2020-04-20
137
|
|
|
Блокада
|
 | |||
| |||
Сознание
Предсознание Человек
|
Бессознательное
|
|
|
Последователь Фрейда К. Юнг предпринимал попытки включить в сферу бессознательного некоторые социальные качества человека. Юнг включил в эту сферу так называемое «коллективное бессознательное» – «архетипы» сознания, то есть сжатые программы человеческого социально значимого сознания и поведения, заложенные еще в древности и якобы передаваемые по наследству. Э. Фромм еще более расширил перечень «социальных инстинктов». Таковыми он назвал якобы самой антропологией заложенные в человеке потребности в «укорененности и братских связях» с другими людьми, религиозную, познавательную и другие. Таким образом, К. Юнг, Э. Фромм и другие неофрейдисты, хотя и критиковали Фрейда за излишнюю биологизацию человека и психологизацию мотивов его поведения, тем не менее, и сами не смогли избавиться от остатков фрейдовского редукционизма. Не желая согласиться с социальной обусловленностью человека, что сделало бы их последовательными марксистами, они остановились на промежуточном уровне так называемого «фрейдомарксизма», который, однако, не создал им научной чести.
Б. Экзистенциализм
Экзистенциализм на уровне декларируемого им его самосознания выглядит как философия заботы о человеке, погруженном во внешний враждебный мир. Эта философия тщательно сканирует и демонстрирует психологию маленького человека, бессильного перед всемогущим молохом общества. Элементы социальной психологии, отражаемые экзистенциализмом, присутствует в человечестве достаточно давно. Корни этой психологии – та социальная поляризация и зависимость социальных «низов» от «верхов», которая приходит в общество с цивилизацией и классовым расслоением. Из равных общинников люди давно уже превратились в господ и обездоленных, в хозяев жизни, владеющих всем и потерявших даже себя подчиненных. Люди всегда пытались осмыслить этот парадокс, понять его причины. Эти настроения можно найти в учениях буддизма, Сократа, христианства. С формированием капитализма эта враждебность человеку социальной среды проявилась с особой силой. При этом активные социальные силы выдвигали протестные социальные утопии («Город солнца» Кампанеллы, «Утопия» Томаса Мора и другие). А те слои населения, которые были до смерти напуганы нахлынувшим обществом чистогана и конкуренции, породили пессимистические настроения и истерический страх перед кажущимся им близким «концом мира», и, прежде всего, мира социального. Именно эти настроения философы-экзистенциалисты представляют как вечные, непреодолимые, вытекающие из самой сущности человека и общества.
Одним из первых предшественников экзистенциализма ХХ века был Б. Паскаль (1623 – 1662) – французский естествоиспытатель и заодно выразитель самых страшных социальных предчувствий определенной, устрашившейся самой себя, части буржуазного класса. Человек – существо слабое, похотливое, несправедливое и уничтожающее этим самого себя. Чувство собственной ничтожности, страдания и неизбежность смерти представляются главными состояниями человеческой жизни и психики. Человек существует как приговоренный к смерти преступник, постоянно наблюдающий казни своих товарищей. Относительное успокоение в этом мире может быть достигнуто только в любви к богу; любовь же к людям, то есть светская мораль, оказывается высшим грехом. (См. его книгу «Мысли»).
В эпоху триумфального шествия капитализма по Европе в, пожалуй, богатейшей стране того времени – Голландии подобные настроения высказывал С. Кьёркегор. Это были те же идеи смертельного страха (angst) перед бытием, то же представление о бессмысленности чувственной стороны жизни («эстетической» фазы жизни), та же неудовлетворенность «этической» фазой – общением с себе подобными и то же самоуничижение в любви к богу. (См. его работу «Или – или»).
Подобные настроения, пройдя сквозь творчество А. Шопенгауэра, Ф. Ницше, А. Бергсона и других представителей «философии жизни» с новой силой вспыхнули в первой половине ХХ века – после и в процессе двух предельно бесчеловечных мировых войн, развязанных капитализмом. Растерянность, страх, тотальный пессимизм пронизывают сочинения Л. Шестова, Н. А. Бердяева, Ж.-П. Сартра, А. Камю, К. Ясперса и их продолжателей и подражателей.
В философском плане экзистенциализм – типичный субъективный идеализм, пребывающий в русле кантианского априоризма. Человеческое существование представлено в нем как единичное и единственное, как уникальное и локальное пребывание человека здесь-и-сейчас. Это и есть то, что называется «экзистенцией» – наличным единичным человеческим бытием и его человеческим переживанием этого бытия, его чувствованием. Экзистенция (наличное существование-переживание человека) не может быть предметом познания, предметом науки. Наука здесь бессильна. Собственное бытие только чувствуется самим человеком и манифестируется им в публицистике, художественных произведениях, религиозных проповедях и исповедях. Существование сопряжено с мыслью о несуществовании, о смерти, которая полностью определяет структуру существования. Смерть включена в жизнь как главный ее компонент и координатор. И это на фоне (вспомните!) сравнительно недавнего Спинозы, который заявлял, что «наименьшее из всего, что может занимать человека – это мысль о собственной смерти».
Экзистенциализм различает бытие человека подлинное и неподлинное. Первое – это пребывание человека в самом себе, в своей антропологически (от природы) заложенной «самости», которую человек лелеет и развивает, формирует себя для самого себя (self-made-man). Второе – это нахождение в обществе как чуждой и враждебной среде, социальной «системе», ежесекундно стремящейся поработить человека, усреднить его, лишить самости и личности, пожрать само его существо. Отсюда истинное состояние человека – это уход из общества в собственное одиночество и устремленность к смерти, что и является подлинной свободой. Общество лишь усредняет и обкарнывает человека, человек всегда богаче общества, но общество не желает обогащаться человеческими индивидуальными разворачиваниями его собственной самости (в этом, например, пафос повести Стругацких «Жук в муравейнике», да, пожалуй, и всего их творчества). Важнейшей логической ошибкой экзистенциализма является метафизическое (логически-однозначное) отождествление наличного с сущностным, точнее, представление наличного как единственно возможного и сущностного: наличная раздавленность человеческой личности в обществе частной собственности и вызванного ею всеобщего отчуждения представляется как вечное, как непреодолимое и всеобщее его свойство.
В. Герменевтика
Субъективизм мнений и домыслов как особая струя в духовной жизни существовал в обществе всегда. Он начинается с магии и гаданий – по внутренностям животных, по полету птиц, по узорам на панцирях черепах и т. п. Развитые и рационализированные древние греки, как ни странно, прислушивались к бормотаниям пифий и оракулов, толковали их в угоду заказчика. В Древнем Китае в разные эпохи по-разному толковали девнейшие книги-цзины. Древние индийцы толковали свои Веды для нужд брахманов. Средневековые евреи создали целые энциклопедии толкования Торы в виде Талмуда. Христианское Средневековье создало целую культуру толкования – выявления якобы скрытых смыслов – древнееврейских евангельских текстов. В Новое время протестанты противопоставили этому «неправильному» толкованию своё, «истинное».
В начале XIX века немецкий протестантский филолог и философ Ф. Шлейермахер разработал основы специфической науки – герменевтики (от греческого: «разъяснение, истолкование»). Он исходил из убеждения о первенствующей роли в познании внутреннего чувства, которое должно определять понимание того или иного текста или высказывания. Один из его последователей – В. Дильтей – трактовал герменевтику как искусство постижения авторского замысла, вживание в духовный мир автора. При этом допускается, что читающий-толкующий может постичь этот замысел даже лучше, чем сам автор. Дильтей положил начало так называемых «понимающих» психологии и социологии, которые из-за якобы невозможности объективного исследования своего предмета должны вчувствовываться в него, то есть не изучать его, а субъективно толковать.
У М. Хайдеггера и Х. Гадамера герменевтика превращается в онтологию. Сама природа у них представляет собой некий «гипертекст», который каждый человек читает по-своему. Онтологизируется, то есть представляется как объективная, не зависящая от человека реальность, само человеческое сознание, выраженное в его языке. Язык, речь – это уже не отражение человеком бытия, а и есть подлинное бытие. Не человек мыслит, а человеком «мыслится» сама реальность; «не мы говорим словами, а слова говорят нами». Субъективный идеализм такой позиции (кантианский априоризм и махистский принцип организации) выражены здесь наиболее радикально: мы не столько познаем мир, сколько (каждый на основе своих априорностей и интуиций) интерпретируем его и «организуем» для себя.
