Другая история из Авроры

Лиз Брасвелл

Однажды во сне. Другая история Авроры

 

 

Лиз Брасвелл

ОДНАЖДЫ ВО СНЕ

Другая история из Авроры

 

«Так вот, друзья мои, однажды, давным‑давно, я оказался в бескрайнем темном лесу. Нет, он правда был бескрайним, честное слово! Я целую вечность бродил по нему в одиночестве. Моя жена умерла несколько лет назад, где мой старший сын, я не знал. Хотелось надеяться, что хотя бы все младшенькие дома, в безопасности.

Когда‑то мы все жили вместе, в замке, но со временем многое меняется. Жены умирают, старшие сыновья вырастают, начинают интересоваться принцессами и даже простыми девушками, и уезжают от тебя навсегда…»

Король Губерт

 

 

Моей дочери Айви.

Проснись, возьми свой меч, иди бороться с двуглавым драконом сомнения и неопределенности и покори мир.

Я всегда буду любить тебя.

А еще, перестань пить мой кофе. – Л.Б.

 

 

Не забывай про дракона

 

Дракон умер.

Огромный пурпурно‑черный огнедышащий дракон из преисподней был убит и лежал сейчас неподвижной темной грудой неподалеку от замка. А на землю с глухим стуком валились шипы много лет окружавшего замок гигантского терновника. Загадочные и мрачные события происходили сейчас в старинной крепости, и без того повидавшей достаточно много необычного за последние шестнадцать лет.

Дракона убил красавец‑принц, убил с помощью трех маленьких фей, которые сейчас вели его за собой. Сам принц с драконом не справился бы, нет. Не смог бы он без их помощи так точно попасть волшебным мечом в единственное уязвимое место на груди чудовища.

Да и волшебного меча у него не было бы без фей. Так что не биться с драконом он сегодня вышел бы, а продолжал томиться в темнице злой колдуньи и сидел бы там еще сто лет. А потом, став дряхлым стариком, выбрался бы на свободу и пошел, шаркая ногами, будить поцелуем свою возлюбленную. Проклятие с нее снимать.

Принц шел вслед за феями к замку, продолжая размышлять о своей только что закончившейся битве с драконом. Победа над драконом – это же не могло случиться просто так, правда? Значит, есть в этой победе какой‑то особый смысл, но какой? И закончится ли все этой победой, которую – и это принц готов был честно признать – он во многом одержал с помощью фей?

И было у принца совершенно четкое предчувствие, что ничего со смертью дракона не закончилось. Может быть, все только начинается.

Вон все еще горит лес, который поджег огнедышащий дракон. Трещит огонь, пылают деревья. Только бы не спалил пожар соседнюю деревню, только бы не добрался до замка.

Или взять самого дракона. Может быть, то, что лежит сейчас темной грудой, – это только видимость, а сам дракон вовсе не умер, но вновь стал Малефисентой?

Или если копнуть еще глубже, то с кем он вообще сражался – с драконом, который прикинулся колдуньей, или с колдуньей, которая прикинулась драконом? Бред какой‑то.

Многое, очень многое оставалось непонятным принцу.

Вот тот же самый дракон. Действительно ли он явился из преисподней, как сказали феи, или они неудачно выразились? Или он, принц, неправильно их понял? Загадки, загадки…

Размышляя таким образом, принц Филипп шагал вслед за феями по притихшему, уснувшему замку. «Как странно, – отметил про себя Филипп. – Девушка, которой предстоит проспать сто лет, погрузилась в волшебный сон всего лишь несколько часов назад, но до чего же затхлым успел стать за такое короткое время воздух в замке! Затхлым, с привкусом кислятины, как в спальне, где находится лежачий больной.

И как много пыли успело осесть вокруг – это было заметно по серым облачкам, которые поднимали за собой машущие крылышки фей.

Постепенно образ грозного дракона бледнел, таял в голове принца, было такое ощущение, что он вслед за феями погрузился в волшебный сон, и не идет, а словно плывет по угрюмым, сумрачным коридорам замка.

Плывет, чтобы вернуть к свету девушку, которая сама была как солнечный лучик. Девушку, ради которой он и сражался с тем драконом.

Впервые он увидел эту девушку, когда она пела и танцевала на залитой ярким светом лесной лужайке. Она беззаботно кружилась по траве, сверкали на солнце ее прекрасные светлые волосы. Девушка была похожа на легкую пылинку, плывущую в золотом луче света.

Принц думал о том, что скоро, очень скоро он пробудит эту девушку, свою возлюбленную, от ее волшебного сна, и заклятие будет разрушено, а потом…

А потом они станут жить вместе. Долго и счастливо, как и положено в сказке.

Ничего более определенного принц Филипп сказать не мог, он просто не знал этого. Феи ничего не успели ему рассказать, они просто появились неожиданно из ниоткуда, освободили его из темницы и сразу же повели убивать дракона, а теперь вот ведут за собой по зачарованному замку.

Наверняка Филипп знал только то, что девушка, которую он идет избавлять от заклятия, каким‑то образом связана и с тремя феями, и со злой колдуньей, и с драконом, и с этим замком, знакомым принцу с детства. Ведь именно сюда привели его – совсем еще маленького мальчика – родители, чтобы он взглянул на крошечную девочку, которая в будущем должна была стать его женой. А потом странным образом оказалось так, что принцесса, которую прочили ему в жены, и та удивительная золотоволосая певунья из леса – это одна и та же девушка. И это было очень кстати, потому что Филипп был уже готов наплевать на все условности и жениться на той девушке с лесной поляны.

На самом деле все сложилось как нельзя лучше, и все могли быть довольны.

Вскоре принц Филипп следом за феями вошел в спальню принцессы и замер, позабыв обо всем.

На высокой кровати перед ним лежала спящая красавица в голубом, как небо, платье и с белой воздушной пелериной на плечах. Она была прекрасна, как ангел. Губы принцессы были слегка приоткрыты, лицо спокойное, дыхание ровное – очевидно, она спала и не видела снов. Тревожных снов, во всяком случае. И была принцесса той самой девушкой из леса, в которую с первого взгляда влюбился принц.

За своей спиной Филипп услышал негромкое, но настойчивое шуршание крылышек, которое заставило его поторопиться. Он опустился перед кроватью на колени и нежно, осторожно прикоснулся губами к губам девушки.

И сразу же почувствовал, как у него ослабели, подкосились ноги.

Не успев даже испугаться, принц Филипп мягко свалился на пол, скользнув головой по атласной подушке.

Но прежде чем погрузиться в сон – чужой сон – принц успел еще подумать:

«Чертов дракон. Выходит, он все‑таки не у…»

 

Долго и счастливо

 

 

(На новый лад)  

 

Жили‑были когда‑то король и королева.

Жили‑поживали, правили своим королевством так же, как их деды‑прадеды – и даже еще беспечнее. Охотились в соседних лесах на единорогов, пока те не кончились, прогнали прочь всех мудрецов и колдунов, отшельников и шаманов – короче, всех, кто надоедал им своими советами жить мудрее и стать добрее. Любили король с королевой пиры закатывать на весь мир, на которые приглашали всех своих соседей‑королей, а когда окончательно разорились на этих пирах, пожали плечами да повысили налоги с бедняков, чтобы пополнить опустевшую казну. А потом с завистью начали и на соседние земли поглядывать. Очень им хотелось их захватить, да только королевство, которое им досталось, испокон веков было мирным, и сильной армии в нем никогда не было.

 

А еще через пару‑тройку лет королева родила. Девочку. Не обрадовались король с королевой появлению на свет принцессы, они‑то надеялись, что у них родится мальчик, который станет принцем, а затем и королем, как водится. Но не повезло. Впрочем, малышка‑принцесса была и мила, и красива, и волосики у нее были цвета золота. Настоящий ангелочек. Стоит ли говорить о том, что принцессой умилялся каждый, кому довелось ее увидеть?

А чтобы полюбоваться на принцессу смог любой и каждый, на ее крестины король с королевой решили устроить, по своему обыкновению, пир на весь мир. Назвать принцессу родители решили Авророй, что в переводе с латыни означает «Заря», и позвали на праздник всех, кого знали – и соседей‑королей, и свою знать, и даже трех злых колдуний, что жили в мрачном лесу, где‑то на задворках королевства. Кушанья подавали на золотых блюдах, прикрытых сверху золотой высокой крышкой, чтобы еда не остывала, раскладывали угощение на золотые тарелки, наливали в кубки дорогого, выдержанного в подвалах, вина. А на память об этом дне каждому гостю разрешалось взять с собой и свой золотой нож, и золотую вилку, и золотой, украшенный драгоценными камнями кубок.

Но и гости правила этикета знали и потому подносили в ответ свои подарки. Чего только не подарили маленькой принцессе в тот день! И белоснежного пони, и дюжину расшитых шелком мягких, как облако, подушек, и говорящую куклу, сработанную гномами‑искусниками. Всего и не перечесть.

Наконец пришел и трем злым колдуньям свои подарки дарить.

– Вот наша малышка, – сказал король.

– Что вы ей подарите? – спросила королева.

– Хм… красоту, быть может? – злобно хихикнула первая колдунья. – Принцессе целую вечность предстоит работать на нас, так пусть хоть красивой вырастет. Не так противно будет смотреть на нее.

– А я подарю ей умение петь и танцевать, – сказала вторая колдунья. – Пусть нас развлекает.

А третья колдунья добавила, насупив брови:

– А я отдам свой дар не принцессе, а ее родителям. Пусть они получат власть, о которой мечтают, и бесценную помощь магических сил. А за это, как только принцессе исполнится шестнадцать лет, они должны будут отдать ее нам и принцесса навсегда станет нашей!

– Нашей, нашей! – затряслись, залились дребезжащим смехом мерзкие колдуньи.

– Нет!

Это крикнула скромно затерявшаяся среди гостей добрая фея, одна из последних, если не самая последняя из тех, кого еще не прогнали из королевства. Звали эту фею Малефисента, и была она не только доброй, но еще и молодой, и красивой.

– Ваши величества, – сказала она, обращаясь к королю и королеве. – Не делайте этого. Не продавайте свое невинное дитя этим негодяйкам.

– А я думал, что у нас в королевстве таких, как ты, больше не осталось, – нахмурился король. – Не суй свой нос, куда тебя не просят, ведьма. Не твое это дело, и ребенок не твой. Пошла вон отсюда.

Малефисента с грустью взглянула на очаровательную принцессу покачала головой, произнесла с горечью в голосе:

– Бедная крошка. Увы, я не в силах отменить эту ужасную сделку. Сейчас, во всяком случае. Но собственной жизнью клянусь, что еще вернусь и все постараюсь исправить. И тогда в твой шестнадцатый день рождения справедливость и доброта вновь восторжествуют в этом несчастном, проклятом королевстве.

И, сказав так, исчезла в светлом облачке зеленого дыма.

 

* * *

 

А потом дни потянулись чередой, маленькая принцесса Аврора подрастала, пела и танцевала на радость всем.

Родители же принцессы, не теряя времени, обратились за помощью к страшным демонам и черной магии – такая возможность, как мы помним, была подарена им одной из злых колдуний. Они затеяли череду войн с соседями, уничтожая не только своих врагов, но и делая непригодной для жизни земли, по которым проходила их армия. Ничто больше не росло на этих землях, не стало ни лесов, ни полей, ни рек, только черные сухие колючки тянулись теперь в серое небо.

Вскоре такой стала вся земля вокруг замка, где правили злой король и королева.

Колючки да песок, да жаркий, губительный для всего живого ветер над ними. И этот ад все ближе подбирался к стенам замка.

А что делала тем временем маленькая принцесса Аврора, спросите вы? Одиноко бродила по замку, одетая в лохмотья.

Своим родителям она была глубоко безразлична, король с королевой вспоминали про Аврору только в тех редких случаях, когда хотели показать ее немногим знатным людям, которые еще остались в королевстве. Вот тогда они спохватывались и приказывали слугам снять с Авроры ее тряпье и переодеть маленькую принцессу в роскошное платье. А потом, похваставшись дочерью перед своими подданными, вновь забывали о ней, и все опять шло по‑прежнему.

Нужно сказать, что Аврора была девочкой доброй и незлобивой. Она давно смирилась с тем, что не нужна своим родителям, и водила знакомство лишь с немногими обитателями замка, которые, нужно заметить, любили ее всем сердцем. Но ближе, чем с людьми, она дружила с жившими в замке животными – мышками и кошками, собаками и птицами, белками и хомяками. Правда, зверья этого в замке со временем оставалось все меньше и меньше.

Любила ли Аврора своих родителей? Нет, пожалуй. А вот бояться их – боялась.

За пятнадцать прожитых на свете лет она смирилась с тем, что происходящие за стенами замка события интересуют короля и королеву намного больше, чем дни рождения их дочери.

Не сомневалась Аврора и в том, что точно так же будет и в шестнадцатый день ее рождения. Не сомневалась, смирилась и заранее простила родителей за это.

Когда же этот день настал, Аврора нашла в шкафу свое самое лучшее платье и надела его – надеялась, что кто‑нибудь все же вспомнит о том, что ей сегодня исполнилось шестнадцать лет, и поздравит ее, и пожелает ей счастья – пусть даже и шепотом, на ушко, если боится, что его могут услышать король с королевой.

Как только часы пробили полдень, откуда ни возьмись, в тронном зале появились три злые колдуньи. Те самые.

– Мы пришли забрать то, что нам было обещано, – сказала первая из них.

– Но тогда что же, мы потеряем магические силы, которые вы нам подарили? – растерянно спросил король. Он только об этом думал, не о дочери.

– А нечего было заключать такую сделку, – хихикнула вторая колдунья. – Думать нужно было, прежде чем соглашаться.

– Но вы должны помочь нам… Пойти навстречу, что ли, – забормотала королева.

– Ничего мы вам не должны, – отрезала третья колдунья. – Отдавайте нам свою дочь.

Случайно оказавшаяся в это время в тронном зале Аврора недоуменно смотрела то на родителей, то на колдуний, и наконец рискнула спросить, все еще надеясь на то, что здесь какое‑то недоразумение:

– Что все это значит?

– Это значит, что тебе придется пойти с ними, – жестко сказала королева, указывая рукой в сторону колдуний.

– Нет! – прозвучал тот же голос, что и шестнадцать лет назад, и в облаке зеленого дыма появилась Малефисента.

Скажем честно, Малефисенту было трудно узнать, так она изменилась за эти годы. Сейчас добрая фея тяжело опиралась на посох, ее красивое лицо осунулось и казалось изможденным. Свисал до пола накинутый на плечи феи длинный черный плащ.

Но когда Малефисента заговорила, голос ее звучал по‑прежнему твердо и звонко:

– Я шестнадцать лет готовилась к этой встрече, и теперь сделаю все, чтобы восстановить справедливость в этом королевстве. – Она подняла вверх свой посох, на конце которого загорелся зеленым светом хрустальный шар.

– У тебя нет силы, чтобы… – начала первая злая колдунья.

– Прочь! – крикнула Малефисента и взмахнула своим посохом.

Волна зеленого пламени пронеслась по тронному залу, подхватила трех злых колдуний и унесла их с собой. Очевидно, в тот мрак, откуда они явились.

– Безумцы! – вскричала Малефисента, обращаясь к королю и королеве. – К сожалению, то зло, которое вы причинили, невозможно устранить, и земля теперь вечно будет стонать от боли. Я же могу спасти лишь то немногое, что осталось.

Малефисента вскинула свои руки вверх и начала произносить слова заклинаний. От ее рук потянулись нити зеленого тумана, они выплывали сквозь открытые окна, текли к внешним стенам замка, переливались через них, начинали заполнять давно пересохшие крепостные рвы. Из заполненных зеленым туманом рвов показались и стремительно начали расти черные, покрытые острыми и длинными шипами стебли. Терновые лозы становились все толще, все плотнее сплетались друг с другом и вскоре окружили весь замок своей темно‑зеленой, почти черной, уходящей до самого неба стеной. Снаружи, из выжженной долины, доносились жуткие, леденящие кровь крики.

Побледнев сильнее прежнего, Малефисента устало опустила руки.

– Теперь мы в безопасности, – сказала она.

Король порывался что‑то сказать, но добрая фея не дала ему этого сделать, подняла руку, приказывая молчать.

– Ты хочешь спросить, получишь ли наказание? – холодно произнесла Малефисента. – Не волнуйся, получишь, хотя оно будет намного мягче, чем ты того заслуживаешь. Король, продавший свою дочь силам тьмы и уничтоживший Внешний мир за стенами замка, безусловно заслуживает смерти. Но я, новая правительница этого королевства, буду снисходительна. Ты не умрешь, король, и ты тоже, королева. Но вы будете навеки заперты в темнице. Сидите там и кайтесь за то, что натворили.

Следует заметить, что ни один из стражей и ни один из жителей замка и пальцем не шевельнул, чтобы остановить Малефисенту. Более того, они сами с готовностью подхватили короля и королеву под руки и потащили к лестнице, спускавшейся в сырое темное подземелье с камерами для заключенных. Впрочем, следует ли так уж сильно удивляться этому? Подобное уже тысячи лет происходит во время каждого дворцового переворота.

– Они меня продали? – все еще не могла прийти в себя Аврора. – Я не понимаю…

Малефисента положила руку ей на голову и тихо сказала:

– Мне очень жаль, но и с тобой, и с окружающим тебя миром произошли ужасные вещи. Однако не станем печалиться. Будем лучше радоваться тому, что выжили и одержали победу.

С тех пор Малефисента, Аврора и все, кто остался в замке, жили долго и счастливо, а Внешний мир за терновым занавесом был мертв и сулил смерть каждому, кто отважился бы в него выйти.

 

Все по‑прежнему

 

Принцесса Аврора все кружилась, кружилась, кружилась, летя в танце по длинным пустым коридорам замка, и никак не могла остановиться.

Изредка сквозь накрывший весь замок купол колючих зарослей прорывались лучи яркого солнечного света, они пятнами ложились на пол, и тогда широкий коридор начинал напоминать лесную поляну. Настоящий солнечный свет на настоящей лесной поляне… В такие минуты Аврора всегда пела и кружилась в танце, широко раскинув руки, словно пытаясь ухватить ускользающие отголоски полузабытых снов, в которых ей время от времени снился лес.

Сбросив с ног золотые туфельки и не переставая кружиться в танце, принцесса начала петь от радости. Пела она все подряд, все, что приходило ей в голову. Прелестные песенки, которым ее научил менестрель, и баллады, которые она разучивала с учителем музыки, всплывающие из глубин памяти колыбельные и какие‑то свои собственные, сочиненные на ходу мелодии. Музыку она часто слышала даже во сне – то оркестр, то одинокую печальную скрипку, то целый хор, торжественный и строгий. Музыка снилась ей, и Аврора с радостью узнавала знакомые, давно забытые, казалось, мелодии.

Она любила танцевать именно в этом коридоре, на южной стороне замка. Только сюда иногда проникали солнечные лучи, когда дующим Снаружи ветрам удавалось ненадолго разогнать затянувшие небо облака и плотную завесу дыма. В дальнем конце коридора начиналась широкая, ведущая вниз каменная лестница, здесь Аврора всегда останавливалась и, ухватившись за перила, покачивалась из стороны в сторону, словно резвящийся в реке олень.

Или это не олени плавают в реке, а рыбы? Этого Аврора уже не помнила.

Держась одной рукой за перила, Аврора пыталась быстро‑быстро перебирать ногами, как это делают танцовщицы. Раскачивая своими пышными золотистыми локонами, она свободной рукой высоко приподнимала подол платья, проверяя, хорошо ли ей удаются танцевальные па. Они удавались хорошо. Все движения Авроры от природы были такими грациозными и стремительными, что со стороны казалось, будто она постоянно танцует бесконечный танец.

Разумеется, перебирать ногами Аврора разрешала себе только здесь, в дальнем углу коридора, куда никто никогда не заходил. Иначе что они могут подумать, увидев сучащую ногами и подпрыгивающую на месте принцессу?

Оторвавшись от перил, Аврора все так же легко, танцуя, спустилась вниз, прошелестела, словно ветерок, мимо раскрывшего от удивления глаза мальчика‑слуги и влетела в помещение, которое раньше, до того как колючки окутали весь замок, было оранжереей.

Остановилась она, лишь поравнявшись с окованной железом дверью, которая вела в ту самую темницу.

Вдоль сырого коридора, начинавшегося от подножия холодной винтовой лестницы, тянулся ряд забранных решетками сводчатых камер подземной темницы. Сейчас почти все они пустовали, и это не удивительно. Замок был отрезан от Внешнего мира, сбежать из него было некуда, поэтому преступлений здесь никогда не совершалось. Да и жителей в замке осталось не больше тысячи. А самое главное, здесь было ну совершенно нечего украсть.

Иногда в темницу по приказу королевы отправляли проспаться менестреля, если тот, напившись, вдруг начинал буянить. А постоянными узниками темницы были только виновники случившейся с миром катастрофы – король Стефан и королева Лия, родители Авроры.

Однажды Аврора, преодолев страх, открыла железную дверь и вошла внутрь. Тетя Малефисента не запрещала ей заходить сюда – она вообще ничего не запрещала своей приемной дочери – однако Аврора почему‑то решила сделать это тайком, и ей было очень страшно.

Тем не менее Авроре вдруг захотелось взглянуть на тех, кто подарил ей жизнь.

Она подловила момент, когда Малефисента спустится вниз, а потом поднимется назад, оставив догорать зажженные в темнице факелы. Вот пока они не догорели, принцесса и вошла в ту железную дверь, зная, что ей не придется пробираться в кромешной тьме. Сбросив свои золотые туфельки, Аврора шла, осторожно прижимаясь к шершавым каменным стенам темницы. Так обычно ведут себя дети, играющие в прятки.

Король и королева молча сидели рядышком на жесткой скамье в своей тесной камере. Сидели и смотрели куда‑то в пустоту остановившимися глазами, похожие со стороны на две каменные статуи. Наверное, так они просидят до самого конца света, когда каменные стены замка превратятся в прах.

Испуганная Аврора опрометью выскочила из подвала и бросилась искать тетю Малефисенту, чтобы крепко прижаться к ее груди. Сказать по правде, подобные нежности Малефисента не одобряла, но иногда позволяла их своей приемной дочери.

С тех пор Авроре больше ни разу не хотелось спуститься в сырой подвал.

Вот и сейчас она поежилась и быстро проскочила мимо железной двери. После этого у нее пропало всякое желание петь и танцевать.

Поговаривали – и Аврора сама слышала это, – что в былые времена ее родители сами отплясывали так, что пол ходуном ходил. Неужели такое в самом деле когда‑то было?

Еще Аврора знала, что от родителей ей должна была передаться по наследству их злоба, жадность, бессердечие, и это очень ее пугало.

Когда Аврора нашла Малефисенту, та сидела на троне в своей обычной изящной позе и говорила, плавно жестикулируя руками в такт своим словам. Речь шла о предстоящем этим вечером бале – с момента предыдущего бала прошел как раз месяц, так что все правильно. В зале стояли слуги и мелкого ранга придворные – они записывали меню, которое им диктовала королева, почтительно спрашивали свою повелительницу о том, какими она желает видеть костюмы, оформление, какую предпочитает музыку.

Следует заметить, что не все слуги Малефисенты были людьми, встречались среди них и очень странные существа. Одни черные, другие серые, но самое главное не это. У некоторых слуг можно было увидеть клюв вместо рта или свиной пятачок вместо носа. У других – и это было страшнее всего – рта не было вовсе. С ногами у слуг тоже было не все в порядке, многие из них вместо ботинок или туфель шагали кто на раздвоенных копытах, кто на куриных лапах со шпорами, а кто и вовсе на громадных кривых лошадиных ногах.

Малефисента объяснила всем, и не раз, что этих слуг она призвала из потустороннего мира. Зачем? А затем, чтобы в случае необходимости дать отпор монстрам из Внешнего мира, если те осмелятся напасть на замок. Понять заботу тети о своих подданных Аврора могла, конечно, но относилась к этим потусторонним слугам с опаской и старалась обходить их стороной.

Малефисента прекрасно понимала, как тревожит обитателей замка внешний вид ее слуг, и потому приказывала им держаться в тени и без крайней необходимости не произносить ни слова. Трудно сказать, казались ли жестокими эти требования самим слугам – насколько могла судить Аврора, похвастать избытком мозгов эти выходцы из преисподней не могли. Возможно, у них вообще мозгов не было. Доброй девушке, какой была Аврора, порой становилось даже жаль этих существ – и было бы жаль еще сильнее, не выгляди они так мерзко.

Заметив вошедшую в тронный зал Аврору, Малефисента доброжелательно улыбнулась ей и сказала, сделав жест рукой:

– Подойди ко мне, моя дорогая. Мне будет приятно немного передохнуть от всей этой суеты.

– Тетушка, – облегченно вздохнула Аврора, подходя к трону. Как всегда, стоило принцессе оказаться рядом с королевой, она сразу успокаивалась, чувствуя себя в полной безопасности. – Тебе не стоит так сильно утруждать себя такой ерундой, как бал. Ты и без этого столько делаешь для нашего королевства!

– Но балы необходимы, чтобы поддерживать наш боевой дух, моя милая, – заметила Малефисента. – Раз уж никто из нас не может покинуть замок до тех пор, пока не будет восстановлен Внешний мир, мы должны сами себя развлекать, чтобы не впасть в уныние, не так ли? – Она поправила своим тонким длинным пальцем локон на голове Авроры и добавила: – Кроме того, за шестнадцать лет твои родители ни разу не устроили бал в честь твоего дня рождения. Я хочу дать тебе возможность наверстать упущенное. Даже крестьяне, и те лучше заботятся о своих детях, чем твои родители о тебе. А ведь ты не просто ребенок, ты принцесса!

– Спасибо, тетя Малефисента, – прошептала Аврора, низко опуская голову. Ее переполняла благодарность к женщине, которая так заботилась о ней, но в то же время почему‑то невозможно было поднять взгляд и посмотреть в желтые глаза Малефисенты. Странные это были глаза, и взгляд у них был странным. Он никогда не задерживался подолгу на одном месте, постоянно блуждал, и совершенно нельзя было догадаться о том, какие чувства испытывает королева в ту или иную минуту.

– Мне нравится выбранная тобой тема для бала, – улыбнулась кончиками губ Малефисента. – Вода и голубое небо. Очень поэтично.

– Если по правде, то это я просто придумала – и небо, и особенно воду. Ведь в жизни мне ни разу так и не довелось увидеть реку или тем более море.

В жизни – да, но иногда в ее сны прокрадывалось журчание ручья, легкие удары волн о глинистые берега. Но все это, конечно же, было лишь игрой воображения, и, кстати говоря, воображаемая вода в ее снах почему‑то всегда была не голубой и не прозрачной, а какой‑то коричневатой.

– Даже если ты это просто придумала, у тебя хорошо получилось, – сказала Малефисента и погладила Аврору по голове. Была у ее тети такая странная привычка – гладить свою приемную дочь как домашнего зверька. Кошку, например, или собаку. – Послушай, сегодняшний бал затянется за полночь, почему бы тебе не пойти и не вздремнуть немного. Сил набраться перед танцами. Ведь ты так любишь танцевать.

– Но я хотела помочь…

– Как‑нибудь в другой раз, дорогая, – потрепала ее по щеке Малефисента. – У тебя впереди будет еще много балов и праздников.

– Да, конечно, тетя Малефисента. Спасибо, тетя Малефисента, – послушно ответила Аврора и, наклонившись вперед, торопливо поцеловала впалую щеку королевы.

Малефисента нервно отвела взгляд в сторону.

Могущественная колдунья вовсе не собиралась спасать жалкую кучку людей, оставшихся в замке. И мир спасать тоже не собиралась. Как и не собиралась заменить мать брошенной на произвол судьбы принцессе.

Будь ее воля, жила бы она долго и счастливо в своем старом замке, занималась бы черной магией, управляя силами, недоступными для понимания человеческому разуму.

Так что не были приятны ей и нежности глупой девчонки‑принцессы. Она просто терпела их – до поры до времени. До той минуты, когда сумеет наконец окончательно сломить сопротивление Авроры, ее тягу к жизни.

Принцесса попрощалась с тетей и медленно отправилась в свою спальню.

Коридор был все так же широк и пуст, как утром, но кружиться по нему в танце Авроре больше не хотелось.

– Ваше высочество!

Аврора обернулась, когда чья‑то рука бесцеремонно схватила ее за плечо.

Это оказался всего лишь старый менестрель.

Он был бледен, его нос, казалось, еще больше вытянулся и заострился, одежда в нескольких местах разодрана, на щеках царапины, глаза дикие.

– Вы не здоровы, мастер Томминс, – спокойно сказала Аврора и потянула носом. Странно, но спиртным от менестреля совсем не пахло. Впрочем, иногда менестрель начинал сходить с ума не только от спиртного, но и от невозможности его раздобыть.

– Там… Снаружи… там что‑то есть! – возбужденно пробормотал менестрель, хватая Аврору за руки. – Правда, правда, ваше высочество! Ведь я сбежал!

– Отпустите меня, вы не в себе, – сказала Аврора. Здоровье менестреля заботило ее больше, чем его поведение. А еще сильнее беспокоило то, что станется с беднягой музыкантом, если кто‑нибудь из стражников увидит, как он с ней обращается.

Издалека послышался и начал приближаться зловещий звук. Кто‑то шел к ним по коридору, ковыляя на копытах.

– Может быть, вам лучше прилечь? – спросила Аврора, кладя руку на плечо менестреля.

Поздно. Из‑за угла вывернула личная охрана Малефисенты – черные с сероватым отливом чудовища. Стражники шли, неуклюже раскачиваясь на своих неуклюжих ногах. Однако довольно быстро шли при этом, нужно заметить.

Глаза менестреля потемнели от ужаса, но даже при виде стражников он по‑прежнему не выпускал принцессу из своих рук.

– Ваше высочество…

– Отойди от нее, поющий червяк! – прохрипело одно из свиноподобных чудищ. – Ступай проспись и оставь ее высочество в покое. Это приказ королевы Малефисенты.

– Вы ключ ко всему! – жарко прошептал менестрель, прижимаясь губами к уху Авроры. Она невольно отшатнулась. – Понимаете, вы – ключ! А там, Снаружи, все по‑прежнему!

– Менестрель! – прокаркал второй стражник с петушиным гребнем на голове и желтыми глазами демона.

Они оба опустили свои жуткие когтистые лапы на плечи несчастного музыканта.

Затем чудовищные охранники слаженным движением вздернули менестреля вверх, и тот повис в воздухе, беспомощно болтая ногами.

– Ваше высочество! – беспомощно всхлипнул он.

Один стражник хрипло каркнул, второй хрюкнул.

– А теперь спой для нас, – сказал тот, что с гребнем. – Веселее будет шагать в темницу!

– Прошу вас, осторожнее, – взмолилась Аврора. – Он не здоров. Ему врач нужен, а не побои.

– Пой! – приказал свиноподобный стражник, не обращая внимания на принцессу. – Пой!

И они потащили менестреля, даже не удосужившись поклониться на прощание ее высочеству.

Из коридора, которым чудовища утаскивали бедного менестреля в темницу, раздался его дрожащий голос:

– Милая дама, прелестная дама…

Аврора долго еще смотрела им вслед, охваченная печалью и ужасом.

А к этим чувствам едва заметно примешивалось еще одно, пугавшее Аврору сильнее, чем вышедшие из преисподней стражники. Это была радость… да‑да, именно радость от того, что вот только что произошло событие, которое сделало не таким скучным этот бесконечный, как и все остальные, день.

Стражники и менестрель давно скрылись из виду, лишь по‑прежнему долетала издалека пронзительная песня:

– Милая дама, прелестная дама, поверьте моим словам. Сердце мое, сердце мое отдано только вам…

Аврора только сейчас заметила, что по‑прежнему держит руки прижатыми к груди. Она опустила их, и на пол упало то, что менестрель незаметно вложил ей в ладонь.

Она наклонилась, чтобы поднять упавший предмет.

Это оказалось перо. Маленькое лазурного цвета перо.

 

Милая дама, прелестная дама…

 

Не задумываясь, Аврора нажала пальцем у основания пера, чтобы проверить, настоящее оно или нет. У фальшивого пера очин – костяной кончик – не сминается. Перо оказалось настоящим. Аврора задумчиво покрутила его в пальцах.

В замке пока что еще жили голуби, довольно большая стая. Крестьяне иногда ловили их себе на ужин, не слишком доверяя волшебной еде, которой кормила их Малефисента. Но перья у голубей были совсем не такие.

Еще были куры и утки, но и у них, даже у красавцев селезней, не было таких синих перьев.

В позолоченных клетках в замке жили потомки нескольких лесных птиц, но, если у них и встречалось голубое оперение, оно было бледным, как выцветшие цветочки на старых гобеленах.

Продолжая разглядывать перо, Аврора медленно шла к себе в комнату.

Жила принцесса в красивых, изящно обставленных покоях на втором этаже замка. Все уцелевшие во время катастрофы гости королевских кровей и местные аристократы жили в главной башне. Ну а жители, так скажем… попроще – крестьяне и слуги – ютились в наспех построенных лачугах на заднем дворе замка.

Если не слишком присматриваться к толстым, закрывающим вид из окна, терновым ветвям и зажечь яркую лампу, можно было вообразить, что находишься поздним вечером в нормальной королевской спальне. Кровать на возвышении, накрытая пышным розовым балдахином. Гардероб с позолоченной резьбой, а в нем несметное количество нарядов. Туалетный столик, на котором стоит серебряный кувшин и таз для умывания. Маленький диван с атласными подушками, рядом с ним еще один столик – изящный, на длинных гнутых ножках. Диван и этот столик – рядом с камином.

Наконец, в комнате Авроры был еще книжный шкаф, полный книг, ставших, к сожалению, совершенно бесполезными с той поры, когда разрушился Внешний мир.

Дело в том, что после катастрофы из книг исчезла большая часть текста на страницах и практически все иллюстрации. А те слова, которые еще сохранились, были написаны на непонятных языках, которых и в природе‑то не существовало. Малефисента объясняла все это воздействием черной магии, которую выпустили на свободу зловредный король Стефан и королева Лия.

Эта магия разрушила не только Внешний мир, но вместе с ним и все, накопленные веками мысли и изобретения человека. А сил королевы Малефисенты, чтобы восстановить все это, было недостаточно, их и так едва хватало на то, чтобы хоть как‑то поддерживать жизнь тех, кто остался в замке.

Так что страницы книг опустели, многие изобретения были забыты, и даже ткать полотно приходилось теперь с помощью волшебства, поскольку в королевстве давно уже не осталось ни одной прялки.

Кровать с пышно взбитой периной и откинутым одеялом так и манила к себе Аврору, звала прилечь, уютно свернуться клубочком, пригреться, и…

«Да, наверное, нужно прилечь, – подумала Аврора. – Танцы сегодня будут до утра».

Нужно сказать, что спать или просто мечтать, лежа в кровати, принцесса любила ничуть не меньше, чем петь и танцевать. Кровать была ее любимым местом, где, укрывшись в полумраке одеялом, Аврора могла провести целый день. Сначала можно было просто мечтать, а затем наступала ночь, дарившая удивительные сны, которые были намного увлекательнее скучной дневной жизни в замке. Да и осталась ли вообще жизнь в замке после катастрофы, отрезавшей его от Внешнего мира?

Поэтому даже если в какую‑то из ночей Авроре не снились яркие сны, все равно приятно было думать о том, что вот и остался позади еще один бесконечный скучный день.

Аврора легла на кровать, откинула голову на подушку и снова покрутила в пальцах синее перо. Во внутреннем дворе менестрель не появлялся практически никогда. Предпочитал сидеть в замке, в каком‑нибудь темном уголке, словно вор или решивший подремать кот. Яркий свет менестрель ненавидел, он резал его вечно воспаленные от пьянства глаза. Так может быть, он двор замка имел в виду, когда говорил Снаружи? Двор замка, а не…

Бедный, свихнувшийся с ума пьяница.

Аврора вздохнула, потянулась к полке, чтобы снять с нее бесполезную книгу в тяжелом кожаном переплете, и принялась перелистывать пустые страницы. Она хотела положить между ними перо, однако в последний момент передумала и вместо этого спрятала его в маленький серебристый мешочек, пришитый к ее поясу. Почему она это сделала? Наверное, потому, что не хотела прятать перо, которое когда‑то было живым, среди мертвых страниц, и решила, что пусть лучше оно всегда будет при ней.

Мысль о синем птичьем пере незаметно, как это обычно бывает, перескочила у Авроры на другое перо, не синее и нелюбимое, но оно ждало ее. Принцесса тяжело вздохнула и, вместо того чтобы лечь спать, пересела за столик на гнутых ножках. Взяла лебединое перо (то самое, нелюбимое) и принялась решать математические задачки на тонком листе пергамента.

Захватив власть в замке, обеспечив всех, кто в нем жил, волшебной едой и всем самым необходимым, Малефисента занялась образованием Авроры.

Родителям принцессы всегда было безразлично, учится ли чему‑нибудь их дочь или нет. Аврора, естественно, предпочитала ничему не учиться, и к шестнадцати годам выросла принцессой совершенно не образованной. Не владела ни единым навыком, который положено иметь даме такого знатного происхождения, – не умела ни писать, ни читать толком, не умела вышивать, совершенно не знала географию и очень плохо – правила этикета. Обнаружив это, новая королева немедленно взялась за дело и наняла для своей приемной дочери полдюжины учителей – больше их в замке и не нашлось бы, пожалуй. Так, помимо всего прочего, в расписании Авроры появились предметы, о которых она раньше не только понятия не имела, но даже и не слышала.

Математика, например.

Вот уж что никак не давалось принцессе, так это математика.

С другими‑то предметами дело обстояло хоть немного, но благополучнее. У Авроры от рождения были, как мы уже знаем, способности к пению и танцу, она была достаточно терпеливой, чтобы освоить и такую премудрость, как шитье. Конечно, освоила она шитье далеко не сразу и долгое время ходила с исколотыми иголкой пальцами. Взглянув на них однажды, Малефисента добродушно рассмеялась и сказала, что следующие науки – чесать лен и прясть шерсть – лучше оставить до тех пор, пока Авроре не страшно будет дать в руки веретено с острым кончиком.

Да, так вот, математика.

Она не давалась Авроре ни в какую. Цифры у нее не желали ни складываться, ни делиться, ни… что они там еще должны делать? Почти каждый раз, садясь за математику, Аврора со вздохом думала о том, что, наверное, есть какие‑то науки, которым принцесс обучать не нужно. Почему? Да по той простой причине, что есть премудрости, которые все принцессы одинаково не способны понять. Математика, например. Или алхимия.

Однако Аврора была девушкой послушной и потому терпеливо выслушивала (ничего не понимая, естественно) объяснения старого казначея, который пытался научить ее складывать и вычитать числа на счетах, или придворного плотника, пытавшегося научить принцессу измерять длину и ширину с помощью веревочки и взвешивать грузы на весах с гирями.

Решить даже самый простой математический пример Аврора не могла ни с учителем, ни тем более самостоятельно. Она подолгу смотрела на листок пергамента, и ей казалось, что написанные на нем цифры живут сами по себе – перестраиваются, толкаются, иногда даже убегают куда‑то. Ничуть не лучше складывались у нее отношения с рисованием и черчением. Линии подчинялись принцессе еще хуже, чем цифры, в результате нарисованный Авророй домик скорее был похож на кособокий стул, а начерченный квадрат… А начерченный рукой принцессы квадрат вообще ни на что похож не был.

Однако Малефисента придавала образованию приемной дочери такое большое значение, что Аврора не только покорно сносила все эти муки, но и заставляла себя самостоятельно заниматься. Честно говоря, была у принцессы одна мечта – посмотреть, каким радостным станет лицо ее тети, когда она покажет ей, что может разделить стадо овец, о котором спрашивается в задаче, на пять частей.

На пять частей…

Аврора нацарапала на пергаменте овцу – как уж сумела, разумеется. Потом еще четыре таких же уродца. Посчитала их. Да, действительно пять. Затем добавила чуть в сторонке еще двух кошмарных овечек. Теперь их стало шесть…

Или семь?

А может быть, восемь?..

Автора тяжело вздохнула и принялась считать овец, загибая пальцы.

Интересно, а считать первую и последнюю овечку тоже надо, или они как обложка у книги – она же страницами не считается, правда?

Принцесса билась еще минут десять, пытаясь к пяти овечкам прибавить еще две.

Кончилось тем, что у нее заболела голова, и Аврора, бросив этих злосчастных овец, рухнула на кровать. Нет, никогда ей, пожалуй, не стать такой же умной, как тетя Малефисента!

 

* * *

 

Но с другой стороны, Авроре никогда не нравилось, если ее начинали поучать, указывать. Что она, маленькая, что ли? Она не маленькая, и она принцесса, вот так! А то сегодня тетя, как в насмешку: «Вряд ли ты сможешь помочь в подготовке бала, ведь это такое сложное дело!» А Аврора, между прочим, однажды станет королевой. Так что неужели она какую‑то вечеринку организовать не способна? Чушь!

От сегодняшнего бала, который Аврора так легкомысленно назвала вечеринкой, ее мысли перекинулись на Малефисенту, и она стала размышлять о своей тете. А в поведении тети, к сожалению, было немало такого, что заставляло Аврору усомниться в искренности ее намерений сделать свою приемную дочь счастливой и могущественной.

Могущественной… А почему тогда Малефисента не посвящает ее в тайны магии, с помощью которой управляет замком и поддерживает в нем жизнь? Почему не учит Аврору тому, как получать буквально из ниоткуда волшебную еду, вино, каждую мелочь, каждую тряпку? Ведь не из Внешнего же мира, правда? Все же знают, что Снаружи ничего нет.

И почему тетя никогда не говорит о том, долго ли еще им сидеть взаперти в своем замке? И о том, когда же все они смогут – пускай хоть ненадолго – выходить во Внешний мир?

Как‑то раз чудом затерявшийся среди обитателей замка священник рассказал Авроре историю о том, как впервые погиб Внешний мир. Это было еще задолго‑задолго до нынешней катастрофы. Так вот, в тот раз мир погиб от наводнения. Или потопа, как называл его священник. И нашелся один человек, который догадался заранее построить корабль – ковчег для себя и для своих животных. Когда вся земля скрылась под водой, тот человек (его звали Ной) плавал на своем ковчеге, а для того чтобы проверить, не показалась ли где‑нибудь суша, выпускал наружу голубя. Голубь раз слетал впустую, два, а потом принес в клювике зеленый листок, и стало ясно, что вода начала убывать.

Собственно говоря, а почему бы им самим так же не сделать?

Направить, например, туда одного из стражей. Пусть сходит на разведку, посмотрит, потом расскажет, что там и как. Нужно полагать, стражам Малефисенты во Внешнем мире ничто не угрожает, они сквозь что угодно пройдут и где угодно выживут. Ну, на всякий случай тетя Малефисента и какое‑нибудь защитное заклинание наложить на своего разведчика может.

Интересно, а менестрель… Неужели он действительно побывал там, и вернулся живым и невредимым?

Вот Изгнанник, которого прогнали из замка задолго до этого, назад так и не вернулся. Погиб? Или просто не захотел больше находиться под властью Малефисенты? Собственно говоря, его и выгнали за то, что он при всех заявлял о том, что управлять страной Малефисента никакого права не имеет. Вот он сам, по его словам, был «королем самым настоящим» и не желал подчиняться «какой‑то страхолюдной ведьме‑самозванке».

Если подумать, он еще легко отделался, за такие слова его не за крепостные стены отправить могли, а прямиком в подвал, а оттуда, глядишь, и на виселицу. Как государственного преступника.

Аврора поворочалась в постели, поправила подушку у себя под головой.

Наверное, она не должна так думать о своей тете. Ведь Малефисента так много сделала, и для самой Авроры, и для всех остальных выживших. Наверное, склонность к черной неблагодарности принцесса унаследовала от своих злодеев‑родителей, Стефана и Лии.

Интересно, а страстное желание уметь колдовать Аврора тоже от них унаследовала?

Ну, из‑за того, что натворили ее родители, она колдовать не стала бы ни за что, конечно. А как Малефисента? О, за своей тетей ей никогда не угнаться, нечего и мечтать.

Нет, научиться бы колдовать хотя бы совсем немножко, чтобы увидеть Внешний мир таким, каким он был, когда в нем жили люди, и животные, и были книги, которые можно читать, а не под ножки стола для равновесия подкладывать. Ах, как хочется, хочется…

…И тут на голову Авроры с полки свалилась книга.

 

Карты

 

Аврора не ушиблась, скорее удивилась. Она села в кровати, упавшая с полки книга перелетела с головы на колени принцессы, раскрылась, и из нее водопадом посыпались… нет, не угадали, не страницы. Игральные карты из нее посыпались, целая колода. Карты были с яркими узорчатыми рубашками на одной стороне и отлично сохранившимися картинками и цифрами на другой.

Очень странными были эти картинки, да и цифры тоже, пожалуй.

Аврора начала медленно, по одной перебирать карты, внимательно рассматривая каждую из них.

Картинки на нескольких первых картах были в общем‑то вполне привычными. Тройка пик. Бубновая девятка. Двойка червей. А потом пошли картинки и цифры поинтереснее. Восьмерка стульев. Тринадцать кукол. Ноль замков.

Цифры на картах были аккуратными, изящными, позолоченными.

Такие цифры любила выписывать сама Аврора, когда математическая задача оказывалась достаточно простой, чтобы ее решить.

Постойте, постойте, какая еще «простая задача»? Откуда она возьмется, такая задача? И цифры позолоченные… Где это видано? Во сне, разве что…

Аврора тряхнула головой, взяла следующую карту.

Джокер.

Аврора нахмурилась. Как и все его карточные собратья, Джокер озорно улыбался, но выглядел все же очень странно – одежда драная, лицо худое, узкое, вместо посоха или скипетра, как это принято, в руках у него была лютня. Пожалуй, если и не был этот Джокер точной копией менестреля, то все равно очень на него похож.

А вслед за Джокером пошли еще более удивительные и странные карты. Единица солнц – яркий желто‑оранжевый шар, от которого до самых краев карты тянутся тонкие золотые лучи. Аврора поднесла карту ближе к глазам, хотела посмотреть, не нарисовал ли художник кроме солнца еще и небо – ну, хоть кусочек. Нет, не нарисовал. Солнце же было нарисовано так, как рисуют его дети – с глазами, с улыбающимся ртом, с ямочками на щеках.

Интересно, у настоящего солнца есть лицо? Этого Аврора достоверно сказать не могла, не помнила.

Следующая карта. Голенький пухлый ребенок скачет верхом на пони по холмам – таким зеленым, таким красивым, что хотелось потрогать их пальцем. Пони под ребенком очень странный – черно‑пегий, с бородкой и одним рогом на лбу. Среди оставшихся у них в замке лошадей нет ни одной, хоть чуточку похожей на него.

На следующей карте была нарисована девочка, как две капли воды похожая на саму Аврору. Она улыбалась и нежно обнимала за шею льва. Лев был желтым с золотой, как волосы девочки, гривой. То, что это лев, Аврора знала точно, таких львов было много на геральдических гербах в замке.

А на следующей карте… На следующей карте все та же, похожая на Аврору, девочка гладила рукой какого‑то другого зверька, незнакомого принцессе. Сам зверек был маленьким, чуть крупнее белки, и с длинными‑предлинными ушами, такими же, пожалуй, нелепыми, как рог на голове пони. Носик у зверька был нежно‑розовым, а по бокам мордочки торчали в стороны длинные тонкие усики. У Авроры сжалось сердце – так сильно захотелось ей самой потрогать этого чудесного зверька.

Еще одна карта, еще одна картинка. На зеленой, окруженной деревьями поляне стоит новый прекрасный зверь. Он похож на рыжую лошадь, только тело у него короче, а ноги тоньше. Гривы у него нет, а толстый короткий хвостик не висит, а торчит вверх. Голову этот чудесный зверь повернул назад, словно чутко прислушивается, не угрожает ли ему какая‑нибудь опасность сзади.

Тут Аврора и сама встревожилась. Ни в одной из книг таких ярких картинок не было, и на гобеленах таких зверей не осталось, их фигурки выцвели и превратились в слепые серые пятна. А тут эта странная колода. Откуда она взялась? Почему именно сейчас появилась? Что бы это могло быть и что могло значить?

– Ваше высочество, принцесса! – послышался голос из‑за двери. Аврора моментально сгребла карты и поспешно сунула колоду в свою бархатную сумочку, с которой собиралась сегодня вечером отправиться на бал.

В дверь постучали, потом, не дожидаясь ответа, открыли, и в спальню вплыла фрейлина Авроры – маленькая, круглолицая, чем‑то напоминающая стрекозу девушка.

Звали девушку леди Лиана, и они с Авророй были самыми близкими подругами. У леди Лианы других подруг не было. Дело в том, что она была иностранкой, приехала в замок на помолвку Авроры и Филиппа, да так и застряла здесь из‑за катастрофы, в которой погибли ее родители.

Платье на леди Лиане было изящное, модное, волосы тщательно уложены, однако по разрезу темных глаз, по сероватому оттенку кожи в ней сразу можно было узнать иностранку. Возможно, именно поэтому другие знатные дамы сторонились леди Лианы и не спешили предложить ей свою дружбу.

– Ай‑яй‑яй, – укоризненно покачала головой леди Лиана. – Да вы, я вижу, еще и не начинали одеваться.

Не переставая говорить, Лиана ходила по комнате, ловко собирая все необходимое для того, чтобы нарядить принцессу к балу – щетки, гребни, ленты, нижние юбки, золотые туфельки.

– М‑м, – недовольно промычала Аврора. Всего несколько минут назад бал казался ей самым интересным и важным событием, ради которого стоило целый месяц томиться от скуки и ждать, но теперь… Теперь же Авроре хотелось только одного – чтобы Лиана поскорее куда‑нибудь ушла, а самой лечь в постель и рассматривать, смаковать удивительные карты.

Тем временем фрейлина встала за спиной принцессы и начала расшнуровывать на ней платье.

– А ваша двоюродная кузина Лора отказалась шить платье из ткани, которую ей прислала королева, – насплетничала Лиана.

– Вот как? – удивилась Аврора, сразу же отвлекаясь от мыслей о картах. – Но почему? Платье цвета морской волны очень подошло бы к ее глазам.

– Думаю, дело там не в цвете, – ответила Лиана, – а в том, кто для нее эту ткань выбирал.

Она закончила со шнуровкой платья и принялась стягивать с рук Авроры длинные рукава с пуговицами.

– Прекрати! Лора просто еще ребенок, – покачала головой Аврора.

– Ребенок! – слегка присвистывая, ответила Лиана. – Ей уже пятнадцать, ваше высочество. На вашем месте я не стала бы закрывать глаза на ее выходки. Кто знает, сколько лет вам еще придется провести в этом замке под одной крышей с Лорой, и не только с ней.

– Лиана, – мягко заметила Аврора. – Наш замок не похож на тот, в котором ты жила в своем королевстве. У нас здесь нет ни заговоров, ни предателей. А Лора – просто девочка, которой не нравится, когда за нее что‑нибудь решают или выбирают. Я сама не люблю, когда мне начинают указывать.

Дальше наступила тишина. Аврора снова вспомнила про карты, а о чем думала Лиана, сказать сложно, слишком непроницаемым было ее лицо. Таким же оно осталось и тогда, когда фрейлина ровным тоном заметила:

– Я думаю, как бы не повторилась история с Изгнанником. Поначалу он тоже вроде как был всего лишь дружески настроенным соседом‑королем.

– Это совсем другое, – ответила Аврора, которой было неприятно вспоминать ту историю. – Да, был сначала королем‑соседом, а потом захотел захватить замок и пытался совершить государственный переворот.

– А начиналось тогда все так же, как теперь, с разговоров. Сначала Изгнанник заявил Малефисенте, что она самозванка, и он имеет на здешний престол больше прав, чем она. А кончилось все тем, что того короля прогнали из замка во Внешний мир. Для нашей же безопасности и блага. Так что, если вы любите госпожу Лору, попросите ее прикусить язык и поменьше сопротивляться той, кто здесь правит, ваше высочество.

Принцесса не ответила, она погрузилась в воспоминания, вновь увидела перед собой задиристого низенького толстяка с седой бородой. Он налетал на тетю Малефисенту словно шквал ветра, который, правда, каждый раз разбивался о ледяную броню ее спокойствия. А как виртуозно тот король ругался, когда стражи Малефисенты вышвыривали его во Внешний мир!

– Давайте дальше одеваться, ваше высочество, – негромко сказала Лиана и направилась к платяному шкафу.

Аврора тем временем сбросила с себя платье, и оно с легким шорохом упало на пол. Почему‑то принцессу всегда забавляло то, как соскальзывает с нее шуршащий прохладный шелк. Затем, как воспитанная девушка, Аврора осторожно переступила через край платья, подняла его с пола и аккуратно расправила. Именно так ее учили обращаться с одеждой, не так ли?

Нет, постойте, не так это, совсем не так. Никто ее ничему не учил. Родителям не было никакого дела до своей дочери, и она, словно дикарка, бегала целыми днями по двору с мальчишками и собаками. Но откуда ей тогда известно, как нужно поступать с платьями?

Аврора в замешательстве прижала ладонь ко лбу.

– Вы только полюбуйтесь, какая красота! – затараторила Лиана, показывая Авроре новое платье. – Вот уж действительно платье для настоящей принцессы!

Именно таким платье и оказалось, и Аврора невольно заулыбалась, глядя на него. Юбка и корсаж платья были темно‑синими, расшитыми золотыми нитями. Именно так Аврора и представляла себе море, которого никогда не видела – синие волны, на гребешках которых играют золотистые солнечные блики. В талии платье перехватывал широкий пояс из золотистого шелка.

Над этим платьем – как и над платьями для остальных живущих в замке знатных дам – весь прошедший месяц трудились все королевские швеи.

– Так любезно с их стороны, что они старались для меня, – слегка смутившись, пробормотала Аврора.

– А они благодарны вам за то, что вы смогли их чем‑то занять на весь месяц, – усмехнулась Лиана.

– Такая прекрасная работа, – сказала Аврора, рассматривая аккуратнейшую строчку, – и всего на один вечер.

– Ничего страшного, ваше высочество, – ответила фрейлина, придерживая юбки так, чтобы Аврора могла переступить через их край. – Чтобы не сойти здесь с ума, каждый все время должен чем‑то заниматься. Швеи – шить, горничные пыль вытирать. Крестьяне тоже без дела не могут сидеть, вот они и разводят свиней, выращивают что‑то на своих огородиках, сажают, копают – хотя, как известно, наша королева обеспечивает волшебной едой всех своих подданных без исключения. Нет‑нет, ваше величество, работать должны все, и каждый должен быть на своем месте, иначе нам не выжить.

– А придворные дамы чем должны заниматься? – с легкой насмешкой спросила Аврора.

– Мы? Служить при дворе, разумеется, – совершенно серьезно ответила Лиана. – Чем же еще?

– Хотя служить вы при этом вовсе не обязаны, – осторожно заметила принцесса. – Я, конечно, счастлива, что ты прислуживаешь мне и что ты моя подруга, но скажи… тебе никогда не хотелось заняться чем‑нибудь другим?

Лиана взглянула на Аврору своими темными, как ночь, глазами и ответила:

– Нет. Наша королева дала мне возможность заниматься делом, и я благодарна ей за это. Без дела я, наверное, уже погибла бы.

Аврора прикусила губу. Ей казалось, что обитатели замка слепо выполняют приказы своей королевы. На самом деле, как оказалось, они делали это охотно и были ей признательны.

– Прости меня, Лиана, – вздохнула Аврора. – Я не хотела сказать ничего плохого. Просто хочу, чтобы ты знала… Если ты сама захочешь заняться чем‑нибудь другим… или, например, решишь выйти замуж, то я целиком и полностью поддержу тебя, хотя… мне очень будет не хватать нашей дружбы.

Впервые за столь долгое время Лиана наконец моргнула.

– Благодарю вас, ваше высочество, – сказала она. – А теперь пересядьте вот сюда, я займусь вашими волосами.

Аврора уютно устроилась в кресле с мягкими розовыми подушками, рассеянно наблюдая в мутном зеркале за тем, как Лиана сноровисто расчесывает ей прядь за прядью и волосы начинают блестеть, укладываясь в упругие, как пружинки, локоны.

– Какие у вас красивые волосы, ваше высочество! – вздохнула фрейлина. – Прямо как расплавленное золото.

Кстати говоря, эту фразу Лиана повторяла постоянно, точнее, всякий раз, когда начинала причесывать Аврору. Это стало чем‑то вроде ритуала. Аврора еще раз взглянула на себя в зеркало и улыбнулась. Да, она действительно чудо как хороша, и слова Лианы – вовсе не лесть. Она красива, и она принцесса – это ли не предел мечтаний для каждой девушки? А вечером сегодня ее ждет бал… Королевский бал…

 

Бал

 

На балу по традиции собирались все‑все обитатели Тернового замка. Крестьяне, швеи и прочие простолюдины садились в конце зала, где все было попроще, слуги прислуживали возле главных столов, за которыми собиралась знать, стражники присматривали за порядком – одним словом, все были в одном месте, у всех было вдоволь вина и еды, и каждый имел возможность потанцевать или послушать игру музыкантов.

Высокий потолок главного зала был затянут длинными полотнищами самых разных оттенков синего цвета. Вероятно, эти полосы ткани должны были изображать небо. Внизу, в самом зале, фонтаны с подкрашенной синькой водой изображали то ли реки, то ли море. Даже вдоль длинных столов были проложены канавки, по которым журчала вода – можете себе представить? Хотя справедливости ради стоит заметить, что вода в этих искусственных каналах журчала совсем не так, как ручей во снах Авроры.

Сами столы были накрыты старинными сине‑зелеными гобеленами. Изображения на них были нечеткими, а кое‑где и совсем стерлись, превратившись в серые пятна. Как правило, такие пятна слуги старались прикрыть, поставив на них сверху голубое фарфоровое блюдо или золотую тарелку. Золотые тарелки и золотые крышки на блюда – это была, пожалуй, единственная традиция, соблюдения которой строго требовала королева. Глядя на прикрытые крышками блюда, Малефисента всегда улыбалась, хотя никто не знал, почему именно.

Света в зале тоже хватало – с потолка сияли зажженные люстры, горели свечи в канделябрах, трещали и искрились голубыми огоньками волшебные, зажженные Малефисентой факелы на стенах.

Напротив трех длинных, составленных в виде буквы П столов, находилась приподнятая, какой‑то странной формы, площадка для музыкантов. Кое‑кто из людей постарше утверждал, что по виду эта площадка очень напоминает лодки, в которых в старину плавали по рекам.

Музыканты сидели на этой площадке (или в лодке, если вам так больше нравится), держа в руках рожки и мандолины с привязанными к ним голубыми бантами и лентами. Среди них даже менестрель обнаружился, сидел, прикованный к ближайшему столбу тонкой цепью и под присмотром стражника. Очевидно, его выпустили из темницы на время бала. Глаза менестреля припухли и покраснели, однако струны своей лютни он щипал как обычно – легко и искусно, хотя в целом вел себя, против своего обыкновения, совершенно нормально, без каких‑либо причуд.

Аврора поймала себя на том, что вздохнула облегченно… и вместе с тем с долей разочарования. Она искренне любила менестреля, совершенно не хотела, чтобы с ним случилось что‑нибудь нехорошее, однако сейчас менестрель так спокойно вел себя, что его недавние слова о том, что происходит во Внешнем мире, все сильнее начинали казаться принцессе бредом пьяницы. А если это так, то все теперь опять покатится по‑старому, своим нескончаемым чередом.

Аврора заставила себя оторвать взгляд от музыкантов и повернуть голову в сторону.

Пришедшие на бал гости щеголяли в нарядах всех оттенков синего цвета. Бархатные темно‑синие камзолы, льняные нежно‑голубые юбки, корсажи цвета морской волны, сапфировые шапочки и плащи поблескивали, спадали с плеч, взлетали в воздух на танцующих, прогуливающихся или беседующих друг с другом стоя гостях.

Аврора наблюдала за ними со своего места рядом с троном, улыбалась и слегка покачивалась, словно плыла вместе с музыкантами в лодке по волнам танца.

Королева Малефисента, как всегда, была в черном, этому цвету она не изменяла никогда. Сегодня в честь праздника она лишь заставила отливать голубым витые черные рога у себя на голове, да еще надела такого же цвета браслеты.

Аврора вдруг почувствовала, что ее слегка клонит на один бок, и вспомнила, что ее декоративная сумочка на поясе стала такой тяжелой от уложенной в нее толстой колоды карт. Скосив глаза, Аврора увидела, что уголки карт даже слегка торчат наружу.

– Что‑то не так, моя дорогая? – медленно, тягуче произнесла королева.

– Нет, ничего… просто… – Аврора распустила стягивающий горловину сумочки шнурок и достала карты. – Вот, смотрите, тетя, это я нашла сегодня днем. Хотела узнать у вас, что это?..

Передавая королеве колоду карт, Аврора спросила саму себя, правду она только что сказала своей тете, или нет. Наверное, все же не совсем правду. Да, сейчас Аврора готова была показать, и даже отдать эти карты Малефисенте, но как бы она поступила, если бы ее застукали с ними раньше? До того, как все их рассмотрела?

– О‑о, – тихо и протяжно произнесла Малефисента. – Так выглядел мир раньше. До того, как его уничтожили твои родители. Смотри‑ка: солнце. Единорог. Лев. Кролик. Даже лань…

Королева называла одну за другой каждую карту, а Аврора повторяла за ней незнакомые слова, стараясь запомнить их.

– Ну, и так далее… Тебе не стоит разглядывать их, дорогая, это только расстроит тебя. Все равно то, что нарисовано на этих картах, навсегда исчезло из мира и никогда уже в него не возвратится. – Малефисента перестала перебирать карты и разжала пальцы. Карты упали на пол возле трона, а Аврора смотрела на них со слезами на глазах.

– Тетя, а разве вы не могли бы… – прошептала она. – Разве вы не могли бы с помощью магии…

– Нет такой магии, что смогла бы возвратить к жизни то, что давно умерло, – ответила Малефисента. – Мне очень жаль, дорогая, но тебе лучше всего выбросить эти картинки из головы и забыть про них. Не нужно ничего вспоминать, тебе от этого только станет грустно.

Аврора молча кивнула, стараясь не шмыгать при этом носом.

Малефисента поднесла свой согнутый палец к подбородку Авроры, осторожно приподняла его, взглянула в лицо своей приемной дочери.

– Вот видишь? У тебя уже испортилось настроение. Тебе это нужно? Очень жаль, что те карты вообще попались тебе на глаза.

Принцесса глубоко вдохнула, стараясь взять себя в руки и собраться. Сквозь стоящие в глазах слезы она увидела размытые позолоченные цифры на картах, которые валялись на полу, словно мусор.

Впрочем, королева тоже никак не м