Попытка создания демократического правового государства и причины ее неудачи

Первые месяцы — с марта по июль — вселяли надежду, что революция, неизбежно развиваясь, стремясь к политиче­скому завершению (через созыв Учредительного собрания, утверждение конституционного устройства), останется в своих исходных, достаточно широких буржуазно-демократи­ческих рамках. О такой возможности говорил ряд обстоя­тельств. Во-первых, общность понимания природы соверша­емой революции основными политическими силами, партия­ми и движениями (от октябристов, кадетов, кооператоров до меньшевиков, эсеров, национальных партий, крупнейших профсоюзов). На первых порах не составляли исключение и большевики (хотя с апреля и начавшие вооружаться ленин­ской установкой на переход от буржуазно-демократической революции — первого этапа Великой российской революции — к социалистической — следующему этапу). Во-вторых, ха­рактер первых преобразований, отражавших интересы аб­солютного большинства населения страны, вовлекавших их в единый поток демократического обновления обще­ства. В-третьих, активная, хотя и в рамках разных военных и геополитических интересов, поддержка революции страна­ми Антанты и Четверного союза. В-четвертых, быстрое разрушение пирамиды самодержавной монархической власти и начало строительства демократической системы управления.

«Несущей конструкцией» формирующейся структуры де­мократии выступала система новых исполнительных органов власти (законодательная и судебная ветви могли образовать­ся лишь на основе будущей Конституции). Вертикаль новой демократической власти, начало которой было положено со­зданием 28 февраля Временного правительства, продолжили в столице и на периферии (в губерниях, уездах, волостях, городах) комиссары, комитеты общественной безопасности (получавшие разное название), опиравшиеся на сохранивши­еся от дореволюционного времени выборные общественные органы — земства, городские думы, а также резко подняв­шие свою роль общественные органы — кооперативные, про­довольственные, земельные, профсоюзные комитеты, боль­ничные кассы, исполкомы просветительных обществ и т.п. Эта разношерстная система исполнительных органов удов­летворяла интересы большинства социально активного насе­ления (от крупных предпринимателей до пролетарских слоев города и деревни), но в «переложении» применительно к данному этапу революции — буржуазно-демократическому. Состав первого правительства, включавший октябристов, со­циалистов, но главным образом кадетов, нацелил страну на модернизацию всех областей общественной жизни на прин­ципах демократии, частной собственности, целостности го­сударства и защиту его глобальных интересов участием в мировой войне. Программа (Декларация) правительства, об­народованная 3 марта, предлагала совокупность мер, разво­рачивавших Россию в сторону прогрессивных тенденций, подкреплявшихся инициативой высших и средних слоев го­родского и сельского населения. Предлагаемая модель обще­ственного устройства предполагала устойчивое развитие страны без обострения социальных конфликтов, без дальней­ших потрясений, с постепенной трансформацией социальной структуры по мере индустриализации и урбанизации страны.

Первым крупнейшим шагом на этом пути было провоз­глашение демократических свобод для всех слоев населения. Устанавливалась свобода слова, печати, собраний и стачек, профессиональных союзов. Отменялись сословные и нацио­нальные ограничения. Намечалось провести амнистию, заме­нить полицию народной милицией, реорганизовать органы местного самоуправления, созвать Учредительное собрание для принятия Конституции и установления формы правле­ния. Гражданское право предоставлялось и миллионам сол­дат.

Демократизация, политические свободы — лишь часть той обширной программы преобразований, которые предсто­яло осуществить в ходе революции. Но это была та часть, которая действительно в короткий срок могла быть выпол­нена перенапряженным, надорванным в условиях продолжа­ющейся уже третий год войны организмом страны. Последу­ющие же глубокие реформы в деревне, в промышленности, на национальных окраинах неизбежно дезорганизовывали бы тыл, снижали боеспособность армии, перечеркивая уси­лия и жертвы, принесенные Россией в мировой войне. Таким образом, с началом революции обнажились и столкнулись интересы общегосударственные, общенародные, с одной сто­роны, и социальные, региональные, групповые — с другой. Дальнейшую судьбу России определяла возможность их со­четания или расхождения. Результат зависел от того, какие социальные группы укрепятся в демократических органах власти, подчинят их своим интересам. Растерянность всех участников революции перед неудержимым напором стихии в Феврале постепенно сменялась попытками преодоления пробудившейся стихии, эксплуатации ее в интересах отдель­ных групп населения, новоявленных революционных вождей всероссийского и местного масштаба. Совместились во вре­мени два противоречивых процесса — укрепление государ­ственной власти и ее раздробление (по национальному, со­циальному, профессиональному, региональному признакам). На этапе революционной ломки «старого» обе эти тенденции дополняли друг друга при поиске элементов «нового». Про­блема перспектив революции заключалась не столько в их наличии, сколько в характере взаимодействия. Победит ли тенденция централизации, унификации, или возьмет верх тя­га к раздроблению, дезинтеграции? С марта по июль доми­нировала первая линия, с августа 1917 г. — вторая.

Меры по демократизации общества своей широтой и глу­биной на несколько месяцев опьянили и объединили общество, обеспечив относительное согласие всех революционных сил. Сложился временный «союз» буржуазных и мелкобуржуазных средних слоев. Ощущение и ожидания коренных перемен большинством населения России укрепили оборонческие, патриотические настроения. Повсеместно развернулась ра­бота по образованию новых органов власти, обновлению по­литических программ, созданию многопартийной системы. Пресса отражала все оттенки политической мысли, обще­ственных настроений, демонстрируя подлинный плюрализм, терпимость к оппонентам и готовность к открытому диалогу.

Но то, что на короткое время сплачивало общество, далее уже подталкивало к расхождению, противостоянию, борьбе отдельных групп населения. Демократизацию в политиче­ской сфере большинство населения расценило как необходи­мый и желанный, но лишь первый шаг на пути реализации различных социальных программ. Революция из стадии по­литической органично перетекала в стадию социальную. Все многочисленные противоречия, накопленные Россией к 1917 г., через поведение, требования, настроения, общественную ак­тивность различных слоев населения прорывались на повер­хность, разрушая еще вчера единый фронт революционеров: одни из них звали к миру, другие — к решению аграрных проблем, третьи — национальных, четвертые — профессио­нальных и т.п. В свою очередь, каждый из крупных сегментов дробился на более мелкие. Национальные партии и движе­ния разбредались по национальным квартирам; в крестьян­ском движении появлялись признаки раскола, вызванного делением деревни на имущие и беднейшие слои; среди рабо­чих явственно проявлялись различия в требованиях высоко­оплачиваемых и низкооплачиваемых категорий и т.п. Таким образом, Российская революция демонстрировала одну из своих характерных особенностей — самодвижения и распа­да, вытекающих из сверхперегруженности ее разнообразны­ми интересами и целями.

Этот переход от первого — политического — этапа рево­люции ко второму — социальному — мог быть совершен или эволюционно — на основе объявленных и активно проводи­мых сверху реформ, или революционно — через очередную смену власти. Вторая линия насаждалась экстремистскими элементами, в первую очередь большевиками. Обстановку пробуждения стихии массового недовольства они использо­вали для перехватывания тактических требований буржуаз­ных и социалистических партий с целью завоевания их сто­ронников. Так, несмотря на несоответствие своим програм­мным требованиям, они заимствовали у эсеров требования социализации земли, «черного передела», укрепления мелко­го единоличного хозяйства в деревне. Также быстро больше­вики «перевооружились», подхватив требования национал-демократических партий о самоопределении, праве народов на свободный выход из России. Таких политических, пропа­гандистских «кульбитов» было много. Однако результат (за­воевание лидерства в революционном движении; перекры­вал сомнения части большевиков, связанные с фактическими «отступлениями» от доктрины.

Носителями двух основных тенденций в развитии рево­люционного процесса выступали Временное правительство (с подчиненными ему местными органами власти) и цент­ральные советские органы (с обширной сетью местных Сове­тов). Место, роль вторых в значительной мере определялись тем, что распад царской власти опережал процесс создания демократической. Образовавшийся вакуум заполняли раз­личного рода политические суррогаты, появлявшиеся на волне революционной активности городских и сельских низов.

Советы возникали с ярко выраженной социальной окра­ской — как рабочие, крестьянские, солдатские и т.п., что в корне отличало их от формировавшейся вертикали общеде­мократических органов власти. Они несли в себе ряд родо­вых признаков: выступая как органы непосредственного ре­волюционного действия, самостийно вторгались во все сфе­ры управления, легко переступая через правовые нормы; как самодеятельные общественные органы ориентировались главным образом на специфические национальные, профес­сиональные, социальные и прочие текущие интересы; прини­мая на себя ряд полномочий по решению наиболее злобо­дневных вопросов, подменяя государственные органы, но не имея подготовленных кадров технического аппарата, средств, выступали главным образом как сила деструктивная. И еще важная черта — сложившись фактически на пустом месте (ес­ли не учитывать кратковременного опыта 1905 г.), без тра­диции, культуры, выверенного практикой опыта, Советы вынужденно формировались как околопартийные органы, за­имствуя у активно действовавших партий их кадры, органи­зационные навыки, методы работы в массах. Партийный дух царил в коридорах Советов. Сами партии — как теоретиче­ские, идеологические, организационные лидеры — со време­нем менялись, а этот дух оставался стойким: сначала эсеро-меньшевистский, затем большевистский.

Расслоение революционного движения после Февраля не приобрело вначале резко очерченных границ. Но в ходе мощ­ных демонстраций в апреле, июне, июле в столице и ряде других городов против политики Временного правительства оно стало не только очевидным, но и своеобразным «мото­ром» дальнейшего развития революции. Все три политиче­ских кризиса означали рост оппозиционных настроений, уве­личение числа участников движений протеста против внут­ренней и внешней политики Временного правительства, радикализацию требований. Они все шире сопровождались лозунгами недоверия правительству и перехода власти к Со­ветам. Однако опрокинуть первоначальное соглашение они оказались не в состоянии. Во всех случаях центральные ор­ганы Советов выступали фактически в роли миротворцев, выражая доверие Временному правительству. Этот компро­мисс опирался на принципиальное признание революции как буржуазно-демократической и стратегическую задачу удержа­ния ее в этих рамках. Требования демонстрантов (скорее — их организаторов) приходили в противоречение с интересами широких слоев города и деревни, удовлетворенных первыми достижениями революции, идеями обещанных реформ. Пра­вительство объявило о своем стремлении добиться скорей­шего заключения мира без аннексий и контрибуций, уста­новления государственного и общественного контроля над производством и распределением продуктов, регулирования землепользования во имя интересов народного хозяйства и крестьянского населения, усиления налогообложения верх­них слоев, укрепления центральных н местных органов вла­сти, созыва в короткий срок Учредительного собрания (из Декларации первого коалиционного правительства, опубли­кованной 5 мая 1917 г.). Немалую роль играл психологиче­ский настрой различных категорий населения, испуганных эксцессами революции, репрессиями, погромами, разбоем, жестокостью, многочисленными пророчествами насчет кро­вавой гражданской войны. Проходила перегруппировка в об­ществе, в основе которой лежало уже отношение к самой разворачивающейся революции. Большинство социально ак­тивной части населения, поддержавшей революцию на этапе свержения самодержавия, провозглашения демократических свобод, перерастало в большинство протестующих против подрыва устоев молодой неокрепшей демократии. Возвращаясь неоднократно к урокам июльского выступления, Ленин в
дальнейшем должен был признать, что провинция и армия в
тот момент не поддержали бы попытку насильственно изменить характер власти. Сама же попытка большевиков в июле подвести массы петроградских рабочих, солдат к этой опасной черте вызвала сплочение всех демократических сил. На большевиков обрушились репрессии (аресты ряда лидеров партии, закрытие. «Правды»), Ленин вынужден был скрыться в подполье, была развернута широкая пропагандистская кампания по дискре­дитации большевиков за их якобы контакты с германским командованием. Укрепился блок правящих партий, в числе которых наряду с кадетами прочное место занимали и соци­алисты (после их вхождения в состав коалиционного прави­тельства с мая 1917 г.).

Летом была пройдена критическая точка развития рево­люции. Теперь открывалась возможная перспектива стаби­лизации власти на основе соглашения ведущих политиче­ских сил, проведения демократических выборов и созыва Учредительного собрания, уточнения, опираясь на решения Собрания, параметров нового общественного строя России.

Главным смотром демократических сил стало Государст­венное совещание, созванное Временным правительством 12—15 августа. На нем прозвучали призывы, поддержанные большинством участников, укрепить государственную власть в центре и на местах, пресечь противоправную дея­тельность экстремистских организаций, укрепить армию, сплотить все слои населения во имя победоносного заверше­ния войны.

Однако этот смотр одновременно выявил и намечавшие­ся глубокие различия во взглядах его участников на перс­пективы и содержание революции. Четко обозначилась груп­па (командный состав армии, казачества, крупные предпри­ниматели, поддерживаемые зарубежными вкладчиками капиталов, высшие слои бюрократии и интеллигенции, либе­ральные помещики), жаждавшая сильной, твердой, центра­лизованной власти, порядка в тылу и на фронте, дисциплины, защиты интересов бюрократии и собственности. Эта часть общества была готова ограничиться «малой» революцией во имя высших интересов государства, народа: Приплюсовав к своему экономическому господству и доступ к рычагам по­литической власти, они постепенно покидали ряды револю­ционеров, сплачиваясь вокруг идеи стабилизации, законности, порядка. В глазах своих вчерашних союзников они преврашались в контрреволюционеров.

Менее определенной была программа центристской «резолюционнои демократии», ориентированной на требования средних слоев, но не решавшейся настаивать на их реализа­ции вплоть до созыва Учредительного собрания, окончания войны. Представители социалистических партий словесную риторику по поводу завоеваний революции не подкрепляли ясной программой очередных преобразований. На давление масс снизу они отвечали усилением исполнительской власти (через институт комиссаров), применением карательных мер против нарушителей законности, расширением полномочий правительства и его главы. Быстро приходило понимание, что путь к демократии лежит через временное и широкое использование элементов авторитаризма. Складывалась кон­цепция демократической диктатуры. Ее контуры просматри­вались в «Декларации Временного правительства» от 8 июля. Правительство обещало действовать с той «энергией и ре­шительностью, какие требуют чрезвычайные обстоятельства времени». Отделываясь туманными обещаниями решить не­отложные земельный, рабочий, национальный и другие вопро­сы, Декларация призывала к введению жестких мер против попыток самочинно решать насущные проблемы. «Правитель­ство спасения революции» (нареченное так социалистами, лидерами Советов) в качестве главного противника, главной подрывной силы рассматривало леворадикальные элементы. Председателем правительства стал эсер А.Ф. Керенский, ми­нистром внутренних дел — один из лидеров меньшевиков И.Г. Церетели. Правительство обещало 17 сентября созвать Учредительное собрание.

 Третью группу участников Государственного совещания составляли представители леворадикальных партий — левые эсеры, меньшевики-интернационалисты, большевики: Двойственность их положения заключалась в том, что своим присутствием на Совещании они фактически освещали про­цесс стабилизации демократической власти. Однако своими_: программными установками, тактическими целями они дол­жны были раскачивать властный «корабль». Это противоречие большевики разрешили, покинув Совещание, обратив­шись к рабочим Москвы (где проходило Государственное совещание), ряда других городов с призывом бойкотировать, Совещание, выразить свои протест массовыми забастовками, демонстрациями. Этот призыв был услышан и поддержан.

За обнаружившимся разбросом политических интересов на второй план еще отходили периферийные противоречия, отражавшие противостояния между центром и регионами, между русскими и другими национальностями, между раз­личными конфессиями и т.п. Хотя волна демократизации подхлестывала и их, выводя на одну «линейку», однако многоликость, многоцветие революции не перерастали еще в стадию открытого размежевания и противоборства основных революционных отрядов.

При данном раскладе сил, когда сложилось хотя и не­устойчивое, но тем не менее равновесие, открылась реальная перспектива путем созыва Учредительного собрания стаби­лизировать политическую систему, крупнейшую ошибку до­пустил первый блок политических сил. Переоценив свою роль (как ведущей политической, культурной, экономиче­ской, духовной силы), он пренебрег тем обстоятельством, что хрупкое согласие в обществе держится большей частью еще на Слове, на Авторитете и Доверии к политическим лидерам. Убрав эти «устои», они обрекли общество (в случае своего поражения) на быстро ускоряющееся движение под гору.

Реальной стала опасность установления генеральской диктатуры. Образ и характер ее подсказывали введение смертной казни на фронте, военно-полевых судов, аресты «подрывных» элементов в армии, запрет на распространение большевистских газет, на участие солдат в выборных органах (Советах, полковых и ротных комитетах).

Такой трагический поворот, связанный с отказом от ряда завоеваний демократии, ломал весь сценарий постепенного изживания революционности, перехода страны на путь глу­бокого и последовательного реформирования всех областей общественной жизни

 На смену ему пришла Директория (высший исполнительный ор­ган, состоящий из пяти министров во главе с Керенским), сделавшая еще один шаг в сторону демократической дикта­туры.

 Глубокий раскол в революционном лагере; начавшийся августе, в последующие недели и месяцы принял лавине разный характер. «Медовый месяц» демократии завершался:г

Революционный поток, неожиданно наткнувшийся на корниловскую «плотину» (попытку ее построить), круто под­вернул влево. Ускорив свой бег, он забурлил, прокладывая новые русла, разбегаясь по массе рукавов. Некоторый баланс сил, установившийся к концу лета между центральной властью и местной инициативой, был нарушен в пользу послед­ней. Нарастали стихия, хаос, анархия, «пугачевщина». Жаж­да власти (столь доступной на революционной волне) одних сочеталась с нетерпением, озверением, романтическими ожиданиями других участников леворадикального крыла. «Человек с ружьем» играл все большую роль и в тылу. От­четливо проявлялась «стихийно-народная подоплека русской революции». Вертикаль исполнительной власти, увенчанная Временным правительством, обвиненная в связях с корни­ловцами, зашаталась, теряя первоначальную массовую под­держку. Земства, городские думы оказались слабой опорой. Зато резко возрастала роль одной из боковых ветвей рево­люционной власти, состоявшей из Советов, революционных комитетов, комитетов спасения, множившихся после авгу­ста. Глубокий кризис демократии давал шанс на выдвижение к вершинам власти учреждениям, несшим в себе угрозу ан­тидемократизма, тоталитаризма. Их подпирали теоретиче­ские конструкции социалистической революции, в основ которых лежали идеи диктатуры пролетариата, классовой борьбы, насилия как повивальной бабки прогресса, смены формаций. Акцент в революции все больше смещался в об­ласть разрушения, низвержения, отрицания в ущерб созида­нию, строительству, приращению.

Августовские события наглядно показали, насколько в России оказались еще слабыми и  накопленные до революции и вновь приобретенные после ее начала демократические институты и принципы. Эти события выявили просчеты и ошибки лидеров револю­ции, их поспешность с отказом от монархической формы правления как исторически сложившегося «обруча», который мог бы удержать общество от экстремизма, эгоизма, роман­тизма, революционаризма. Была доказана правота части ли­бералов (Милюкова и др.), рассматривавших монархию как некую, выверенную веками ось государственного управле­ния, без которой неизбежны безвластие, анархия, путь к гражданской войне. Временное правительство рас­теряло потенциал патриотизма, державности. Слишком радикально рассчитавшись с политическим прошлым, бур­жуазно-демократическая революция делала проблематич­ным свое будущее.

 Прояснить соотношение политических сил и настроений призвано было Демократическое совещание, созванное 14— 22 сентября. Демократический блок усиливался участием в Совещании представителей городских дум, кооперативов, профсоюзов. Руководство Совещания отвергло предложения; ряда курий о передаче власти Советам, о создании, однородного социалистического правительства. Был продолжен курс на коалицию с кадетами в составе Временного правительства. Линия на социальный компромисс, на расширение демок­ратических начал усиливалась созданием своего рода согла­сительной комиссии — Временного Совета Российской республики (Предпарламента), начавшего работать 7 октября и призванного провести подготовительную работу накануне созыва Учредительного собрания.

Однако эта линия демократизации, парламентаризма, ре­форматорства пресеклась. Она «перебивалась» другой ли­нией, быстро набиравшей силу с осени 1917 г. Городские и сельские низы, устав от обещаний коренных социально-эко­номических и национальных реформ, теряя доверие к правя­щим партиям, испытывая все возрастающие тяготы от войны, разрухи, недоедания, все активнее, самостоятельно, незави­симо от властей, а чаще — наперекор им, решали свои жиз­ненные проблемы.  

Революция вступала в новый этап. Возможность реали­зации двух четко обозначившихся альтернатив ее движения зависела теперь от таланта политического руководства, от его гибкости, умения оперативно осмысливать всю толщу общественных настроений, выявлять созидательный и разру­шительный потенциал основных социальных групп.

По опубликованным работам Ленина с конца августа хо­рошо видно, как он скрупулезно выявлял тенденции, отмечал явления, которые обобщенно свидетельствовали об обнажив­шемся кризисе власти, об основных носителях протеста и сопротивления. В сентябре этот реестр быстро пополнялся, в октябре дополнялся все новыми и новыми штрихами. В этот круг включались взрыв антивоенных настроении в ар­мии после провала летнего наступления, отчуждение солдат от офицеров после корниловского мятежа; быстрый рост во­оруженных выступлений в деревне; глубокий раскол в среде меньшевиков и эсеров, появление в обеих партиях сильного левого крыла, близкого по настроениям к большевикам; от­ход местных Советов от центральных советских органов; кампания большевизации местных и столичных Советов; приход к руководству Петроградским городским исполкомом Советов Троцкого (вступившего в ряды большевиков); рас­ширение большевистского крыла в столичных городских ду­мах; усиление влияния леворадикальных партий в воинских гарнизонах в столицах и городах, расположенных близко к Петрограду (Кронштадте, Ревеле, Гельсингфорсе и др.). В этом единовременном соединении разнородных факторов за­ключены и элемент случайности, и некое логическое прояв­ление самодвижения, саморазвития революционного процес­са через сознание и поведение людей, не получивших еще для себя значимых результатов от революции. Линии социальной активности могли в любое время разойтись, ослабеть под влиянием тех или иных факторов. Но в данный момент! законом наложения сил они создавали «девятый вал» для: правящего режима, со всеми возможными разрушительными последствиями. Поэтому участие большевиков в Демократи­ческом совещании Ленин оценил как ошибку, призвав своих сторонников бойкотировать Предпарламент.

Исключительно короткий срок — с конца сентября и до созыва 24 октября II Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов — был использован большевиками в полную силу. За эти буквально считанные дни Лениным бы­ли подавлены сопротивление и колебания по отношению к восстанию части ЦК партии большевиков (Каменева, Зиновь­ева), перестроена под лозунгом практической подготовки к восстанию работа столичных и ряда региональных партий­ных организаций, налажены контакты с лидерами левых группировок других партий, усилена работа в армии, моби­лизована Красная гвардия, на страницах большевистской прессы развернута мощная пропагандистская кампания про­тив правящих партий, Временного правительства, Предпар­ламента. Ленин учитывал, что на предстоящих II Всероссий­ском съезде Советов и на Учредительном собрании больше­вики окажутся в меньшинстве и могут быть отброшены назад с непредсказуемыми последствиями. Поэтому он спешил, по дням, по часам планируя и подготавливая восстание. С дру­гой стороны, неверие в готовность большевиков взять власть и в особенности способность ее удержать лежало в основе политики всех буржуазных и социалистических партий. Это был крупнейший и грубейший политический просчет, опре­деливший последующую судьбу, как их собственную, так и всей России.

Октябрьский переворот (24—25 октября) был осуществ­лен в Петрограде как по нотам. Власть Временного прави­тельства пала. И Всероссийский съезд Советов своей лево­радикальной частью (правая часть меньшевиков и эсеров покинула съезд), своим авторитетом освятил вооруженное выступление большевиков, передав всю власть в центре и на местах Советам. К руководству правительством пришли большевики во главе с Лениным. Великая российская рево­люция отмерила свой очередной крупный рубеж. Но и он был не последним.

Таким стал заключительный аккорд в попытке создать демократическое правовое государство в условиях России 1917 года. С приходом большевиков к власти в истории страны открылась новая страница, строительство правового государства в России было отложено на долгое время.

 

Заключение.

События февраля 1917 года уже у современников вызывали различные оценки. Для лидеров революционных партий Февральская революция представлялась победой демократии над темными силами, под которыми понималась правящая династия и сторонники монархии. Благосклонно февраль был встречен правящими кругами США, Англии и Франции. Историки либерального направления полагали, что причиной Февральской революции стала внутренняя слабость самодержавия, его неспособность одержать победу в войне с Германией.

Публицисты и историки социалистического лагеря обращают внимание на глубокий социальный кризис, который сделал революцию неизбежной. На мой взгляд, путь, приведший страну к февралю 1917 года, нельзя считать простым стечением обстоятельств. В ходе сложившейся ситуации начала ХХ века сложилась неизбежность революции. Можно сказать, что путь страны был предопределен,

Этот вопрос о событиях февраля не теряет своей актуальности,и еще долгое время будет оставаться дискуссионным.

Революция – это реальность, это действительная жизнь страны, которая должна была вывести Россию на новые высокие рубежи. Но общество не смогло в полной мере воспользоваться достижениями революции. Органы власти страны не оправдали возложенных надежд. Россия на данном этапе не смогла вступить в сообщество демократических стран. События Февраля положили начало длительному революционному процессу 1917-1922 годов, в ходе которого было определено направление развития страны в ХХ веке.