Друзья сокровищ Культуры 7 страница

Запрошенный сотрудником "Правды" о подробностях аварии директор Третьяковской галереи М. П. Кристи сообщил:

- В залах №№ 20, 21 и 22 находилось около 70 картин, 15 из коих, в том числе известные полотна - "Аленушка" и "Портрет Праховой" Васнецова, "Юность Преподобного Сергия" и "Портрет жены художника" Нестерова, "У омута" и "Большая вода" Левитана, "Ночь на Днепре" Куинджи - в некоторой степени пострадали от сырости. Лаковый покров этих картин потускнел, но красочный слой не затронут.

Немедленно были привлечены крупнейшие специалисты по реставрации, в том числе заслуженный деятель искусства И.Э.Грабарь и заведующий реставрацией Музея изобразительных искусств П.Д.Корин. Вместе с сотрудниками реставрационного отдела Третьяковской галереи они детально осмотрели каждое полотно и вынесли заключение, что непоправимых повреждений на картинах нет.

В беседе с сотрудником "Правды" И.Э.Грабарь сообщил: - Существующая в Третьяковской галерее система центрального отопления чрезвычайно устарела и требует коренной реконструкции. Несовершенство этой системы сказывалось в том, что на протяжении ряда лет картины в выставочных залах систематически покрывались копотью. Это заставило еще в 1910-13 гг. застеклить все наиболее выдающиеся полотна.

Случая, подобного происшедшему 8 января, до сих пор не наблюдалось.

Комиссар по просвещению А.С.Бубнов издал следующий приказ:

"За недопустимое разгильдяйство и халатность в хозяйственной части и техническом надзоре за системой центрального отопления в Госуд. Третьяковской галерее, приведшие 8 января с. г. к аварии в камере № 4 водяного отопления, могущей поставить под угрозу ценнейшие произведения искусства, приказываю:

1. Директору Третьяковской галереи М. П. Кристи объявить строгий выговор.

2. Заведующего хозяйственной частью Дубовицкого освободить от должности.

3. Инженера Лопухова, непосредственно ведающего техническим надзором в Государственной Третьяковской галерее, снять с должности".

Только подумать, что такие, всем известные национальные сокровища, как "Аленушка" Васнецова, "Юность Преподобного Сергия" Нестерова, "У омута" Левитана, "Ночь на Днепре" Куинджи, делаются жертвой недосмотра. Может быть, по недопустимому легкомыслию, а может быть, и по злобности.

Ведь неоднократно пресса сообщала о гимнах, требующих "уничтожения всех Рафаэлей". Если мы вспомним, что ненависть преследует именно картину Милле "Анжелюс" или прекрасные сокровища собора Овьедо, то, может быть, и покушение на незабываемую "Юность Преподобного Сергия" Нестерова тоже относится к тем же попыткам стереть самое выдающееся. И сколько подобных горестных знаков можно перечесть даже из деяний самых последних дней.

После покушения на "Анжелюса" Милле сообщалось, что порезы на картине заделаны, а мы уже тогда предупреждали, что картина все же останется инвалидом. Всякие зашивки и замазки значительно сократят жизненный срок произведения. Также и теперь, может быть, кто-то будет уверять, что картины Третьяковской галереи будут или подсушены, или вновь натянуты, или подвергнутся какому-то новому "целительному" процессу; но все же пострадавшие картины останутся инвалидами. Они изменятся и не смогут вдохновить зрителей так долго, как это было бы возможно без варварского покушения.

В каждом преступлении обычно вкрадывается элемент недосмотра. На этом шатком оправдании обычно строится судебная защита. Но уже недосмотр как таковой является несомненным преступлением там, где вверена судьба государственных национальных сокровищ.

Никакие политические, экономические, классовые или расовые соображения не могут понизить ответственность за сохранность великих национальных творений. Если где-то когда-то произошел преступный недосмотр, то это не значит, что тем ж можно оправдать и следующие покушения на неприкосновенность народных сокровищ.

Еще раз вспомним перечисленные картины, вспомним, насколько эти художественные образы вошли в русскую Культуру, а теперь уже стали достоянием и Культуры всемирной. "Юность Преподобного Сергия" остается одной из самых выразительных картин Нестерова, дав русскому народу незабываемый облик чтимого великого подвижника. "Аленушка" всегда будет не только одной из лучших картин Васнецова, но и напомнит о том, как русское самосознание вспомнило о своем национальном сокровище. "Ночь на Днепре" Куинджи является исторической картиной в соответствии с завоеваниями живописи европейской. Каждая картина Левитана есть неповторимый вклад в историю русской живописи. А сколько в этих же залах и других произведений, навсегда вошедших в историю искусств!

Не в том дело, что отопление было плохо или какие-то краны открылись. Дело в степени бережения. Дело - в сознании ценности художественного и национального творчества.

Эта любовь к художественному и научному выражению народа, священная внимательность к неповторимому творчеству не только должна принадлежать каким-то случайным чиновникам и надзирателям. Вся страна должна и радоваться, и болеть судьбою сокровищ народных. Если же неощутима эта радость или печаль, это будет значить, что сознание народное уклонено от своих основных начал. По этим мерам пишется история Культуры, этими вехами отмечаются проходимые пути народные.

Если на страницах исследований остаются сообщения о разрушении библиотек, храмов и художественных сокровищ, то эти сообщения навсегда остаются знаками плачевными. Историки пользуются ими как доказательством деградации. Те, которые в свое время так или иначе способствовали или хотя бы допускали такие разрушения или повреждения, они бы наверное воздержались от таких дел, если бы вполне представили себе суть истории.

Сегодня газеты принесли известие о смерти Макса Либермана. Меня уже спрашивали: "Кто такой Либерман?". Значит, это имя большого художника кому-то уже ничего не сказало; значит, страница истории искусства или не была прочтена, или забыта. Насколько же в школах наших должно быть напоминаемо о значении научного и художественного творчества. Ведь это может быть одним из самых привлекательных предметов.

Среди государственных и семейных смущений дети с радостью послушают о сокровищах истинных. Научатся они и тому, что забота и любовь к этим сокровищам есть признак культурного работника и есть непременная обязанность всякого государственного деятеля. Может быть, эти слова уже не нуждаются в повторении, тогда почему же ежедневные газетные сведения твердят как раз обратное? Не только стоит лишний раз услышать о судьбах сокровищ народных, но нужно хоть немного проникнуться значительностью этого предмета. Нельзя в обывательской сутолоке отрешаться от того, чем жив дух человеческий.

10 Февраля 1935 г.

Пекин

Публикуется впервые

ПОДВИЖНОСТЬ

Лама Мингиюр уезжает в монастыри. Наверно, опять соберет много значительных сведений и по старым преданиям, и по всяким лекарственным вопросам. Очень хорошо, что он едет. В этой подвижности заключается именно то качество, которое я всегда советовал нашим сотрудникам. Вот и лекарь Дава Тяньзин тоже уходит в горы. Если он не будет обновлять своих запасов, если перестанет встречаться с другими лекарями-ламами, то и его запас скоро оскудеет. Вот и еще двое сотрудников выехали. Один - в Лагор, а другая - за океан.

Когда мы основывали институт, то прежде всего имелась в виду постоянная подвижность работы. Со времени основания каждый год происходят экспедиции и экскурсии. Не нужно отказываться от этой уже сложившейся традиции. Если все сотрудники и корреспонденты будут привязаны к одному месту, то сколько неожиданных хороших возможностей замерзнут. Ведь не для того собираются люди, чтобы непременно, сидя в одной комнате, питать себя присылаемыми сведениями. В этом была бы лишь половина работы.

Нужно то, что индусы так сердечно и знаменательно называют "ашрам". Это - средоточие. Но умственное питание "ашрама" добывается в разных местах. Приходят совсем неожиданные путники, каждый со своими накоплениями. Но и сотрудники "ашрама" тоже не сидят на месте. При каждой новой возможности они идут в разные стороны и пополняют свои внутренние запасы. Недаром давно сказано, как один настоятель монастыря, когда братия уходила в странствия, говорил: "Наша обитель опять расширяется".

Казалось бы, братия уходила, но настоятель считал именно это обстоятельство расширением обители.

Впрочем, сейчас всякий обмен научными силами, всякие экспедиции и странствия становятся уже непременным условием каждого преуспеяния. При этом люди научаются и расширять пределы своей специальности. Странник многое видит. Путник, если не слеп, даже невольно усмотрит многое замечательное. Таким образом, узкая профессия, одно время так овладевшая человечеством, опять заменяется познаванием широким.

Часто даже, казалось бы, удаленные друг от друга области становятся благодетельными сотрудниками. Конечно, так и должно быть, ибо последние устремления человечества, основанные на сотрудничестве, на кооперации, прежде всего научают синтезу. Еще недавно очень боялись этого объединительного понятия. Помним, как Анатоль Франс и многие другие просвещенные писатели тонко иронизировали над чрезмерною специализациею. Действительно, в природе так все кооперирует, настолько все слитно и уравновешено, что лишь сознательное сотрудничество людей ответит этим основным законам всего сущего.

Польза путешествия и всестороннего познавания, вероятно, никогда настолько не занимала умы, как сейчас. Скоро земной шар будет испещрен пройденными путями. Но это будет все-таки лишь первичная степень познания. И на каждых этих путях нужно будет и взглянуть высоко наверх, и глубоко проникнуть внутрь, чтобы оценить все разнообразие возможности, так недавно вообще незамеченное.

Опасно одно, что среди всяких поездок развивается слишком много спортивных поездок и состязаний. В этих чисто внешних, механических соревнованиях теряется многое, что нужно было бы особенно наверстать в наши дни. Всякие соревнования на силу, неутомимость, на скорость нужно бы перенести и на скорость, и глубину мышления и познавания. У каждого в запасе много анекдотов, всяких школьных недоумений и странностей; не будем их повторять. Но будем очень твердо помнить, что не следует устремляться лишь к техническому образованию.

Всякие ограниченно условные техникумы уже являются пережитком перед опять властно возникающим понятием синтеза. Если техникум где-то упирается в робота, то глубоко осмысленный синтез дает новую широту горизонта. Основывая отделы учреждений в разных странах, мы именно имели в виду, что когда-то и как-то произойдет теснейшее общение всех сотрудников. Они обогатят друг друга, они ободрят друг друга и перекликнутся самыми неотложно полезными понятиями. Если же в учреждениях явится какая-либо возможность для новых познаваний, экспедиций, посещений, то пусть эта возможность не откладывается.

Будем продолжать уже сложившуюся традицию взаимных ознакомлений. Будем смотреть на каждое новое посещение мест нашими сотрудниками как на истинное развитие просветительного дела. А для этого прежде всего будем развивать истинную подвижность.

Когда говорим о подвижности, то не будем думать, что она близка многим. Немало людей любит говорить о подвижности. Сидя в спокойных креслах за вечерним столом, они готовы очень легко помечтать, подняться, ехать, творить и работать на новых местах. Но как только дело дойдет до выполнения этих мечтаний, многие найдут десятки причин, им мешающих. Каждый из нас может припомнить даже и в недавнем прошлом поучительные эпизоды, как уже совсем было собравшиеся в путь дальний бессильно опускались в свое насиженное спокойное кресло. Причины отступления, конечно, были и многочисленны, и как бы житейски уважительны.

Когда человек хочет оправдать себя в неделании чего-либо, то, поверьте, он найдет множество помогающих обстоятельств. При этом неподвижность будет оправдана очень многими. А подвижность, т. е. желание нового труда, нового познавания - будет очень легко осуждена. Будет сказано и о пустом мечтательстве, о несбыточных стремлениях, о легковерии, мало ли о чем найдет сказать изворотливый рассудок, когда он хочет уклониться от чего-то, подсказанного сердцем.

Сколько раз мы читали письма, полные устремления вдаль, полные готовности к обновленному труду, но как только вы спрашивали сего писателя, когда он может выехать к новому поприщу, как он впадал в престранное молчание. Очевидно, вся бытовая запыленность обрушивалась и приводила к молчанию язык сердца. Выползали всякие рогатые сомнения, выслушивались всякие нелепые соображения и утеривалась еще одна возможность. Мало того, что утеривалась она лично; она могла отягощать и вредить множеству и близких, и дальних людей.

Ради призрачной помощи немногим забывалось сотрудничество и помощь в очень больших делах. Основной же причиной все-таки оказывалась неподвижность, прижитость к своему просиженному креслу. А ведь за неподвижностью встает и призрак страха перед каждою новизною вообще. Этот призрак ведет к ветхости и дряхлости. Когда же наступит такое разложение, то никакими внешними мерами уже не помочь.

А сколько раз не что иное, как какие-то несчастные вещи делали людей неподвижными. Мы сами видели весьма прискорбные примеры, когда люди, казалось бы, интеллигентные из-за вещей обрекали себя на самое печальное существование. Ох, уж эти вещи! Эти мохнатые придатки пыльного быта. Иногда они начинают до такой степени властвовать, что голос сердца при них кажется не только неправдоподобным, но даже как бы неуместным.

Всегда радуюсь, когда вижу в сотрудниках подвижность.

11 Февраля 1935 г.

"Врата в Будущее"

ЭПИДЕМИИ

В истории человечества особенно любопытную страницу представляют эпидемии безумий.

Совершенно так же, как всякие другие заразные эпидемии, многократно на разных материках появлялись эпидемии безумия. Целые государства страдали злостно навязчивыми идеями в разных областях жизни. Конечно, особенно часто эти эпидемии выражались в сфере религиозной, в сфере суеверий, а также в пределах государственной подозрительности.

Если сейчас оглянуться на страницы всяких религиозных мученичеств, на темные воспоминания об инквизиции и всяких массовых безумиях, то совершенно ясно встанет картина настоящей непреувеличенной эпидемии.

Так же, как всякая эпидемия, и эта болезнь безумия вспыхивала неожиданно, часто как бы по малой причине и разрасталась с необыкновенной быстротой в самых свирепых формах. Вспомните хотя бы всякие процессы о ведьмах, которым даже верится с трудом.

Но сейчас доктор Леви-Валенси сообщает несколько любопытных данных, напоминающих опять о возможности эпидемии безумия.

Доктор говорит: "В былые времена сумасшедшие жаловались на дьявола, который жаждет погубить их душу и тело; пророчествовали и кликушествовали".

Сумасшедшие сегодняшнего дня, по словам доктора Леви-Валенси, бредят делом Ставицкого, Пренса; желают реформировать государство и т. д.

"Несколько лет тому назад, в разгар жилищного кризиса, множество больных жаловалось на то, что их хотят выселить из квартир. Теперь жилищный кризис прошел, зато началась безработица. И умалишенные упорно утверждают, что их хотят лишить службы, работы, "шомажных" денег..."

В горячем бреду непрерывно упоминается о кознях масонов, сюрте. Леви-Валенси рассказывает о банковском служащем, 44 лет, который жалуется на преследования со стороны евреев и могущественных иностранных синдикатов, во что бы то ни стало желающих поступить с ним, как с Пренсом... За ним постоянно следят два субъекта: однорукий и один агент полиции, "с лицом убийцы". Опасность угрожает также его жене...

"13-летний мальчик охвачен манией преследования. Он убежден, что скомпрометирован в деле Ставицкого и что "мафия" уберет его со своего пути".

Конечно, эти сведения доктора очень отрывочны и случайны. Конечно, его коллеги-психиатры могут дополнить им сказанное множеством всяких примеров. Исследователи должны наблюдать не только уже в стенах лечебниц. Они должны широко присматриваться во всей жизни. Ведь главное количество безумцев не попадает в лечебницу. Они остаются на свободе и подчас занимают очень ответственные места. Для того, чтобы вмешался врачебный надзор, нужны повторные и особенно яркие проявления. А сколько же деяний было совершено, пока безумец почитался дееспособным и в полной свободе совершал множество преступлений.

С исторической стороны этот вопрос очень сложен. Известно, что даже высокие государственные деятели и главы стран, еще находясь в своих должностях, впадали в острое безумие. Несмотря на попытки скрывать его, припадки становились настолько явными, что безумцев так или иначе изымали из деятельности. При этом ни для кого не оставалось тайною, что эти деятели болели уже некоторое время.

Спрашивается, что же делать со всеми декретами, постановлениями и резолюциями, которые были сделаны уже во время безумия? Значит, в государственную и общественную жизнь целых стран, может быть, даже продолжительно вторгалось безумие. Рука безумца продолжала совершать акты в уже явно болезненном состоянии. Должны ли быть такие акты признаваемы нормальными? Это такой ответственный вопрос, которого всячески избегают юристы.

В конце концов, на него и невозможно ответить. Вспомним хотя бы те примеры безумия должностных лиц, которые обнаруживались на нашем веку. Кто же мог бы вполне определить, когда именно началось это безумие, закончившееся так явно. Сколько раз вследствие так называемого острого нервного расстройства должностным лицам спешно предлагался отпуск, а затем они оказывались в определенной лечебнице. Но ведь до момента этого отпуска или отставки было совершено очень многое.

Всегда ли пересматривается то, что было совершено уже в болезненном состоянии? Известны случаи, когда главы государств действовали уже в припадках безумия. Как же быть с теми государственными актами, которые были утверждены безумцами? На протяжении истории известны многие такие прискорбные явления.

Сейчас доктор Леви-Валенси чрезвычайно своевременно поднимает вопрос об эпидемиях безумия. Люди, отравленные всевозможными нездоровыми условиями жизни, особенно легко поддаются всяким безумным маниям.

Мы совершенно не знаем, как влияют на психические возбуждения многие из вновь вызываемых в действие энергий. Такие напряжения не могут быть нейтральными, они как-то воздействуют, но вот это "как-то" сейчас представляется особенно великим неизвестным.

Во всяком случае нужно приветствовать голоса ученых, врачей и в данном случае психиатров, которые помогли бы спешно разобраться в происходящих мировых смущениях.

Будет полезно, если бы внимательные наблюдатели не поленились сообщить врачам замеченные ими всякие необычайные проявления. Такие сторонние сообщения могут с великою пользою толкнуть мысль испытателя.

Ведь сейчас происходят многие новые формы эпидемий.

Особенно озлобилась инфлюэнца, иногда доходящая почти до форм легочной чумы; усилилась малярия; обострились сердечные формы и, конечно, необыкновенно осложнились всякие психозы.

Широкое и неотложное поле действия для всех исследователей. Отметки истории, хотя бы и в кратких и своеобразных упоминаниях, тоже могут навести на разные полезные размышления.

12 Февраля 1935 г.

Пекин

"Нерушимое"

ПРЕЛОМЛЕНИЯ

Особые трудности возникают из-за мысленных преломлений за дальностью расстояний. Когда переписка происходит со многими странами, то особенно ярко выявляются иногда совершенно непреоборимые разницы представлений о разных предметах.

Вот из Бельгии пишут, что прочли в газетах мое сообщение о тибетских монастырях и потому спрашивают: "Близ Лхасы на высокой скале стоит один из известных в стране монастырей, являющийся центром врачебной науки. Что это за монастырь? Его адрес? Можно ли с ним списаться и на каком языке писать? Можно ли назвать местность? Желательно списаться с этим монастырем для больного сына, страдающего болезнью мозга".

Конечно, это крик сердца. Конечно, кому-то это сведение очень нужно, как, может быть, последний выход. Но представьте себе, как далеки всякие такие вопросы от действительности. Когда вы знаете предполагаемый монастырь и знаете все условия, там существующие, вас потрясет мысль, как туда дойдет такой необыкновенный запрос. Будет он написан, вероятно, по-французски. Болезнь, вероятно, будет изложена в латинских или местных бельгийских терминах. Будет приложен какой-то совершенно непонятный для местных людей адрес, а главное - такое письмо вообще никогда не дойдет до назначения.

Вы чувствуете, какая крайность заставляет запрашивать и далекую страну о мозговой и нервной болезни. Вы понимаете, насколько далек должен быть этот корреспондент' от действительности, чтобы возыметь надежду на диагноз на таких огромных расстояниях, без самого больного и, вероятно, с неполными описаниями и самого заболевания.

Пример такого преломления за дальностью расстояния я беру чисто случайно из множества таких примеров, самых поразительных. Вот французское письмо к высокому ламе. Вот запрос, из каких трав можно сделать ежедневное питье от всех болезней. Вот горячее желание вообще куда-то уехать без языка и без средств.

Ведь все это биения сердец.

В каждом из них слышится крайность и последнее напряжение. Так же точно из дальних стран пишут на Запад и, не считаясь с расстояниями, ожидают немедленных ответов.

Итак, выходит, что и сейчас осведомленность в некоторых отношениях почти одинакова со временами Марко Поло. Еще недавно нам приходилось видеть как бы целые трактаты о положении стран. К изумлению, можно было видеть, что лица, считающие себя очень осведомленными, основывались на каких-то совершенно неверных газетных заметках. Из этих мимолетных слухов возникали целые утверждения как пессимизма, так и чрезмерного оптимизма. Приводились какие-то решения и постановления, которые прежде всего не имели ничего общего с действительностью. Люди, считавшиеся и военными, и гражданскими авторитетами, основывали выводы свои на обстоятельствах, уже не существующих или вообще не существовавших. К прискорбию, Вы узнавали в этих выводах давно мелькнувшие ложные газетные корреспонденции.

Казалось бы, отношение к печатному слову должно значительно выправиться за последние десятилетия. Не говорю вообще против печатного слова, но его стало так много, оно сделалось подверженным такому множеству партийных, национальных и классовых соображений, что действительность преломилась в нем во всех бесчисленных гранях условных делений человечества.

Поверх всех этих условностей остается по-прежнему и причина простой неосведомленности. Загляните в специальные отделы газет, где люди отыскивают друг друга по всему миру. Казалось бы, существуют и почты, и телеграфы, и радио; заполнены все пути сообщения, работают всякие консульства, кооперации, религиозные и благотворительные общества, но при всех этих осведомительных условиях люди не могут сообщаться и не могут найти друг друга. Можно многообразно убеждаться в том, что даже простое взаимное осведомление очень относительно. Кроме этой неосведомленности, люди исконно заняты самообольщениями.

Если человек хочет предположить что-либо, он весьма изворотливо подберет призрачные доказательства. Если человек хочет переселиться куда-либо, он мысленно обставит надуманное место переселения самыми приветливыми миражами. Каждый, сообщивший ему истину, сделается как бы врагом его. Действительность будет всячески отвергаться, лишь бы сохранить обольстивший призрак. Сколько самых прискорбных заблуждений возникло от неосведомленности. Сколько страшных в своей неприложимости писем отягощают почту.

Где-то эти больные крики будут просто отринуты, но где-то они, в свою очередь, пробудят боль о том непоправимо болезненном состоянии, которое довело этих пишущих до отвращения к действительности.

Один заполняет листы бумаги неприложимыми, необоснованными проектами, другой заполняет ужасные страницы доносов, в которые он и сам не верит. Мышление превратилось в нем в злоумышление. Что-то преломилось, заскрипело, заржавело, и мысль человеческая понеслась в бездну. Она озирается и спрашивает себя, где бы навредить?

Другой бросает в пространство сведение, в которое он, конечно, и сам не верит, но оно так ладно связывает два обрывка мышления.

А поверх этого хаоса чье-то больное сердце вопит о помощи. Часто оно даже само не представляет себе, в чем может проявиться такая помощь.

Где череда вызываемых последствий и где граница действительности?

Когда-то люди приписывали всякие преломления отсутствию путей и способов сообщения. Теперь пути сообщения разрослись, но сумма всяких недоуменных преломлений только увеличилась.

Даже если вы возьмете маленькую личную корреспонденцию, сколько в ней найдется почти непоправимых преломлений. А ведь в каждом таком преломлении заключена та или иная степень болезненности.

И вот люди вспоминают, что где-то на высокой скале стоит монастырь и там исцеляют от всяких болезней. О такой высокой скале и о монастыре всезнающем мечтает среди преломлений своих человечество. Там! На высокой скале.

13 Февраля 1935 г.

Пекин

Публикуется впервые

ЗНАКИ

Орион сияет. Помним, перед носом какого судна сверкало то же созвездие. Помним, в каких горах, из-за каких вершин светил великолепный Орион. И теперь твердо знаем, кому он светит и кто на него смотрит. Те же небесные знаки.

В Храме Неба тоже оказался знак Знамени. Тамга Тамерлана состоит из того же знака. Знак трех сокровищ широко известен по многим странам Востока. На груди тибетки можно видеть большую фибулу, представляющую собою знак. Такие же фибулы видим мы и в кавказских находках, и в Скандинавии. Страсбургская мадонна имеет знак этот так же, как и святые Испании. На иконах Преподобного Сергия и Чудотворца Николая тот же знак. На груди Христа, на знаменитой картине Мемлинга, знак запечатлен в виде большой нагрудной фибулы. Когда перебираем священные изображения Византии, Рима, тот же знак связывает Священные Образы по всему миру.

В разном устремлении к Высшему сознание объединялось на тех же ступенях. Именно разнообразие подходов среди желаний выразить наивысшее является таким ценным признаком.

На горных перевалах нерушимо остается тот же знак. Для выражения быстроты, поспешности, нужности знак несет Конь Белый. А видали ли вы в подземельях в Римских катакомбах тот же знак?

И все-таки найдутся люди, которые не захотят мыслить по-лучшему, но будут пытаться прикрепить к знаку какие-то свои наименьшие соображения. Ведь тогда можно одинаково сказать и про многие другие великие знаки, что они употреблялись будто бы в разных значениях с разными намерениями. В таких соображениях человек скорее всего выкажет свою собственную сущность.

Вводя незнакомого человека в дом свой, вы можете сразу распознавать его сущность по степени его внимания к окружающим предметам. Найдутся люди, которые перед прекрасной картиной обратят внимание на позолоту рамы. Другие, увидав Венеру Милосскую, не найдут ничего лучшего, как спросить, а где же у нее руки. Третьи, приближаясь к Чудотворной Иконе, заговорят о непривлекательной для них суровости Лика. Найдутся такие, которые из всей ценнейшей обстановки ухитрятся обратить внимание на самое незначительное.

"Ex ungues leonern". По когтям узнаете льва. Так же точно можно сказать: по мусору узнаете мышей. Иногда даже как-то прискорбно слышать, как люди берутся судить о том, чего они не знают, о чем они вообще и не думали. При этом судят лишь от своего желания или похвалить или осудить. Даже не зная, чем аргументировать, такие осудители выставят просто свое "да" или "нет". Они даже не потрудятся хотя бы для самих себя, приличия ради озаботиться какими-либо доводами. Для них единственным соображением остается или место, или личность, или время, в зависимости от которых или нужно принять, или отринуть. В отрицании своем они готовы произнести любую хулу, они не остановятся перед кощунством, лишь бы выполнить свое темное предубеждение. Великий провидец Гоголь выразил ту же мысль в скорбных словах: "Мы имеем чудный дар делать все ничтожным". Именно большие созидатели должны были всегда особенно четко чуять весь ужас, когда на их глазах что-то большое делалось ничтожеством. При этом орудия такого умаления бывали самые грубые, самые невежественные. Если бы самый малый полицейский приказал этим невеждам сказать обратное, то ведь они бы ни на минуту не задумались, ибо осмысленного основания в суждении их вообще не было. Им казалось, что их властителю - его величеству пошлости так будет угодно. А это веление, конечно, вполне отвечало их собственной сущности.

Во всяком случае, во всех насилиях подлых прежде всего нет великой основы - благоволения. Какое это прекрасное слово - благоволение. Оно стоит в том же разряде, где хранится и другое ценное понятие ­милосердие.

Подлые невежды не знают ни того, ни другого. Мало того, и благоволение и милосердие будут тревожить ум подлый, как нечто напоминающее о чем-то великом и отвергнутом. Темный дар делать все ничтожным должен быть опознан и выявлен как нечто самое стыдное. Что же может стоять за этим темным даром? Ведь там уже предательство будет гнездиться. Если злодей не успел нечто сделать лживым, то он станет предательствовать, чтобы так или иначе принести свое возлияние в бездну тьмы. Даже на самых простых обыденных предметах вы можете замечать, на что человек обращает свое первое внимание. Так же точно вы почувствуете различие людей по их отношению к великим знакам.