Во второй половине октября положение сторон на русском фронте было таково. На правом фланге продвигавшаяся в западном направлении 10-я армия вышла к границе с Восточной Пруссией, имея перед собой 8-ю германскую армию. Между Вислой и Пилицей наступали 2-я и 5-я армии, преследуя 9-ю германскую армию, которая сумела оторваться от русских войск и отойти к р. Варте, на участок Серадзъ, Ченстохов. Эти русские армии состовляли Северо-Западный фронт. Войска противника были объеденены во вновь образованный германский Восточный фронт, в командование которым 19 октября (1 ноября) вступил П. Гинденбург со своим начальником штаба Э. Людендорфом[86]. Общее соотношение сил на фронтах было в пользу русских. Однако состояние армий не позволяло предпринимать сколько-нибудь крупные военные операции. Войска нуждались в отдыхе. Соединения и части имели большой некомплект личного состава. Не хватало оружия и боеприпасов, обстановка требовала особой «осторожности и вдумчивости в принятии решений для продолжения борьбы с Центральными державами»[87]. Но русская Ставка переоценила победу, одержанную в Варшавско-Ивангородской операции. Быстрый отход германо-австрийцев она рассматривала как признак их полного поражения. Возникла мысль продолжить наступление с целью вторжения русских армий в пределы Германии.
20 октября (2 ноября) Ставка отдала директиву №5366, положившую начало выработке плана новой крупной стратегической операции на русском фронте[88]. Конечной целью, к достижению которой направлялись все усилия вооруженных сил, являлось вторжение в Германию. Главную массу войск предполагалось направить в промежуток между Вислой и Судетами. Это требовало постепенного выдвижения армии на соответствующий рубеж, коковым намечались линии Кола, Ченстохов, Освенцим. Одновременно требовалось прочно обеспечить их с флангов – со стороны Восточной Пруссии и Галиции. Этому верховный главнокомандующий придавал столь важное значение, что даже не считал возможным продвигать далее корпуса 2-й и 5-й армий до тех пор, пока не будет достигнуто более решительных результатов на Нижней Висле и Сане. Отсюда вытекали и ближайшие задачи фронтов. Северо-Западному фронту предстояло сломить сопротивление германцев в Восточной Пруссии, отбросить их за линию Мазурских озер, утвердиться на Нижней Висле. Задача Юго-Западного фронта заключалась в том, чтобы, действуя также наступательно, одержать победу над австрийцами в Галиции. Считалось крайне необходимым нажимом на оба фланга войск противника, находящихся южнее Вислы, затруднить их отход в западном направлении.
Наступление в Галиции со стороны Карпат должно было обеспечиваться выдвижением соответствующих сил на перевалы и попыткой двинуть конницу на Венгерскую равнину. Верховный главнокомандующий потребовал от фронтов проявить упорство и настойчивость, чтобы выполнить свои задачи возможно скорее, ибо всякая задержка в этом деле вела к невыгодной для русских «отсрочке дальнейшей операции на левом берегу Вислы»[89].
Директива Ставки обязывала главнокомандующих фронтами принять все меры к упрочению положения армий, развернутых на левом берегу Вислы, устройству их тыла, подвозу необходимых укомплектований и запасов. Особое внимание обращалось на возведение достаточного числа вполне обеспеченных переправ через Вислу и быстрейшее восстановление железных дорог. Ставилась задача достигнуть армиями обоих фронтов указанного им рубежа Унейов, Шадек, Ласк, Роспржа, Пжедборж, Андреев, р. Нида. Разграничительная линия между фронтами, установленная ранее до Пжедборжа, была продолжена на Новорадомск, Крейцбург. «Этот первый план Ставки был предварительной ориентировкой для подготовки к наступлению в пределы Германии»[90].
Фронты по-разному оценивали предположения Ставки относительно плана дальнейших действий. Генерал Рузский в своем докладе Янушкевичу от 23 октября (5 ноября) выразил согласие с основной идеей директивы, но сделал ряд дополнений[91]. Он считал целесообразным увеличить глубину операции, отнеся рубеж выхода войск к линии Познань, Нейсе. По его мнению, необходимо было также внести изменения в организацию стратегического руководства. По смыслу директивы Ставки армиям русского фронта надлежало действовать в трех группах и вести три взаимосвязанные операции — в Восточной Пруссии, на территории Западной Польши и в Галиции. Сообразно этому предлагалось образовать три командования. «... Правильная организация управления всеми нашими предстоящими операциями, — писал Н. В. Рузский, — требует трех самостоятельных начальников: одного для Восточной Пруссии, другого для центральной группы, имеющей целью действия в Завислинском районе, и третьего для Галицийской группы...»[92]. Все они должны быть подчинены верховному главнокомандующему.
Соображения командования Юго-Западного фронта относительно военных действий на предстоящий период были изложены в записке генерала М. В. Алексеева от 21 октября (3 ноября)[93]. Ее автор писал, что в соответствии с выработанным планом вся военная мощь Германии обращена исключительно на запад, против Франции и Англии. Защиту своих интересов ста русском фронте, говорилось в записке, германская стратегия возложила всецело на австрийскую армию[94]. Последняя обеспечивала пути на Будапешт и Вену. Одновременно она прикрывала и пути на Берлин, где были сосредоточены все руководящие нити политики и стратегии противников России. Отсюда, как считал Алексеев, не одержав победы над австрийцами, нельзя рассчитывать на смелость и быстроту наших операций на Берлин[95]. Он предлагал основную массу русских вооруженных сил направить на разгром австро-венгерской армии, а Галицию признать главным театром военных действий. Соответственно этому надлежало произвести перераспределение войск.
Силы русских на западной границе исчислялись тогда в 37 корпусов. Из них 16 корпусов Ставка предназначала для главной операции, а остальные распределяла поровну для действий на флангах стратегического фронта. Алексеев считал такую группировку не отвечающей обстановке. Направление четверти всех сил в Восточную Пруссию, т. е. туда, где не решалась участь войны, было, по его мнению, недальновидным. Это лишало главный театр нескольких корпусов. Сам результат борьбы в том районе не мог отразиться существенным образом на важнейших операциях. Наоборот, выделение такого же количества сил в Галицию, где предстояла длительная борьба с главной массой противника, было явно недостаточно. Предложение Алексеева сводилось к следующему: 1) оставить для обеспечения правого фланга в 10-й и 1-й армиях не более 6 корпусов; 2) 2-ю армию выдвинуть к западу, в сторону границы, доведя ее состав до 10 корпусов за счет войск восточнопрусской группировки и гарнизона Варшавы (27-й корпус); 3) остальные силы — не менее 21 корпуса — сосредоточить для проведения операции в Галиции. Требовалось 5-ю, 4-ю и 9-ю армии с занимаемой линии расположения повернуть к югу и направить за Вислу, во фланг и тыл войск противника с задачей нанести им вторичное поражение в таком размере, чтобы на последующее время армия Австро-Венгрии не являлась сколько-нибудь «сильной и существенной помехой на пути достижения основной цели воины»[96].
Генерал Н. И. Иванов 23 октября (5 ноября) представил записку Алексеева верховному главнокомандующему. Одновременно он доложил, что вполне разделяет высказанные в ней взгляды, ибо до тех пор, пока австрийские армии не будут разбиты, они всегда будут иметь возможность устроиться за Карпатами и к западу от Кракова, а затем, пользуясь хорошо развитой сетью железных дорог, угрожать на реках Варте, Одере и западнее Одера левому флангу и тылу русских армий, которые предполагалось направить против Германии[97]. Развивая мысль Алексеева о невозможности выполнить те обязанности, которые Ставка возлагала на войска Юго-Западного фронта, Иванов писал: «Прочное удержание в наших руках части Галиции и Северной Буковины, или по крайней мере района Черновиц, ближайшее обложение Перемышля и Кракова, обеспечение всех этих операций со стороны длинной линии Карпат и, наконец, обеспечение фланга и тыла наших армий, наступающих на запад в пределы Германии, представляется непосильной задачей для ослабленных 10 корпусов 3-й, 8-й и 11-й армий, которые ныне действуют в Галиции, задачей непосильной до тех пор, пока не разбиты австрийские армии»[98]. Суммируя сказанное в записке Алексеева и свои собственные предположения, Иванов приходил к таким выводам: 1) одновременно преследовать две одинаково важные цели, а именно — наступать на Берлин и вместе с тем вести военные действия в Галиции против австрийской армии — войска фронта не в состоянии; 2) прежде чем проводить решительную операцию в пределах Германии, нужно «окончательно расшатать и разбить австрийскую армию»; 3) для выполнения этой задачи расположенных в Галиции десяти сильно ослабленных корпусов недостаточно; 4) необходимо дополнительно направить в Галицию, на Верхнюю Вислу (западнее устья Дунайца) еще 9-ю, 4-ю и 5-ю армии, обеспечив Среднюю Вислу 1-й и 2-й армиями[99]. Ставка отклонила предложения главнокомандующих фронтами и потребовала проводить в жизнь идею, изложенную в директиве от 20 октября (2 ноября). Сама она продолжала совершенствовать план операции, уточняя и конкретизируя задачи фронтов. Оценивая обстановку, сложившуюся к концу октября (началу ноября), Ставка полагала, что главные силы германцев сосредоточиваются на направлении Велюнь, Ченстохов. Что касается группировки австрийских войск, то она представлялась еще в недостаточной степени выясненной. Считалось, что австро-венгерские войска раскололись на две большие группы, из которых одна отходила на Краков по обоим берегам Вислы, другая — из района Перемышля на запад и частью на юго-запад. В Карпатах противник переходил к обороне, а местами даже отступал[100]. Такая довольно неопределенная обстановка вынуждала Ставку повременить с переходом в наступление[101]. Но она отнюдь не намеревалась откладывать начало операции на неопределенный срок. Ее беспокоило то, что потеря соприкосновения с противником могла привести к нежелательным последствиям. Отойдя на свою территорию и пользуясь хорошо развитой сетью железных дорог, он имел возможность «легко менять группировку своих сил, создавая на желательных направлениях выгодную для себя обстановку»[102]. Одновременно стали поступать сведения о перевозке подкреплений с французского фронта. Это заставляло торопиться с началом общего наступления.
28 октября (10 ноября) Ставка отдала новую директиву № 5565[103]. Она считала, что наступление «могло бы уже начаться 30-го и, во всяком случае не позднее 31 октября»[104]. Указывалось, что предстоящее общее наступление, имеющее конечной целью глубокое вторжение в Германию, первоначально должно преследовать задачу сломить сопротивление германцев, если бы они попытались таковое оказать на фронте Калиш, Ченстохов, и затем, не останавливаясь, прочно утвердиться на линии Ярочин, Остров, Кемпен, Крейцбург, Люблинец, Катовице, Освенцим.
Для выполнения поставленной задачи верховным главнокомандующим намечался следующий способ действий:
1) из четырех армий, действующих на левом берегу Вислы,
усилия двух центральных должны быть направлены на разгром
ченстоховской группы противника при одновременном обеспече
нии этого маневра наступлением правофланговой армии на Калиш
и Велюнь, а левофланговой — на Краков;
2) армии, действующие на торно-млавеком направлении и
в Восточной Пруссии, должны энергично продолжать выполнение
прежней задачи по обеспечению правого фланга и тыла армий,
находящихся на левом берегу Вислы;
3) армии, действующие в Галиции, продолжая безостановоч-
ное преследование отступающих перед ними австрийцев, должны
частью сил обложить крепость Перемышль и энергично подготов-
лять атаку, постепенно закупорить Карпаты и вывести возможно
большее число войск к верховьям Вислы;
4) в целях объединения действий войск, предназначенных для
атаки ченстоховской группы противника, 4-я армия на период
предстоящей операции временно переходила в подчинение главно-
командующего армиями Северо-Западного фронта.
Предположения, изложенные в директиве, не носили категорического характера. Они, как и предыдущие, сообщались главнокомандующим фронтами для ознакомления. К началу ноября перед германским верховным командованием стояла дилемма: продолжать ли искать решения войны на Западе или перенести центр тяжести операций на Восток против России. 26 октября (8 ноября) генерал Э. Фалькенгайн в своей главной квартире в Мезьере вместе с начальником военных сообщений полковником В. Тренером обсуждал план перевозок крупных германских сил на Восток. В духе такого решения был информирован подполковник Р. Хенч, направленный в австро-венгерскую главную квартиру для переговоров с генералом Ф. Конрадом. Но сражение на Ипре, где германцы со дня на день ждали крупных успехов, не позволило провести это решение в то время в жизнь. Поэтому Гинденбургу было предложено начать операцию в основном теми силами, которыми располагал главнокомандующий на Востоке.
Ядро германских сил — 9-я армия под командованием Макензена скрытно от русских перебрасывалась в район Торна. Туда же направлялись прибывающие подкрепления с Западного фронта и некоторые части, взятые из 8-й армии. Германские войска, предназначенные для проведения операции, были развернуты в двух группах. Главную из них составляла 9-я армия, а вспомогательную — четыре неполных корпуса («Грауденц», «Познань», «Бреславль», «Торн»). 9-й армии ставилась задача нанести внезапный удар по правому флангу группировки Северо-Западного фронта, предназначенной для наступления на Берлин. Одновременно предполагалось (вести активные действия силами австро-венгерских армий в северо-восточном направлении навстречу 9-й немецкой армии. Следовательно, германо-австрийское командование планировало грандиозную стратегическую операцию по окружению в Западной Польше главной группировки русских войск.
В Ставку начали поступать сведения о появлении на левом берегу Вислы, севернее Калиша, новых германских частей. Считалось, что противник производил перегруппировку. Это побудило ускорить наступление. 30 октября (12 ноября) Ставка отдала третью директиву. Она предусматривала переход 1 (14) ноября армиями, развернутыми на левом берегу Вислы, в общее наступление, придерживаясь оснований, изложенных в директиве № 5565 от 28 октября (10 ноября). Целью наступления ставилось «помешать упомянутой перегруппировке противника и удержать в наших руках инициативу действий»[105].
Директива Ставки от 30 октября (12 ноября) ясно указывала Рузскому на сосредоточение крупных германских сил между Вислой и Вартой. В самом штабе его фронта было об этом достаточно материала. Так, 28 октября (10 ноября) командующий 2-й армией С. М. Шейдеман, оценивая действия германцев, предполагал, что, «сосредоточивая свои войска в районе Ченстохова, они в то же время собирают их в районе Познани с целью подготовить удар по нашему правому флангу при дальнейшем нашем наступлении»[106]. 29 октября (11 ноября) начальник штаба армии генерал Чагин отметил: «...Противник все более и более развивает активную деятельность против нашего правого фланга, сосредоточив здесь уже значительные силы...»[107] Он считал, что «новая группировка сил противника может вызвать необходимость перемены операционного направления фронтом на северо-запад»[108].
Рузский не учитывал изменений в обстановке. 31 октября (13 ноября) он подписал директиву о наступлении. Она была основана на неверной оценке группировки германских войск. Считалось, что главные силы 9-й армии отошли на Велюнь (около двух корпусов) и Ченстохов (около четырех корпусов). Предполагали, что в районе Калиша находилось до корпуса и двух-трех кавалерийских дивизий, а со стороны Торна по левому берегу Вислы наступали примерно две дивизии, которые теснили 5-й Сибирский корпус из района Влоцлавска. Отмечалась некоторая переброска сил противника из Восточной Пруссии в район Торна[109].
Ложное представление об обстановке повлекло за собой и ошибку в определении цели операции — глубокое вторжение в Германию. Переход в контрнаступление намечался утром 1 (14) ноября. Ставка, ознакомившись с решением Рузского, обратила его внимание на наличие между Вартой и Вислой не менее четырех неприятельских корпусов и указала на необходимость «изменить план действий и назначить новый срок для начала наступления»[110]. Но Рузский не принял это в расчет. Он был охвачен идеей похода в Германию и настаивал на своем. Ни план операции, ни срок ее начала не были изменены. 31 октября (13 ноября) Рузский донес Янушкевичу: «Начало наступления 2-й, 5-й и 4-й армий мною назначено на 1 ноября, и не откладываю»[111].
Процесс выработки оперативных решений накануне Лодзинской операции свидетельствует о большой творческой работе штаба верховного главнокомандующего и штабов фронтов. Но отрицательную роль играла слабо поставленная стратегическая разведка. Сведения о противнике поступали поздно. Это вынуждало часто менять решения. Не было твердости в руководстве со стороны Ставки. В результате русские начинали операцию с планом, который совершенно не отвечал действительности. Серьезная опасность, нависшая над правым флангом их наступательной группировки, игнорировалась главнокомандующим Северо-Западным фронтом.
Германское командование, зная о намерениях русских, решило упредить их действия. 29 октября (11 ноября) 9-я армия начала свой фланговый удар. Ее корпуса прорвались между 1-й и 2-й русскими армиями, создав угрозу тылу основной группировки войск Северо-Западного фронта. Это вынудило Рузского отменить план наступления, предусмотренный директивой от 31 октября (13 ноября). В течение 1—3 (14—16) ноября им был принят ряд решений, которые предусматривали выполнение сложного контрманевра войск фронта с целью поставить их в наиболее выгодное положение для отражения удара 9-й германской армии. Смысл контрманевра состоял в повороте 2-й и 5-й армий с западного направления на северо-западное. Ставка и главнокомандование фронта шли на большой риск, почти не оставляя прикрытия с запада. Но решения были правильными, и они полностью себя оправдали[112].
Командование 9-й германской армии первоначальной целью ставило срыв русского наступления в пределы Силезии. Когда эта цель была достигнута, оно приступило к реализации более широкого замысла. Предполагалось двойным охватывающим ударом фланговых групп Р. Шеффера и Р. Фроммеля окружить в районе Лодзи 2-ю и 5-ю армии русских. Группа Шеффера получила задачу обходить Лодзь с северо-востока, востока и юго-востока, а группа Фроммеля — с запада. Обе группы должны были встретиться южнее Лодзи, замкнув кольцо вокруг двух русских армий. Это решение не соответствовало наличным силам и средствам.
Замысел германского командования был разгадан в первый нее день Лодзинского сражения. 5 (18) ноября штаб 2-й армии так оценивал обстановку: «Направляя сильные удары в промежуток между 1-й и 2-й армиями, а также начав наступление и с запада, немцы, видимо, стремятся отрезать армию от Варшавы, ее окружить»[113]. Одновременно штаб армии высказывал мнение о наиболее целесообразном способе противодействия намерениям врага. «Необходимо, — докладывал он штабу фронта, — быстрое и энергичное наступление 5-й армии из-за левого фланга 2-й армии и движение каких-либо частей с фронта Лович, Скерневицы во фланг немцам, стремящимся обойти правый фланг армии и отрезать ее от сообщений с Варшавой»[114]. Эти соображения и были положены в основу всех последующих действий русского командования, направленных на срыв охватывающего маневра 9-й германской армии.
Германцы прилагали огромные усилия, чтобы охватить с двух сторон 2-ю и 5-ю армии. Их наступление поставило русских в трудное положение. Особенно опасным было продвижение их фланговых группировок и в первую очередь группы Шеффера, которой удалось обойти Лодзь с востока и выдвинуться в район южнее ее. Оно раскололо силы русских на две части, одну из которых составляла 1-я армия, а другую — 2-я и 5-я армии. Управление войсками нарушилось. Создалась реальная угроза окружения и последующего уничтожения основных сил Северо-Западного фронта в районе Лодзи. Но русское командование проявило необходимую гибкость оперативной мысли. Оно сумело противопоставить германскому маневру двойного охвата действенные меры.
2-я армия стойко обороняла Лодзь. 5-я армия встала южнее Лодзи мощным заслоном на путях движения групп Шеффера и Фроммеля. 1-я армия, выделив Ловичский отряд, наступала его силами с северо-востока в тыл группы Шеффера. Макензен был поставлен перед необходимостью отказаться от своего плана. 9 (22) ноября Шефферу было приказано выйти из боя и отступать.
8—12 (21—25) ноября наступил кризис Лодзинской операции. Накануне его были моменты, когда Ставка допускала возможность неудачного для русских исхода боевых действий. 7 (20) ноября на просьбу Иванова ознакомить его с общими соображениями на тот крайний случай, если принятые меры противодействия германцам не привели бы к успешным результатам, Янушкевич сообщал: «..Верховный главнокомандующий высказал, что, прежде всего крайне необходимо исчерпать все средства, дабы сломить сопротивление противника. Если же победа будет не за нами, то придется отходить к Висле и Сану, остановившись во что бы то ни стало на заранее подготовленных позициях левого берега Вислы и удерживая в своих руках переправы на Сане»[115]. Об этом же был информирован Рузский телеграммой Данилова от 8 (21) ноября[116].
16 (29) ноября в Седлеце верховный главнокомандующий назначил совещание с главнокомандующими фронтами, которых пожелал «видеть лично для совместного обсуждения предположений о дальнейших действиях и выслушивания доклада о состоянии армий и степени материального их обеспечения»[117]. В работе совещания приняли участие также начальники штабов фронтов и главные начальники снабжений. К этой встрече высших военных руководителей генерал-квартирмейстер Ставки ГО. Н. Данилов подготовил записку № 1504 «О ближайших мероприятиях для обеспечения успехов дальнейших военных действий», датированную 15 (28) ноября. В ней дана подробная оценка стратегического положения на русском фронте и изложены взгляды на будущее[118].
Очередной задачей Ю. Н. Данилов считал проведение операции по глубокому вторжению наших «армий в пределы неприятельской территории»[119]. Эта операция, по его мнению, «должна считаться и впредь основной». Поскольку она несомненно будет сопряжена с преодолением многих трудностей, Данилов полагал, что к ней можно было приступить «только после полного обновления армий»[120]. Автор глубоко проанализировал то, что нужно было сделать в этой области. Наиболее остро стоял вопрос о стратегических резервах. По мнению Данилова, обзор операций, бывших за истекший период войны, приводил к заключению, что успешное их завершение во многом обязано тому обстоятельству, что до самого последнего времени не прекращался приток на запад свежих сил либо с окраины империи, либо с второстепенных участков фронта, а именно — из Петроградского и Одесского военных округов. Этот приток войск, являвшихся резервом в руках верховного главнокомандующего, направлялся в зависимости от обстановки и условий каждой операции в тот или иной район театра военных действий. Так, говорилось в записке, обстояло дело в Галицийской битве, когда прочное положение люблин-холмской группы (4-я и 5-я армии) было достигнуто исключительно приливом свежих войск, направленных из районов Варшавы, Петрограда и Кавказа. Весь успех Варшавско-Ивангородской операции также следовало приписать своевременному и непрерывному прибытию к Варшаве подкреплений в период с 18 сентября (1 октября) по б (18) октября (1-й и 2-й Сибирские корпуса и 63-я пехотная дивизия). Наконец, и завершавшаяся Лодзинская операция показала, что в числе других причин немаловажную роль сыграла заранее предусмотренная переброска новых сил к Варшаве (два полка 3-й Туркестанской стрелковой бригады, 55-я и 57-я пехотные дивизии и отчасти 3-я Сибирская стрелковая дивизия)[121].
Однако, указывал далее генерал Данилов, запас свежих сил, могущих быть передвинутыми на запад, уже иссякает. Пока можно было принимать в расчет лишь 9-ю и 10-ю Сибирские стрелковые дивизии и два полка 3-й Туркестанской стрелковой бригады, которые не успели еще подойти, и вновь формируемые 13-й и 15-й корпуса. Время прибытия на театр военных действий всех поименованных соединений было неизвестно. Перевозка их могла быть закончена не так скоро. Затем приток резервов прекратится окончательно. Следовательно, «в руках верховного главнокомандующего уже не будет того рычага, коим он мог до настоящего времени регулировать ход операций, направляя в нужную минуту в район решающих действий свежие силы для достижения превосходства» над противником[122]. При этих условиях, начиная с будущей операции, каждому фронту надлежало рассчитывать на свои силы, группируя их таким образом, чтобы иметь возможность управлять ходом событий. Рекомендовалось части, составлявшие резерв фронта, располагать в районе крупных железнодорожных узлов в полной готовности к посадке для направления их к решающему пункту сражения.
Наряду с решением проблемы резервов представлялось безусловно необходимым «принять самые энергичные меры для приведения армий в должную боеспособность»[123]. Это диктовалось тем, что войска в течение четырех месяцев вели военные действия, причем некоторым частям пришлось провести в боях свыше 50 дней. К числу неотложных мер Данилов относил: а) пополнение людьми (офицерами и солдатами), лошадьми и материальной частью; б) обеспечение армии в возможно большем размере боевыми припасами — артиллерийскими и ружейными патронами и иными предметами снабжений; в) строгий пересмотр и замена лиц начальствующего состава в связи с оценкой их бывших действий. Выполнение этих мер «обязательно должно предшествовать началу развития дальнейших операции»[124].
Относительно ближайших задач фронтов генерал Данилов высказывал такие соображения. Считалось, что армии Северо-Западного фронта занимали крайне невыгодное положение. Их основная группировка с севера и юга охватывалась противником. Это не давало сколько-нибудь твердых оснований рассчитывать на широкое развитие наступательных действий по левому берегу Вислы без опасения получить очередной контрудар со стороны немцев. Предлагалось в случае, если бы удалось принудить германцев к новому отходу из района между Вислой и Вартой, выдвинуться главными силами не далее линии Плоцк, Красие-вице, Домбе. Дальнейшее преследование надлежало вести лишь авангардами и кавалерией. На указанном рубеже нужно было надежно (закрепиться, обеспечив левый фланг достаточно сильной группой. Ей предстояло стать на Варте фронтом к Калишу и войти в связь с армиями Юго-Западного фронта. После этого следовало приступить к перегруппировке армий фронта, действующих на левом берегу Вислы, с целью образования достаточно сильных резервов. Одновременно требовалось вернуть все части к своим войскам, распределить по корпусам отдельные дивизии[125].10-й армии необходимо было самым упорным и настойчивым образом продолжать свое наступление в Восточной Пруссии, скорейшему овладению которой придавалось исключительно важное значение. Успех наступления, отмечалось в записке, раз и навсегда обеспечит правый фланг и тыл нашего стратегического фронта от ударов противника, опасность которых возрастала бы по мере продвижения русских армий в глубь неприятельской территории. «Став прочно на Нижней Висле, — писал Данилов, — мы не только парализуем эту опасность, но будем иметь возможность привлечь к дальнейшим действиям на левом берегу Вислы большую часть 10-й армии»[126]. Автор записки считал необходимым впредь до выполнения 10-й армией своей задачи надежно прикрыть на правом берегу Вислы млавское направление. Он предлагал расположить на нем особую группу войск в составе не менее трех корпусов. Эта группа, действуя наступательно на Сольдау, в значительной степени могла бы способствовать 10-й армии в овладении Восточной Пруссией. Одновременно она должна была обеспечить удержание в руках русских района Варшава, Ново-георгиевск, Згерж и Нижний Нарев примерно до Рожан включительно. В состав войск укрепленного района, кроме гарнизона Новогеоргиевска, включался 27-й корпус (две второочередные дивизии). Он должен был находиться в Варшаве, откуда мог быть выдвинут на линию особым распоряжением Верховного главнокомандующего.
Основной задачей армий Юго-Западного фронта, по мнению Данилова, являлось настойчивое развитие достигнутого успеха над австрийцами. Необходимо было, обеспечивая возможно меньшими силами удержание Галиции и занимая прочно важнейшие проходы в Карпаты, иметь все остальные силы сосредоточенными в соответствующих районах для нанесения окончательных ударов австро-германским войскам, развернутым по линии Ченстохов, Краков и южнее. Главный удар рекомендовалось произвести левым флангом, нацеливая его примерно в направлении на Оппельн[127]. Это должно было содействовать сближению с армиями Северо-Западного фронта и отбросить австрийцев от естественных путей их отступления к Вене. Обращалось внимание на возможность по прохождении войсками меридиана Кракова выделения строго необходимых сил для блокады этой крепости из числа второочередных дивизий и выставления заслона южнее Кракова в сторону главных Карпатских проходов в Западной Галиции.
Мы подробно остановились на разборе содержания записки Данилова, ибо она дает довольно наглядное представление о работе стратегической мысли Ставки верховного главнокомандующего. Как видно из сказанного, автор записки предлагал совещанию 16 (29) ноября следующее: 1) на левом берегу Вислы Северо-Западному фронту обороняться, а Юго-Западному — развивать наступление на ченстохов-краковском направлении; 2) на правом фланге общего стратегического фронта силами 10-й армии овладеть Восточной Пруссией, на левом — обеспечить прочное удержание Карпатских проходов и Галиции; 3) образовать на млавском направлении особую группу войск, с тем чтобы ее наступлением на Сольдау содействовать операции 10-й армии в Восточной Пруссии и одновременно прикрыть весьма важный в стратегическом отношении район Варшава, Новогеоргиевск, Зегрж, Нижний Нарев. Итак, намечался переход к обороне лишь левобережным крылом Северо-Западного фронта и Галицийской группой Юго-Западного фронта. На остальных участках предусматривались наступательные действия.
В труде «Потеря нами Галиции» М. Д. Бонч-Бруевич крайне отрицательно отозвался о записке Ю. Н. Данилова, хотя и заметил, что критика содержавшихся в ней предположений не входила в его намерения. Главным недостатком документа он считает то, что в нем не дана суммарная оценка обстановки, не сформулированы основная стратегическая задача всей войны и ее ближайшая задача с расчетом сил, времени и расстояния, из которого вытекали бы как следствие задачи каждого фронта. По мнению автора, верховное главнокомандование вообще не имело представления о ближайшей задаче великой войны и ее даже будто бы «не пыталось отыскивать»[128]. Думается, что Бонч-Бруевич глубоко неправ. Записка Данилова — не оперативный план, а всего лишь набросок предварительных соображений Ставки, материал к совещанию, где должны были приниматься окончательные стратегические решения. В ней нельзя искать того, что хотелось бы найти ее критику. И все же объективный анализ документа показывает, что Ставка достаточно ясно изложила и свой взгляд на обстановку и вполне определенно высказалась об очередной стратегической задаче, и достаточно четко определила ближайшие задачи фронтов. Другое дело, в какой мере взгляды верховного главнокомандования отвечали действительному положению вещей.
Общая оценка стратегической обстановки на русском фронте, как нам кажется, в записке Данилова дана правильно. Ее автор верно указал на то, что нужно было сделать, прежде чем приступать к проведению операции по глубокому вторжению в пределы Германии. Однако совершенно очевидно, допускалась переоценка возможностей фронтов при постановке им ближайших задач. В частности, вряд ли был смысл продолжать наступление 10-й армии в Восточную Пруссию. Тут нельзя не согласиться с рассуждениями М. Д. Бонч-Бруевича. Он замечает, например, что идея овладеть Восточной Пруссией, ясная и целесообразная с точки зрения обеспечения правого фланга и тыла армий левого берега Вислы в то время, когда они разовьют свое наступление в глубь Германии, — быстро расплылась в неопределенный план решить эту задачу только одной 10-й армией. По образному выражению автора, вполне правильная идея, промелькнув «как мгновенный блеск молнии», «погасла в кромешной тьме своей незаконченности»[129]. 10-я армия уже наткнулась на укрепления Мазурских озер, преодолеть которые не имела сил. Содействие Млавской группы признавалось весьма проблематичным, поскольку все внимание этой группы было бы отвлечено на выполнение поставленной ей совершенно конкретной задачи — обеспечить удержание определенного района. Бонч-Бруевич делает вывод: «Совершенно очевидно, что для овладения Восточной Пруссией следовало предложить разработанный оперативный план, в котором действия 10-й армии являлись бы лишь одним из звеньев этой довольно сложной операции»[130]. Вызывает также сомнение оправданность намерения развивать наступление на Ченстохов и Краков. Вероятно, наиболее целесообразным было бы решение о временном переходе к стратегической обороне на всем русском фронте. Это вполне отвечало бы общей обстановке и тем выводам из нее, которые сделал сам генерал Данилов.
Совещание в Седлеце открылось 16 (29) ноября, как и намечалось. Оно длилось весь вечер и ночь на 17 (30) ноября. Протокола совещания в делах Бонч-Бруевичем не было найдено[131]. Не удалось его обнаружить и нам. Но о том, что происходило в Седлеце и какие решения там были приняты, довольно отчетливое представление дают доклад великого князя Николая Николаевича Николаю II от 17 (30) ноября 1914 г.[132] и директива верховного главнокомандующего № 6045 от 17 (30) ноября 1914 г.[133] Генерал Рузский, оценивая обстановку на левом берегу Вислы, с полной определенностью высказал мысль, что положение его войск на линии Илов, Шадек, Щерцов флангом к Варшаве является крайне опасным. Противник на всех участках фронта упорно держался, делая попытки прорвать расположение русских атаками на Лович и стремясь охватить их левый фланг. Он подтягивал новые силы в виде свежих частей и укомплектований. В то же время боевой состав войск Северо-Западного фронта был крайне ослаблен потерями, понесенными в ноябрьских боях. Имелись дивизии, в которых насчитывалось всего 15 офицеров и менее 2 тыс. унтер-офицеров и солдат. Пополнения подходили крайне медленно. Недостаточным был и приток огнестрельных припасов[134]. Эти неблагоприятные условия, как утверждал Рузский, препятствовали ему «с должной устойчивостью занимать нынешний фронт впредь до приведения армий в полную боевую готовность»[135]. Генерал Иванов, со своей стороны, доложил, что армии его фронта испытывают аналогичные трудности и, хотя они продолжали «одерживать частные успехи над австрийцами, однако рассчитывать на полную победу над ними в течение ближайших дней невозможно»[136].
Верховный главнокомандующий, выслушав доклады о состоянии дел на обоих фронтах и обсудив совместно с главнокомандующими сложившуюся обстановку, принял решение начать отвод армий Северо-Западного фронта, развернутых на левом берегу Вислы, на линию Илов, Петроков. Он полагал, что такая мера «сократит протяжение фронта этих армий и улучшит их стратегическое положение»[137]. Соответственно следовало отвести и армии Юго-Западного фронта, но сделать это нужно было постепенно, начиная с правого фланга, чтобы указанный маневр «не имел сразу характера общего отхода»[138]. На совещании было признано целесообразным произвести перемену в руководстве 1-й армией, поскольку плохое управление войсками этой армии тяжело отразилось «на общем течении Лодзинской операции»[139]. Вместо генерала Ренненкампфа была утверждена кандидатура командира 5-го корпуса генерала А. И. Литвинова, предложенная Рузским. Вслед за тем возникла необходимость заменить Шейдемана на посту командующего 2-й армией. На эту должность 20 ноября (3 декабря) был назначен командир 20-го корпуса генерал Смирнов[140].
Директива верховного главнокомандующего, отданная после совещания, содержала следующие требования: 1)сделать все необходимые распоряжения для того, чтобы в ночь на 18 ноября (1 декабря) возможно было начать отвод армий обоих фронтов, находившихся на левом берегу Вислы, на линию Илов, Томашов, р. Нида и далее к р. Висла для занятия на ее левом берегу заранее подготовленных позиций на путях к Варшаве и Ивангороду; 2) по мере отхода к р. Висле главнокомандующему армиями Северо-Западного фронта надлежало образовать в районе Варшавы сильный резерв для парирования возможного удара немцев со стороны района Млавы; 3) 10-й армии энергично продолжать выполнение возложенных на нее задач; 4) на обязанности Юго-Западного фронта лежало удержание Восточной Галиции; 5) пределом отхода на правом берегу Вислы устанавливалась река Сан с непременным сохранением в своих руках расположенных на ней переправ; 6) при отходе армиям Юго-Западного фронта сообразовать свое движение с движением армий Северо-Западного фронта. Директива предписывала командующим армиями фронтов принять меры для облегчения намеченного отхода. Установленная между фронтами разграничительная линия проходила по р. Пилице и далее шла на Щерцов, Петроков, Велюнь.
Ставка, видимо, очень неохотно согласилась с настойчивыми предложениями главнокомандующих, особенно генерала Рузского, об отходе армий обоих фронтов к Висле и Сану, Поэтому директива не носила окончательного характера. Последний пункт ее гласил, что распоряжение о приведении в исполнение указаний верховного главнокомандующего «последует дополнительно по получении сведений о положении дел за 16 ноября»[141]. В Ставке как бы надеялись, что все еще может поправиться к лучшему. Вновь поступившая информация о ходе действий давала как будто бы известные основания думать, что отвода армий, возможно, не потребуется. Но этим надеждам не суждено было сбыться.
Германское командование не считало операцию завершенной[142]. С французского фронта перебрасывались крупные подкрепления в виде четырех корпусов. Они направлялись к флангам 9-й армии: 3-й резервный и 13-й армейский — к левому, 2-й и 24-й армейские — к правому[143]. Гинденбург решил временно перейти к обороне, а с прибытием корпусов возобновить наступление и нанести окончательное поражение русским. Вместо одного мощного удара, как это было в начале операции, теперь планировались два примерно одинаковой силы. Районы сосредоточения прибывших корпусов с Запада определили и направление ударов. Войска левого фланга намечалось двинуть на рубеж Сохачев, Лович, а затем на Варшаву. Правофланговые соединения 9-й армии предусматривалось использовать для действий на Пабяницу, чем надеялись ускорить выполнение задачи по овладению районом Лодзи и одновременно оказать содействие группе Конрада, которую сильно теснили 4-я и 9-я русские армии. Чтобы облегчить положение австрийцев, в район Кракова на их усиление была также направлена одна дивизия из состава 24-го корпуса.
Наступление германских войск вынудило русское командование осуществить более глубокий отвод армий левого берега Вислы, чем это было предусмотрено директивой верховного главнокомандующего от 17 (30) ноября 1914 г. В начале декабря армии обоих фронтов отошли на рубеж рек Равки, Бзуры и Ниды, где перешли к обороне.
Лодзинская операция — последняя операция кампании 1914 г. на русском фронте. Стратегический план русской Ставки — глубокое вторжение в пределы Германии — исходил из общего плана Антанты. Однако, сосредоточив крупные силы на левом берегу Вислы, русское командование своевременно не сумело обнаружить переброску главных сил германцев в район Торна, которая существенно изменила всю оперативно-стратегическую обстановку. Вскоре оно разгадало замысел противника. Поворотом 2-й и 5-й армий на север, наступлением частей 1-й армии был обеспечен перелом в ходе лодзинских боев в пользу русских. Обходящая германская группа генерала Шеффера сама попала в окружение и лишь ошибки в управлении русскими войсками, разделенными на ряд отрядов, действовавших вне оперативной связи между собой, позволили германцам пробиться на север и выйти из кольца окружения.
Отрицательную роль играло несоблюдение мер скрытного управления войсками. Радиосводки русских регулярно перехватывались германцами. Это позволило противнику хорошо знать обстановку, точное расположение русских частей и их предполагаемые действия. Генерал Фалькенгайн с полным основанием писал, что перехваченные радиотелеграммы «давали возможность с начала войны на Востоке до половины 1915 года точно следить за движением неприятеля с недели на неделю и даже зачастую со дня на день и принимать соответствующие противомеры. Это главным образом и придавало войне здесь совсем иной характер и делало ее для нас совершенно иной, гораздо более простой, чем на Западе»[144].
...Снег укрыл траншеи, изуродовавшие Европу. Как мираж представало перед миллионами солдат по обе стороны фронта канувшее в Лету лето 1914 года — время несбывшихся надежд. Теперь горизонт, видимый в прицелах и через узкие амбразуры брустверов, сузился до минимума - свои и вражеские проволочные заграждения, клочок земли, искалеченный снарядами. Позиционная война стала суровой реальностью, конечный исход отныне зависел не столько от воинской доблести, сколько от мощности заводов, дымивших в далеком тылу[145].
В коалиционной войне все взаимосвязано, и, говоря словами виднейшего русского военачальника той войны А. А. Брусилова, «с начала войны, чтобы спасти Францию, Николай Николаевич совершенно правильно решил нарушить выработанный раньше план войны и быстро перейти в наступление, не ожидая окончания сосредоточения и развертывания армий. Потом это ставилось ему в вину, но в действительности это было единственное правильное решение. Немцы, действуя по внутренним операционным линиям, естественно, должны были стараться бить врагов поочередно, пользуясь своей сетью развитых железных дорог. Мы же с союзниками, действуя по внешним линиям, должны были навалиться на врага сразу со всех сторон, чтобы не дать немцам возможности уничтожить противников поочередно и перекидывать свои войска собственному произволу... Францию же необходимо было спасти, иначе и мы, с выбытием ее из строя, сразу проиграли бы войну»[146].
Aнглийcкий премьер министр времен первой мировой войны Дэвид Ллойд Джордж в канун второй мировой войны, в апреле 1939 года, напомнил: «Идеалом Германии является и всегда была война, быстро доводимая до конца... В 1914 году планы были составлены точно с такой же целью, и она чуть-чуть не была достигнута. И она была бы достигнута, если бы не Россия... Если бы не было жертв со стороны России в 1914 году, то немецкие войска не только захватили бы Париж, но их гарнизоны по сие время находились бы в Бельгии и Франции». «Мудрые слова», писал У.Черчилль об этой речи Ллойд Джорджа в своих мемуарах в 1948 году...
Заключение
Кампания 1914г. на восточноевропейском театре в целом была выиграна русской армией. С точки зрения стратегии очень важным было развертывание военных действий па фронте огромного протяжения. К концу кампании он составил 1200км. Это выдвигало перед верховным главнокомандованием чрезвычайно сложные задачи в деле обеспечения планомерного руководства стратегическими группировками войск.
Операции русской армии в кампании 1914 г. имели важное значение в общем ходе войны. Они нарушили стратегический план германского командования. Стремление добиться победы путем последовательного разгрома сначала Франции, а затем России потерпело неудачу. Германия оказалась вынужденной вести войну на два фронта.
Русский фронт становился одним из главных фронтов первой мировой войны, К концу года на нем действовало до 85 австро-германских дивизий. Примерно столько же дивизий противника находилось на Западном фронте. Общие потери австро-германских армий, на Восточном фронте в кампанию 1914 г. составили около 955 тыс. убитыми, ранеными, пропавшими без вести и пленными. На Западном фронте германская армия потеряла 757 тыс. человек[147]. В 1914 г. Россия в сражениях против Германии, Австро-Венгрии и Турции положила почти всю кадровую армию. Впоследствии указывали, что тем были спасены Франция и Англия, что совершенно верно. В 1914 году Россия в сражениях против Германии, Австро-Венгрии и Турции положила почти всю кадровую армию. Впоследствии указывали, что тем были спасены Франция и Англия, что совершенно верно.
Это было ясно в Париже и Лондоне в 1914 году, но вопрос о том, в какой степени Франция и Англия были готовы оплатить громадный долг России, оставался открытым[148].
Военные кампании 1914 г. на Русском фронте, как показывает данное исследование, являются одними из самых славных военных операций в истории русской императорской армии. В ходе исследования было выяснено, что именно операции 1914 г. на Русском фронте решили судьбу Франции и войны в целом, так же был доказан тот факт, что все эти кампании не были случайным стечением обстоятельств, приводивших к бессмысленной «бойне» по вине бездарного Верховного командования. Все эти операции тщательно планировались и проводились в действие искусно и последовательно русским командованием в кампанию 1914 г. Но наряду с талантом следует отметить и просчеты русского Верховного командования, выявленные в ходе изучения проблемы великого противостояния. К ним можно отнести: плохие коммуникации, халатность в организацию телеграфной связи между корпусами, дивизиями и генералитетом, повлекшая за собой, на некоторое время, беспорядочное перемещение русских войск на германской и австрийской территориях. Та же на лицо проявилось наглое тыловое воровство, по вине которого солдаты, нередко, прибывали на фронт без сапог и винтовок.
На основании всех выше перечисленных заключений стоит отметить, что тема первой мировой войны на Восточном фронте, а непосредственно кампании 1914г. является одной из самых оболганных и сознательно зачерненных тем в российской истории XX в. Не справедливо замалчивались, искажались и даже вычеркивались из истории самые блистательные события Великой войны. Несмотря на это стоит отметить, что именно блистательно выполненные русским командованием и русским солдатом кампании 1914 г. не только коренным образом изменили соотношение сил на Русском фронте, но и изменили ход Великой войны, начисто сорвав план германского командования, и спасли от неминуемого поражения наших союзников по Антанте. Таким образам можно сказать, что именно Русский фронт к концу 1914 г. становился главным театром военных действий первой мировой войны. Полученные в результате исследования сведения дают полное право считать военные кампании 1914 г. величайшим проявлением чести, таланта и мужества русского солдата.
Список используемой литературы
1. Брусилов А.А. Мои воспоминания. - М.: Дрофа, 2003. – 375с.
2. Варшавско-Ивангородская операция. Сборник документов. – М.: Воениздат, 1934. – 230с.
3. Восточно-Прусская операция. Сборник документов. – М.: Воениздат, 1925. - 200с.
4. Лодзинская операция. Сборник документов. - М.-Л.: Воениздат,1936. - 484с.
5. Людендорф Э. Мои воспоминания о войне 1914-1918 гг. – М.: Воениздат, 1926. – 367с.
6. Стратегический очерк войны 1914-1918 гг. - М.: Воениздат, 1922. - 75с.
7. Фалькенгайн Э. Верховное командование 1914-1916 гг. - М.: Воениздат, 1923. – 272с.
8. Алексеева И.В. Агония сердечного согласия: царизм, буржуазия и их союзники по Антанте. – М.: Известие, 1979. – 402с.
9. Айрапетян М.Э. Первая мировая война. – М.: Наука, 1964. – 272с.
10. Белой А. Галицийская битва. – М. – Л.: Воениздат, 1929. – 234с.
11. Бонч-Бруевич М. Потеря нами Галиции в 1915 г. – М.: Воениздат, 1921. – 346с.
12. Вержховский Д.В. Первая мировая война 1914-1918 гг. - М.: Известие, 1954. - 355с.
13. Емец В.А. Очерки внешней политики России в период первой мировой войны. - М.: Наука, 1974. – 395с.
14. Зайончковский А.М. Мировая война. Маневренный период 1914-1918 гг. на русском театре. - М.: Воениздат, 1929. – 347с.
15. Кабанов П.Ф. Первая мировая война 1914-1918 гг. - М.: Наука, 1964. – 351с.
16. Коленковский А. Маневренный период первой мировой империалистической войны 1914 г. – М.: Воениздат, 1923. – 238с.
17. Корольков Г.К. Лодзинская операция. – М.: Воениздат, 1934. - 296с.
18. Майсурян А.Г. Россия в первой мировой войне. - М.: Дрофа, 1993. – 289с.
19. Меликов А.В. Стратегическое развертывание. – М.: Воениздат, 1939. – 261с.
20. Ростунов И.И. Генерал Брусилов. - М.: Известие, 1976. – 435с.
21. Ростунов И.И. История первой мировой войны 1914-1918 гг. - М.: Наука, 1975. – 385с.
22. Ростунов И.И. Русский фронт первой мировой войны. - М.: Наука, 1976. – 456с.
23. Рявкин А.В. Первая мировая война. - М.: Дрофа, 1995. – 34с.
24. Семанов С.Н. Генерал Брусилов. - М.: Известие, 1982. – 386с.
25. Сидоров А.Л. Первая мировая война 1914-1918 гг. - М.: Наука, 1969. – 350с.
26. Такман Б.Ф. Августовские пушки. - М.: Известие, 1972. – 420с.
27. Фей С. Происхождение мировой войны. - М.: Воениздат, 1934. – 310с.
28. Храмов Ф. Восточно-Прусская операция. - М.: Воениздат, 1929. – 252с.
29. Ширяев В.Н. Россия в первой мировой войне. – М.: Яуза, 1996.- 483с.
30. Шишов С.Н. Гибель Российской империи. - М.: Эксмо, 2002. – 484с.
31. Яковлев Н.Н. Последняя война Старой России. - М.: Наука, 1974. – 387с.
Приложение
Император Николай II и великий князь Николай Николаевич в Галиции