Словообразование как источник речевого богатства

 

Словарь русского языка, как известно, обогащается прежде всего за счет словообразования. Богатые словообразовательные возможности языка позволяют создавать огромное количество производных слов по готовым моделям. Например, в "Орфографическом словаре русского языка" (М., 1985) только с приставкой на- приведено около 3000 слов. В результате словообразовательных процессов в языке возникают крупные лексические гнезда, включающие иногда по несколько десятков слов. Например, гнездо с корнем пуст-: пустой, пустенький, пустенько, пустехонький, пустехонько, пустышка, пустоватый, пусто, пустота, пустотный, пустырь, пустырек, пустошь, опустошить, опустошать, опустошение, опустошитель, опустошительный, пустыня, пустынный, впустую, пустеть, опустеть, опустение, запустение, пустовать и т.д. Словообразовательные аффиксы вносят в слова разнообразные смысловые и эмоциональные оттенки. В.Г. Белинский по этому поводу писал: "Русский язык необыкновенно богат для выражения явлений природы... В самом деле, какое богатство для изображения явлений естественной действительности заключается только в глаголах русских, имеющих виды! Плавать, плыть, приплывать, приплыть, заплывать, отплывать, заплыть, уплывать, уплыть, наплывать, наплыть, подплывать, подплыть...: это все один глагол для выражения двадцати оттенков одного и того же действия!" [3] Разнообразны в русском языке суффиксы субъективной оценки: они придают словам оттенки ласкательности, уничижительности, пренебрежительности, иронии, сарказма, фамильярности, презрительности и т.д. К примеру, суффикс - ёнк(а) придает имени существительному оттенок презрения:, лошадёнка, избёнка, комнатёнка; суффикс -еньк(а) - оттенок ласкательности: рученька, ноченька, подруженька, зоренька и т.д.

 

Умение пользоваться словообразовательными возможностями языка значительно обогащает речь, позволяет создавать лексические и семантические неологизмы, в том числе - индивидуально-авторские.

 

Грамматические ресурсы речевого богатства

 

Основными источниками богатства речи на морфологическом уровне являются синонимия и вариантность грамматических форм, а также возможность их употребления в переносном значении. Сюда относятся:

 

1) вариантность падежных форм имен существительных: кусок сыра - кусок сыру, быть в отпуске -быть в отпуску, бункеры -бункера, пять граммов -пять грамм и другие, характеризующиеся различной стилистической окраской (нейтрального или книжного характера, с одной стороны, разговорного - с другой);

 

2) синонимичные падежные конструкции, различающиеся смысловыми оттенками и стилистическими коннотациями: купить для меня - купить мне, привезти брату -привезти для брата, не открыл окно -не открыл окна, идти лесом - идти по лесу;

 

3) синонимия кратких и полных форм имен прилагательных, имеющих семантические, стилистические и грамматические различия: медведь неуклюж - медведь неуклюжий, юноша смел -юноша смелый, улица узка -улица узкая;

 

4) синонимия форм степеней сравнения прилагательных: ниже -более низкий, умнее -более умный, умнейший -самый умный -умнее всех;

 

5) синонимия прилагательных и форм косвенных падежей имен существительных: библиотечная книга - книга из библиотеки, университетский корпус - корпус университета, лабораторное оборудование - оборудование для лаборатории, есенинские стихи -стихи Есенина;

 

6) вариантность в сочетаниях числительных с существительными: с двумястами жителями — жителей, трое студентов - три студента, два генерала — двое генералов;

 

7) синонимия местоимений (например, всякий - каждый -любой; что-то -кое-что -что-нибудь -что-либо; кто-то -кто-нибудь- кто-либо; кое-кто -некто; какой-то -какой-либо - какой-нибудь -кое-какой - некоторый);

 

8) возможность употребления одной формы числа в значении другой, одних местоимений или глагольных форм в значении других, т.е. грамматико-семантические переносы, при которых обычно появляются дополнительные смысловые оттенки и экспрессивная окраска. Например, употребление местоимения мы в значении ты или вы для выражения сочувствия, сопереживания: Вот мы (ты, вы) уже и перестали плакать; употребление мы в значении я (авторское мы): В результате анализа фактического материала мы пришли к следующим выводам... (я пришел); употребление будущего времени в значении настоящего: Из песни слова не выкинешь (пословица); Без труда не вытащишь и рыбку из пруда (пословица) и т.д.

 

Чистота речи.

Одним из качеств хорошей речи является ее чистота. Чистота речи предполагает отсутствие в речи элементов, чуждых литературному языку. Что же нарушает чистоту речи?

 

1. Диалектизмы. Говоря о необходимости избегать употребления диалектных слов, уместно вспомнить слова А.М. Горького: “Писать надо не по-вятски, не по-балахонски, писать надо по-русски”.

 

Мы говорим, что диалектизмы нарушают чистоту литературной речи, особенно речи официальной, однако следует знать, что диалектизмы – слова, свойственные определенной системе. Это означает, что в народном языке определенной территории они не являются неправильными. Народный язык, в том числе и язык говоров (диалектов), – очень экспрессивный, выразительный, он отражает материальную и духовную культуру народа. Народ всему дает меткую характеристику, оценку, и не случайно русские писатели используют диалектные слова как важное средство изобразительности (вспомните, например, произведения С. Есенина, М. Шолохова и др.) Так, для характеристики неаккуратного человека литературному слову неряха в окающих говорах Тюменской области соответствуют слова охредь, растрепай и др., вялого, нерасторопного человека называют лемзя, пентюх, пыхтун, потихоня, охря, а значение “работая, сильно устать, наработаться” выражается словами: напластаться, утенькаться, утетенькаться, ухамаздаться, ухряпаться, ухлябаться и др.

 

Когда говоришь о народном языке, в том числе и диалектном, невольно вспоминаются слова Н.В. Гоголя: “Выражается сильно российский народ! И если наградит кого словцом, то пойдет оно ему в род и потомство, утащит он его с собой и на службу, и в отставку, и в Петербург, и на край света… Произнесенное метко, все равно что писанное, не вырубливается топором”. [“Мертвые души”. Гл. V]

 

2. Засоряют речь и так называемые слова–паразиты. Это слова, каждое из которых само по себе не вызывает никакого осуждения. Употребленные без необходимости, по привычке, для заполнения пауз, они являются “сором” в речи. Часто такими словами становятся: значит, вот, видите ли, собственно говоря, так сказать и т.п.

 

3. В литературной речи не допускаются просторечные слова. Обычно это грубоватые слова отрицательно-оценочного содержания, свойственные простой, непринужденной или даже грубоватой устной речи. В толковых словарях имеется помета (простореч.), т.е. просторечное слово. К просторечным близки слова с пометой (вульг.), т.е. вульгарные, что означает: данное слово из-за своей грубости не должно употребляться в литературной речи.

 

4. Засоряют литературную речь жаргонные слова, т.е. слова, характерные для какой-то группы людей (социальной, профессиональной и т.п.). Это обычно искаженные, неправильные слова. Существует так называемый молодежный жаргон, воровской, театральный и т.п. В словарях подобные слова могут иметь помету (жарг.), (арго), что свидетельствует о том, в какой сфере употребляется слово.

 

Речь современной молодежи засорена просторечными словами, вульгарной лексикой, жаргонными оборотами. К.И. Чуковский в книге “Живой как жизнь” описывает речь трех школьников (беседа в библиотеке):

 

- Возьми эту: ценная вещь, там один так дает копоти.

 

- Эту не бери! Лабуда. Пшено.

 

- Вот эта жутко могучая книжка.

 

К.И. Чуковский пишет: “Неужели тот, кто послушает такой разговор, огорчится лишь лексикой этих детей, а не низким уровнем их духовной культуры, которым определяется эта пошлая лексика? Ведь вульгарные слова – порождение вульгарных поступков и мыслей, и поэтому очень нетрудно заранее представить, какой развинченной, развязной походкой пройдет мимо тебя молодой человек, который вышел “прошвырнутся по улице”, и когда во дворе к нему подбежала сестра, сказал ей: “Хиляй в стратосферу”. [Живой как жизнь, с. 101–102]

 

Однако существует и не столь категоричное отношение к речи молодежи. Так, Т. Плессер пишет: “Если вечером сын звонит приятелю и рассказывает историю, в которой вы, родители, понимаете лишь каждое пятое слово, не впадайте в панику и не спешите обвинить детей, что они не умеют говорить по-русски”. Т. Плессер приводит пример такой речи: “Где были? У одного чувака на фаэте… Да, Витька с хаером! Ринганули одному мэну – обещал новый диск. Леха в пролете. Утром завалился, и предки весь день возбухали. Побалдели, но особого кайфа не словили”. [газета “Неделя”]

 

Плессер пишет: “Все приведенные слова вполне приличны и описывают вполне пристойную ситуацию, просто разговор идет на сленге – языке молодежи… Речь взрослого, обильно оснащенная молодежным жаргоном, будет просто очень замусоренной”.

 

Возникновение современного молодежного жаргона многие объясняют реакцией на бедность языка официального, полуофициального.

 

Однако совсем непростительно, когда речь пересыпана примитивными ругательствами. Нельзя оставлять без внимания и взыскания хулиганские слова, снисходительно относиться к этой мерзости. Борьба за чистоту речи – это борьба за культуру человека и человеческих отношений. В письме в “Комсомольскую правду” [27 января 1990 г.] один из читателей пишет: “Нет, я не понимаю – бывают, конечно, такие моменты, когда удержаться просто невозможно. Иначе захочется что-нибудь сокрушить. Или еще что-нибудь пакостное сделать. А так ругнулся – вроде полегчало. Это я понимаю. Но вот когда идет компания подростков и, как шелухой от семечек, сыплет направо-налево отборным, трехэтажным… Когда человек двух слов связать не может без мата – это мерзко. Ругань, если уж честно, всегда неприятна, но в устах подростка противна вдвойне.

 

Есть у нас такие подростки, которым и справедливое замечание лучше не делать – себе дороже. Но некоторые (чаще всего гражданки), конечно, не выдерживают, когда сидит великое ростом чадо в переполненном автобусе и плюет семечки на воротник впереди сидящему. В ответ на призывы к порядку может хлынуть поток такой нецензурщины, что хочется вбить все эти слова ему обратно в глотку. Чтоб подавился и замолчал. Чтоб в следующий раз задумался. Понимаю, это не педагогично. Коэффициент этого действия близок к нулю.

 

За что вы нас так ненавидите, матерщинники?

 

Я просто понять хочу, вам что, нормальных слов не хватает? Вам что, нравится вариться в котле сквернословия? Но почему и мы должны вариться в этом вместе с вами?”

 

5. По-особому нужно осмыслить, говоря о чистоте речи, употребление так называемых канцеляризмов, или канцеляритов, как назвал их, по типу слов бронхит, плеврит и под., К.И. Чуковский, считая употребление канцеляризмов опасной болезнью русского языка. Что такое канцеляризм? Это слово, словосочетание и даже целое высказывание, употребляемое в деловых (“канцелярских”) документах как устойчивый штамп, шаблон. В деловых бумагах такие штампы необходимы, документы требуют устойчивой формы.

 

В штамп рискует превратиться любое слово, даже очень ценное, если его станут применять очень часто, механически. Это произошло, например, со словами яркий, ярко (яркий образ, ярко отражает, ярко показан, ярко выявлены черты); остановлюсь на вопросе, остановлюсь на недостатках, на успеваемости; продумать вопрос, поднять вопрос, поставить вопрос.

 

Слова, словосочетания повторяются из выступления в выступление, из газеты в газету, часть из них настолько утрачивают значение, что употребляются ошибочно. Так, часто смешивают обороты играть роль и иметь значение (говорят: играть значение).

 

Штампами, шаблонами люди говорят по инерции, совершенно не испытывая внешне выражаемых чувств. Такая “канцелярская”, “бюрократическая” речь отлично приспособлена для сокрытия истины. Об этом очень верно говорил Лев Кассиль: “Такие тирады, как “в обстановке неслыханного подъема”, “с огромным энтузиазмом” и др., часто механически и не в меру повторяемые, уже стираются в звучании, теряют свой смысл, становятся недопустимо ходовыми: для них уже у стенографисток имеются заготовленные знаки…”. [Новый мир, 1958, № 4]

 

Безусловно, портят язык, мешают его выразительности широко употребляемые наряду с канцеляризмами “профессиональные” слова. “Вход осуществляется через калитку” – так называется сердитое письмо в “Литературную газету”, в которой автор утверждает: “Примеров, когда техническая литература коверкает русский язык, можно привести сотни”.

 

В свое время об этом с горечью писал Константин Паустовский. Он справедливо требовал “добиваться полного уничтожения тех нескольких скудных и паразитических языков, которые крепко въелись в жизнь, существуют рядом с подлинным русским языком и пытаются вытеснить его и заменить собой”.

 

Кандидат филологических наук Г.Я. Солганик в своих “Заметках о языке научно-технических журналов” [Русская речь, № 5, 1967] отмечает, что “по мере развития научного стиля постепенно появился фонд терминов, специальных оборотов профессионального характера, речевых формул (клише), например: “Тракторист должен убедиться в отсутствии просачивания электролита из банок”; “Ударная волна может повредить остекление зданий”; “Квартиры имеют сквозное проветривание”; “Развитие сельской телефонной сети ведется на основе применения автоматизированного оборудования…”

 

6. Многие считают, что второй (после канцелярита) “болезнью” русского языка является чрезмерное употребление заимствованных слов. Употребление иноязычных слов (конформизм, дискретность, доминанта и под.), словосочетаний (методологическая концепция эстетического прогресса, реальные потенции аналитического метода и т.п.) стало чуть ли не самым хорошим тоном. В заметке “Монолог о слове” [Известия, 1982] В. Васильев пишет: “В самом деле, какая необходимость в замене “обслуживания” – “сервисом”, “руководителя” – “боссом”, “учреждения” – “офисом”, “поля” – “плантацией”, “обозрения” – “ревю”, “увлечения” – “хобби”?”.

 

За последние годы заимствованные слова активно вошли в русский язык. Однако отношение к ним во все времена было разное. Так, В. Даль был убежден, что почти всегда найдется русское слово, равносильное по смыслу и по точности иностранному. Даль в увлечении переступал границу, говорил о праве “составлять и переиначивать слова, чтобы они выходили русскими”, предлагал вместо климат – погодье, вместо адрес – насыл, вместо атмосфера – колоземица или микроколица, вместо гимнастика – ловкосилие (а гимнаст - ловкосил), вместо автомат – самодвига, живуля, живыш. Подобные слова не прижились, но следует напомнить, что инстранные слова должны употребляться только при необходимости.