Заключительные бои 6 армии

 

Начавшаяся в последние дни 1942 г. смертельная борьба 6 армии – это история небывалых страданий и гибели немецких солдат. Здесь было и отчаяние, и понятное ожесточение людей, доверие которых было обмануто, но еще больше проявилась мужественная твердость этих людей перед незаслуженно тяжелой, но неизбежной судьбой, их беззаветная храбрость, неизменная верность долгу и чувство боевого товарищества, самопожертвование и смирение перед Богом!

Я не буду говорить обо всем этом не потому, что мы, находясь в штабе группы армий, не прочувствовали в глубине нашей души все, что пришлось вынести 6 армии. Благоговение перед беспримерным героизмом не позволяет мне подыскать слова, действительно достойные всего этого.

Но на один вопрос я считаю себя обязанным ответить, и именно я, как бывший командующий группой армий «Дон», должен ответить на него. Это вопрос о том, как долго можно и необходимо было требовать от наших храбрых солдат, чтобы они вели эту невыносимо тяжелую смертельную борьбу. Это вопрос о том, имели ли смысл заключительные бои 6 армии. Ответ на этот вопрос должен быть дан не исходя из того, что война нами в конце концов все же была впоследствии проиграна, а исходя из оценки сложившейся в то время оперативной обстановки и вытекавших из нее настоятельных требований.

26 декабря командующий 6 армией передал нам помещаемое ниже донесение, которое командование группы армий немедленно передало ОКХ, так как оно постоянно полностью информировало ОКХ о положении 6 армии, не допуская никаких прикрас. Но к этому времени мы и сами получали донесения о положении в котле только по радио или через отдельных офицеров, присылаемых из 6 армии. Связь на дециметровых волнах, по которой в течение некоторого времени можно было вести радиотелеграфные переговоры, вскоре снова была нарушена.

Донесение генерал-полковника Паулюса гласило:

 

«Тяжелые потери, мороз и недостаточное снабжение в последнее время значительно снизили боеспособность дивизий. Я вынужден поэтому доложить о нижеследующем:

1. Армия сможет и впредь отбивать атаки небольших сил противника и в течение некоторого времени ликвидировать критические положения на отдельных участках. Необходимой предпосылкой для этого является улучшение снабжения и переброска по воздуху пополнения.

2. Если русские снимут с фронта генерала Гота[64] крупные силы и с помощью этих и других сил предпримут массированный удар по укрепленному району, то удержать его в течение длительного времени не окажется возможным.

3. Прорыв армии неосуществим, если до этого не будет пробит коридор и не будут пополнены личный состав и запасы армии.

Поэтому я прошу вашего ходатайства перед Главным командованием о том, чтобы были предприняты энергичные меры для деблокирования армии, если только общая оперативная обстановка не требует пожертвовать ею. Само собой разумеется, что армия будет держаться до последней возможности».

 

Кроме того, армия доносила:

 

«Сегодня по воздуху переброшено только 70 т запасов. Запасы хлеба кончаются завтра, запасы жиров – сегодня вечером, паек для ужина у некоторых корпусов кончается завтра. Необходимо срочно принять самые действенные меры».

 

Это донесение показывает, что высказанное за 8 дней до этого начальником штаба армии мнение о том, что армия сможет продержаться в котле при соответствующем снабжении вплоть до Пасхи, оказалось, как и следовало ожидать, ошибочным.

Одновременно это донесение показывало, что 8 дней назад, когда командование группы армий отдало 6 армии приказ на прорыв, представился не только первый, но – как показывало состояние ее сил – и последний случай к спасению.

В остальном же в конце декабря и начале января на фронтах 6 армии было относительно спокойно, если не считать отдельных атак противника. Либо противник хотел перед решающим наступлением пополнить боекомплект своей артиллерии, либо он сосредоточивал все имеющиеся у него силы для уничтожения 4 танковой армии и достижения решительного успеха в большой излучине Дона.

8 января в штаб группы армий прибыл генерал Хубе, командир 14 тк. Гитлер вызывал его к себе в Летцен (Гижицко) из Сталинграда, чтобы через него получить информацию об обстановке в 6 армии. Генерал Хубе сообщил мне, что он изобразил Гитлеру обстановку в котле без всяких прикрас. Гитлер имел представление об этой обстановке благодаря ежедневным донесениям группы армий, но он просто не хотел верить всему этому. Однако было примечательно, какое впечатление произвело на генерала Хубе пребывание в Летцене (Гижицко), какое влияние оказала на него уверенность Гитлера в спасении 6 армии, хотя неизвестно, была ли эта уверенность искренней или показной. Гитлер заверил его, что будет предпринято все для того, чтобы на долгое время обеспечить армию всем необходимым, и указал на планируемое деблокирование армии. Хубе вернулся в котел, преисполненный уверенности, но затем по приказу Гитлера вновь был вызван из котла, и ему было поручено руководить снабжением 6 армии извне. Но и он не мог улучшить дело снабжения, так как недостатки снабжения были вызваны неблагоприятной метеорологической обстановкой и нехваткой транспортных самолетов, а не плохой организацией. На меня лично неприятно подействовало сообщение Хубе о том, что среди солдат 6 армии прошел слух, будто я передал им по радио: «Держитесь, я вас выручу. Манштейн». Хотя я и прилагал все усилия к спасению 6 армии, я никогда не имел обыкновения давать войскам обещания, в выполнении которых я не был уверен и осуществление которых зависело не только от меня.

Генерал Хубе, который был человеком, не знающим страха, во время своего доклада Гитлеру пытался также дать ему понять, в какой степени события, подобные окружению 6 армии, могут повредить его авторитету в качестве главы государства. Тем самым он хотел намекнуть Гитлеру, что ему следовало бы передать командование, по крайней мере, на Восточном фронте, в руки специалиста – военного. Но так как Хубе по пути в Летцен (Гижицко) был у нас, то Гитлер, несомненно, подозревал, что это я заставил Хубе высказать подобные соображения, хотя это было и не так.

Когда уже впоследствии, после падения Сталинграда, я предложил Гитлеру назначить верховного главнокомандующего, он был уже предупрежден и отнесся к этому абсолютно отрицательно. Может быть, в другом случае он скорее пошел бы на то, что я предложил, так как гибель 6 армии, ответственность за которую лежала на нем, сильно на него подействовала.

9 января противник предложил 6 армии капитулировать. По приказу Гитлера это предложение было отклонено.

Я не думаю, чтобы меня можно было обвинить в некритическом отношении к военным решениям и мероприятиям Гитлера. Но в этом случае я целиком поддерживаю его решение, так как в тот момент оно было продиктовано необходимостью, как бы тяжело оно ни было с чисто человеческой точки зрения.

Я не говорю уже о том, что по представлению настоящего солдата армия не имеет права капитулировать, пока она еще хотя в какой-то степени способна вести бой. Отказаться от этой точки зрения означало бы отрицать вообще основные принципы ведения войны. Пока не наступил счастливый век, когда государства смогут обходиться без вооруженных сил, пока существуют солдаты, необходимо будет отстаивать эту точку зрения как точку зрения солдатской чести. Даже кажущаяся бесперспективность боя, которого можно избежать с помощью капитуляции, сама по себе вовсе не оправдывает сдачу войск в плен. Если каждый командир, считающий свое положение безвыходным, захотел бы капитулировать, то никогда нельзя было бы выиграть войну. Даже в обстановке, которая казалась совершенно безнадежной, довольно часто все-таки находился какой-нибудь выход. Для генерала Паулюса отклонение предложения о капитуляции было его солдатским долгом. Единственным оправданием для капитуляции было бы отсутствие у армии боевой задачи, то есть полная бессмысленность дальнейшего сопротивления. Но здесь-то мы и касаемся существа этого вопроса и находим оправдание тому, что Гитлер запретил 6 армии капитулировать и что командование группы армий не ходатайствовало об отмене этого запрещения. 6 армия – как бы бесперспективно ни было ее сопротивление в будущем – еще должна была в течение возможно большего времени играть решающую роль в развитии общей оперативной обстановки. Она должна была стремиться возможно дольше сковывать противостоящие ей силы противника.

В начале декабря, по нашим данным, на внутреннем фронте окружения 6 армии противник имел до 60 соединений (стрелковые дивизии, танковые и механизированные бригады). Часть из них, несомненно, была снята с этого фронта в связи с наступлением 4 танковой армии. Но вместо них противник подтягивал сюда новые силы. К 19 января из 259 соединений противника, находившихся, по нашим данным, перед фронтом группы армий «Дон», 90 соединений были связаны 6 армией. Нет необходимости анализировать последствия, которые угрожали бы всему южному крылу Восточного фронта в случае высвобождения этих 90 соединений, если бы 6 армия капитулировала 9 января; насколько сложна была тогда обстановка на этом участке фронта, было уже показано выше.

Армия могла еще вести боевые действия, хотя для нее эта борьба уже была бесперспективной. Но то, что она продолжала держаться, имело решающее значение для положения всего южного крыла Восточного фронта. От каждого дня, на который она могла оттянуть высвобождение сил противника, зависела судьба Восточного фронта в целом. Теперь могут сказать, что война все равно была проиграна и что более раннее ее окончание позволило бы избежать неисчислимых страданий. Но это могут говорить люди, склонные к выводам постфактум. В те дни вовсе еще не было решенным делом, что Германия проиграет войну. Вполне возможно было добиться в войне ничейного решения, на основе которого могло быть найдено ничейное решение и в политической сфере. Для этого необходимо было стабилизировать положение на южном крыле Восточного фронта, что, в конце концов, и удалось сделать. Но необходимой предпосылкой успешного решения этой задачи было продолжение борьбы 6 армии до самой последней возможности, чтобы как можно дольше сковывать максимальное количество сил противника. Только суровая военная необходимость заставила Главное командование потребовать от храбрых войск 6 армии и этой последней жертвы. Правда, оно же несло ответственность за то, что 6 армия попала в такое положение, но это уже совсем другой вопрос.

После того как 6 армия 9 января отклонила ультиматум противника, на всех участках ее фронта после мощной артиллерийской подготовки началось наступление противника с участием крупных сил танков. Главный удар наносился по выдающемуся далеко на запад выступу линии обороны армии в районе Мариновки. В ряде мест противнику удалось вклиниться в оборону.

11 января обстановка значительно обострилась. Ввиду нехватки боеприпасов и горючего армия не в состоянии была хотя как-нибудь восстановить положение. Потеряв свои позиции и, в частности, населенные пункты в долине реки Карповка, войска на западном участке фронта лишились помещений, в которых они хоть в какой-то степени могли укрыться от мороза. Метеорологическая обстановка исключала всякую возможность снабжения войск по воздуху.

Это обострение обстановки нашло свое выражение в донесении штаба 6 армии от 12 января, немедленно переданном нами ОКХ. Это донесение гласило:

«В тяжелых боях последних дней противник, несмотря на героическое сопротивление наших войск, в ряде мест глубоко вклинился в оборону, продвижение его с трудом удалось приостановить. Резервов нет, создавать их не из чего. Боеприпасов остается на 3 дня, горючее кончилось. Тяжелое оружие окончательно лишено подвижности. Большие потери и плохое снабжение, а также морозы в значительной мере снизили боеспособность войск. Если атаки противника будут продолжаться с той же силой еще несколько дней, удержать укрепленную линию окажется невозможным. Останутся только отдельные очаги сопротивления».

12 января метеорологическая обстановка вновь не позволила обеспечить армию всем необходимым путем воздушных перевозок, а также поддержать ее в тяжелых боях действиями авиации.

Вечером из котла возвратился генерал Пикерт, которому командование воздушного флота поручило организацию перевозок по воздуху для снабжения армии. Он обрисовал потрясающую картину обстановки в котле. По его расчетам, армия могла продержаться не более двух-четырех дней, правда, храбрость и самоотверженность солдат 6 армии, как оказалось, опровергли этот расчет. Он считал, что улучшение снабжения по воздуху не могло бы теперь существенно изменить обстановку, так как у армии не хватало сил, чтобы ликвидировать прорыв в своей обороне.

Генерал Пикерт привез донесение командующего 6 армией Паулюса, который был к тому времени уже произведен в генерал-полковники. Из этого донесения явствовало следующее.

На северо-западном участке противник предпринял наступление силами 10-12 дивизий. 3 и 29 мд были атакованы с северного фланга, часть их фронта была свернута и часть сил уничтожена. Создание новой линии обороны на этом участке казалось невозможным. Храбрые войска из этих дивизий уничтожили 100 танков противника, но в его распоряжении, по-видимому, еще оставалось здесь 50 неповрежденных танков.

На южном фронте котла, несмотря на героическое сопротивление 297 пд, противнику после мощной артиллерийской подготовки, продолжавшейся 2 дня, удалось глубоко вклиниться в оборону. И здесь не было сил, чтобы ликвидировать прорыв. В этом районе было подбито 40 танков из 100 с небольшим, брошенных противником в бой на этом участке.

Восточный фронт котла пока еще держался, но и здесь давление противника усилилось.

На северо-восточном фронте противнику удалось также глубоко вклиниться в оборону. Силы 16 тд, которая обороняла этот участок, были исчерпаны.

Генерал-полковник Паулюс докладывал далее, что армия будет вести бой, не сходя с места, до последнего патрона. Уменьшение котла, рекомендованное Гитлером генералу Хубе, только ускорило бы разгром армии, так как тяжелое оружие невозможно было передвинуть на другие позиции (в свое время, когда уменьшение котла было крайне необходимо для сосредоточения сил армии в целях осуществления прорыва, Гитлер категорически запретил это делать).

Ввиду того, что снабжение по воздуху все время было недостаточным, его улучшение не могло теперь уже дать существенных изменений в обстановке. Сколько еще удастся продержаться армии, зависело только от того, с какой силой будет наступать противник.

В эти дни перешел в руки противника и аэродром у Питомника. В котле под Сталинградом остался только аэродром Гумрак.

Ночью генерал-полковник Паулюс, несмотря на это, доложил, что продолжение обороны, может быть, окажется возможным, если немедленно в котел будет переброшено несколько батальонов с полным вооружением. Он уже неоднократно требовал, чтобы к нему по воздуху перебросили несколько тысяч человек, чтобы восполнить потери армии. Командование группы армий не могло выполнить этого требования, так как само не располагало никакими людскими резервами, не говоря уже о том, что в его распоряжении не было ни одного батальона, который не участвовал бы в боях. После того как потерпела неудачу попытка 4 танковой армии деблокировать 6 армию, командование группы армий не выполняло, кроме указанных причин, этого требования, прежде всего потому, что теперь оно уже не считало себя вправе перебрасывать войска или пополнение в котел. Нам и так было очень тяжело, когда мы бывали вынуждены перебрасывать в 6 армию возвращавшихся из отпуска командиров и штабных офицеров, которые там были крайне необходимы. Но, не говоря уже о том, что армии крайне были нужны офицеры, они сами стремились во что бы то ни стало возвратиться к своим войскам. Они – а среди них были потомки таких старинных солдатских родов, как Бисмарк и Белов, – доказали этим, что традиция долга и боевого товарищества способна выдержать тягчайшие испытания.

13 января к нам прибыл с журналом боевых действий армии офицер оперативного отдела штаба генерал-полковника Паулюса капитан Генерального Штаба Бер. Это был молодой офицер, награжденный Рыцарским крестом; он отличался примерным поведением и отношением к службе. Он рассказывал, как храбро продолжали сражаться войска, с какой самоотверженностью офицеры и солдаты принимают свою судьбу.

Он привез мне письмо от генерала Паулюса и моему начальнику штаба – от своего начальника штаба. Эти письма были проникнуты духом смелости, сознания долга и порядочности, присущим немецкому солдату. Они полностью сознавали, что группа армий сделала все, что было в ее силах, чтобы выручить 6 армию. Но в письмах, конечно, выражалось и огорчение тем, что обещания улучшить снабжение армии по воздуху не выполнялись. Однако ни я, ни генерал-полковник фон Рихтгофен никогда не давали таких обещаний. Ответственность за это нес Геринг.

16 января на всех фронтах в армии завязались новые тяжелые бои. Временами самолеты уже не имели возможности приземляться, потери же транспортной авиации из-за активности зенитной артиллерии и истребителей противника в дневное время и так стали слишком велики. Теперь авиация могла снабжать армию только ночью или сбрасывая грузы на парашютах. При этом неизбежно значительная часть грузов не попадала по назначению.

В эти дни Гитлер возложил ответственность за снабжение 6 армии по воздуху на фельдмаршала Мильха. 17 января 6 армия сообщила по радио, что аэродром Гумрак снова может быть использован для посадки. Командование воздушного флота придерживалось противоположного мнения. Мы все же настояли на том, чтобы предпринять попытку посадки на этот аэродром.

19 января я в первый раз совещался с Мильхом, который был легко ранен, так как накануне по пути ко мне его легковая машина столкнулась с паровозом. Я подчеркнул, что крайне необходимо с помощью самых решительных мер улучшить снабжение 6 армии, несмотря на то, что положение уже стало безнадежным. Это наш долг по отношению к нашим товарищам, и мы должны выполнять его до последнего часа. Кроме того, я указал, что армия сковывает, как и прежде, 90 соединений противника и тем самым выполняет важную оперативную задачу. Каждый день, в течение которого удастся сохранить боеспособность армии, будет иметь решающее значение ввиду крайне тяжелого положения на фронте группы армий «Дон» и в особенности на ее незащищенном стыке с группой армий «Б». Мильх обещал использовать для этой цели все имеющиеся в тылу средства, последние резервы транспортных самолетов, а также людей и средства, необходимые для их ремонта. Это было особенно важно теперь, когда аэродромы в Морозовском и Тацинской были в руках противника и транспортные самолеты должны были базироваться на Ростов и Новочеркасск и даже на еще более удаленные аэродромы. Из сказанного Мильхом было ясно, что если бы ему было поручено обеспечивать снабжение 6 армии на несколько недель раньше, это, может быть, существенно облегчило бы положение, так как в его распоряжении в тылу были средства, которые все же были недоступны для Рихтгофена. Но тем большая ответственность ложилась на Геринга в связи с тем, что он не позаботился, чтобы эти средства были своевременно использованы.

24 января штаб группы армий получил следующее сообщение от начальника Генерального Штаба сухопутных сил генерала Цейтцлера:

 

«Нами получена радиограмма следующего содержания:

Крепость[65] может быть удержана только считанные дни. Из-за отсутствия снабжения люди обессилели, оружие лишено подвижности. Последний аэродром в ближайшее время будет потерян, в результате чего возможность снабжения будет сведена к минимуму. Оснований для выполнения боевой задачи и удержания Сталинграда больше нет. Русские уже теперь осуществляют прорывы в разных пунктах фронта, так как целые участки оголены ввиду гибели людей. Героизм командиров и солдат не сломлен, несмотря ни на что. Чтобы использовать эту возможность для нанесения последнего удара, я намерен, не дожидаясь окончательного крушения обороны, отдать всем частям приказ организованно пробиваться на юго-запад. Отдельным группам удастся пробиться и дезорганизовать тыл противника. Если же мы останемся на месте, то, несомненно, все погибнут, пленные также умрут от голода и холода.

Предлагаю вывезти из котла отдельных специалистов – солдат и офицеров, которые могут быть использованы в дальнейших боевых действиях. Приказ об этом должен быть отдан возможно скорее, так как вскоре посадка самолетов станет невозможной. Офицеров прошу указать по имени. Обо мне, конечно, речи быть не может. Паулюс».

 

Ответ ОКХ:

 

«Донесение принято. Оно полностью совпадает с моими предположениями, сделанными 4 дня назад. Повторно докладывал фюреру. Фюрер решил:

1. В отношении попытки пробиться: фюрер оставил за собой право принять окончательное решение. Прошу в случае надобности вновь связаться со мной по радио.

2. В отношении эвакуации специалистов: фюрер в просьбе отказал. Прошу прислать сюда Цитцевица для повторного доклада. Он со мной вместе доложит фюреру. Цейтцлер».

 

В связи с этой радиограммой Паулюса я хотел бы сказать об эвакуации отдельных лиц следующее. С чисто деловой точки зрения, естественно, было бы желательно спасти возможно большее число ценных специалистов, конечно, независимо от их звания. И с человеческой точки зрения понятно, что хотелось бы и надо было стараться спасти каждого. Но эту эвакуацию необходимо было рассматривать и с точки зрения солдатской этики. Нормы солдатской этики требуют, чтобы в первую очередь были эвакуированы раненые. Меры к их эвакуации предпринимались, и эффект их в столь сложной обстановке был разителен. Но эвакуация специалистов могла быть произведена только за счет эвакуации раненых. Кроме того, неизбежно большинство эвакуируемых специалистов составили бы офицеры, так как они благодаря их подготовке и опыту представляют большую ценность в войне, чем рядовые солдаты (если речь не идет о специалистах, имеющих совершенно особую техническую или научную подготовку). Но в той обстановке, в какой находилась 6 армия, по понятиям немецкой солдатской этики, когда речь шла о спасении жизни, офицеры должны были уступить первую очередь солдатам, за которых они несли ответственность. Поэтому командование группы армий не предприняло ничего, чтобы добиться принятия Гитлером предложения командующего 6 армией.

Что касается попытки пробиться в последний момент через фронт противника мелкими группами, то «окончательное решение», право принять которое оставил за собой Гитлер, так никогда и не было принято.

Командование группы армий предприняло, однако, попытку обеспечить всем необходимым те группы немецких солдат, которым, возможно, удастся пробиться через фронт окружения. Для этого оно приказало сбросить с самолетов продовольствие в различных пунктах в тылу противника и дало разведывательной авиации задание разыскивать подобные группы. Но ни одна такая группа не достигла нашего переднего края и не была обнаружена авиацией.

Во всяком случае, радиограмма генерал-полковника Паулюса свидетельствует о том, что, по крайней мере, те из солдат храброй армии, которые еще сохранили остатки сил, не потеряли воли к сопротивлению. Штабу группы армий было известно также, что в первую очередь молодые офицеры и солдаты, способные еще сражаться, были полны решимости, несмотря ни на что, в последний момент предпринять попытку пробиться через фронт окружения противника. Поэтому мы и приняли упомянутые выше меры, которые, к сожалению, оказались тщетными.

22 января русские подошли к аэродрому Гумрак, так что посадка самолетов, обеспечивавших снабжение 6 армии, стала невозможной. Генерал-полковник Паулюс доложил, что он не имеет возможности ликвидировать брешь, образовавшуюся в районе Гумрака. Боеприпасы и продовольствие были на исходе. Он просил у Гитлера разрешения начать переговоры о капитуляции. По этому вопросу я вел длительные переговоры по телефону с Гитлером. Я просил, чтобы армии немедленно было разрешено капитулировать. Хотя с каждым днем, приближавшим капитуляцию армии, общая обстановка на фронте группы армий и осложнялась, я все же был того мнения, что настала пора прекратить агонию 6 армии. В отчаянных боях она из последних сил сковывала намного превосходящего ее по численности противника и тем самым оказала во время этой зимы решающую помощь в спасении германского Восточного фронта. Но отныне страдания армии не компенсировались уже той пользой, которую она в состоянии была принести, продолжая сковывать силы противника.

После долгих и резких споров Гитлер отклонил просьбу, исходившую от Паулюса и от меня, и отдал армии приказ продолжать бой до последней возможности. Он обосновал свою точку зрения тем, что каждый день, на который удастся задержать находящиеся под Сталинградом дивизии противника и оттянуть их переброску на другой участок фронта, будет иметь решающее влияние на общую обстановку на фронте. Но обстановка и без того была критической, так как русские разгромили тем временем и венгерскую армию на Дону, вследствие чего группы армий «Б» практически больше не существовало. В нашем фронте образовалась брешь, простиравшаяся от Ворошиловграда на Донце до Воронежа на Дону. Крупные силы противника, наступавшие здесь, имели почти полную свободу действий. Представлялось более чем сомнительным, удастся ли в этой обстановке спасти группу армий «Дон» и группу армий «А», отходившую в это время с Северного Кавказа.

Гитлер считал, что если 6 армия и не сможет сохранить дольше сплошной фронт, она сможет продолжать сопротивление в течение некоторого времени в нескольких небольших котлах. Кроме того, он заявил, что капитуляция бесполезна, так как русские все равно не будут соблюдать никаких условий. Если не на словах, то по существу в этом он оказался прав, так как из 90000 пленных, оказавшихся, в конце концов, в руках Советов, ныне осталось в живых едва ли несколько тысяч. При этом нужно подчеркнуть, что русские имели исправные железные дороги, подходившие вплотную к Сталинграду, так что при желании они могли бы обеспечить снабжение и эвакуацию пленных. Высокая смертность была неизбежна из-за морозов и истощения, но в данном случае цифра смертности превзошла всякие границы.

Эти телефонные переговоры с Гитлером продолжались, насколько я помню, не меньше 45 минут. Я не могу сказать с уверенностью, что приводившиеся им аргументы о том, что каждый день, в течение которого 6 армии в боях удастся сковать силы противника, имеет решающее значение, и что у Советов пленные все равно погибнут, полностью отражали его мысли. Он был фанатиком, и мысль о капитуляции одной армии третьей империи могла казаться ему настолько неприемлемой, что никакие разумные доводы не имели для него значения.

Когда Гитлер отклонил мою просьбу о том, чтобы разрешить теперь 6 армии капитуляцию, передо мной лично встал вопрос, не должен ли я ввиду этих разногласий сложить с себя командование группой армий.

Этот вопрос вставал передо мною не впервые. Особенно остро он стоял передо мною в рождественские дни 1942 г., когда я безуспешно добивался у Гитлера разрешения на осуществление прорыва 6 армии.

Вообще этот вопрос часто вставал передо мною в то время и в последующие месяцы. Я думаю, что понятно мое стремление освободиться от ответственности, брать на себя которую было почти невозможно, так как всякое решение, вызывавшееся военной необходимостью, приходилось отстаивать в бесконечной, требовавшей большой затраты нервной энергии борьбе со своим же Главным командованием. О том, что я часто задавался этим вопросом, свидетельствуют следующие слова начальника оперативного отдела полковника Буссе, сказанные, им начальнику инженерной службы армии вскоре после Рождества 1942 г. Буссе сказал: «Если бы я постоянно не умолял его (то есть Манштейна) остаться на своем посту ради наших войск, он бы уже давно плюнул и заявил Гитлеру, что с него хватит». Это резкое высказывание моего ближайшего помощника лучше всего характеризует мое положение и мои мысли в то время.

Но здесь я хотел бы все же сказать несколько слов по вопросу об отставке военачальника в действующей армии. Прежде всего, следует иметь в виду, что занимающий высокий пост военачальник, так же как и любой другой солдат на войне, не может просто взять и уйти домой. Гитлер не был обязан принять мою отставку. В этом случае он также едва ли принял бы ее. Солдат на войне не пользуется преимуществами политического деятеля, который может в любой момент уйти, если дела идут плохо или если курс правительства ему не нравится. Солдат должен сражаться, как ему приказано и где ему приказано.

Есть, конечно, случаи, когда военачальник не может взять на себя ответственность за выполнение данного ему приказа. Это случаи, когда он бывает вынужден сказать то, что сказал Зейдлитц в битве при Цорндорфе: «После битвы король может располагать моей головой, но во время битвы пусть он мне позволит самому пользоваться ею». Ни один генерал не сможет оправдать свое поражение в битве тем, что он был обязан выполнять приказ, приведший к поражению, хотя и знал, что нужно было действовать иначе. В этом случае остается только один путь – неподчинение приказу, и за это он отвечает головой. Судьбу его обычно решает успех или неудача.

По этим же соображениям я, вопреки категорическому требованию Гитлера, отдал 19 декабря 6 армии приказ как можно скорее подготовиться к прорыву на юго-запад. Если этот приказ не привел к успеху, то причиной тому был отказ 6 армии выполнить его. Едва ли можно дать окончательный ответ на вопрос, имело ли командование 6 армии достаточные основания для того, чтобы не использовать последнюю представившуюся возможность к спасению армии, так как никто не может сказать, удался бы в действительности этот прорыв или нет.

Я и впоследствии не выполнял в некоторых случаях оперативных указаний Гитлера, когда это было неизбежно, и успех показывал, что я прав, а Гитлеру приходилось мириться с невыполнением его указаний. (Нельзя было, однако, поступать по собственному усмотрению тогда, когда этим были бы поставлены под удар соседние группы армий.)

Что же касается вопроса об отставке, то, помимо высказанных выше соображений, ей препятствует еще одно обстоятельство. Это – высокое чувство ответственности за своих солдат, которое должно быть присуще каждому военачальнику.

Я обязан был думать тогда не только о 6 армии. На карту была поставлена судьба всей группы армий «Дон» и группы армий «А». Отказ от выполнения возложенной на меня задачи, как бы он ни был оправдан с общечеловеческой точки зрения ввиду позиции Гитлера в вопросе о капитуляции 6 армии, казался мне предательством по отношению к нашим храбрым солдатам, которые находились вне сталинградского котла и также вели бой не на жизнь, а на смерть.

В дальнейшем командованию группы армий «Дон» все-таки удалось справиться с положением, которое было одним из самых критических во всей этой войне. Я думаю, что этот факт оправдывает принятое мною в тот день решение все же не отказываться от порученного мне дела, к чему вынуждала меня позиция Гитлера.

Краткий обзор развития обстановки в январе 1944 г. на фронте групп армий «Дон», «А» и «Б» показывает, насколько необходимо было до этого момента, чтобы 6 армия продолжала упорно сопротивляться и сковывать намного превосходящие ее численно силы противника.

29 декабря ОКХ, уступив, наконец, настойчивым и постоянным просьбам группы армий «Дон», приказало группе армий «А» отойти из района Кавказа на реку Куму, то есть на рубеж Пятигорск-Прасковея (270 км юго-восточнее Сальска). В первую очередь должен был отходить ее левый фланг – 1 танковая армия. С целью сохранения техники этот отход совершался чрезвычайно медленно. В начале этого маневра войска еще не высвобождались.

К 9 января, когда 6 армия отклонила предложение о капитуляции, 1 танковая армия еще не достигла рубежа реки Кумы.

4 танковая армия имела задачу прикрывать тыл группы армий «А» южнее реки Дон и одновременно защищать ее коммуникации, проходившие через Ростов. В тяжелых боях с противником, имевшим многократное превосходство в силах (три армии), она была оттеснена южнее Дона и отошла через Котельниково на запад.

9 января она вела тяжелые бои на реке Куберле между Салом и Манычем. Становилось ясно, что противник стремится охватить ее с обоих флангов. 3 гвардейский танковый корпус противника стоял на Дону у Константиновки и отсюда повернул на юго-восток к Пролетарской, чтобы ударить в тыл 4 танковой армии. Вновь подошедшая из калмыцких степей 28 армия противника стремилась охватить 4 танковую армию с юга, нанося удар вдоль реки Маныч.

Группа Голлидта, ведя тяжелые оборонительные бои в большой излучине Дона, была вынуждена отойти на рубеж реки Кагальник. И здесь противник уже успел прорвать ее позиции на южном фланге. 7 января противник небольшими силами форсировал Дон северо-восточнее Новочеркасска, где находился штаб группы армий. На северном фланге группы Голлидта между реками Быстрая Гнилая и Калитва 7 тд пыталась помешать продвижению противника к переправе через Донец у Форхштадта (Белая Калитва), предпринимая короткие контратаки. Переправа через реку у Каменска оборонялась только наскоро сформированными боевыми группами из отпускников, солдат тыловых служб и т.п., а также остатками румынских войск. Но, собственно говоря, и здесь румыны исчезли с поля боя.

Дальше на северо-запад на фронте группы армий «Б» зияла широкая брешь, образовавшаяся в результате разгрома итальянской армии. В районе Миллерово вела бои относительно слабая боевая группа генерала Фреттер-Пико из группы армий «Б», временами она оказывалась почти полностью окруженной.

К 24 января, то есть к тому дню, когда 6 армия, сохранявшая до того момента все же сплошной фронт, распалась на три отдельные группы, которые, подвергаясь нажиму со всех сторон, вели бой в Сталинграде и его окрестностях, и когда, следовательно, армия не могла уже сковывать значительных сил противника, обстановка на фронте выглядела следующим образом.

Северный фланг группы армий «А» стоял еще у Белой Глины, а далее на юг ее фронт еще проходил восточнее Армавира, то есть в 150-200 км от Ростова. ОКХ, наконец, разрешило отвести главные силы 1 танковой армии через Ростов.

На фронте группы армий «Дон» 4 танковая армия вела ожесточенные бои на юго-восточных подступах к Ростову, прикрывая переправу через Дон, по которой переходила 1 танковая армия. В дальнейшем, по моему решению, 1 танковая армия должна была быть переброшена на левый фланг группы армий и занять фронт по реке Донец выше Ворошиловграда.

Оперативная группа Голлидта обороняла Донец на участке от его владения в Дон до Форхштадта (Белая Калитва).

Переданная к этому времени в мое подчинение боевая группа Фреггер-Пико (две потрепанные дивизии) обороняла Донец по обе стороны от Каменска.

К 19 ноября в результате разгрома итальянской армии и последовавшего вскоре за этим разгрома венгерской армии на Дону на фронте группы армий «Б» образовалась брешь от Ворошиловграда на Донце до Воронежа на Дону (около 320 км). 23 января участок так называемого «фронта» до Старобельска был подчинен группе армий «Дон». Практически на этом участке находилась только более или менее потрепанная в боях 19 тд, которая была вынуждена оставить Старобельск под натиском трех корпусов противника.

Когда 1 февраля прекратилось последнее сопротивление 6 армии, противник угрожал форсировать Донец в районе Ворошиловграда силами трех танковых, одного механизированного и одного стрелкового корпуса. Одновременно он, по-видимому, начал наступление на линию Лисичанск – Славянск (рубеж реки Донец) силами трех – четырех танковых корпусов и одного стрелкового корпуса.

Нет необходимости специально разбирать, как развивались бы события между 9 января и 1 февраля или к каким последствиям это привело бы в дальнейшем, если бы 6 армия своим героическим сопротивлением не сковывала бы так долго крупные силы противника, находившиеся под Сталинградом!

Однако вернемся к последним боям 6 армии. 24 января фронт армии распался на три небольших котла на северной окраине, в центре и на южной окраине Сталинграда.

31 января командующий армией, произведенный к тому времени в фельдмаршалы, был взят в плен Советской Армией.

1 февраля сдалась в плен последняя, северная группировка, остатки 11 ак.

Бои 6 армии закончились!

Чего не могли сделать тягчайшие бои, жестокий голод и лютые морозы русской степи, то довершил советский плен. Такова была судьба этих солдат, которые сдались только тогда, когда их обессилевшие руки не в состоянии были больше держать оружие, когда закоченевшими пальцами они не могли уже стрелять, когда у них кончились боеприпасы и они оказались беззащитными перед подавляющим численным превосходством противника. Все же благодаря самоотверженности немецких летчиков из котла удалось эвакуировать около 30000 раненых.

Тому, кто захотел бы узнать, на ком же лежит ответственность за трагическую гибель 6 армии, дал недвусмысленный ответ сам Гитлер.

5 февраля я был вызван в ставку фюрера, хотя до этого отклонялись все мои просьбы о том, чтобы Гитлер лично ознакомился с положением, на нашем фронте или прислал с этой целью по меньшей начальника Генерального Штаба или генерала Йодля.

Гитлер открыл совещание примерно следующими словами:

«За Сталинград я один несу ответственность! Я мог бы, быть может, сказать, что Геринг неправильно информировал меня о возможностях снабжения по воздуху, и таким образом переложить хотя бы часть ответственности на него. Но он мой преемник, которого я сам назначил себе, а потому я не могу допустить, чтобы на нем лежала ответственность за Сталинград».

Нельзя не признать, что Гитлер в этот раз полностью взял на себя ответственность и не делал никаких попыток найти козла отпущения.

Но все же он не сделал выводов на будущее из этого тяжелого поражения, вина за которое лежала на нем как на верховном главнокомандующем.

Однако выше вопроса об ответственности и выше всех идеологических выводов, к которым пришли впоследствии под влиянием тягот плена, под влиянием пропаганды и из-за понятного ожесточения некоторые офицеры и солдаты принесенной в жертву 6 армии, стоит следующий факт.

Своей несравненной храбростью и верностью своему долгу солдаты и офицеры этой армии воздвигли памятник духу немецкого солдата, который будет стоять на вечные времена, хотя он и не отлит из бронзы и не высечен из камня. Это незримый памятник, на котором начертаны слова, стоящие в начале этого повествования о великой трагедии немецкого солдата.

С 6  армией под Сталинградом погибли:

– штабы 4, 8, 11 и 51 армейских корпусов и штаб 14 танкового корпуса;

– 44, 71, 76, 113, 295, 297, 305, 371, 376, 384, 389 и 394 пехотные дивизии;

– 100 горнострелковая дивизия;

– 14, 16 и 24 танковые дивизии;

– 3, 29 и 60 моторизованные дивизии, а также многочисленные отдельные части армейского подчинения и РГК.

Кроме того, погибли 1 румынская кавалерийская дивизия и 20 румынская пехотная дивизия.