В поисках города Гелона

 

«В земле будинов есть деревянный город, по имени Гелон; городская стена с каждой стороны имеет в длину 30 стадий; она высокая вся выстроена из дерева; дома их и храмы тоже деревянные. Там есть святилища эллинских богов».

Этому небольшому отрывку из трудов Геродота суждено было стать причиной длительной и ожесточенной дискуссии, ведущейся в науке вот уже более 200 лет. Казалось бы, слова древнегреческого историка абсолютно ясны и не допускают каких‑либо различных толкований: где‑то на земле будинов находился их главный город Гелон, окруженный деревянной стеной, с многочисленным населением, дворцами и храмами; город, несущий отпечаток значительного влияния античной культуры.

Найти Гелон? Да уже одно это было бы важнейшим вкладом в исследование истории будинов. Ведь речь идет о столице целой страны, о богатстве и былом могуществе которой достаточно красноречиво говорят находки из пышных гробниц, спрятанных под курганными холмами. Но к сожалению, сделать это оказалось нелегко. Прежде всего было неизвестно точное местонахождение самой Будинии. В рассказе Геродота содержится ряд противоречивых указаний, позволяющих искать земли будинов и в лесостепи, и в лесной зоне на огромном пространстве от Днепра до Волги. Поэтому‑то одни исследователи искали Гелон на правом берегу Волги, на месте древнего Увека, южнее Саратова, поскольку там скрещивались когда‑то торговые пути, соединявшие северные и восточные области Европы с причерноморскими колониями греков. Другие рассчитывали найти Гелон между устьями рек Медведицы и Иловли, там, где Дон ближе всего подходит к Волге. Наконец, третьи считали, что столицей Будинии следует считать огромное Вельское городище на Полтавщине, крутые валы которого протянулись без малого на 30 километров.

Долгие годы кипели в научных кругах страсти по поводу местонахождения Гелона. На эту тему писались сотни пространных трудов. Ломались копья на академических дебатах. Увы, чеканные строки геродотовской «Истории» при отсутствии других источников были бессильны разрешить все спорные вопросы. Совершенно иное освещение получила эта проблема после широких археологических работ на Среднем Дону. Сведения античных авторов и немой прежде археологический материал удивительно плодотворно дополнили друг друга и, слитые воедино, создали внушительную и яркую картину. Теперь уже вряд ли кто‑нибудь станет отрицать, что будины действительно жили на территории Среднего Дона, в пределах современной Воронежской области. Но если это так, то здесь должен находиться и город Гелон.

Где? В каком именно месте? Сказать это пока трудно: слишком мало еще раскопано будинских городов и селений. Правда, за ученым всегда остается право на смелую догадку, гипотезу, хоть и лишенную зачастую твердых доказательств.

С одной из таких предварительных гипотез выступил недавно П. Д. Либеров – кандидат исторических наук, начальник Воронежской археологической экспедиции. По его предположению, Гелон был расположен у деревни Волошино, в Острогожском районе, Воронежской области, где за последние годы удалось на небольшом участке в несколько километров раскопать целую группу из шести городищ. Археологи нашли там остатки наземных и полу земляночных домов, много предметов местного производства. Привозные же вещи – греческие амфоры и чернолаковая парадная посуда – были сравнительно редки. Но все дело в том, что самое раннее из волошинских городищ возникло лишь в IV веке до н. э. и во времена Геродота еще не существовало. Кроме того, вместо одного большого города, описанного «отцом истории», в Волошино представлено шесть маленьких городков, хотя, возможно, и связанных между собой. Налицо явное противоречие.

Таким образом, чтобы тот или иной памятник старины на территории Среднего Дона получил право считаться городом Гелоном, он должен, во‑первых, возникнуть не позднее начала V века до н. э. (мы знаем, что Геродот жил и творил именно в этом веке), во‑вторых, иметь мощную систему укреплений, обязательно включающую в себя какие‑либо деревянные конструкции или стены. В‑третьих, в таком городе должны в изобилии встречаться античные вещи. И наконец, в‑четвертых, необходимо, чтобы в прошлом он играл роль важного торгового и культурного центра будинов.

Открыты ли на территории Воронежской области памятники, которые удовлетворяют по крайней мере большинству этих требований? Да, есть. Это городище у села Сторожевое, Давыдовского района. Впервые я попал в эти места летом 1961 года, и увиденное там надолго запало в душу. Был тихий июльский вечер. На высоком меловом берегу Дона в косых лучах предзакатного солнца отчетливо выделялись остатки каких‑то древних полуразрушенных укреплений. Длинный мыс правого коренного берега реки был окружен с двух сторон глубокими оврагами. С напольной же, южной стороны его защищали тройное кольцо земляных валов и два рва. Перед нами лежало еще одно укрепленное городище. Романтичность обстановки, красота донского пейзажа и внушительные земляные стены вновь открытого памятника придавали всему оттенок какой‑то необычности. Что скрыто там, внутри, за вершинами валов?

И не было границ для самых смелых предположений. А как только мы углубились на несколько метров в землю, под мощными валами и рвами были обнаружены три параллельные канавы с остатками деревянных стен, или «городней», опоясывавших когда‑то всю площадь городища. Стоило зацепиться за один любопытный факт – и дополнительные доводы посыпались как из рога изобилия. Городище стоит на самом берегу Дона – важнейшей торговой артерии, связывавшей греческие города Северного Причерноморья с миром кочевых и оседлых варварских племен, живших по Дону и его притокам. Время его возникновения – VI–Vвека до н. э. – тоже вполне соответствует хронологическим рамкам, которые ставит нам Геродот.

Наконец, именно здесь была найдена великолепная античная гемма с изображением головки богини.

Пусть общее количество греческой керамики на территории городища и невелико. Любой археолог знает, что произведения искусств и дорогие заморские изделия встречаются на поселениях в крайне редких случаях, да и то в обломках. Совсем другое дело погребальные памятники. Они, как правило, содержат самые интересные и ценные вещи. Поэтому не лишним будет напомнить, что в 5–6 километрах от городища, у села Сторожевое, находится уже известный нам богатейший Мастюгинский курганный могильник. Поскольку наше городище – единственное ближайшее поселение скифской поры в этом районе, весьма вероятно, что именно его жители хоронили там своих умерших, оставляя вместе с ними драгоценные украшения, оружие и античную посуду.

Все сказанное относится пока только к области догадок. Но границы поисков легендарного города Гелона сейчас значительно сузились. И кто знает, может быть, уже очень скоро археологи вырвут из земляного плена остатки его деревянных степ и храмов.

 

«Здесь жили когда‑то цари…»

 

В 1964 году наша экспедиция перенесла центр тяжести своих работ в более южные районы за пределами Воронежщины. И вот однажды неподалеку от села Дуровка, Алексеевского района, Белгородской области, наше внимание привлекла группа курганов, стоявших на высоком меловом плато, над небольшой заболоченной речкой. Среди них горделиво выделялся центральный курган высотой около двух метров и диаметром свыше сорока. Решено было начать раскопки именно с него.

Мощный бульдозер за три дна снял курганную насыпь, и под ней открылась огромная могильная яма. Стены ее были облицованы дубовыми плахами. Перекрытие имело форму шатра: дубовые бревна лучами сходились над могилой, опираясь на толстый центральный столб, который удерживал всю эту сложную конструкцию. Еще в древности в западную половину гробницы проникли грабители. Обнаружив там два скелета – мужской и женский, – они забрали все находившиеся при них ценности. Восточная же часть, заваленная обломками бревен от рухнувшего вниз шатра, осталась нетронутой. На дне просторной деревянной гробницы валялись сотни железных наконечников стрел, конские удила, узорчатые уздечные наборы, бронзовая фигурка птицы, 200 золотых плоских бляшек с тисненым орнаментом в виде листьев и зверей, греческая амфора для вина, серебряный греческий ритон с головкой барана на конце и большая круглая бляха из листового золота. На ней в грубом варварском стиле изображен человек, который сидит на крылатом грифоне, терзающем оленя. Волосы у человека длинные, ниспадающие до плеч по скифской моде. На шее гривна, правая рука поднята, видимо для удара; левая скрыта за гривой грифона. Перед нами, несомненно, сцена борьбы какого‑то храбреца с фантастическим чудовищем. Но кто он?

Согласно скифским легендам, все цари Скифии ведут свое происхождение от одного общего предка – мифического героя, по имени Таргитай. Как л греческий Геракл, Таргитай прославился своими многочисленными подвигами, очистив землю от страшных хищников и чудовищ. Золотые бляшки с изображениями этого героя в изобилии встречаются во многих гробницах скифских царей.

И стоит ли удивляться тому, что владыки далекой Будинии тоже следовали этому обычаю? А серебряный ритон с затейливым растительным орнаментом? Хорошо известно, что на Древнем Востоке и у многих ираноязычных народов (в том числе и скифов) ритон считался священным сосудом, одним из атрибутов царской власти. С его помощью земные владыки приобщались к миру владык небесных. Теперь сомневаться больше не приходилось: перед нами лежали останки будинского царя.

Вечером, когда была собрана и тщательно нанесена на план последняя вещь, мы, усталые, но довольные, возвращались в экспедиционный лагерь. Черные тени легли уже на горбы курганов, придавая им какой‑то удивительно торжественный и загадочный вид. И не нужно было даже особенно прибегать к воображению, чтобы явственно представить себе перипетии той драмы, которая разыгралась на этом высоком меловом плато двадцать пять веков назад.

Итак, царь Будинии – защитник и покровитель целого народа – умер. И тотчас же во все концы страны, не щадя коней, помчались с этой горестной вестью «черные» всадники – посланцы печали и смерти. Безутешные подданные умершего владыки, его друзья и соседи, члены царской фамилии, собравшись все вместе, с криками и плачем направились к месту погребения. Скрипели колеса тяжело нагруженных повозок, на которых везли дары умершему. Медленно тянулись табуны лошадей, стада баранов и быков, предназначенных для принесения в жертву и поминального пиршества.

Бездыханного царя везли на специальном катафалке с шестами, увешанными колокольчиками. Далеко по округе разносился их печальный звон, оповещая жителей о приближении траурной процессии.

Место для погребения выбрали на высоком холме, откуда открывался широкий обзор. Тысячи людей разбили здесь свой временный лагерь, и началась титаническая работа по сооружению подземной царской гробницы. После ее завершения жрецы разожгли на краю могильной ямы большой костер. Его дым должен был очистить умершего от всякой скверны. Затем ближайшие родственники царя бережно положили его тело в гробницу на подстилку из мягких кошм или травы. Царь был одет в лучшие свои одежды со всеми драгоценными украшениями. А рядом разложили воинские доспехи, конскую узду и заупокойную пищу– целые туши с воткнутыми в них торчком железными ножами и греческое вино в узкогорлых заморских сосудах. В отличие от степных скифов будины редко прибегали к человеческим жертвоприношениям. Единственное исключение делалось для царя и наиболее знатных вельмож. Их обязательно сопровождали в потусторонний мир жены или наложницы. Так было и на этот раз.

Тела царя и его спутницы накрыли огромным пологом, сплошь расшитым золотыми бляшками, и соорудили над могилой прочную крышу. Затем насыпали большой земляной холм и, устроившись на его вершине и склонах, начали поминальное пиршество – тризну. Только самые знатные сановники и храбрейшие воины удостаивались этой чести. Остальные сидели у костров, разложенных у подножия кургана. Ходили по кругу деревянные с золотой оковкой чаши, наполненные хмельным вином. Жарились на огне целые бараньи и бычьи туши. А звучный голос одинокого певца воспевал воинскую доблесть и великодушие владыки, навсегда ушедшего в царство теней.

Молча слушали будины песню. Далеко уводила она их, заставляя вспоминать бесконечные боевые походы, кровопролитные схватки с врагом, смрад пожарищ и женские слезы.

Странный наряд носили будинские воины. Рукояти их мечей, поясные пряжки, гривны, браслеты, колчанные крючки, застежки портупеи были покрыты фигурами каких‑то фантастических зверей. Оскаленные пасти волков, медведей и барсов, головы хищных птиц с неестественно большим клювом, острые копыта и ветвистые рога оленей в красноватых сполохах костров составляли причудливый калейдоскоп. Казалось, они говорили людям: «Смотрите, как мы сильны, как свирепы и безжалостны. Наши зубы, когти, копыта и рога бьют без промаха. Горе врагу, ставшему на нашем пути!»

Этот сатанинский танец неестественно скрученных звериных тел имел и у будинов, и у скифов вполне определенный магический смысл. Владелец вещей, украшенных образами хищных зверей и птиц (чаще всего они встречаются на предметах вооружения и конской сбруи), как бы наделялся их силой и ловкостью. Его конь мчался, как быстроногий олень. Его стрела разила без промаха, как когти и клюв орла, падающего с небес на беззащитную жертву. Его меч сеял во вражьих рядах не меньшее опустошение, чем волк или барс в овечьем стаде.

…К утру все торжественные похоронные обряды закончились и люди ушли, оставив лишь пепел костров да кости съеденных животных. И высокий земляной холм в гордом уединении хранил в своих глубинах бренные останки будинского царя и погребенные вместе с ним сокровища.

 

Тучи с востока

 

С конца III века до н. э. на восточных границах Будинии стало очень неспокойно. Там, в задонских степях, пришли в движение орды кочевых сарматских племен. Если раньше они ограничивались молниеносными набегами на соседей‑земледельцев, уходя затем с добычей в свои засушливые края, то теперь речь уже шла о самом существовании будинского царства. Его воины с трудом сдерживали напор все новых и новых вражьих полчищ, подходивших из глубин Азии. А помощи ждать было неоткуда. Скифское государство, созданное в IV веке до н. э. энергичным царем Атеем, само стояло на грани краха. На западе сильный удар ему нанес Филипп Македонский – отец будущего великого полководца. Он разгромил скифскую армию и захватил большую добычу. Сам Атей, которому было тогда около 90 лет, тоже пал на поле битвы.

Но главная опасность для Скифии грозила с востока. В степной полосе сарматы перебрались на правый берег Дона еще в IV веке до н. э. И постепенно вся приазовская степь до Днепра включительно перешла в руки этих воинственных кочевников. Некогда огромное скифское царство, простиравшееся от устья Дона до Дуная, охватывало теперь лишь степной Крым и низовья Днепра.

Когда произошла окончательная гибель Будинии, мы пока точно не знаем. По‑видимому, это случилось где‑то на рубеже III–II веков до н. э. Изнемогая в непосильной борьбе с вражескими полчищами, будинские воины уже не могли защищать всю территорию государства. И горели деревянные дома селений. И топтали конские копыта неубранные пшеничные поля.

Воины уходили вместе с семьями. Тем, кто рискнул бы остаться, грозила неминуемая гибель от безжалостного меча степняка или же была уготована горькая судьба бесправного пленника‑раба.

Путь на юг, а возможно, и на запад к этому времени был уже для будинов отрезан. Оставалось свободным только северное направление. Там, в густых непроходимых лесах, населенных слабыми и разрозненными угро‑финскими племенами, можно было укрыться от идущего по пятам врага или, собравшись с силами, нанести ответный удар.

Трудно сказать, спаслась ли какая‑то часть будинов, уйдя на северо‑восток, в леса Среднего Поволжья, или же все они полегли в неравных боях с сарматскими конниками.

Но вот что любопытно. Несколько веков спустя после гибели Будинии в культуре мордовских племен появляются вдруг некоторые тины вооружения и украшений, хорошо знакомые нам по будинским курганным древностям. Здесь и железные наконечники дротиков и копии специфической формы, и круглые с незамкнутыми концами пряжки, и многие мотивы орнамента.

Кто знает, может, это и есть как раз те самые доказательства переселения будинов на северо‑восток, которые мы так упорно ищем. Придя на новые места, эти переселенцы могли постепенно смешаться с угро‑финскими племенами, передав им ряд достижений своей более высокой культуры.

 

В. Гуляев

 

 

__________

За последние годы около 300 видов диких птиц переселилось из лесов в города Европы. В Варшаве, например, спокойно живут утки и пурпурные цапли; в Копенгагене – гагары и кряквы; в Праге – королевские горлицы и журавли; в Лондоне – совы и щеглы.