Положение греческих женщин

Иногда говорят о греческих женщинах, как о женщинах современного Востока, преувеличивая суровость античных нравов, державшую женщин в гинекеях как бы заключенными в тюрьме. Это заключение строго соблюдалось только для молодых девушек; для замужних женщин оно было менее сурово, а в некоторых случаях даже исчезало совершенно. С такими исключениями приходилось мириться, несмотря на все требования обычая. Жена богатого гражданина могла легко соблюдать этот обычай и не показываться из своих апартаментов; но в менее обеспеченных семьях женщина должна была каждую минуту выходить из дома по делам своего хозяйства. Она должна была ходить на рынок, закупать провизию и сама исполнять те работы, которые обыкновенно предоставлялись невольникам. Иногда даже случалось, что женщины торговали на публичной площади. Однако подобные факты случались редко. Бедность могла принудить некоторых женщин решаться на подобные вещи, но общественное мнение относилось к ним сурово и порицало их.

Внутри своего дома женщины были полновластными хозяйками. Они наблюдали за невольниками и распоряжались работами своих служанок. На них лежали также все подробности по управлению и по расходам хозяйства. Даже в самых богатых жилищах хозяйка дома не была совершенно избавлена от забот по хозяйству. У нее были многочисленные помощники, но общее руководство оставалось за ней, и она далеко не стушевывалась перед своими управляющими. Вообще говоря, гречанка очень ревниво относилась к своему авторитету в домашних делах и держалась за него тем крепче, что ее не отвлекали никакие другие занятия. Власть ее была строго ограничена, и она старалась охранять ее; так как она пользовалась доверием мужа только в одном этом пункте, то она хотела обладать этим доверием вполне.

Иногда происходили злоупотребления. Некоторые женщины, нерадивые или большие лакомки, неэкономно тратили провизию. Мужьям приходилось вмешиваться и отбирать у них ключи от кладовых. Но обыкновенно гречанки вполне заслуживали похвалу, высказанную Евфилетом своей жене: «Она была умелая хозяйка».

Иногда их расчетливость переходила даже в скупость. Им жалко было смотреть на истребление провизии, охранявшейся ими с такой заботой; они не делали достаточной разницы между необходимыми и излишними расходами и с такою же строгостью относились к первым, как и к последним. Они с радостью встречали мужей, когда те приносили домой деньги, но были слишком щедры на резкие упреки, когда они их тратили.

У них был еще другой недостаток. Они часто обладали деспотическим характером, гордились своей властью и желали дать ее почувствовать всем окружающим. Живя почти постоянно среди невольников, отдавая им приказания, порицая их леность, распекая их за провинности, они приобретали начальнические привычки и, не отличая иногда господина от его слуги, говорили с ним тем же самым тоном. К этому надо прибавить, что они гордились своей добродетелью и, когда противопоставляли легкомысленным нравам мужчин строгость своей собственной жизни, усердное исполнение своих обязанностей и верное охранение чести домашнего очага, то легко убеждались в своем собственном превосходстве. Обиды, затаенные ими в глубине души, делали их раздражительными и вызывали с их стороны, при малейшем поводе, те сухие и резкие речи и те запальчивые возражения, в которых их упрекали сатирики.

Все эти недостатки принимали еще более резкий характер у наследниц, обогащавших своих мужей. Они еще более дорожили богатством, которое приносили с собой в дом. Они были также более надменны; они никогда не забывали и не позволяли забывать другим, кем они были и чем они обладали. «Если вы бедны и если вы женитесь на богатой женщине, — говорит один комический поэт, — вы приобретаете себе не жену, а госпожу; вы сразу обрекаете себя на положение и раба и бедняка». «Всякий узнает по ее гордому виду мою жену или скорее госпожу, под властью которой я нахожусь... О, я несчастный! Нужно же было мне жениться на какой-то Креобиле с ее десятью талантами, на женщине ростом в один локоть! И при этом нестерпимо заносчивой! Клянусь Зевсом Олимпийским и Афиной, это — невыносимо... Она принесла мне с собою этот дом и эти поля; но, чтобы обладать ими, надо было взять и ее, а это из всех невыгодных сделок самая невыгодная; она — настоящий бич для всего дома, — не только для меня, но и для своего сына, а еще более для своей дочери».

Мужчины страдали от таких недостатков, но они были сами ответственны в них. Они ограничили женщину сферой домашних забот; женщины увлекались ими чрезмерно и приобретали такие неприятные свойства, от которых им трудно было предохранить себя. Главный недостаток греческой семьи заключался в том, что женщина в ней не была достаточно тесно связана с жизнью своего мужа. По-видимому, греки сами понимали это. Они признаются иногда, что у них слишком мало дорожили домашним счастьем.

Грек слишком привык делить свое существование на две части. Возвращаясь в свой дом, он забывал или, скорее, затаивал в себе все, что занимало его вне дома. Он был на агоре, заседал в собрании, или в судах, вел разговоры с софистами или риторами, обсуждал государственные вопросы или устраивал свои коммерческие дела; но он не говорил своей жене ничего из того, что он видел или слышал. Эти мысли принадлежали ему, и он хотел их хранить про себя. Мы, без сомнения, знаем из примера Фемистокла, что муж позволял иногда жене глубже проникать в свою жизнь и что он даже выносил ее господство. Но что же из этого следует? Фемистокл повинуется жене, которая сама подчиняется капризам ребенка; это проявление снисходительности или слабости; это причуда любви, желающей подчиняться беспрекословно и без рассуждений; но это не сознательное доверие, не разумное подчинение советам, мудрость которых он испытал и вполне признает. Подобным примерам невозможно придавать какого-либо значения. Что мужчины со слабым характером или утомленные своей деятельностью вне дома уступали в семейной жизни капризам своих жен, этот факт не имеет важности, и на основании его нельзя утверждать, что гречанка допускалась к участию в мыслях, планах и честолюбивых мечтах своего мужа.

Она даже не играла значительной роли в воспитании своих детей. Начать с того, что их всегда поручали кормилицам. Это не значило, что мать пренебрегала ими. Она интересовалась их играми, ласкала их; но между нею и ними всегда была посторонняя женщина. Так как кормилица брала на себя самые тяжелые заботы о них, то она приобретала и часть той привязанности, от которой отказывалась мать, передавая ей обязанности, которые она не исполняла сама. Мальчики очень рано начинали учиться вне дома. Девочки оставались с матерью, но их образование было очень поверхностным. Когда приходило время женить и выдавать замуж детей, мать не принимала участия в решении этих вопросов, предоставлявшихся законами одному отцу. Ее мнения не спрашивали, когда располагали ее собственной участью, и ее мнения не спрашивали также и тогда, когда дело шло о судьбе ее сыновей или ее дочерей.

Единственными событиями, нарушавшими однообразие домашней жизни женщин, были визиты, которыми они обменивались между собой, и религиозные церемонии, совершавшиеся ими очень часто. Мужья относились недоверчиво к этим визитам, а также к разговорам, которые вели между собою женщины, как будто бы они могли собираться только для того, чтобы жаловаться друг другу на своих мужей или обсуждать какие-нибудь планы мести. Они не только заходили друг к другу по соседству, но и устраивали званые обеды или ужины для своих приятельниц.

Греческая женщина не была презираема. Ей не предоставили бы управление домом, если бы сомневались в ее энергии или и ее уме. Нападки комических поэтов не должны вводить нас в заблуждение; они, по-видимому, были продиктованы скорее боязнью, нежели презрением. Впрочем авторы опровергают самих себя. Они осмеивают брак, оскорбляют женщину и в то же время выражаются о ней в таких трогательных словах: «Женская добродетель — это поистине прекрасное зрелище». И в другом месте: «Добродетельная женщина — спасение дома». Ораторы сильно настаивают на святости брака и на верности, обязательной для супругов. Они рисуют нам женщин, как участниц семейных советов, если не для того, чтобы руководить ими, то, по крайней мере, чтобы быть свидетельницами решений и присоединяться к ним. Несомненно то, что грек, при всей любви и уважении к своей жене, не знал ее. Отвлекаемый внедомашними занятиями и удовольствиями, он жил подле нее, довольствуясь добросовестным исполнением ее ежедневных обязанностей и не требуя от нее ничего более. Женщина сама не подозревала, что она создана для более высокой роли и для более полного существования. Так как нравы того времени заключали ее в узкие рамки, она привыкла к этому умалению ее способностей и обыкновенно мирилась с ними без сожаления.

Рабство

Источники рабства

Рабство представляло собой весьма определенное ограничение греческой демократии. Ни одно античное общество не сумело обойтись без рабства. Рабство является первоначальной формой того, что сегодня называют «эксплуатацией человека человеком». Оно являлось и самой тяжелой формой этой эксплуатации.

Рабство порождено войной, и в греческом обществе большинство рабов — пленные, взятые на войне; те из них, которые не могли сами себя выкупить на свободу, продавались в рабство. После взятия города было в обычае поголовно истреблять мужское население, а женщин и детей победители разыгрывали по жребию: они их оставляли себе или продавали в рабство. Однако рабами становились не только военнопленные — были и другие пути, ведущие к неволе. Рабами становились, прежде всего, по рождению. Ребенок рабыни также становился рабом. Он являлся собственностью не самой матери, а ее владельца. Впрочем, обычно, и даже в большинстве случаев, ребенка рабыни выбрасывали на обочину дороги, где он и погибал. Хозяин считал, что оставлять ребенка в живых и кормить его, пока он достигнет возраста, когда сможет работать, обходится слишком дорого.

Другим источником рабства являлось пиратство. Специальные охотники за рабами совершали пиратские набеги в так называемые варварские страны — на север Балкан или на юг России, откуда они приводили немало живого товара. Оттуда доставляли превосходных рабов, и подобные экспедиции практиковались даже кое-где в окраинных греческих государствах (в Фессалии, Этолии и других), где был слаб авторитет государства или не было достаточно сильной полиции, чтобы препятствовать подобной незаконной охоте на людей.

Наконец, порождало рабство и частное право. Почти во всех греческих государствах несостоятельный должник мог быть продан в рабство. Исключение составляли одни Афины, с тех пор как Солон отменил долговое рабство.

 

Положение рабов

Закон не признавал за рабом никаких юридических прав. У него даже не было своего имени: обычно его называли по местности, откуда он происходит, либо наделяли какой-нибудь кличкой. Его брак закон не принимает во внимание. Рабы могут сожительствовать — хозяин вправе допускать подобный союз, но это не считается браком. Хозяин имеет полное право продать отдельно мужа и жену. Их потомство тоже не принадлежит им, а является собственностью хозяина: он может его уничтожить, если сочтет нужным.

Являясь предметом собственности, раб сам лишен права собственности. Если ему удастся сделать какие-нибудь ничтожные сбережения — от каких-либо подачек или иным способом, — он владеет ими лишь благодаря попустительству хозяина; ничто не мешает тому завладеть этими сбережениями.

Хозяин вправе наказывать своего раба, как ему заблагорассудится. Он может бросить его в темницу, может избивать, надеть на него ошейник, что было очень тяжелым наказанием, клеймить раскаленным железом, наконец, — правда, за исключением Афин — лишать его жизни, хотя последнее, конечно, было не в его интересах.

Единственной гарантией раба была собственная выгода хозяина: ему невыгодно портить свое орудие. Аристотель так писал по этому поводу: «Следует заботиться об орудии настолько, насколько этого требует работа». Значит, если раб — хорошее орудие труда, разумно его достаточно сытно кормить, сносно одевать, предоставлять ему отдых, разрешать обзавестись семьей и даже не лишать его надежды на высшую и редчайшую награду — отпуска на волю.

Что же делали рабы? Было бы грубой ошибкой поверить, что граждане лишь сидели сложа руки или занимались только общественными делами, а всю работу, весь производительный труд перекладывали на плечи рабов. Праздные граждане, занятые только политикой, в то время как за них всю работу производят рабы, — это, быть может, и являлось своего рода идеалом для некоторых философов. Но действительность выглядела совсем иначе.

Афинские граждане по большей части имели какое-нибудь определенное занятие; они были крестьянами, торговцами, ремесленниками или моряками. Рабы были заняты в том же производстве, что и хозяева, но ступенью ниже их и всегда на положении «одушевленного орудия».

На рабах, прежде всего, лежали все домашние работы. Все хозяйство велось руками рабынь. Дробить и молоть зерно — а это на античных жерновах составляло тяжелый труд — было на обязанности женщины. Рабыни выпекали хлеб и стряпали. Они шили одежду. Под надзором хозяйки рабыни пряли, ткали и вышивали, причем и она сама не сидела праздной. Нередко какой-нибудь из рабов занимал в семье видное место. Таковы кормилицы и «педагоги». «Педагогами» в то время обозначалось лицо, отводившее ребенка к учителю, нечто вроде няни, обучавшей детей, как себя держать.

Только самый бедный гражданин Афин или гражданин другого города не имел, по крайней мере, одного раба. Рядовой гражданин владел обычно одним рабом и двумя служанками. У более зажиточного горожанина было по нескольку рабов обоего пола. Были и очень богатые дома, где имелось до двадцати слуг, но подобные случаи чрезвычайно редки.

В деревнях, на фермах, даже в больших владениях рабов очень мало. Очень долго земельные участки обрабатывались членами семьи в широком понимании этого слова; само собой разумеется, имелось еще несколько рабов и батраков — последних нанимали на уборку урожая и сбор винограда — то были «свободные» босяки. Но когда участки стали дробиться и сделались маленькими, земля же приносила мало, мелкий крестьянин уже был не в состоянии содержать несколько рабов круглый год. Следует все же отметить, что как бы многочисленны ни были рабы, занятые в ремесленном производстве, они никогда не были сосредоточены большими массами. Не было ничего схожего с нашими крупными заводами. Прежде всего потому, что не было машин и потому, во-вторых, что было бы трудно организовать надзор за большими группами рабочих. Лишь в рудниках работало значительно большее число рабов.

 

Отпущение на волю

Афинский невольник мог сделаться свободным или в силу соответствующего постановления государства, или посредством выкупа своей независимости, или же получив отпущение на волю от своего господина.

1. Если раб оказывал важную услугу государству, донеся о преступлении, например, или сражаясь за него на войне, оно, в виде награды, давало ему свободу. В таких случаях господин имел право на вознаграждение, выплачивавшееся ему из государственной казны.

2. Раб мог также купить свою свободу на собственные сбережения или на деньги других. Неизвестно, однако, был ли владелец обязан принять его выкуп или же он имел право отказать в этом.

3. Отпущение на волю чаще всего происходило по завещанию господина, который, умирая, дарил свободу тем, которые хорошо ему служили. Но оно могло совершаться равным образом и при его жизни. Таким образом, встречается отпущение на волю, объявлявшиеся на суде или в народном собрании.

Вольноотпущенник занимал среднее положение между рабством и полной свободой. Он приравнивался к метекам; вследствие этого он уплачивал государству ежегодный налог и был обязан иметь патрона, которым обыкновенно делался его бывший господин. Он не получал никаких политических прав и даже не обладал всеми гражданскими правами. Также он не имел права владеть землей. Он не мог также составлять завещания; если он умирал бездетным, то его имущество неизбежным образом переходило к его патрону. Патрон имел даже право по своему усмотрению ограничивать его свободу, как это будет видно из приводимых ниже документов. Вольноотпущенник обязан был во всех случаях оказывать почтительность и уважение своему патрону; он должен был всегда предлагать ему свои услуги, советоваться с ним по поводу своей женитьбы и отказываться от брачного союза, не одобренного его господином. Если он не исполнял этих обязанностей, то суд мог снова обратить его в рабство.