2020-05-12
279
1. Демократический транзит: определение.
ДЕМОКРАИЧЕКИЙ РАНЗИТ — политологическая субдисциплина, исследующая проблемы, связанные с переходным периодом государств от авторитаризма к демократическим режимам. Переход к демократии или демократический транзит понимается как временный процесс. Он представляет собой нечеткий период времени, протекающий между падением режима и моментом, когда рычаги власти оказываются под полным контролем сменяющего его демократического режима. Также отмечу, что демократические транзиты по определению не означают гарантированного перехода к демократии.
ИСТОЧНИК: Руденко В.Н. «Демократическое верховенство права и политические режимы (Россия и постсоветские страны)»
Как представляется, более широкое и нейтральное понятие демократического транзита (в отличие от перехода к демократии, отражающего цель и редко встречающийся конечный результат этого процесса) лучше отражает многообразие обстоятельств, особенностей и многовариантность результатов рассматриваемых нами общественных трансформаций.
2. Волны демократизации (периоды, особенности)
Волны демокртизации – это особые, непосредственно «волнообразные», продолжительные по времени фазы становления, укрепления, определенного отката и следующего нового уровня развития демократического процесса в едином межстрановом пространственно-временном континууме.
Понятие «волны демократизации» введено в научный оборот С. Хантингтоном в монографии «Третья волна. Демократизация в конце XX века» (1991).
Получило признание в научной литературе, проанализировано в трудах Л. Даймонда, Ф. Шмиттера, А.М. Салмина, Ю.А. Мельвиля и других ученых-политологов.
С. Хантингтон выделил три длинные волны демократизации и последовавшие вслед им «волны отката».
ü Первая волна демократизации охватывает период почти в 100 лет (1828-1926), волна ее отката – двадцать лет (1922–1942).
Первая волна уходит своими корнями в Американскую и Французские революции. Процесс демократизации в рамках его первой волны отличается следующими факторами:
1) постепенное распространение избирательного права на подавляющее большинство взрослого населения с сокращением, а затем и упразднением имущественного ценза;
2) становление и развитие ответственных представительных институтов и подотчетных им исполнительных органов. Исходя из этих критериев на рубеже XIX и XX вв. переход к демократии был завершен в таких странах, как США, Великобритания, Франция, Швейцария, ряде государств Северной Европы, Австралии и Канады. Незадолго до Первой мировой войны демократические режимы были установлены в Италии и Аргентине, а в послевоенный период – в двух получивших независимость государствах Европы – Исландии и Ирландии.
Первая волна отката от демократизации условно берет начало с 1922 г. (приход к власти Муссолини и установление режима личной власти в Италии). В течение 1920-х гг. формально-демократические институты в Польше, Литве, Латвии и Эстонии были ликвидированы в результате происшедших там военных переворотов. В 1926 г. в Португалии установилась диктатура военных, просуществовавшая почти пять десятилетий. В Германии приход в 1933 г. Гитлера к власти и установление фашистского режима ознаменовал поражение Веймарской республики. Последовавший за этим аншлюс Австрии сопровождался ликвидацией в ней демократических структур. В Испании гражданская война 1936–1939 гг., завершившаяся установлением диктатуры генерала Франко, прервала кратковременный процесс демократизации.
ü Вторая волна демократизации короче (1943–1962), волна отката – восемнадцать лет (1958–1975).
Вторая волна демократизации связана с разгромом фашистской Германии, милитаристской Японии и освобождением оккупированных территорий. В результате были восстановлены демократические режимы во Франции, Голландии, Дании, Бельгии и других странах Западной Европы. Присутствие союзнических войск в Германии, Италии и Японии способствовало установлению в них демократических политических институтов. В ряде латиноамериканских стран (Аргентина, Бразилия, Венесуэла, Перу) были проведены демократические выборы.
Вторая волна демократизации характеризуется развернувшимся процессом освобождения бывших колоний и полуколоний. За этот период были установлены демократические формы правления в Индии, Нигерии, Филиппинах, Шри-Ланке. Однако к началу 1960-х гг. вторая волна демократизации исчерпала себя, и начался ее откат.
ü Третья волна демократизации началась с 1974 г. (демократические преобразования в Португалии, с 1975 г. – Греции и т.д.).
Начало этой демократической волны, третьей по счету за последние два столетия, датируется 1974 г., когда в Португалии пала авторитарная диктатура. Затем эта волна распространилась на другие диктатуры в Южной Европе - Испанию и Грецию - и далее перекинулась на Латинскую Америку. К середине 80-х гг. она достигла некоторых стран Азии. Со второй половины 80-х гг. демократическая волна захватила и коммунистический мир - СССР и страны Центральной и Восточной Европы. В 1991 г. начатая за пять лет до этого горбачевская перестройка завершилась крушением советской системы в самом СССР и появлением России среди других новых независимых государств, заявивших о себе как о новых демократиях. Отголоски этой глобальной демократической волны прозвучали и в ряде африканских стран.
Действительно, нынешние переходы от авторитаризма к демократии, в отличие от демократизации, начавшихся после второй мировой войны и длившихся вплоть до второй половины 60-х гг., возникли не в связи и не в результате военного поражения каких-либо авторитарных режимов. Они возникли и в таком специфически благоприятном международном контексте, который трудно сравним с международной средой предшествующих волн демократизации. Наконец, они распространились на группы стран, имеющих самые различные общественные системы и политические режимы - от классического правого авторитаризма и военных хунт в Латинской Америке и Южной Европе до пост-тоталитарного авторитаризма в СССР и европейских социалистических странах (и вплоть до таких осколков традиционного тоталитаризма сталинского типа, как Румыния или Албания).
Цель выделения «волн»: выявлении связей и последовательностей некоторых фаз в определенной группе реальных общественных процессов. Именно такой подход позволяет выявить некоторые характерные закономерности в логике наиболее эффективных и успешных переходов к демократии.
ИСТОЧНИК: Мельвиль А.Ю. Демократические транзиты, транзитологические теории и посткоммунистическая Россия
ИСТОЧНИК: S.Huntington. After Twenty Years: The Future of the Third Wave. «Journal of Democracy», Vol.8, N.4, October 1997, p.4
3. Посткоммунистическая Россия как демократический транзит
Осмысление происходящих в посткоммунистической России перемен в категориях демократического транзита предполагает выявление общих и специфических элементов, необходимое для последующих теоретических обобщений. При всех отличиях российской посткоммунистической трансформации от южноевропейских и латиноамериканских переходов от правого авторитаризма к демократии она по крайней мере на начальных этапах подчинялась некоторым аналогичным последовательностям, которые можно проследить на примере различных фаз горбачевской перестройки.
В самом деле, инициатива вначале либерализации, а затем и частичной демократизации режима пришла, как и в большинстве других демократических транзитов, сверху, т.е. от лидера - реформатора. В данной ситуации: реформатор-центрист Горбачев, склонный к постепенным и эволюционным методам в рамках системы, для укрепления своих позиций в противоборстве с консерваторами и фундаменталистами, как и многие другие лидеры-реформаторы, обратился за поддержкой к радикальным демократическим силам вне режима, одновременно стараясь не потерять контроль над ситуацией.
В течение определенного времени Горбачеву удавалось балансировать между теми и другими, проводя политику зигзагов. Однако разрыв между двумя политическими полюсами, приобретающими собственную инерцию и логику развития, постоянно увеличивался. В результате политический центризм потерпел полный обвал. На неудачную попытку консервативного переворота ради спасения системы радикальные демократы ответили своим успешным контрпереворотом.
Вместе с тем, несмотря на целый ряд аналогий, во многих смыслах российский демократический транзит стоит все же особняком в отношении не только классических южноевропейских и латиноамериканских переходов от авторитаризма, но и переходов к демократии в странах Центральной и Восточной Европы.
Если суммировать эти специфические особенности, их можно условно сгруппировать в две категории: первая относится к общему контексту и условиям, в которых сначала в СССР, а затем в России начинались и протекали процессы реформ и преобразований; вторая - к внутренним особенностям самих этих процессов.
К первой категории можно отнести следующие:
1) Взаимообусловленность политических и экономических преобразований.
2) Отсутствие адекватной социальной базы демократии.
3) Центробежные силы национализма и кризис национальной идентичности.
Ко второй группе особенностей самих процессов преобразований посткоммунистической России можно отнести следующие:
1) Особенности формирования демократической оппозиции в СССР и России, повлиявшие на характер ее взаимоотношений с новой российской властью.
2) Отсутствие пакта, предварительной договоренности между радикалами и
консерваторами.
3) Отсутствие первых «учредительных» выборов, легитимизирующих новый баланс общественных и политических сил.
4) Сохранение основных элементов старой номенклатуры на властных позициях в составе нового правящего класса.
5) Традиционный административный способ осуществления политических и
экономических реформ, сохраняющий и углубляющий раскол между властью и обществом.
6) Сохраняющееся влияние авторитарных сил и тенденций.
Но отсюда вовсе не следует, что основывающиеся на анализе поставторитарных демократизаций транзитологические теории предлагают лишь одну описанную выше модель перехода к демократии - через пакт между реформаторами и консерваторами в политической элите (наподобие хрестоматийного «пакта Монклоа»). В действительности, это лишь один из возможных и на практике редко встречающийся вариант.
Другие, также проанализированные в транзитологических теориях варианты включают, например, переход к демократии через постепенные реформы, осуществляемые группой реформаторов в элите; через прямое навязывание демократических реформ силовым усилием «сверху» или через революционное действие «снизу».
Однако это такие переходы, которые осуществляются под влиянием выделенных выше общих и глобальных факторов (нормативное отношение к демократии и массовая притягательность демократических идеалов, экономическая неэффективность и делегитимизация авторитаризма, практическое экспериментирование с демократическими институтами и процедурами, благоприятная для демократизации международная среда и др.).
ВЫВОД:
В силу своей многомерности и продолжающейся эволюции в настоящнн время посткоммунизм может быть концептуализирован в разных теоретических моделях, в том числе в категориях демократических транзитов, рассматриваемых в рамках современных транзитологических теорий.
При всей безусловной специфике посткоммунизма есть теоретические и практические основания рассматривать современную российскую общественно-политическую динамику в общем теоретико-методологическом русле демократических транзитов.
Рассмотренные выше некоторые трансформации посткоммунистической России позволяют выделить ее специфические черты и провести некоторые параллели.
Выявление общего и особенного в результате сравнительного анализа (в том числе на материале российского демократического транзита) может способствовать выработке общей интегрированной теории посткоммунизма. Между существующими сегодня различными методологическими подходами к анализу посткоммунизма как разновидности демократических транзитов нет непреодолимого противоречия. Теоретический синтез подходов, делающих упор на структурные и процедурные факторы, возможен в том числе на пути сравнительного анализа условий и контекста и самих процессов демократических транзитов.
ИСТОЧНИК: Мельвиль А.Ю. Демократические транзиты, транзитологические теории и посткоммунистическая Россия
4. Демократически транзит и принцип верховенства права.
Виктор Николаевич Руденко член-корреспондент РАН, доктор юридических наук, профессор, придерживается именно либеральной трактовки верховенства права, конструирует возможные модели политических режимов в ситуациях совместимости и несовместимости верховенства права и демократии. Для характеристики возможных моделей политических режимов он использует методику, предложенную Чарльзом Тилли, но применяет не два основных индикатора (потенциал государства и потенциал демократии), а три:
– потенциал верховенства права,
– потенциал государства,
– потенциал демократии.
На основе предложенного подхода им анализируются два типа демократического режима и четыре типа недемократического режима.
