Взгляды на воспитание джентльмена в письмах Ф. Честерфилда

В XVIII-XIX вв. огромной популярностью пользовалась книга Ф. Честерфилда "Письма к сыну", не предназначавшаяся автором к печати и изданная после смерти автора.

Филипп Стэнхоп, граф Честерфилд, был государственным деятелем, философом, историком, оратором, публицистом. От случайной связи с девушкой-гувернанткой родился ребенок, названный в честь отца Филиппом. Биографы Честерфилда считают, что его отцовское чувство было чрезвычайно сильным, даже страстным. Правила того времени не позволяли воспитывать мальчика в семье отца. Большую часть жизни Филипп провел за границей, вдали от отца и от матери. В течение многих лет отец ежедневно писал сыну. В письмах он создал целую педагогическую систему воспитания Филиппа. Отец писал письма на трех языках, чтобы, читая их, сын упражнялся в переводах. Письма были наполнены учебным материалом по географии, истории, мифологии. Чем старше становился сын, тем более письма приобретали нравственно-учительный характер: это советы, наставления, поучения, предписания, правила, которые надо соблюдать.

Честерфилд в работе "Письма о воспитании" (1739-1768) заложил основы светского воспитания и действительно красивого поведения; Честерфилда можно считать педагогом практиком, т.к. его книга прежде всего была предназначена его сыну и давала советы по правильному поведению в различных жизненных ситуациях, причем рекомендации менялись и развивались вместе с ростом ребенка.

Интересны рекомендации, которые он дает своему десятилетнему сыну: "Когда к тебе обращаются, ты должен отвечать приветливо, ты должен садиться на дальний край стола, если только тебя не пригласят сесть ближе, не набрасываться на еду, не быть за столом неряхой, не сидеть, когда другие стоят и надо, чтобы при этом у тебя был непринужденный вид, а не кислая надутая физиономия, какая бывает у людей, которые все делают с неохотой... Ты должен быть не только внимателен ко всякому, кто с тобой говорит, но и сделать так, чтобы собеседник твой почувствовал это внимание".

В дальнейшем он будет внушать сыну принципы более утонченной любезности, призывая его (уже юношу) быть предельно доброжелательным и уметь дать им это почувствовать: "Есть смысл притвориться, что ты не знаешь, что тебе собираются рассказать, и внимательно выслушать знакомую историю, чтобы доставить удовольствие рассказчику. В разговоре с пожилыми людьми неплохо дать им почувствовать, что ты рассчитываешь чему-либо у них научиться. В разговоре с женщинами все твои остроты и шутки прямо или косвенно должны быть направлены на похвалу собеседнице и не в коем случае не должны допускать толкования для нее обидного или неприятного".

И далее, по мере взросления сына: "Помни, что для джентльмена есть только два способа поведения: либо быть со своим врагом подчеркнуто вежливым, либо сбивать его с ног. Если человек нарочито и преднамеренно оскорбляет и унижает тебя, ударь его, но если он только задевает тебя, лучший способ отомстить - это быть изысканно вежливым с ним внешне и в тоже время противодействовать ему и возвращать его колкости может быть даже с процентами".

"Быть приятным в обществе - это единственный способ сделать пребывание в нем приятным для себя". "Настоящий джентльмен соблюдает правила приличия в общении со своим лакеем и даже с нищим на улице. Люди эти вызывают в нем сочувствие, а не желание обидеть". И еще: "Если бы даже тебе пришлось разговаривать с самим королем, ты должен держать себя так же легко и непринужденно, как и с собственным камердинером".

Так же как не принято было излишне украшать себя драгоценностями, считалась неприличной и любая нескромность в разговоре и поведении. Честерфилд пишет по этому поводу: "Никогда не старайся показаться умнее или ученее, чем люди, в кругу которых ты находишься. Носи свою ученость, как носят часы во внутреннем кармане. Если тебя спросят "который час" - ответь, но не возвещай время ежечасно и "когда тебя никто не спрашивает".

Честерфилд очень четко определил основные задачи, которые должны решаться в процессе воспитания будущего джентльмена, наставляя сына: "Во-первых, надо исполнять свой долг перед богом и людьми, − без этого все, что бы ты ни делал, теряет свое значение; во-вторых, приобрести большие знания, без чего к тебе будут относиться с большим презрением, даже если ты будешь очень порядочным человеком; и, наконец, быть отлично воспитанным, без чего при всей своей порядочности и учености ты будешь человеком не только неприятным, но просто невыносимым".

Рассуждая о таких качествах, как благородство и честь, щедрость и доброта, правдивость и старательность, расположение к людям и сочувствие им, Честерфилд исходил прежде всего из чисто прагматических соображений, считая, что эти качества утвердят за человеком хорошую репутацию, удовлетворят его здоровое честолюбие и помогут занять высокое положение в обществе: "честолюбие глупца ограничивается стремлением иметь хороший выезд, хороший дом и хорошее платье − вещи, завести которые с таким же успехом может всякий, у кого много денег, ибо все это продается. Честолюбие же человека умного и порядочного заключается в том, чтобы выделиться среди других своим добрым именем и быть ценимым за свои знания, правдивость и благородство, качества, которые никогда не могут быть куплены, а могут быть приобретены только тем, у кого ясная голова и доброе сердце".

Такой же утилитарный подход Честерфилд обнаруживает и в вопросах образования. Он не приемлет только книжное классическое образование, которое сохранилось в образовательной системе Англии со времен средневековья, и считает, что полезными являются только те знания, которые впоследствии могут быть использованы в государственной или дипломатической деятельности и окажутся нужными для жизни в свете. Вспоминая о своем обучении сначала дома, а потом в университете, Честерфилд пытался предостеречь сына от чрезмерного увлечения классикой: "Первым моим заблуждением было суеверное преклонение перед классической древностью, которым я проникся под влиянием классических книг и учителей, меня к ней приобщивших. У меня сложилось убеждение, что за последние полторы тысячи лет в мире не было ни истинного благородства, ни здравого смысла, что и то и другое совершенно исчезли, после того как перестали существовать древние Греция и Рим". Он разделял убеждение просветителей в неизменности человеческой природы, утверждая, что и "три тысячи лет назад природа была такою же, как сейчас; что люди и тогда и теперь были только людьми, что обычаи и моды часто меняются, человеческая же натура − одна и та же", и верил в силу и возможности человеческого разума, давая сыну следующее наставление: "Пользуйся собственным разумом и утверждай его; обдумывай, исследуй, анализируй все для того, чтобы выработать обо всем здравое и зрелое суждение. Книги и общение с людьми могут оказать тебе помощь, но не предавайся ни тому, ни другому безоговорочно и слепо; испытай их самым надежным мерилом, которое нам дано свыше, − разумом".

Поэтому Честерфилд высказывал озабоченность сложившейся в Англии системой образования молодых людей, когда родители определяли их сначала в школу, потом в университет, а после этого в заграничное путешествие. Школа, по его мнению, только наделяла детей "мерзкими мальчишескими повадками", университет − "грубыми манерами", а самыми "драгоценными приобретениями путешествий становились развязность и верхоглядство". Как и другие просветители, он считал университетское образование оторванным от жизни и не имеющим ничего общего с действительностью.

Другой устоявшейся в состоятельных английских семьях традицией, достоинства которой подвергает сомнению Честерфилд, была так называемая "большая поездка" (Grand Tour) − более или менее продолжительное путешествие по континентальной Европе, преимущественно по Франции и Италии, в сопровождении гувернера. Английские писатели и публицисты XVIII века также не склонны были слишком высоко оценивать образовательное, а тем более воспитательное значение таких поездок. Адам Смит в своем знаменитом "Исследовании о природе и причинах богатства народов", Дж. Филдинг в романе "История приключений Джозефа Эндруса и его друга Абраама Адамса".

Честерфилд считал, что сыну необходимо вращаться только в великосветских кругах, для чего снабдил его многочисленными рекомендательными письмами. Как и Локк, он считал, что главным средством воспитания является пример. Отсюда − предпочтение домашнего воспитания обучению в школе и университете.

Однако тщательно разрабатываемый педагогический эксперимент не оправдал себя. Сын оказался вполне заурядным и далеким отцу человеком. Он не продвинулся на дипломатическом поприще, к чему его так готовил отец. Он скрыл от отца свой брак. Он не решился даже написать отцу о своей тяжелой болезни. Тайна рождения постоянно довлела над Филиппом-младшим, не позволяла ему быть искренним. По мнению одного из современников, "они вели совершенно раздельное существование; их интересы не совпадали: словно отец писал в пустое пространство, создав себе искусственный воображаемый образ сына, мало похожий на действительного адресата писем".