Предсказание катастрофы

 

За сто лет до падения Багдада в феврале 1258 г. слухи о великолепии этого города, неприкосновенности его границ и славе халифа дошли до южных областей Китая. Скорее всего, это были рассказы арабских мореходов, записанные китайскими чиновниками управления торговых кораблей. В книге Чжоу Цюй-фэя говорится: «Есть страна Байда (Багдад) Является столицей всех стран Даши[29]. Правитель этой страны является потомком божества Масяу[30]. Из всех стран Даши, войска которых воюют друг с другом, ни одна не осмеливается нарушать ее границы, поэтому эта страна очень богата. Правитель выезжает под раскрытым черным зонтом с золотой рукоятью, на верхушке которого имеется нефритовый лев. На его спине большой полумесяц из золота, ослепляет глаза подобно сиянию звезды. Можно заметить издали[31]» (Чжоу Цюй-фэй.  III. 2).

В мусульманской картине мира границы Багдада считались неуязвимыми, поскольку город находился под божественной защитой. Такова была идеологическая установка, противоречившая реальным фактам.

В космографическом плане столица халифата воспринималась как Центр Мира: «Багдад имеет полное великолепие и величие. Это — купол ислама и город мира, место скопления народа. Построил его Абу Джа'фар ал-Мансур…. Бу Наджиб, астролог, выбрал подходящий момент. Солнце вступило в созвездие Стрельца. Говорят, он привел доказательства, что в сем городе не умрет ни один халиф. С той даты вплоть до сегодняшнего дня благоустройство Багдада все растет…. Если закрыть доступ судам, в городе вспыхнет голод. Однако пока не соберутся государи всей Вселенной, обложить Багдад невозможно. В такой огромный город не смогут ни войти без разрешения, ни выйти из него. Исключение — сезон паломников» (Чудеса мира.  391). Предсказанию астролога Hay Бахта не суждено было исполниться: в Багдаде насильственная смерть настигла нескольких халифов, в том числе и последнего халифа, Муста'сима (1242–1258). Не понадобилось собирать и силы государей всего мира, чтобы обложить Багдад, оказалось достаточным войска монгольского хана Хулагу.

Восшествие на престол ал-Муста'сима происходило тайно. Под покровом ночи он был доставлен в халифский дворец и объявлен халифом. Его правление началось в обстановке резкого обострения отношений между группировками при дворе. Сам ал-Муста'сим, человек слабый, если не слабоумный, далекий от политики и пристрастный к развлечениям, был пешкой в руках придворных лидеров. Халиф, казалось, совсем не понимал, какая опасность нависла над Багдадом. Окруженный свитой и государственными мужами, он регулярно наведывался в Васит, где у него был дворец для развлечений. Действия ал-Муста'сима были непредсказуемы, приказания лишены смысла. У власти оказалась ничтожная личность, сведшая на нет все усилия предшественников в деле объединения мусульманских правителей перед лицом монгольского натиска^{74}. Пророчески звучат слова Ион ал-Асира (ум. 1233): «Всевышний Аллах защищает ислам и мусульман своей поддержкой, но мы не видим среди царей мусульман [ни одного), кто имел бы желание к [совершению] джихада,  и [оказанию] помощи религии. Каждый из них поддается развлечениям и играм, и [занят] угнетением своих подданных» (Ибн ал-Acup,  с. 401).

Армянский историк Киракос Гандзакеци (ум. 1271) в падении Багдада под монгольским натиском видит исполнение божественной воли. Рассказывая о пленении халифа, он обращает свой взгляд в прошлое, к дням основания Багдада. Видимо, гибель высшего духовного лица мусульманского мира и всей его семьи наводила на астрологические размышления.

«Хулагу завладел сокровищами халифа и нагрузил ими три тысячи шестьсот верблюдов, а лошадям, мулам и ослам не было счета. Другие дома, полные сокровищ, он запечатал своим перстнем, приставив к ним стражу, ибо не мог увезти все — [сокровищ] было слишком много. Ведь город на реке Тигре выше Катисбона, на расстоянии около пяти дней пути от Вавилона, был построен 515 лет назад в 194 (745) году армянского летосчисления измаильтянином Джафаром и все это время был в государстве ненасытной пиявкой, высасывающей [кровь] всей вселенной. Нынче же, в 707 (1258) году армянского летосчисления, он должен был воздать за пролитую кровь и за содеянное зло, когда переполнилась мера грехов его перед всеведущим Богом, который воздает воистину справедливо: нелицеприятно и праведно. Так пресеклось грозное и буйное царство мусульманское, просуществовавшее 647 лет» (Киракос Гандзакеци.  60).

Монгольский хан Хулагу, прежде чем принять решение об осаде Багдада, вел переговоры с халифом и затребовал у своего окружения астрологический прогноз, закончившийся диспутом между астрологами. Дело в том, что среди мусульман считалось, и не без основания, что покушение на власть халифа самым неблагоприятным образом отразится на судьбе претендента. Предсказывали в этом случае и череду природных катастроф. Предостережения прозвучали из разных уст. Известно, что ответил халиф на предложение монгольского хана покориться и стать данником монголов. Халиф назвал себя Джахангиром (властителем вселенной), «владыкой моря и суши, кичась знаменем Магомета, ибо “здесь оно, — говорил он, — и ежели я сдвину его с места, погибнешь и ты, и вся вселенная”» (Киракос Гандзакеци.  60). Разумеется, это была яркая декларация, но игнорировать ее монгольский хан не мог.

Можно ли свести битву за Багдад к военной или религиозной акции? Поразительно, но факт, монголы не были настроены против ислама (мусульмане, разумеется, думали иначе). Если оставаться в системе координат любой из мировых религий, мы не найдем адекватный ответ на поставленный вопрос. Неадекватными ответами переполнены средневековые источники, как христианские, так и мусульманские. И все они настаивают на религиозном характере войны «неверных» с халифом. На самом деле потомков Чингис-хана интересовала политическая власть, а не высшие истины. Монгольские правители не терпели чьи-либо притязания на духовное главенство над миром. С позиции небесного мандата Чингис-хана халиф воспринимался как политический конкурент.

Халиф был обречен, поскольку, как преемник Пророка Мухаммада, был лидером мусульманского мира. О светской власти халифа пишет Киракос Гандзакеци: «Ему покорны были все султаны, исповедующие мусульманскую веру, — и из тюрок, и из курдов, и из персов, и из еламитов, и из других народов. Он был главным законодателем их государства, а они (султаны) по договору подчинялись ему и уважали его как родственника и соплеменника основоположника веры своей — первого лжеучителя их» (Киракос Гандзакеци.  59).

Битве мечей предшествовала космическая битва между Аллахом и Тенгри. Мусульманский мистицизм лицом к лицу столкнулся с монгольским имперским мифом, согласно которому деяниям хана покровительствует Вечное Небо. Хан оказался предусмотрительней халифа, поскольку пригласил на службу мусульманских астрологов. Астрологический прогноз преследовал единственную цель — дать возможность хану поступить в согласии с волей высших сил. Однако предсказание шести катастроф внушало серьезные опасения и грозило парализовать волю к победе.

Согласно «Сборнику летописей» Рашид-ад-дина, события развивались так: «Хулагу-хан совещался насчет того похода с государственными мужами и придворными сановниками. Каждый из них высказывал что-либо согласно своему убеждению, [Хулагу-хан] призвал звездочета Хусам-ад-дина, который сопутствовал ему по указу каана, чтооы избрать час выступления в путь и привала, и приказал ему: “Расскажи без лести все то, что видно в звездах”. Вследствие [своей] близости он обладал смелостью и решительно сказал государю: “Нет счастья в покушении на род Аббасидов и в походе войска на Багдад, ибо доныне ни один государь, который покушался на Багдад и на Аббасидов, не попользовался царством и жизнью. Ежели государь не послушает слов слуги своего и пойдет туда, произойдут шесть казней: во-первых, падут лошади и воины захворают, во-вторых, солнце не будет всходить, в-третьих, дождь не будет выпадать, в-четвертых, поднимется холодный вихрь и мир разрушится от землетрясения, в-пятых, растения не будут произрастать из земли, в-шестых, великий государь в тот же год скончается”. Хулагу-хан на эти слова потребовал доказательства и взял письменное свидетельство. Бахиши[32] и эмиры согласно сказали: “Поход на Багдад — само благо”. Затем [Хулагу-хан] призвал ходжу мира Насир-ад-дина Туей и посоветовался с ним. На ходжу напали подозрения. Он предположил, что его хотят испытать, и сказал: “Из этих обстоятельств ни одно не случится”. (Хулагу-хан] спросил: “Так что же будет?”. Насир-ад-дин ответил: “А то, что вместо халифа будет Хулагу-хан”. После этого (Хулагу-хан] призвал Хусам-ад-дина, чтобы он поспорил с ходжой. Ходжа сказал: “По общему признанию всех мусульман многие из великих сподвижников (посланника божьего Мухаммада) пали жертвою и то никаких бедствий не случилось. Ежели говорят, что это-де особое свойство Аббасидов, то ведь Тахир из Хорасана пришел по приказу Ма'муна и убил его брата Мухаммад-Ами-на, а Мутаваккиля при помощи эмиров убил сын, а Мунтасира и Му'тазза убили эмиры и гулямы и точно так же еще несколько других халифов были убиты рукой разных лиц и никакой беды не произошло”» (Рашид-ад-дин.  Т. III. С. 39).

Знаменитый философ, математик и астроном Насир-ад-дин ат-Туси, нашедший покровительство у монгольского хана Хулагу, на первый взгляд оказался прав: ни одно из шести предсказанных звездочетом Хусамом бедствий не приключилось. И вопреки словам халифа, вселенная не погибла, чего не скажешь о самом халифе. Существуют несколько версий его насильственной смерти, всколыхнувшей весь мусульманский мир (см.: Жан де Жуанвиль.  § 584–587; Марко Поло,  с. 59; Киракос Гандзакеци.  60; Григор Акнерци.  14; Георгий Пахимер.  2. 24).

К Хулагу привели Сулейман-шаха, астролога багдадского халифа, и спросили: «“Поскольку ты был звездочетом и сведущ в злом и счастливом влиянии (звезд] небосклона, то отчего же ты не предвидел свой злой день и не посоветовал своему господину мирной стезею пойти к нам на служение”. Сулейман-шах ответствовал: “Халиф был самовластен, звезды не сулили ему счастья, а он не слушал советов доброжелателей”» (Рашид-ад-дин.  Т. III. С. 43). Хулагу тоже не внял советам своего звездочета Хусама, хотя к его прогнозу отнесся со всей серьезностью.

Соперничество за Багдад предстает как попытка со стороны окружения халифа спасти духовный центр мусульманского мира, где ему противостоит стремление монгольского хана свести значимость халифа к нулю, с последующим уничтожением халифского рода и его символических прерогатив.

Современные историки обычно описывают внешний ход военных действий, а то, что происходит на ментальном уровне, просто теряется из виду. Видимо, это слишком тонкие материи, чтобы их можно было документировать привычным образом.

Скрытая от посторонних глаз сторона военного конфликта затрагивала глубинные мифологические основы жизни. Правитель и стоящая за ним военная группировка для достижения своих целей использовали весь набор средств, в том числе, и магический инструментарий. Этим обстоятельством объясняется наличие в окружении монгольского хана различных специализированных групп, в частности профессиональных астрологов. В их задачу входил прогноз ближайших событий и оценка конкурирующих прогнозов, вычисление благоприятного дня для начала тех или иных действий, расшифровка небесных знаков. Правитель был просто обязан учитывать кроме реальных факторов (численность и боеспособность противника, условия местности и прочее), волю Неба, или, говоря современным языком, вероятность случайных факторов. В тех случаях, когда мнения астрологов не совпадали, бремя окончательного решения лежало на правителе. И тогда ему на помощь приходили люди, обладавшие широким кругозором и богатым жизненным опытом, не верившие ни в силу заклинаний, ни во всевозможные магические ухищрения, ни в пророчества мистических концепций.

 

 

Ветер перемен

 

Предсказание звездочета Хусам-ад-дина сбылось. Хусам-ад-дин заявил Хулагу: «Ни один государь, который покушался на Багдад и на Аббасидов, не попользовался царством и жизнью». Шестая небесная казнь в прогнозе звездочета касалась судьбы монгольского правителя: «Великий государь в тот же год скончается». Великим государем был монгольский каан Мунке, а вовсе не его родной брат, Хулагу. Хулагу, взяв Багдад и уничтожив халифа, лишь исполнил высочайший приказ.

Вот как эта деликатная ситуация описана чагатайским историком Джамал ал-Карши, возлагающим всю вину на Хулагу: «Взошел на трон Манку-хан справедливый, имя его Манку ибн Тули ибн Чингиз-хан…. Отдал своему брату Кубилаю страну Хитай и отправил [с войсками] брата Хулаку в Хорасан и [в регионы] двух Ираков. Это он занял Багдад и убил халифа ал-Му'тасима би-л-Лах, повелителя правоверных» (Джамал ал-Карши,  с. 119). На самом деле, война против халифа была общим мероприятием Чингизидов. Мунке-кааи дал такие наставления брату: «Ежели халиф багдадский соберется служить и слушаться, не обижай его никоим образом, а ежели он возгордится и сердце и язык не приведет в согласие [с нами], то и его присовокупи к прочим (врагам)» (Рашид-ад-дин.  Т. III. С. 24).

По сведениям Рашид-ад-дина, халифа прикончили вместе со старшим сыном и пятью слугами 14 числа месяца сафара 656 г. х. (20 II 1258). Монгольский каан Мунке скончался в пятидесятилетнем возрасте 11.VIII. 1259.^{75} Отметили ли современники связь между этими драматическими событиями? Открытых размышлений на эту тему в официальных хрониках, созданных на территории Монгольской империи, нет и быть не может. Однако версий смерти каана не меньше, чем версий гибели халифа. Символические фигуры — халиф и каан, гарантирующие в своих сообществах социальный порядок, оказавшись вовлеченными в противостояние, ушли в небытие почти одновременно. С тех пор в мусульманском мире не было багдадского халифа, а в Монгольской империи не было каана, признанного всеми Чингизидами.

Со смертью великого хана Мунке в конце 1259 г. закончился и период единства Монгольской империи. Мунке не назначил своего преемника, и борьба за престол на этот раз произошла между родными братьями Хубилаем и Ариг-Букой. Удивительным выглядит не соперничество претендентов, а результат: крушение вертикали власти. Возможно, размеры империи достигли некоего критического предела, за которым единство власти становится абсолютно призрачным, независимо от воли правящей группы. Жизнеспособностью обладают системы с обратной связью.

Хубилай в то время находился с войском в Китае, а Ариг-Бука в Монголии. Царевичи и эмиры, которые состояли при Хубилае, не стали откладывать «дело о ханском престоле» в долгий ящик, тут же созвали сходку и так решили на своем совете: «Хулагу-хан ушел в область таджиков, род Чагатая далеко, род Джучи тоже очень далеко, а люди, которые находятся в союзе с Ариг-Букой, совершили глупость»; «если мы теперь кого-нибудь не поставим кааном, то как мы можем существовать?». Посоветовавшись таким образом, все согласились и в год Обезьяны, соответствующий 658 г. хиджры (1260 г.), в середине лета, в городе Кайпине посадили Хубилая на престол царства (Рашид-ад-дин.  Т. II. С. 160).

Поспешное и неправильное избрание Хубилая вызвало смуту. Противники Хубилая в свою очередь провозгласили великим ханом Ариг-Буку. Таким образом, в 1260 г. произошло одновременное избрание двух великих ханов — Хубилая в Китае и Ариг-Буки в Каракоруме. Наиболее могущественные представители рода Чингизидов, Хулагу, глава ильханов, и Берке, глава Улуса Джучи, не приняли участия ни в том ни в другом избрании. Но, как показывают монеты, чеканенные в Поволжье, Берке (правил в 1256–1267) признал младшего претендента Ариг-Буку законным наследником престола^{76}.

Между братьями разразилась война, в которой Ариг-Бука в конце концов потерпел поражение и в 1264 г. сдался Хубилаю. Ханом всей империи был объявлен Хубилай, но только номинально: Хулагу в Персии, Берке во владениях Джучидов и Алгуй в Улусе Чагатая были фактически независимыми государями.

Алгуй был ставленником Ариг-Буки, однако перешел на сторону Хубилая. Закон Ясы пошатнулся. Строгая система соподчинения оказалась размытой. Чингизиды превращались в завистливых владетелей. Алгуя соблазнили значительные суммы денег, собранные чиновниками Ариг-Буки в его владениях, и он распорядился умертвить сборщиков, чтобы завладеть деньгами, скотом и оружием. Взбешенный его вероломством Ариг-Бука прекратил борьбу в Хубилаем и в 1262 г. направил все свои силы против Алгуя. Алгуй разбил близ города Пулада и озера Сут авангард армии Ариг-Буки под начальством Карабуги, который был убит, и, считая себя после этой победы в безопасности, спокойно возвратился в свою резиденцию на берегах р. Или и распустил свое войско. Между тем Асутай со вторым корпусом Ариг-Буки прошел через ущелье, которое называли Железными воротами, и овладел Алмалыком. Алгуй со своим правым крылом удалился к Хотану и Кашгару. К Аксутаю вскоре присоединился с остальною своею армией сам Ариг-Бука. Он приказал опустошать страну своего врага и убивать всех воинов Алгуя, которые попадали в его руки. Эти варварские действия имели гибельные для него последствия. Страна Алмалык испытала в наступившую весну все ужасы голода, повлекшего большую смертность. Между тем эта страна славилась плодородием почвы и многочисленностью скота. Большинство офицеров Ариг-Буки, негодуя на бесчеловечие, с которым он обращался с монгольскими войсками противника, которых жреоий войны предавал в его руки, решилось его покинуть; они отправились со своими воинами к царевичу Юругташу, сыну Мунке, который командовал аванпостами Хубилая в пустыне алтайской и на берегах Джабагана. и перешли на службу к Хубилаю. У Ариг-Буки осталась только горсть войска. Оставшись без армии и средств он отдался на волю Хубилая^{77}.

Так выглядят эти события в исторических исследованиях. Создается впечатление, что события разворачивались в неком идеальном ландшафте, не подверженном ни катастрофическим перепадам температур, ни ураганам. С позиции политической метеорологики все выглядело несколько иначе. Считается, что особо суровая зима 1263 г. ускорила падение соперника Хубилая^{78}.

Окончательно судьбу Ариг-Буки решил случай. Рашид-ад-дин склонен видеть здесь проявление мистической силы. «Однажды Ариг-Бука предавался развлечениям и удовольствиям, как вдруг поднялся вихрь, [который] разорвал приемный [ханский] шатер из шелковой материи, хазармихи,  и сломал опорный столб, и из-за этого было ушиблено и ранено много народа. Его приближенные эмиры и вельможи сочли это обстоятельство предзнаменованием начала упадка его могущества и совсем отстали от него, и все разбрелись. Там остались Ариг-Бука и Асутай с небольшим войском, и они с достоверностью поняли, что это плачевное состояние и расстройство есть [последствие] проклятий несчастных людей, отдавших Богу душу во время той нужды и голода. Какое может быть сомнение в том, что множество могущественных родов рухнуло под воздействием вздохов угнетенных?» (Рашид-ад-дин.  Т. II. С. 165). Падение приемного шатра было знаком того, что Небо отвернулось от хана. Между тем, в отличие от Хубилая, Арик-Бука имел законное право на власть.