В поисках «большой идеи»

 

К всеобщим выборам 2010 г. британская Консервативная партия подошла с идеологией «прогрессивного консерватизма», на основе которой выдвинула концепцию «большого общества». В Лейбористской партии Великобритании (ЛПВ) идейные поис-ки могли начаться лишь после смены её лидера, хотя и до сентября 2010 г. (когда был избран Эд Милибэнд) шла речь о смене идейной парадигмы. Так, Дэвид Милибэнд (будучи одним из разработчиков «нового лейборизма» при Т. Блэре, затем министром иностранных дел в правительстве Г.Брауна) говорил о «следующем лейборизме» (Next Labour).

Либерализм, в ряде своих проявлений господствовавший в британской политике на протяжении поколения, сходит с поли-тической авансцены: финансово-экономический кризис 2008–2009 гг. подорвал веру в экономический либерализм, в то время как городские беспорядки августа 2011 г. подорвали социальный либерализм. Призывы к авторитаризму, отказу от рыночной экономики или прав человека не звучат, но в обществе носится настроение пессимизма и ностальгии: в нём сочетаются социальный консерватизм с желанием государственного интервенционизма, но иного рода. Причём эти настроения характерны и для лейбористов, и для консерваторов.

«Неоклассика, особенно в крайней форме неолиберализма, … есть идеологический продукт холодной войны. Здесь уместно вспомнить слова молодого Карла Маркса… о том, что идеологию, в отличие от прочих продуктов, когда-то неминуемо потребляет сам её производитель. Именно это произошло с Западом в годы неуверенности и кризиса 1970-х гг., когда Советский Союз ещё казался внушительным соперником. Запад, в первую очередь, Вашингтон, тогда резко повысил градус противостояния – и начал отравляться собственной пропагандой», а падение Берлинской стены вызвало в Америке идеологизированную эй-форию в политике и экономике, затмившую американский праг-матизм. С наступлением кризиса, по американской поговорке, «куры вернулись в свой курятник» и снесли пренеприятнейшие финансовые яйца[1], пишет норвежский экономист Э. Райнерт, считающий, что экономическая мысль делится не на левую и правую, а на практическую и абстрактно-идеологическую.

На смену неолиберализму приходит пост-либерализм[2]. Пре-фикс «пост-» употребляют ныне по многим поводам. Однако не стал ли префикс признаком интеллектуальной умеренности – более скромного представления о мощи человека и о возможно-стях политики? Рубеж тысячелетий уже прочно связывают с за-вершением большой исторической эпохи, духовные и моральные устои которой потрясены до основания. Если падение Берлинской стены обозначило «конец истории» в смысле «краха коммунизма» и краткого безраздельного триумфа либерализма, то финансово-экономический кризис обозначил «конец экономики» в смысле «краха либерализма». И на стыке эпох, когда но-вое ещё не обрело очертания и не имеет названия, а старое уже практически непригодно, наступает переходный период господ-ства оксюморонов и «-измов» с предикатами. Таковым был «ра-дикальный реформизм» Т. Блэра, таков «прогрессивный консер-ватизм» Д. Кэмерона. Даже цвета партийных флагов – символы, казалось бы, неизменные – партийные идеологи готовы перенять у противника. В недрах Консервативной партии развивается те-чение «красного торизма», а Лейбористской – «синий торизм».

Ностальгия и скептицизм присущи как «красному торизму», так и «синему лейборизму». Основные пропоненты каждого те-чения – Ф. Блонд и М. Гласман – во главу угла ставят добродетель и общее благо, ценности семьи, религии, традиции, сообщества, презрительно отзываясь как о вездесущем бюрократическом государстве, так и о многих сторонах рыночной экономики. Их идеи противоречивы и непоследовательны. Однако каково их влияние на самом деле и окажут ли они длительное воздействие на британскую политическую жизнь?

Нынешние лидеры двух ведущих политических партий использовали Блонда и Гласмана, чтобы отмежеваться от недавнего прошлого: Блонда и его «красный торизм» – от тэтчеризма, а Гласмана – от «нового лейборизма».

Министр финансов Дж. Осборн – отнюдь не поклонник Блонда, как и правое либертаристское крыло партии тори, жёст-ко и справедливо критикующее противоречивый и непоследова-тельный «красный торизм». Однако «мозговой центр» Блонда под названием «РесПублика»[3] выпустил несколько памфлетов по вопросам жилищной политики, «распыления капитала», социальным услугам, которые оказали непосредственное влияние на политический курс Консервативной партии. Блонд остаётся ведущим аналитиком в дебатах вокруг концепции «большого общества», разработанной при его прямом участии и выдвинутой в качестве основополагающей установки партии тори в отношении роли государства. Идея заключается в том, чтобы под лозунгом ограничения бюрократического затратного государст-ва («большого государства») и предоставления людям возможности опираться на местные сообщества сократить государственные расходы, переложив часть социальных функций государства на самих граждан («большое общество»).

Гласмана критиковали за неосторожные высказывания о пре-кращении массовой иммиграции, но он сохранил доверие Эда Милибэнда и участвовал в составлении его речи о беспорядках в августе 2011 г.[4] Гласман развивает идеи организационного устройства сообществ (communities) и говорит, что у него и его единомышленников есть потенциал, чтобы служить для Лейбо-ристской партии таким же «мозговым центром», как и Институт экономических исследований (ИЭС) для Консервативной партии в начале 1970-х гг. (во многом именно ИЭС разработал концепцию, позже получившую название «тэтчеризм»).

Государственное вмешательство в экономику «красный торизм» и «синий лейборизм» трактуют под углом зрения создания богатства общества, считая, что роль государства не исчер-пывается регулированием рынка и последующим перераспреде-лением благ экономического роста на принципах, присущих Лейбористской или Консервативной партии. Все три ведущих партии, включая либерал-демократов, ведут речь о «сбалансировании» экономики и промышленной политики, то есть устра-нения перекоса в сторону сектора услуг и особенно финансово-го сектора. Отсюда Блонд критикует концентрацию собственности, Гласман обращается к опыту германского «социального рынка», а вместе они исследуют возможности банковского дела на местном и региональном уровнях.

За фасадом критики текущего состояния дел кроется неудов-летворенность последствиями глобализации, результаты которой для средних и низших социальных слоёв оказались неблаго-приятными. Концепция «третьего пути», разработанная «новы-ми демократами» в США (среди них – Р. Рейх, министр труда в администрации Б. Клинтона) и «новыми лейбористами» в 1990-х гг., предполагала, что государство обеспечит граждан хорошим образованием, которое позволит им в свою очередь получить достойную работу и в смысле раскрытия способностей, и в смысле высокого заработка. Однако оказалось, что рынок труда пережил фрагментацию на растущее количество рабочих мест для лиц свободных профессий с высшим образованием (примерно 40%), снижающееся количество рабочих мест, обеспечи-вающих средний доход (в основном в промышленном производстве), и большое количество рабочих мест низкой квалификации в секторе услуг. «Синий лейборизм» и «красный торизм» сосредоточены на том, как предложить мировоззренческие установки, повысить статус и доходы лиц, занятых неквалифици-рованным трудом, а также мелких предпринимателей, вытесняемых с рынка крупными предприятиями-сетями. Отсюда, оба течения больше обеспокоены проблемами среднего профессио-нального образования, нежели возросшей платой за высшее об-разование.

Естественно, «синий лейборизм» и «красный торизм» поле-мизируют друг с другом: Гласман убеждён, что идея Блонда о «распылении» собственности среди большого числа людей наивна (одна из идей Блонда – превратить местные почтовые отделения или библиотеки в банковские отделения на паях), поскольку игнорирует рыночные силы. Блонд полагает, что идеи Гласмана уходят корнями в «стародавнее» противоречие между трудом и капиталом, а посему слишком приземлены. Тем не менее, в обоих течениях присутствует смесь социального консерватизма и государственного интервенционизма, которая от-ражает настроения «скрытого» большинства избирателей не только в Британии, но и по всей Европе.

В течение двух последних десятилетий – в небывало длительный период экономического процветания и роста материального благосостояния масс – общество сдвинулось вправо. Левые вынуждены были переключить внимание на «постматериальные» ценности и проблемы (расовые, гендерные, экологи-ческие), а правые оставили концепцию «одной нации» в пользу свободного рынка.

Связывая разорванные с прошлым нити, «синий лейборизм» и «красный торизм» раздражают многих в соответствующих по-литических партиях, но одновременно набирают и сторонников[5].

«Синий лейборизм»

Гласман может стать в Лейбористской партии значимой фи-гурой, неким Т. Бенном коммунитаристского толка. Однако его социальный консерватизм – отзвук обеспокоенности «нового лейборизма» непредвиденными последствиями либерализма, упора на обязанности в противовес правам (точнее, entitlements, под которыми подразумеваются ставшие привычными для бри-танцев права на социальные пособия) и на значимость общины. Влияние Гласмана на лейбористов сильнее, чем Блонда на консерваторов, поскольку он включён в команду Эда Милибэнда после прихода последнего к руководству партии, а новая идеологема партии ещё не разработана.

В июне 2011 г. политический координатор ЛПВ Л. Бирн не-официально представил ведущим парламентариям партии исследование о настроениях избирателей, проведённое для «восстановления связей лейбористов с общественностью». Избиратели высказались за ужесточение курса на «закон и порядок», сокращение социальных расходов и ограничение иммиграции. По мнению опрошенных, «следует помогать прежде всего своим, особенно в период экономических трудностей». Примечательно то, что кризис Национальной службы здравоохранения (НСЗ) опрошенные не упоминали. Бирн говорил и о проблемах несправедливости выплат премиальных банковским служащим, будущего молодёжи (особенно повышение платы за высшее об-разование и снижение госфинансирования профтехнического образования). Однако неизвестно, войдут ли эти проблемы в пе-речень приоритетов Лейбористской партии, когда она займётся пересмотром своей политической программы. Возможно, иссле-дование Бирна нацелено лишь на то, чтобы прикрыть преднаме-ренный сдвиг партии вправо.

Поражение партии на выборах 2010 г. правые в ЛПВ сравнивают с провалом на выборах 1983 г. Тогда партия под руководством М. Фута выступила с левацким предвыборным мани-фестом, который окрестили «самой длинной запиской самоубий-цы в истории». После того поражения партия стала сдвигаться к центру политического спектра, особенно при Т. Блэре. Перед партией стояла реальная перспектива маргинализации при сохранении «идейной чистоты» в условиях сокращения численности рабочего класса. Альтернативой был сдвиг к центру политического спектра, учёт интересов среднего класса, что подразумевало переход на иную идейную платформу.

«Старые левые» считают, что руководство партии и бюрократическая верхушка профсоюзов использовали поражение 1983 г., чтобы оторвать партию от рабочего класса, и что ЛПВ и БКТ бросили шахтёров во время забастовки 1984–1985 гг., со-гласились на антизабастовочное законодательство и признали «свободный рынок» издания Т. Блэра. За 13 лет правления, счи-тают они, ЛПВ прислуживала финансовой олигархии, пока необузданные спекуляции и двойная бухгалтерия не привели к фи-нансовому краху 2008 г.[6]

Отсылки Бирна к 1983 г. подводят к необходимости для пар-тии сменить идеологические одежды в ответ на самый крупный экономический кризис со времён Великой депрессии. Отсюда и возник проект «синего лейборизма» М. Гласмана. Э. Милибэнд написал предисловие к электронному изданию книги «синих лейбористов», в которую вошли статьи Д. Милибэнда, Дж. Пэр-нелла, Й. Круддаса и Х. Блирс[7].

В книге содержится критика финансового капитала (но не капитализма в целом), а Гласман пишет, что «социализм есть условие устойчивого капитализма в том смысле, что университеты, школы, библиотеки, образовательные учреждения, правления закона и демократия – все они обеспечивают общественные блага, необходимые для его процветания и роста». Тезис сколь напыщенный, столь и фальшивый. Для него Лейбористская партия – дитя от межклассового брака профсоюзов, коопе-ративов, обществ на паях, с одной стороны, и Фабианского об-щества и интеллектуалов, с другой. Брак развалился по вине Фабианского общества, выступавшего за «утвердившуюся после 1945 г. в лейборизме традицию опоры на государство, пере-распределение, равенство», что сформировала государственную бюрократию и вызвала соответственно «утрату ответственности». Критика мер лейбористского правительства К. Эттли (национализации, а главное – создания «государства всеобщего благосостояния»), которые обеспечили лейбористам широкую поддержку рабочего класса на протяжении длительного периода, указывают на политическую направленность «синего лейбо-ризма». С его точки зрения, задача государства – не устранить, а смягчать социальные антагонизмы, а наилучшая модель – гер-манская система рабочих советов. Отсюда и симпатии к началь-ному периоду «нового лейборизма» с акцентом Блэра на христианском социализме с этикой ответственности и труда.

По мнению Гласмана, «новый лейборизм» пошёл по неправильному пути, поддержав глобализацию, что «превратила людей в товар» и вызвала «поток иммиграции», породив «негодование белого рабочего класса», стеснённого политикой мульти-культурализма. В результате оказалось подорванным социальное единство общества. «Синий лейборизм» предлагает полагаться на ценности семьи (пусть и не только традиционной), ре-лигию, этику труда, патриотизм. Более того, Гласман предложил сотрудничество с националистической Лигой английской обороны (English Defense League) и её сторонниками в ЛПВ. Круд-дас, Бирн и другие утверждают, что определённым успехом БНП стала пользоваться в силу «правомерного недовольства» белых рабочих иммиграцией.

В 2007 г. Бирн, тогда младший министр лейбористского правительства по делам иммиграции, в памфлете «Переосмысливая иммиграцию и интеграцию»[8], изданном по материалам конференций европейских социал-демократов, утверждал, что иммиграция негативно сказывается на положении британских бедных и вызывает недовольство в стране.

Утверждения о том, что иммиграция подрывает социальное единство, отвлекает внимание от возросшего социального нера-венства (вспомним замечание П. Мандельсона о том, что «нет ничего постыдного в том, чтобы быть до неприличия богатым») и увеличившегося разрыва между бедными и богатыми, особенно в условиях, когда лейбористское правительств открыло государственную казну для спасения банков.

Нападки «синих лейбористов» на стейтизм резонируют с мерами жёсткой экономии коалиционного правительства, вклю-чая приватизацию того, что осталось от государственного сектора. Идеи «сообществ друзей» или соседских общин – «локализма» – созвучны концепции «большого общества» Кэмерона, нацеленной на демонтаж государственной системы здравоохра-нения, образования и социальных услуг.

«Синий лейборизм» – часть общеевропейского явления. Так, в 2007 г. Бирн совместно с Й. Диссельблюмом, представителем по вопросам внутренних дел Партии труда (Нидерланды), написали статью против незаконной иммиграции[9]. В начале 2011 г. мозговой центр европейских левоцентристов «Полиси нэтуорк» (Policy Network), который возглавляет один из архитекторов «нового лейборизма» П. Мандельсон, совместно с моз-говыми центрами Нидерландов и Германии выпустили сборник «Вызовы для социал-демократии в области национальных куль-тур»[10], осуждая политкорректность и мультикультурализм, обращая внимание на маргинализацию вновь приезжих и нагрузку на социальные расходы государства. Таким образом, перед лицом возрождения классовых антагонизмов европейская социал-демократия не чужда правого популизма и национализма.

В январе 2011 г. Эд Милибэнд выступил с речью в Фабианском обществе[11] с осуждением «нового лейборизма» за то, что, придя к власти, его представители поощряли рыночную эконо-мику в ущерб ценностям и институтам, которые «дороги людям», и предложил «укоренить наши ценности в традициях и идеях, которые выходят за рамки бюрократического государст-ва и навязчивого рынка». Д. Милибэнд в речи в период кампании за лидерство в Лейбористской партии летом 2010 г. также говорил об «отчеканенных в сердцах» лейборизма ценностях ответственности, любви, привязанности, дружбы, что «превыше денег и выгоды»[12]. Понятие «справедливость», которым ещё оперировали «новые лейбористы» (Д. Милибэнд относился к мо-лодому поколению этой идеологии), ушло, уступив место добродетели, любви и дружбе, а также специфически англосаксон-ской традиции личной свободы и независимости.

Речь Д. Милибэнду писал в основном М. Гласман, но прислушался к его идеям больше Эд Милибэнд, предложив универ-ситетскому преподавателю политологии в феврале 2011 г. член-ство в Палате лордов. Ныне барон, Гласман принял предложение, «уважая традиции и не одобряя политический рационализм с его презрением к наследственным институтам»[13].

Название «синий» призвано подчеркнуть консервативную жилку в идеологии лейборизма, «национальную традицию сопротивления» различным формам господства – от норманнского завоевания и огораживаний до Промышленной революции. С этой точки зрения, «парламентский социализм», вопреки мне-нию марксиста Ральфа Милибэнда (отца братьев Милибэндов) – не аберрация или оксюморон, а его сущность, воплощающая историческую приверженность Лейбористской партии наследственным институтам правления, которые представляли интере-сы «общин»». По мнению Гласмана, Англия оказала сопротивление норманнскому завоеванию, утвердив и свободу, и традицию. Гласман считает, что институты, которые были созданы в качестве «сдержек и противовесов» рынку, атрофировались, ес-ли вообще не отмерли, а ЛПВ при Блэре и Брауне ничего не сделала, чтобы остановить процесс: «И Блэр, и Браун «подписа-лись» под капиталистически-прогрессистской формой глобали-зации, для которой рабочие были основными врагами перемен». Но ирония, по его мнению, заключается в том, что частный сек-тор не рос сколь-нибудь существенными темпами, и страна столкнулась с патологиями глобализации – «страну бесконечно трясёт».

«Красный торизм» и «сострадательный консерватизм»

Акцент коалиционного правительства на темах «локализма», иммиграции и реформе сферы социальных услуг (при молчали-вой поддержке многих лейбористов) – носит постлиберальный характер.

Приверженцы концепции «сострадательного консерватизма» опасаются, что при Д. Кэмероне тори могут потерять сторонни-ков Консервативной партии из рабочего класса (т.н. избиратели из «Моррисона», сети дешёвых супермаркетов, чьи покупатели – преимущественно «синие воротнички» – отрицательно относятся к повышению налогов, страдают от уличной преступ-ности, низкого качества социального обслуживания и чувству-ют на себе конкуренцию за рабочие места со стороны готовых работать за низкую зарплату иммигрантов).

Политическое возрождение бывшего лидера Консервативной партии И. Данкана-Смита произошло благодаря его новому имиджу сторонника решения проблем бедности и безработицы, что, в свою очередь, способствует облагораживанию Консервативной партии, о которой со времён тэтчеризма сложился стереотип «бессердечной сторонницы экономического индивидуа-лизма». Не случайно Д. Кэмерон привлёк бывшего лидера тори к работе в правительстве, передав ему пост министра по труду и пенсиям.

Что касается Н. Клегга, лидера Партии либеральных демократов (ПЛД), то он критикует «сострадательный консерватизм». И это понятно, ведь его партия стремится получить дивиденды от своего курса на смягчение последствий «жёсткой экономии», проповедуемой тори, играющими главную скрипку в правитель-стве. ПЛД претендует на роль совести коалиции и пытается вы-вести на чистую воду консерваторов, особенно правых, которые рядятся в сострадательные одежды. Консерваторы в свою очередь говорят, что либерал-демократы просто пытаются набрать политические очки, и демонстрируют уверенность в своих силах. Действительно, опросы общественного мнения показывают, что избиратели пока поддерживают радикальную перестройку системы социального обеспечения, которая «поощряет безделье».

Универсальный кредит, который с 2013 г. заменит несколько видов пособий, – детище «сострадательного консерватизма» в исполнении Данкана-Смита. Цель – сделать жизнь на зарплату выгоднее, чем жизнь на пособия, и упростить систему социальных выплат. Однако в совокупности меры коалиционного правительства по снижению дефицита госбюджета и развитие ситуации в экономике, согласно прогнозам независимого Института фискальных исследований, приведут к тому, что реаль-ные доходы домохозяйств снизятся даже резче, чем в 1970-х гг., и сотни тысяч людей попадут в категорию бедных[14].

Данные по безработице, достигшей пика 17-летней давности, также не внушают оптимизма. Наблюдатели отмечают, что жить на зарплату окажется, может быть, и выгоднее, только работы не будет. Коалиционное же правительство рассчитывает, что сокращение рабочих мест в государственном секторе будет компенсировано созданием рабочих мест в частном секторе. Если этого не произойдёт, то нынешний настрой против злоупотреб-лений со стороны получателей пособий обернётся против самих тори, с новой силой придав им реноме «равнодушной» партии.

Один из излюбленных козырей Кэмерона – утверждение о создании 500 тыс. рабочих мест в частном секторе со времени выборов в мае 2010 г. Премьер-министр, а также министр финансов Дж. Осборн делают всё, чтобы внушить избирателям – новые рабочие места в частном секторе позволят «намного перекрыть» сокращение рабочих мест в государственном секторе. На деле в 2010 г. такое «перекрытие» составило лишь 24 тыс. мест, причём по большей части до выборов в мае 2010 г.[15] Более того, по прогнозам международного Института по управле-нию персоналом (Chartered Institute of Personnel and Development), 610 тыс. рабочих мест в государственном секторе к 2016 г. будет потеряно, т.е. на 210 тыс. больше, чем по прогнозам го-сударственного Управления по контролю за бюджетом (Office for Budget Responsibility)[16]. В то же время сокращение одного рабочего места в госсекторе обходится государству в 8-10 тыс. ф.ст. (пособия и неполученные налоги). Институт призвал британское правительство прекратить сокращение персонала в гос-секторе до тех пор, пока частный сектор не восстановится после кризиса.

На октябрь 2011 г. безработица в Великобритании достигла 2,57 млн человек (самый высокий количественный показатель с 1994 г.), или 8,1% рабочей силы (самый высокий уровень с 1996 г.). Безработица среди молодёжи возросла до 991 тыс. человек (21,3%), повторив «рекорд» 1992 г., когда начали вести подобную статистику. Коалиционное правительство, придя к власти, распустило Фонд «Будущая работа» (Future Jobs Fund), занимавшийся пособиями для получающих профтехобразование из семей с низкими доходами, а также объявило о сокраще-нии 10 тыс. мест в университетах для студентов. Эти меры лишь усугубили кризис занятости[17].

В создавшейся ситуации министру финансов пришлось объ-явить о займе в 44,4 млрд ф.ст. для возмещения недополученных налогов и обеспечения роста социальных выплат. Но если безработица продолжит расти, то подобные меря тем более не позволят сократить дефицит госбюджета. Меры жёсткой экономии – палка о двух концах; пока что коалиция не создаёт, а уничтожает рабочие места. Об этом свидетельствует и то, что отказов в предоставлении кредитов на создание малого и среднего бизнеса в Британии с 2007 г. (предкризисный год) по 2010 г. стало в 4 раза больше[18].

Политические последствия социально-экономического курса Кабинета Д. Кэмерона уже становятся очевидными. Правительству пришлось отложить свои планы повышения пенсионного возраста для женщин, пообещав «переходные меры» (направлены на то, чтобы 330 тыс. женщин не пришлось ждать лиш-них два года до получения государственной пенсии). Запланированное повышение пенсионного возраста до 66 лет в апреле 2020 г. отложено на полгода до октября 2020 г., что обойдётся казне в 1 млрд ф.ст. Социальная политика консерваторов особенно больно ударила именно по женщинам из-за снижения по-собий и льгот семьям с детьми. Реформа пенсионной системы в государственном секторе также в основном касается женщин (две трети из тех, кого затронет пенсионная реформа, – женщи-ны); сокращения в государственном секторе также преимущест-венно касаются женщин, и безработица среди них уже достигла уровня 1988 г. Неудивительно, что, согласно опросам в октябре 2011 г., поддержка женщинами консерваторов снизилась до 29%, и 65% из них не будут голосовать за консерваторов на следующих выборах[19]. Таким образом, отложенная пенсионная реформа – уступка женщинам.

Журнал «Нью Стейтсмен» в октябре 2011 г. обнародовал письмо девяти экономистов с мировым именем, включая лауреата Нобелевской премии 2010 г. К. Писсаридеса, советника канцлера казначейства, а также трёх бывших членов комитета по монетарной политике. Авторы письма призывают министра финансов перейти к альтернативным и радикальным мерам по стимулированию экономического роста и созданию новых рабочих мест. Нобелевский лауреат, заведующий кафедрой в Лон-донской школе экономики, пишет: «Я знаю, что Вы беспокоитесь о дефиците [бюджета], но, думаю, что это беспокойство чрезмерно…». Считая Осборна «негибким», Писсаридес полагает, что сокращение государственных расходов «замедлит вос-становление экономики и даже может вызвать двузначную рецессию». С его точки зрения, снижение налога на богатых с 50 до 40% (на доходы свыше 150 тыс. ф.ст. в год) вряд ли создаст больше рабочих мест, ведь выплачивают такой налог только 275 тыс. человек – менее 1% налогоплательщиков. Намного более действенным с точки зрения оживления рынка труда и снижения безработицы было бы возвращение НДС на прежний уровень (с 20 до 17,5%) или сокращение страховых взносов для ма-лоимущих слоев населения. «Снижать дефицит за счёт урезания расходов следует при восстановлении экономики, а не за счёт повышения налоговых сборов в условиях её падения. Срока полномочий этого парламента хватит, чтобы добиться цели сни-жения дефицита бюджета за счёт курса, благоприятствующего созданию рабочих мест»[20].

*     *     *

По мере развития идей «синего лейборизма» и «красного то-ризма» станет очевидно, какие из них воплотятся в жизнь, а ка-кие окажутся лишь отражением страхов перед нынешней фазой общественного развития. Люди испытывают ностальгию по прежней жизни с традиционным семейным и общественным ук-ладом, но в то же время они уже привыкли принимать самостоя-тельные решения, плохо сочетающиеся с общинным сознанием. Глобализацию вряд ли удастся приручить в такой стране, как Британия, где не существует институтов, присущих, например, германскому «организованному капитализму». Вместе с тем ав-густовские беспорядки 2010 г., проходившие на фоне постоянных скандалов в политических верхах, выдвинули пост-либера-лизм на авансцену политической жизни, поместили его в центр политической полемики. Представляется, что «синий лейборизм» и «красный торизм» останутся ключевыми проводниками новых идей на годы вперёд.

Описанные процессы протекают на фоне слабых и бездейст-вующих левых сил. В отсутствие организованных социальных движений и социальной памяти о коллективистских методах борьбы, августовские беспорядки лишь подтвердили доминирование в общественном сознании ценностей потребительства. Следствием прокатившихся по стране погромов стал лишь рост авторитаризма, расширение полномочий полиции и усиление крайне правых. Можно согласиться с Мэри Риддел из газеты «Дейли телеграф», перефразировавшей клише Д. Кэмерона о Британии как «разбитом обществе»: Британия разбита не в низах, а в верхах[21].

 

Е.С. Громогласова*