраняет своё сердце от нечистых воображений или желаний, так же не целомудрен, даже если он таков по телу. Наоборот, в случае изнасилования (по Втор. 22, 25-27) позор тела не может запятнать души: девственность тела имеет смысл только через девственность сердца, являющуюся целью; насилие над первым важно, если только оно насилие и над вторым.

в) Девственность и целомудрие обоюдный дар Бога и человека. Без божественной благодати они невозможны: девственность предполагает дар Святого Духа. Только Бог и его Слово охраняют его в душе. Так же как Иисус сын Навина обрезал второе поколение евреев каменным ножом (Иисус Навин 5, 2-9), так же “мой” Иисус обрезает свой народ (обрезание - образ целомудрия) каменным ножом, которым Он Сам является, потому что Он меч (Евр. 4, 12) и камень (1 Кор. 10, 4), обрезая от души злые желания. Сила обращения Слова Бога, приводящая к целомудренной жизни тех, кто до этого вёл беспорядочную жизнь - один из самых великих апологетических аргументов Против Цельса.

Если девственность есть дар Божий, нужно молиться, чтобы его сохранить. Но также девственность вместе с целомудрием является даром, который человек даёт Богу, самым совершенным после мученичества, даром, который имеет в качестве вознаграждения познание Бога, который может принять только тот, кто освободился от всех желаний. Каждый христианин должен предложить Богу дар целомудрия сообразный с его состоянием, но по фрагменту на 1 Кор.39, ясно различающего заповедь и совет, девственность не является каким-либо приказом. Это дополнительный труд. Он предполагает, однако, вначале любовь к Богу и ближнему: девственники, помешанные на притче, остаются у дверей, потому что они не приняли с ней (с девственностью) елей милосердия.

г) Этот дар человека Богу проявляется в умерщвлении: он хранит сердце, хранит мысли, это обрезание глаз, ушей, губ и т.д., о чём говорил уже Ветхий Завет. Ориген говорит также о посте, о бегстве от обстоятельств, символизируемых бегством Иакова. Если буря искушений обрушивается на душу, остаётся молитва, которая пробудила Иисуса, спящего в лодке, Его, который Один может усмирить ветры и море. Эти искушения приходят сначала от самой природы человека, ибо любое состояние, в котором находится человек, может быть причиной искушений. Если начать им поддаваться (уступать), дьявольское действие их усиливает. Мера и способ умерщвления ни одни и те же для всех людей, потому что они искушаются очень различным образом: некоторые имеют целомудрие почти естественное, другие должны всегда быть на страже. Но отсутствие искушений не достижимо на этом свете, где мы всегда остаемся рабами плоти; совершенная свобода от них возможна только в состоянии блаженства.

д) Девственность и, в меньшей мере, целомудрие приносят свободу для служения Господу, несмотря на то, что женатый необходимым образом привязывается к своему супругу (1 Кор. 7, 32-34). Освобождение от плоти имеет смысл только через служение Богу. Вот почему девственность или в меньшей степени целомудрие - духовная добродетель, необходимая верующему. Пророческий дух приходит только в чистую душу. Грехи плоти отстраняют от созерцания божественных реальностей, лишают духовного вкуса, притупляют и убивают пять духовных чувств. Девственность в духовном смысле плодовита: как Мария она порождает Иисуса в душе.

Духовная борьба. Трихотомическая антропология Оригена ориентирована на перспективу духовной борьбы, которая с одной стороны связана высшей частью души с “духом”, а с другой стороны своей низшей частью связана с телом: духовная борьба имеет свои корни в самом сердце души, являющейся ареной и целью борьбы. Тема духовной борьбы ориентирована также на ангелологию и демонологию Оригена: ангелов и демонов хранителей. Ангелы ответственны за такую-то добродетель или такой-то порок, ангелы-администраторы различных сил природы, ангелы и демоны народов, весь этот невидимый мир суетится вокруг души перед двумя начальниками армий - Христа - ангела великого совета и Сатаны, князя мира сего. Ориген описывает их противоположную тактику, как мы это увидим ниже по поводу различения духов. Но сатана не антипод Бога или Христа. Доброе действие, в первую очередь, труд Бога и Его Сына в нас: роль человека принять это во всей полноте своей свободы. Ориген ни в чём не является полупелагианином: если некоторые из его текстов производят такое впечатление, значит нужно читать их в перспективе последующего изложения; с другой стороны во многих комментариях, сохранившихся на греческом, описываются отношения благодати и свободы с ещё большими нюансами. В том, что касается дьявола порядок обратный: по трактату О Началах 3, 2-4 мы первые ответственны за нашу ошибку. Сатана и его ангелы вмешиваются только в том случае, если мы предоставляем себя, уступая первым побуждениям желаний и дурных мыслей.

Свободная воля и свобода. Свободная воля означает власть, которой обладает человек в выборе между добром и злом, и играет большую роль в космологии, представленной в Трактате О Началах, в частности, потому что свобода является одним из пунктов, представляющим наибольшую опасность эпохи в связи с языческой астрологией (платоновской, пифагорейской и стоической). Другим таким пунктом является доктрина о предопределении гностиков (валентинианская доктрина о природе душ). Но Ориген имеет более глубокую концепцию свободы, которая проявляется особенно в его духовном учении и проистекает из έλευθερία Павла. Тот, кто приближается к Богу, освобождается, но только счастливые в состоянии блаженства имеют полную свободу. Вопреки гипотезе О Началах, о которой мы часто думаем, к сожалению, как представляющей всю систему Оригена в то время, как она является лишь аспектом в антитезе, эта полная свобода совпадает с непогрешимостью, к которой стремится праведник, живущий на земле, не достигая её здесь полностью. Напротив, грех делает рабом: хотя и происходит из действия свободной воли; он лишает свободы, погребая душу под рабство животности, которая обозначает животные образы, покрывающие образ Бога.

Добродетель. Учение Оригена о добродетели, в общем, сходно с Плотиновской (Еннеады 1, 2). По последнему, Единое является источником добродетелей, парадигмы которых идеи, находящиеся во второй ипостаси, в νούςλе: добродетели присутствуют и в третьей ипостаси, Душе мира, и в индивидуальной душе в состоянии причастности к Душе мира.

Недостаточно обращают внимание на то, что наиболее подходящим аналогом Оригена третьей ипостаси неоплатонизма является не Святой Дух, о котором трактат О Началах (1, 3, 1) говорит, что язычники не могли иметь меньшую идею, но человеческая душа Христа: как Душа мира по Платону содержит в себе все индивидуальные души одновременно различные и неразличимые, то же самое для Оригена - человеческая душа Христа от состояния предсуществования до воскресения - Жених Церкви, значит человечества призванного к обожествлению. Образ или “тень” Слова, человеческая душа Христа передает нам “тени” добродетелей тех добродетелей, которые человек может воспринять. В Отце, и через участие в Слове, в человеческой душе Иисуса добродетели субстанциональны, но у человека они случайны, значит воспринятые и способны как к росту так и к умалению. Добродетель в человеке таким образом - субстанциальное участие в Слове, воспринятое через его человечество. Ориген мог бы сказать вместе со стоиками, что добродетели одни и те же у Бога и у людей. И Григорий Фавматург не лишает себя возможности так и сделать в своём Благодарственном слове (11, 142; 9, 124); но он не добавил бы, что “мудрец равен в добродетели первому Богу” (9, 124).

Грех. Фундаментальная концепция греха у Оригена связана с его характерным видением мира, идущим от Платона: один и тот же мир рассматривается в двух планах, мир божественных тайн, который человек будет созерцать в эсхатологии, и мир чувственных существ, образов тайн, которые, согласно божественному плану, имеют целью вести к тайне и пробуждают желание своей красотой. В себе самих как творениях Божиих, чувственные существа хороши, но для человека, вследствие его эгоизма, они могут быть источником искушений. Основной грех состоит в зацикливании на чувственном, которое является только образом, не продолжая свой путь к тайне: в этом случае образ занимает место тайны, которую он должен обнаруживать; поэтому грех людей - идолопоклонство. Грех иудея, совершающего свой культ - образ истинных реальностей - в том, что ради спасения культа он готов умертвить саму Истину; грех пристрастившегося в том, что он требует от творения то счастье, которое ему может дать только Бог; грех философа в том, что он конструирует своего идола, свою систему и поклоняется ему; грех еретика в том, что он подражает философу построением своей обособленной системы “по Писанию”, и тем оскверняет Церковь Божию.

Раскаяние. Апостольские мужи, особенно Герма, проповедуя μετανοία (обращение ума), не говорят о κατανύξις (раскаянии, т.е. этимологически ужалении). Ориген первый открыл в Библии идею постоянной боли, которая должна поддерживать в нас чувство греха. Также он пользуется другой темой Писания, а именно πένθος (печаль, тоска). Ориген, будучи окружён менталитетом эйвдаймонизма, для которого любая добровольная печаль абсурд, выделяет из Писания очень важную тему “печали по Богу” ⁸⁵. Его гомилия на Иеремию призывает христианина к постоянной скорби, трауру и слезам, питаясь сознанием греха и следов их в душе.

Вера в суждении о Боге побуждает людей добродетельно жить и бежать от греха. “Боль может изменить их совершенно, даже если их естественная склонность ко злу выросла в привычку” ⁸⁶. “Тот, кто исполняет заповеди из страха перед наказанием, - чадо Авраама и получает вознаграждение, но он ниже того, кто совершен в свободе любви” ⁸⁷.

Апатия. Слово апатия, постоянно используемое Климентом и Евагрием, редко употребляется Оригеном, более близким к метриопатии (άπαθεία) - бесстрастность, μετριοπατεία - умеренность в страстях, от глагола πάσχω - страдать). Желание обзавестись потомством похвально. Естественные склонности становятся плохими только тогда, когда они переходят границу ⁸⁸.

Конечно, человеческие страсти, прилагаемые Ветхим Заветом к Богу, символы определенных Божественных реальностей, но дело искупления имело в начале у Отца, как и у Сына страсть Любви и по причине этой же самой любви к людям, - “πέπονθεν ό άπατής” - Он страдал Бесстрастный ⁸⁹.