Девушка с литературой

- Еще до войны я поступила в первую в городе библиотеку. До образования Ягринлага жили мы роскошно. Благодаря хваткости и московским связям заведующей Доры Наумовны Игудесман, которую я называю старым библиотечным волком, богател не только книжный фонд. Появились у нас ковры, изысканные стеллажи, стулья мягкие. Представляете, с какими чувствами в библиотеку приходили люди из своих комнат, в которых по две семьи, по двенадцать человек жили?

- Как во дворец.

- И теперь стоит этот дворец на углу Республиканской и Беломорского. Не знают, куда его спихнуть.

Помянула Лидия Ивановна первого и единственного в городе библиотекаря-мужчину, юношей ушедшего на фронт и пропавшего без вести. И его маму, когда-то очень сильную женщину, последняя случайная встреча с которой на городской улице сжала сердце: старенькая, испуганная, она попросила попить и помочь найти ее дом… Рассказала про заведующую, замаливавшую на Севере грех неосторожного высказывания в столице. И так в этом усердствовавшую, что и рядом работавшим было страшно оступиться.

- Помню 37-й год, выборы в Верховный Совет РСФСР. Отправила меня Дора Наумовна на Ягры, завернув в кусок красного полотна брошюры. И просидела я с ними под кустиками - никто не подошел. И никто не сказал: «Что ты, дура, тут сидишь, пойдем с нами в город на закладку корабля».

Город юности Лидии Ивановны – с деревянными мосточками и домами, громадой монастыря, сегодня утонувшей в производственном величии. С духовым оркестром, играющим на стройке в обеденный перерыв «Орленка», «Каховку» и все, что тогда пели. С нестрашной в темноте дорогой от работы на окраине до дома на Лесной. С веселым катком, на котором Лидия Ивановна ни разу не каталась: «Я же деревенская». И с танцами, которые «совсем другое дело». А летом на Яграх, куда на барже переправлялись, какое трезвое и чистое веселье стояло в довоенные выходные.

Не потеряли ребят

Дети войны, недокормленные, недоученные, вольные и тоже любившие сказки, – ученики школы ФЗО были послевоенными читателями, а позже и воспитанниками Лидии Ивановны. Стараниями библиотекаря и они со временем стали радовать, пусть с ошибками заинтересовавшись классикой: «Дайте мне «Вишневые воды».

Рассказала Лидия Ивановна про столовую Эдельмана, в которой кормили ребят. «В ней даже были блинчики с паюсной икрой. Но мы предпочитали оладьи». И как прибывшие в город лепщики – выпускники московского художественного училища, внесшие смятения в женские сердца, отказались столоваться в том же скромном зале, потребовав салфетки и полные столовые приборы. На поверку привереды хорошими ребятами оказались. Вспомнила Лидия Ивановна директора школы Делягина и его мудрые собрания. Как в клубе строителей на Республиканской, среди «попыток копий русских художников», выполненных военно-пленными, «ребята сидели, сопели и не верили, что их, оказывается, не только ругают, но есть за что похвалить. Вот так становились людьми».

…Много имен из забытья вернула Лидия Ивановна. Но никогда никому она не назовет имен двух ребят, спасенных ею от более страшной участи. Про воровство Лидия Ивановна не говорит: у кого что воровать тогда было? Разве только у того, кто на кусок сахара богаче. Двоим мальчишкам, пойманным на «шнырянии», грозило в жестокое время по 10 лет. Выполняя указание директора «Мы не имеем права терять ребят» и следуя собственным убеждениям, выступила Лидия Ивановна на суде так, что он поверил или сделал вид, что поверил в невиновность будущих хороших людей.

- Однажды я с курсов в Ленинграде вернулась дня на три. Как они об этом узнали – не представляю. Но пришли, один с девушкой, другой с женой. И представьте себе, с цветами. Боже, неужели это шестьдесят лет назад было…

«Суньте марки и убегайте»

«Если не понравлюсь, прогоните. Мне недалеко возвращаться – через дорогу живу» - примерно так уже после рождения сына Лидия Ивановна предложила себя на должность воспитателя первого училища. Трудного и доброго много было в этой школе жизни.

- И смешного тоже. Ну зачем после поверки надо было петь хором гимн? А нас заставляли. Помню, пришел один парень с гулянки под утро. И так ответил на замечание: «Лидия Ивановна, неужели вы молодой не были?» Меня, тридцатилетнюю, тогда ужас взял: неужели такая старая? Сорокин его фамилия. «Вечерка» о нем в этом году писала.

…Потом было невесело – пенсия, о встрече с которой Лидия Ивановна вспоминать не хочет. И случай, повернувший судьбу лицом к прошлому. Попросили Черняеву подсказать кандидатуру на руководство обществом охраны памятников истории и культуры. «Здесь нужен человек увлеченный. Я такого не знаю», - ответила она. О том, что было дальше, город знает. И представить может, как в нем, молодом, приходилось охранять то, чего как бы и не было. Были билеты, значки и совет от предшественницы, успевшей создать первичные организации: «В школу придете, суньте марки и убегайте, пока не опомнились». Так Черняева не могла.

В стране детства

Знаю, что не оправдала надежды Лидии Ивановны. Но я проверяла: только продиктованные ею имена замечательных людей, без прилагающихся к ним характеристик, займут треть этой страницы. А у нас еще про детство ни слова.

«Ой, тогда вам еще два часа надо слушать, - через три часа разговора Лидия Ивановна не о себе – обо мне побеспокоилась. - Вы облокотитесь на диван, а то устали...»

- У нас была большая, среднего достатка, читающая семья. И я очень рано научилась.

Читала подшивку журнала «Родина», «Капитанскую дочку», обрывки стихотворений Лермонтова, из которых непонятно было, кто такой Казбек и зачем он с какой-то Шат-горою поспорил. Зимой в их грамотный дом, выписывающий журнал «Вокруг света», приходили мужики на разговоры. Это тоже образовывало. И первый деревенский учитель, девятнадцатилетний парень, будущий профессор питерского университета, сказал про Лиду так: «Способная, только быстро ей все надоедает». Хотя девочка только один раз громко возмутилась, и совсем наоборот: зачем после урока перерыв устраивать?

Родная школа, в которой учили еще под вывеской «церковно-приходская», жива. При встрече Лидия Ивановна поставила ей «отлично». И обо всей поездке в родное Каргополье, из которой возвратилась на прошлой неделе, вспоминает, несмотря на отдельные разочарования, с восторгом: «Я побывала в стране детства!»

«Это мой город!»

О личных потерях Лидию Ивановну я не спрашивала – это тяжело. А про одну из общегородских она сама сказала:

- Большая утрата – Индустриальная, 33а, бывший Дом пионеров, откуда с первых дней войны под плач детишек уходили на фронт солдаты.

- Ваш любимый уголок Северодвинска?

- Встану на площади Победы, и душа радуется: это мой город! Только не надо больше дробить ее великолепные дома новыми крылечками.

- Как вам живется сегодня?

- Хорошо. Бог меня обеспечил на долгое время памятью, помню даже имена своих читателей, погибших в войну. И главное - есть верность моих друзей. А завтра прибудет мое счастье – внук и правнуки.

- Послеюбилейные планы?

- Пробить благоустройство своей улицы Коновалова. И пока жива – сделать все, чтобы увековечить в городе имена первостроителя Николая Титовича Новикова и писателя Пикуля.

- Лидия Ивановна, а претензии у вас к себе как к деловой женщине есть?

- Не получила систематического образования – самоучка я. Хотя, может быть, потому и живу так долго. Наверное, должна была и могла достичь большего. Но думаю, сложись по-другому, где-нибудь в горкоме партии засохла бы на должности инструктора.

Ольга ЛАРИОНОВА


 

 

Вечерний Северодвинск Номер от 27 апреля 2005 г. Побеждала первая мужская  

Вот уже несколько десятилетий легкоатлетическая эстафета на улицах Северодвинска считается неотъемлемой принадлежностью первомайских праздников. Традиция берет начало еще с пятидесятых годов. Ныне - это большое зрелищное событие, которое собирает до восьмидесяти команд. Вначале все было скромнее.

Для пробега было трудно выбрать подходящие участки улиц. Большая часть дорог находилась в очень плохом состоянии. И периметр эстафетного маршрута по сравнению с нынешним был короче. Эстафета стартовала от трибуны возле ресторана «Северный», как тогда бы сказали, «у Эдельмана», напротив бывшего театра драмы, и проносилась по улицам Пионерской, Индустриальной, Профсоюзной, Северной (ул. Торцева) и, вновь выйдя на Пионерскую возле ДИТРа строителей, финишировала на Советской.

В конце сороковых - начале пятидесятых годов легкоатлетов, выступавших под флагом добровольного спортивного общества «Судостроитель», тренировал старейший физкультурник Николай Сосновский, и неудивительно, что в любых соревнованиях городского и областного масштаба заводские спортсмены, как правило, занимали призовые места.

Самыми быстрыми они обычно оказывались и в первых майских эстафетах. Среди же юношеских команд неоднократно побеждали учащиеся первой мужской и седьмой женской школ, которых настойчиво пестовали преподаватели физкультуры Борис Синяков и Фрол Криворотов.

Александр БУРЛОВ

 


 

Вечерний Северодвинск Номер от 13 сентября 2005 г. По соседству стояли бараки  

В прошлом номере «Вечернего Северодвинска» редакция обратилась к читателям с просьбой посмотреть, не найдется ли у кого в личных альбомах снимок дома на Первомайской, 15. На всякий случай расклеили объявления и на дверях подъездов.

 

НА ЭТОТ ПРИЗЫВ откликнулся мастер профучилища №1 Валентин Иванович Билев, которого можно назвать здешним старожилом. Первые жильцы отметили новоселье в апреле 1964 года, а Валентин Иванович появился здесь в ноябре, возвратившись из армии.

Фотографией увлекся не случайно. В те годы много ездил по стране. Отпуск проводил в дальних путешествиях или в походах с рюкзаком за плечами. Впечатления от странствий хотелось сохранить. Вот и купил в «Радуге», тогда еще даже по блату, малоформатную камеру «ФЭД». В городе обычно фотографировал родственников, друзей. Улицы, дома если и попадали в его объектив, то только случайно, как фон. Специально же городские виды не снимал, о чем сейчас сожалеет.

И все же три снимка, интересные с точки зрения истории, в его альбоме нашлись. На них, кроме искомого дома, запечатлены театр драмы и ресторан «Северный», в обиходе называемый Эдельманом, в знак уважения к его директору.

- Интересно было бы увидеть на снимках наш двор того времени, - замечает Валентин Иванович. - Он, конечно, за сорок с лишним лет изменился неузнаваемо. Помню, что по соседству с домом стояли огромные дровяные сараи. Водогрейные колонки и кухонные плиты еще топили дровами. Наш вполне благоустроенный дом соседствовал с одноэтажными бараками...

Но колесо истории не остановишь. Жизнь идет вперед. Все течет, все изменяется. И только старые снимки могут напомнить о том, что когда-то было.

Александр БУРЛОВ

 


 

 




Анатолий Ткаченко – человек флотский

27.07.2013

 

Линкор «Севастополь»: характерная дымовая труба и орудийная башня главного калибра.Анатолий Ткаченко: старшина I статьи, отличник боевой и политической подготовки.

 

Он много лет руководил Северодвинском, а познакомился с ним еще при погонах морского офицера.

 

Казалось бы, кто из моего поколения горожан, а уж тем паче из поколений старших, не слышал об Анатолии Ткаченко, теперь уже можно сказать – легендарном председателе горисполкома, при котором Северодвинск бытовал в своей золотой поре?! Но оказалось, знать-то я знал о нем, но далеко не все. Более того, мне, морскому историку, в пору устыдиться – не ведал, что Анатолий Егорович – человек флотский, и между прочим с юности… Да, работал я с документами Севмаша, да, видел в приемных актах - «ответственный сдатчик Ткаченко», но думал, мало ли людей при столь распространенной фамилии? Таким вышло моему рассказу предисловие…

 

Идея пригласить Анатолия Егоровича для разговора в редакцию «Вечерки» принадлежит главному редактору Вячеславу Белоусову. Мысль эта родилась на одном из заседаний консультативного совета при мэре – там нынче встречаемся с бывшими руководителями Северодвинска, уважаемыми людьми, и грешно было бы не наделить совещательным голосом этого собрания Анатолия Ткаченко, который был во главе города и в пору его процветания, и в начале горбачевского заката. И была у нас встреча в редакции. Поговорить на ней было о чем и было кого благодарно вспомнить. Но сегодня о нашем госте и о неизвестном в его судьбе, что меня так удивило…

 

С флотом вплотную

Во флот его призвали с Украины, где он жил, причем на тот, что к ней был ближе, – Черноморский. Парадным флот стал много позже, а тогда заслуженно гремел боевой гвардейской славой и о моряках его песни слагали не зря – отличались особой выучкой. Потому что войну помнили.

 

Помнил ее и сельский паренек Анатолий Ткаченко, к сорок первому году успел он окончить пять классов. Его село под Сумами фронт брал и отдавал не раз, ведь рядом были и Курск, и Белгород. А как только погнали немца, для подростков, хотя село и разрушено и разграблено, школу открыли, чтоб работали в колхозе и учились. Медаль «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны», как и нынешнее звание ветерана войны, у Ткаченко заслуженная…

 

И дальше по жизни вышло - Анатолий Ткаченко постоянно учился. После семилетки - техникум, там тоже и работал, и учился. Год трудился механиком на МТС в Херсонской области. В 1949-м прощай, суша! здравствуй, флот! Учился и на флоте: сначала старшина команды электриков линкора «Севастополь», потом старшина группы крейсера «Керчь». И дальше – офицерская школа, лейтенант на плавбазе подлодок «Эльбрус»…

 

Памяти Анатолия Егоровича многие сверстники позавидуют – 14 июня 1953-го по приказу главкома прибыл он в Молотовск. Приехал из Севастополя, который рос в инкерманском белом камне, и увидел деревянный вокзал и такие же мостки через болотину к… городу. Вот ведь занесло! Дежурный по станции: «Вам в гостиницу? Есть у нас одна – «Маяк» над Эдельманом, спросите, всякий ее знает…» Нашел «Маяк», устроился. А лето, ночь не как в Севастополе - светлынь! Не уснуть. Тогда пошел знакомиться с городом. Дорог, по сути, нет, а те, что есть, лежневки. Хоть и чистенько, а дома деревянные и бараки, сараи-дровяники, теплотрассы над землей… Дошел до Арктической – будущий проспект Ленина так именовался. Там увидел «каменный» кинотеатр «Родина» и вдалеке, средь болота, горбольницу в четыре этажа. Все – дальше города нет! Откуда было офицеру Ткаченко знать, что выпадет этим городом руководить?

 

А на следующий день настроение поднялось. Это когда он пришел на завод. Цеха, высокие каменные корпуса, краны, крупные секции, по рельсам поезда, по улицам автобусы ходят… Мощь и размах!

 

Первым его начальником был каперанг Василий Михайлович Кузнецов – знаменитый уполномоченный военной приемки. Завод достраивал последние эсминцы серии, и подлодки в его перспективе маячили. Ткаченко довелось работать на «бахтинской» Б-67 – первой ракетной. Директор Евгений Павлович Егоров, который потом судьбе Ткаченко не раз курс обновлял, звал его по-простому – Толя. Познакомились они, когда на сдаточном крейсере дизель не запускался. Послали с этим разбираться лейтенанта Ткаченко, у него же в дипломе – «механик-дизелист». Лейтенант разобрался и тем и попал к Евгению Павловичу на заметку.

 

Вскоре накатила вторая волна хрущевского сокращения армии и флота – Ткаченко демобилизовался, пришел в заводской ОТК, но здесь отработал всего-навсего 20 дней. Знающих спецов заводу не хватало, и его определили в сдаточные механики. Четыре подлодки значатся за Анатолием Ткаченко в этом профессиональном качестве: Б-74, Б-76, Б-80 и Б-89, все – 611-го проекта. На них работал он с ныне легендарными ответственными сдатчиками Мичуриным, Баженовым, Кабановым, Лапшиновым и уж потом на берег сошел - начальником выводной позиции в стапельном цехе 50, но все одно – с флотом оказался вплотную.

 

Город шагал на запад

Ткаченко был уже начальником планово-распределительного отдела, когда Егоров предложил ему службу снабжения завода. Анатолий Егорович подумал, согласился, но попросил отгулять перед этим отпуск. Его отпустили, а когда вернулся, то на вокзале узнал новость: «Идешь в заместители председателя горисполкома…» Он к Егорову: «Евгений Павлович, как же так?!» Тот в ответ лишь рассмеялся: «Против воли народа идти не могу – тебя избрали…» Вот так после кораблей и достались Ткаченко местная промышленность, ЖКХ, бытовка плюс милиция с гражданской обороной. Тот день Анатолий Егорович тоже хорошо помнит. Пришел домой, сказал жене: «И что же я тут делать буду?!»

 

А дел, как оказалось, невпроворот. Северодвинск тогда даже границы нынешней улицы Воронина не пересек. Строители рады бы, но дальше никак – воду к новострою не подвести, нет труб. Трубы в стране были жестким дефицитом – «пробивали» их во властных коридорах матерые директора- хозяйственники и не всегда с добром из столицы возвращались. Так что ж, северодвинскому делу труба?! «Скооперировались» тогда в командировке многоопытный директор Севмаша Егоров и начинающий зампредисполкома Ткаченко. О том, как они на поклон в Москве ходили, отдельный разговор, но нужной резолюции от Дмитрия Фёдоровича Устинова добились. И шагнул Северодвинск за улицу Воронина…

 

А потом город и дальше рос, невиданными для других городов темпами, за 100 тысяч квадратных метров жилья в год выдавали его строители, что ни год, то новый квартал! И в руководстве городом Анатолий Ткаченко был с 1961 по 1988-й. Случай если не уникальный, то, несомненно, редкий. Секрет такого долголетия? Он считает, что ему просто везло на тех, с кем работал. В начале на верфи – начальники цехов Бахтин, Маляров, Савченко, Камай. И еще добрых два десятка заводчан назвал нам Анатолий Ткаченко, благодарно вспоминая их и величая исключительно по имени и отчеству. А потом вспомнил тех, с кем его сводило общее дело уже на исполкомовской работе, и не только тех, чьи имена теперь носят наши улицы: Бойчука, Просянкина, Зрячева, но и других. И для каждого нашлось у него доброе слово.

 

Для молодежи XXI века названные имена мало что говорят, а для горожан нашего поколения они были знаковыми. Недавно пересматривал кадры кинохроники 1984 года: драмтеатр, торжественное собрание, президиум, маршал Дмитрий Устинов крепит орден Ленина на знамени Северодвинска. На сцену с ним вышли Анатолий Громогласов и Анатолий Ткаченко – в то золотое для Северодвинска время им двоим город доверил свое знамя.

 

Помнится, одно время было модным величать Северодвинск «городом юности», позже чрезмерно часто стали называть его «город корабелов». Но был и еще один своего рода журналистский штамп – «город у моря»; кстати, и фильм о городе такой есть, и газета была, и журнал… Но так уж сложилось у Анатолия Егоровича Ткаченко, что именно эти два слова – «море» и «город», - без всяких поэтических натяжек, а в самом прямом смысле, стали главными по профессии и по судьбе.

Анатолий Егорович нам так и сказал: «После Дня Победы – святого для всех праздника, самые главные для меня – День города и Военно-морского флота...»

А разве могло быть иначе?

 

Олег ХИМАНЫЧ

 

P.S. Не мог Анатолий Егорович не воспользоваться случаем, чтобы в связи с юбилеем города не обратиться со страниц газеты к горожанам. Ну а мы, разумеется, не могли ему в этом отказать.

«Всем северодвинцам - мои самые теплые, искренние поздравления с юбилеем города. Спасибо вам за многолетний добросовестный труд по укреплению обороноспособности нашей страны. Желаю дальнейшего развития и процветания родному Северодвинску, а его жителям – здоровья, благополучия, уверенности в завтрашнем дне».

 

 


 

Вечерний Северодвинск Номер от 16 ноября 2006 г. Драматический цех завода №402  

О первом северодвинском театральном сезоне. Для стран, входивших в Советский Союз, 1937 год - трагический. Для современного мира 11 сентября - траурная дата. Но так получилось, что 11 сентября 1937 года начал свою работу Драматический театр Судостроя.

 

В ПОСЕЛОК бывшие трамовцы - актеры и технические сотрудники - приплыли на пароходе за неделю до этого, вечером 4-го числа. Их разместили в одноэтажном бараке, стоявшем на болоте.

- Вокруг ни кустика, ни деревца, - вспоминает участница переезда, - чуть зазеваешься и встанешь мимо деревянной мостовой - увязнешь в жидкой торфяной массе.

Бытовые условия оказались экстремальными. В общежитии было холодно, протекала крыша, а в первый день даже полагавшиеся кровати отсутствовали. Холодно и сыро было в самом театре.

Неподготовленность общежития к заселению, а помещения театра - к работе осенью-зимой уже вынудила отложить переезд и открытие сезона (оно планировалось на 24 августа). Но отсрочка - это несостоявшиеся спектакли, незаработанные деньги. Финансовое положение заставило дирекцию назначить открытие сезона на 11 сентября.

Внутри коллектива наверняка обсуждали, что из трамовского репертуара показать: «Тартюфа» или «Сэлли», «Памелу Жиро» или «Славу»? Выбрали спектакль «Лжец», и это очень точный выбор. Комедия дель арте среди осенних болот - приехавший театр нашел чем впечатлить Судострой!

Итак, наступило 11 сентября. Галина Баракина, игравшая в спектакле, вспоминает волнение свое и коллег: как примут их здесь?

- Здание театра еще не отапливалось, и актрисам в декольтированных платьях было не по себе. Но нас согревали сердца зрителей, переполнивших зал... Закрылся занавес, и раздались бурные аплодисменты. Мы поняли, что зритель - наш.

Всё же зрительские сердца не могли как следует обогреть театр, и показ спектаклей вскоре прекратили, чтобы подготовиться к зиме.

Театр располагался на том месте, где сейчас находится учебный центр Севмаша (улица Железнодорожная, 1). Это был

Т-образный барак с более высокой «перекладиной». Вдоль фасада протянулась открытая веранда, куда вели широкие лестницы. Флажки и наглядная агитация - транспаранты, портреты советских руководителей - придавали несостоявшемуся складу или, по другим сведениям, гаражу довольно-таки нарядный вид.

Здание было одноэтажным, но не маленьким. Хватило места и для просторной сцены, и для зала на 500 человек (зрители сидели на скамьях со спинками). Кроме спектаклей здесь шли фильмы, выступала художественная самодеятельность, проводили свои собрания комсомольцы. Тут был центр культурной и общественной жизни Судостроя.

Производственно-бытовые условия, в которых работал коллектив театра, со временем стали менее сложными. Налаживался творческий процесс. 20-летие Октябрьской революции встретили спектаклем «Дума о Британке» по пьесе Ю. Яновского - это первая постановка Драматического театра Судостроя, или, как еще его называли, драмтеатра завода №402. Новый репертуар постепенно вытеснял прежний, трамовский. В афише прошлого сезона преобладала классика, а теперь больше ставили пьесы революционной тематики и «шпионские». Переброшенный на одну из площадок социалистического строительства, театр хотел участвовать в нем.

До января 1938 года коллективом руководил В. Соловьев, однако время трама закончилось, и его бессменного директора перевели в Архангельск. Директором был назначен А. Сумароков. Художественное руководство передали Б. Позднякову, с осени занимавшему должность главного режиссера. Как и Сумароков, он никакого отношения не имел к областному театру рабочей молодежи.

В марте среди приказов директора - хвалебный: полноценными и правдивыми названы новые спектакли «Пограничники», «Год 19-й» и «Без вины виноватые». А в ночь на 26 марта разразилась катастрофа: здание театра сгорело. Вспоминает очевидец актер Владимир Кузмич:

- Мы отдыхали дома, в общежитии. Я вышел на кухню и увидел из окна яркое зарево. Понял: пожар в стороне театра. Через минуту все актеры выбежали на зарево, бежали напрямик, без дороги, увязая в снегу. К своему ужасу, увидели, что горит наш театр. Мы знали - в помещении находится несколько новых музыкальных инструментов, предназначенных для отправки в районные клубы. Кинулись спасать эти ценности. Но часть барака, где они хранились, полыхала пламенем. Мы бросились тогда в костюмерную и стали выкидывать из окна во двор театральное имущество. А в это время загорелась сцена, а вместе с ней - гримировочные комнаты. Там погибали наши личные костюмы, которые использовались для спектакля «Без вины виноватые» (в то время актеры пользовались преимущественно своим гардеробом). Спасти даже часть их не удалось. Но что значила эта потеря по сравнению с потерей театра!

Погорельцы думали, что работа в поселке окончена, надо разъезжаться. Однако шесть месяцев их нелегкого труда оказались не напрасны - Судострой привязался к театру и расстаться с ним не смог. Лишившемуся «базы» коллективу обещали новое здание. И с выполнением обещанного не тянули.

Это новое здание - и уже солидное, не барак - построили за месяц. Работы велись и ночью. Поселковая газета писала воодушевленно: «На строительство поставлены лучшие стахановские бригады, лучшие десятники, мастера социалистического труда». Не в унисон звучит фраза Галины Баракиной: «Были брошены все силы заключенных». Но возможно, здесь-таки ошибка памяти: лагерь появился чуть позже, и вот тогда местные жители насмотрелись. Во всяком случае, краевед Лидия Черняева, которая беседовала с участниками легендарной стройки и которая сама в Северодвинске с 1937 года, категорически опровергает сообщение Баракиной.

Строители обязались завершить работы к Первомаю. Вечером 30 апреля новый театр открылся торжественным собранием, посвященным празднику. Состоялась премьера спектакля «Очная ставка» по «шпионской» пьесе братьев Тур.

Сезон окончился три месяца спустя. А следом... опять пришла огненная беда. Забыли про утюг - общежитие сгорело в полчаса. Погиб актер В. Никифоров - Арлекин из трамовского «Лжеца».

С 1 августа Судострой передали в ведение НКВД. Учрежденный Ягринлаг наполнялся заключенными. Романтический этап истории Северодвинска и истории его театра миновал. И словно для того, чтобы подвести черту, поменялись имена: в августе поселок Судострой стал городом Молотовском, а драмтеатр завода №402 - Молотовским городским драматическим театром.

Андрей НЕФЕДОВ

(Очерк печатается в сокращении)

 


 

 
Вечерний Северодвинск Номер от 16 ноября 2006 г. Отживают свой век «деревяшки»  

Грустные размышления ветерана города. 18 июня 1936 года пароход «Иван Каляев» с первыми строителями будущего города пришвартовался к набережной у Николо-Корельского монастыря. Месяцем позже тем же пароходом прибыли сюда мой отец со старшим сыном. Это было 70 лет назад…

 

УЕХАТЬ из деревни вынудили нашу семью нужда и голод. 1935 год выдался неурожайным. Засуха загубила хлеба, свела на нет урожай овощей. А тут еще государство увеличило подоходный налог на семьи, которые отказались вступать в колхоз. За неуплату долгов власти забрали швейную машинку, не погнушались даже ношеными вещами. Первыми из деревни уехали мой отец с сыном. Устроились в районном поселке Молочное плотниками. Зарабатывали крохи. Когда в 1936 году появился вербовщик из Судостроя, отец дал согласие не задумываясь.

В том же 1936 году с нового места отец прислал письмо, звал к себе, даже выслал на дорогу деньги. Помню, как мать зарыдала, обходя земельный участок.

- Помолитесь, ребята, Богу, - говорила она. – Прощаемся с родным краем навсегда.

Пешком прошли 60 километров до железнодорожной станции. Я посадил на плечи двухгодовалую сестренку, а мать и старшая сестра несли нехитрый житейский скарб, уместившийся в двух мешках. Денег на дорогу было в обрез. При посадке на пароход мать слезно умоляла вахтенного матроса пропустить одного ребенка без билета. Тот согласился, предупредив: с верхней палубы ни шагу, чтобы начальству не попадаться.

Рядом на палубе расположилась молодая пара, как и мы, ехавшая на новую стройку. Когда подоспело время обеда, выложили они на столик буханку белого хлеба, колбасу, яйца. Нам, второй день жившим впроголодь, смотреть на это было невмоготу. Заметив, как мы сглатываем слюну, попутчики отдали нам, ребятишкам, часть своей еды.

К небольшой, довольно красивой пристани Судостроя пароход прибыл вовремя. Никто нас не встречал. Сообщить отцу о приезде телеграммой было просто не на что. От пристани, через топкое торфяное болото, пролегала узкая, в три-четыре доски, мостовая, которая выводила на Беломорский проспект. По дороге узнали, как пройти на улицу Республиканскую. Нужный нам дом под номером 19а оказался недостроенным бараком. Первое впечатление было, как будто мы вошли в большой сарай с расставленными почти вплотную железными койками. Кровати отца и брата располагались в углу барака. Комендант дома уговорила соседей потесниться, чтобы всей семье хватило места.

День приезда совпал с выходным. В помещении играла гармошка, громко бранились пьяные мужики, слышались причитания какой-то женщины. У нас, ребятишек, кроватей не было, спали на ватных тюфяках в проходе. Мать переживала, чтобы мы не простудились. Тревога за нас усилилась, когда на третий день пребывания в бараке ядовитая змея ужалила четырехлетнего мальчишку.

Барачные дома строились быстро. Почти каждые десять дней справлялись новоселья. Сдавались такие дома с множеством недоделок, было важно разместить людей под крышей до начала холодов. Никто не роптал. Помню, как западнее наших домов появилась новая улица – Пионерская, на которой возвели первую среднюю школу. В нее-то по осени я и пошел учиться. За каких-то два с небольшим года новые дома растянулись еще по одной улице – Полярной. На ней же появилось и первое техническое учебное заведение – судостроительный техникум. Ударными темпами строились цеха завода №402, о чем мы могли судить по разговорам старших.

Гляжу сегодня на ветшающие дома нашей молодости, и становится грустно. Эти «деревяшки», с которых начиналась история города, отживают свой век. Как и мы, старики.

Михаил КОЧНЕВ

 


 




Рождение Ленкома

31.10.2013

 

Дворец еще строится. Фото из архива «ВС»

 

Романтики в послании потомкам, заложенном под фундамент, не было.

 

Площадь Победы давно уже принято считать главной площадью города. Здесь находится и Дом корабела (Ленком), рождение которого начиналось

с праздника.

Город быстрыми шагами уходил в сторону Кудьмы. Выстроились в четкий ряд кирпичные новостройки проспекта Ленина, уже вырисовывались контуры будущей площади. Лишь только с западной стороны простирался огромный пустырь, огороженный забором. Далеко не все горожане знали, что здесь начинается строительство Дворца культуры.

Работа поначалу шла ни шатко ни валко. А 29 октября 1958 года комсомолу исполнялось 40 лет. И тогда было решено дополнить праздничную программу закладкой нового очага культуры. Строить и обживать дворец предстояло молодым.

- Никогда прежде я не видел у себя на стройплощадке столько начальников, сколько в тот день, - вспоминал потом прораб Виктор Назаренко. – Каждый спрашивал: «Все ли готово?», да и мы переволновались. Работа-то оказалась авральной. Пришлось нам с мастером Лидой Озорновой здорово побегать. За один-два дня нужно было расширить котлован, поставить дополнительные прожекторы, укрепить настил для въезда машин, соорудить трибуну, установить сходни для спуска в котлован. Да не забыть еще о многих других мелочах.

День выдался пасмурный. Временами моросил мелкий дождь. А путь домой с завода для многих пролегал по проспекту. И почти все сворачивали к котловану, заинтересовавшись происходящим на площади.

Сама церемония началась в 17.30. Под лучами прожекторов было хорошо видно, как Саша Михайлов и Володя Цепелёв – бригадиры лучших комсомольско-молодежных бригад каменщиков, положили на дно котлована бутылку с запиской. Тут же выстроились их бригады, которым поручалась почетная обязанность закладки фундамента. После нескольких речей руководителей очень медленно съехал по настилу первый самосвал с бетоном. Еще мгновение - и замелькали лопаты.

Деревянный забор, оградивший потом стройплощадку, стал атрибутом площади на несколько лет. Строили быстро, но и объект для строителей был непростым. Сдавать его предполагалось очередями. Торжественно закладывали фундамент под северное крыло, но строить все же начали с южного. Располагающийся в нем клубный корпус вошел в строй в январе 1961 года.

Через много лет, когда само торжество, уйдя в историю, оказалось подзабытым и отмечался уже десятилетний юбилей дворца, кто-то вспомнил о романтическом послании потомкам, вложенном в бутылку. Поискали в архивных папках текст, но не нашли. А искать-то было и не нужно. Содержание записки было полностью воспроизведено на страницах «Северного рабочего», но заглянуть в старую подшивку не догадались. Правда, романтики в том послании не было. Просто и по-деловому сообщалось: «Дворец культуры заложен в день 40-летия Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи 29 октября 1958 года. Закладка произведена комсомольской организацией города Северодвинска Архангельской области.

Строительство Дворца культуры ведет строительный трест №203 Архангельского Совнархоза».

Спустя несколько дней после закладки состоялась комсомольская конференция, на которой меня избрали секретарем заводского комитета ВЛКСМ. Конечно же, я еще тогда не знал, что строительство растянется почти на шесть лет и что не только мне, но еще трем моим преемникам, Евгению Медянику, Евгению Царькову, Николаю Кузнецову, доведется руководить шефской работой на этой уникальной стройке. По первому сигналу заводская молодежь спешила сюда на субботники. Их было великое множество.

 

 

Александр БУРЛОВ


 

  Вечерний Северодвинск Номер от 9 апреля 2003 г. Постричь, побрить,поодеколонить  

Без очереди могли обслужить только ранним утром или ближе к полуночи

 

- Холод, голод, цинга. На весь город всего одна парикмахерская, - вспоминал об увиденном в Молотовске С.А. Боголюбов, назначенный директором завода N402.

ПАРИКМАХЕРСКАЯ, которую упоминает Сергей Александрович, находилась на улице Пионерской и была в том сорок втором году действительно единственной. Если, конечно, не считать одного мастера, периодически работающего в первой столовой, и еще одного в городской бане.

Но история брадобрейного дела в нашем городе берет свое начало не с улицы Пионерской. Первостроители, прибывшие на «Иване Каляеве», стриглись и брились поначалу в каюте того же парохода, а потом в парикмахерской, оборудованной в монастырской часовне.

Здание центральной парикмахерской, построенное по соседству с кирпичным родильным домом, было деревянным, но выделялось архитектурным оформлением. Шикарные резные двери, высокие окна и крыльцо, цветные витражи отличали его от других новостроек. Здесь было два зала, в которых когда-то действовало до пятнадцати кресел. Но война внесла свои коррективы, и в промерзших залах работать уже было почти некому.

Боголюбов начал действовать немедленно. По его решению был организован заводской ОРС. Большой двухэтажный дом на углу Северной (нынешняя улица Торцева) и Полярной хорошо был знаком старожилам города (ныне на этом месте пустырь). В нем действовало предприятие, которое сейчас бы, наверное, назвали комбинатом бытового обслуживания. Здесь разместились: «лимитный» магазин, сапожная, портновская, часовая мастерские и, конечно же, парикмахерская. Переоборудованием здания занимался помощник директора по быту Анатолий Викторович Сидоренко, энергичный ленинградский инженер, приехавший сюда вместе с Боголюбовым.

Сам Анатолий Викторович жил по соседству с «лимитным» и по этой причине тоже был постоянным посетителем здешней парикмахерской. Однажды, как говорит народная молва, там появилась новая работница, которая слышала об уважаемом клиенте, но знать его еще не знала. И вот, вернувшись из командировки, Сидоренко сел в привычное для него кресло. Взглянув после стрижки в зеркало и оставшись вполне довольным результатом ее труда, он, глядя на порхающие с бритвой руки, решил пошутить:

- Вам не мешает мой нос?

- Что вы, разве это нос, - моментально среагировала мастерица. - Вот в заводе инженер Сидоренко работает, так у него действительно нос...

Услугами парикмахерской в «лимитном» я тоже пользовался долгое время. Мальчишкой прибегал сюда, зажав в кулаке два измятых рубля; повзрослев, знал работавших здесь по именам, имел «своего» мастера. Парикмахерская была на пути людской реки, текущей ежедневно с завода и на завод, и в ней всегда толпился народ. Было время, когда эти бытовые салоны работали с 7 утра и до 12 ночи. И все равно без очереди можно было постричься только ранним утром или ближе к полуночи.

В начале шестидесятых центральная парикмахерская сгорела. Через несколько лет пошел на слом «лимитный». Новые парикмахерские открывались уже в каменных домах. Там встречал и старых знакомых - Антонину Кратюк, Анну Кувакину, Тамару Макарову и других виртуозов парикмахерского искусства, навсегда оставшихся преданными избранной профессии. Время деревянных новостроек заканчивалось.

Александр БУРЛОВ

 


 

 

Вечерний Северодвинск Номер от 1 марта 2007 г. Улица – история  

Так получилось, что лишь сейчас отликаюсь на статью главного краеведа нашего города Александра Бурлова о доме на улице Полярной («ВС», 5 сентября 2006 года). Улица эта дорога мне особо. Там довелось жить в военное время, там без малого двадцать лет работала в ГПТУ №1.

 

В канун войны западная граница города проходила по улице Арктической (еще раньше звалась Торфяной; сейчас это проспект Ленина). Дома на ней стояли только с одной стороны: улица еще не сформировалась, не было даже тротуара. Потому соседняя Полярная оказалась очень оживленной. Я сосчитала, что на ней находилось десять (!) магазинов. Среди них самым знаменитым был «лимитный», в котором отоваривались продуктовые карточки заводчан. Здесь всегда было людно. Народная молва гласила, что именно там из неловкого обращения к кассиру и возник некогда знаменитый анекдот: «Перебейте мне яйца на яичный порошок…»

После отмены карточной системы какое-то время существовали предельные нормы отпуска некоторых товаров «в одни руки». И женщины, стоявшие в очереди, нередко «покупали» за рубль снующих в магазине мальчишек – ставили их рядом и приобретали еще один килограмм сахара.

На углу с улицей Советской возле одного из магазинов был в войну «толчок». Тут «ремесленники» – учащиеся ремесленного училища (РУ-1) - меняли далеко не лишние «пайки» хлеба на курево, считая, что они уже взрослые. Здесь часто и попадались за это.

А вот и два близнеца-антипода – дома №17 и №20. Один – богатый, другой – бедный. Я знала многих из 17-го дома, о них писал и Александр Бурлов. Петр Савосин был частым посетителем библиотеки строителей. Очень серьезный и вдумчивый человек. Помню и первостроителя Бориса Лоцманова. Хорошо знала Израиля Винера, главного специалиста по техническому снабжению. Этот высокий импозантный мужчина приходил в библиотеку всегда с женой Елизаветой Киблицкой и ее сестрой. Помню, в год 50-летия города он приезжал сюда. Говорил, что годы, отданные Северодвинску, очень дороги ему.

Из работников ЖКХ здесь поселились первыми Вера Галева и Елизавета Карташова. Наверное, чудом попала в этот дом на житье простая женщина – вдова Анна Михеева, мать троих сыновей, которые здесь и выросли.

И еще одно воспоминание. В воскресные летние дни, когда мы часто прогуливались по улице, не раз я видела пожилую, очень скромно одетую женщину, одиноко сидящую на скамеечке чуть поодаль от крыльца. Время от времени она обращалась к прохожим:

- Вы не из Подосиновца (местечко в Вологодской области)?

И не получала положительного ответа... Нам, тогда еще молодым, вопрос казался чуть ли не смешным. И только спустя много лет я поняла душевную боль этой старушки, вынужденной покинуть родные места, которым отдана была трудовая жизнь. Не утешали ни хлеб, даже с маслом, ни готовое тепло жилья. Сколько их, беззаветных тружениц нашей земли, не получили пенсии в те годы, унесли всю боль в могилу…

Дальше – дом Пикуля (ул. Индустриальная, 36). О нем в городе должен состояться особый разговор, ведь в следующем году писателю было бы восемьдесят! По диагонали от этого дома - здание бывшего РУ-1 (позднее ГПТУ-1, ул. Полярная, 24) – кузница кадров нашего Севмаша. Сколько тысяч ребят и девчат нашли здесь свое призвание! Дом, где располагался учебный корпус, не узнать, выглядит он даже щеголевато, но, увы, прежние черты утратил.

Есть на этой заметно постаревшей улице дома, еще сохранившие свой первоначальный вид. Удивительно красивые, с балконами, украшенными балясинами. Не в первый раз и не от скуки пишу об этом. Это память об ушедшем поколении первостроителей, уже тогда крепко любивших свой юный город.

Лидия ЧЕРНЯЕВА

 


 

 




Два моих отца

Моего отца-фронтовика никогда не приглашали на Уроки мужества. Ему не дарили цветы на 9 Мая, не вручали наград в честь очередного юбилея. Потому что с войны он не вернулся. Но он не будет забыт, пока помним его я и мои дети.

Мой отец Папуков Леонид Степанович родился в 1911 году в деревне Починок Харовского района Вологодской области. А в 1928-м уже остался единственным мужчиной в семье; надо было помогать рано овдовевшей матери поднимать двух маленьких сестер. Подался в Архангельск, устроился на лесозавод в поселке Цигломень, использовал любую оказию, чтобы переслать посылку в родную деревню.

Появилась собственная семья. Простая жизнь простого человека, а что впереди — никто и не догадывался...

Пришел 1939-й. Холодная зима финской войны против хорошо вооруженной армии под командованием Карла Густава Маннергейма. Фронт. Шинели от холода не спасали, да и на ногах ботинки с обмотками. Раненые замерзали на поле боя. После финской часть, где служил отец, перебросили на юг. Наконец осенью 1940 года он вернулся домой, где было прибавление: пока отец был на войне, родилась я.

До новой войны оставалось меньше года — отец не успел солдатские ботинки износить. Уже в начале июля 41-го он снова покинул родной дом. Прошедших финскую войну отправляли без подготовки прямо на фронт. Они уходили из Архангельска колоннами с винтовками с примкнутыми штыками.

Перед отправкой на фронт отец уговорил маму сфотографироваться. Эту фотографию я бережно храню. На снимке брату десять, мне полтора года и мама на сносях.

Так что отца я совсем не помню и знаю о нем только по рассказам мамы. И о том, что родившиеся без него мальчики-двойняшки умерли от менингита, что весь домашний скарб был обменян в соседних деревнях на картошку и овес, что жили мы в Цигломени очень голодно, что в надежде на лучшую жизнь в 1944 году уехали в Молотовск. Мама устроилась на работу на секретный завод, брат тоже с 13 лет стоял у станка, ребята собирали снаряды.

Первым нашим домом был барак на Беломорском проспекте, 10. В маленькой комнате жили две семьи — сейчас это трудно представить. Жили вместе и ели вместе, как будто одна семья. А еда — хлеб, выданный по карточкам, неочищенный овес, тюленье мясо, суп из крапивы и картошки. На одной стороне стола обедали мы, а на другой — соседи. Жили мирно и не ссорились. Подход к дому с деревянного проспекта, по мосточкам, шаг влево-вправо — и попадешь в болото. Сами бараки для ускорения строительства устанавливались на бонах. Рядом с бараком «Фотография», напротив — аптека, городской рынок, 1-я столовая. Комары и прочий гнус не давали покоя, поэтому мама намазывала нас с братом какой-то жидкостью, от которой кружилась голова.

С устройством в детский сад были большие проблемы, и все наше время занимала улица. Улица была домом, клубом по интересам, но главное — она была доброй. Окружающие нас люди жалели сирот, которых после войны было много, и всегда подавали милостыню, хотя сами жили бедно.

С братом мы часто бегали к монастырю и по детской наивности искали клады. Иногда находили старинные монеты и денежные купюры царских времен. Не искушенные в нумизматике, мы их меняли на рынке у английских моряков на жевательную резинку, шоколад и предел детских мечтаний — колбасный фарш.

В середине сороковых нам дали комнату в деревянном доме коридорной системы на Беломорском, 27. Достопримечательностью дома и двора был мой дядя Петр Антонович Кушев, фронтовик и инвалид войны. Работал после контузии и госпиталя капитаном на мелких судах-«макарках», развозил грузы по Северной Двине. Надо же было такому случиться — пропали два мешка гороха. То ли украл кто при погрузке, то ли за борт упали, но «отсидел» за них наш орденоносец аж пять лет. Но не озлобленным пришел. Разворачивал меха баяна, с которым редко расставался, зимой — на общественной кухне, летом — на улице. Это были самодеятельные концерты. Военный репертуар: «Вставай, страна огромная», «Варяг», «Землянка» — и вдруг заливистые частушки. Светлели лица женщин, в основном вдов. Запомнилась одна непонятная частушка: «Очень хочет Тито, только шито-крыто, Гитлера собою заменить». Позднее, учась в школе, мы узнали, что Тито — президент Югославии, а злая частушка — результат разрыва отношений между СССР и Югославией.

В Доме Советов на Беломорском, 23 (там сейчас военкомат) выдавали для детей, отцы которых погибли на войне, помощь из фонда ленд-лиза. Я получила клетчатое пальто и ярко-желтые ботинки из толстой свиной кожи, за что и получила прозвище Американка.

День Победы запомнился на всю жизнь — всеобщее ликование, слезы счастья и радости.

Ярким впечатлением тех лет были ежедневные наблюдения за пленными немцами. Вся дворовая шпана повисала на заборе, когда сплошная масса серых шинелей, ведомая конвоирами с собаками, заполняла Беломорский проспект. Их водили на постройку завода и западной части города.

Жили бедно, голодно. Мы, дети, ждали тебя, отец, каждую минуту, ждали хоть какой-то весточки. Вот ты войдешь в дом, обнимешь нас, как когда-то делал раньше, но ты не пришел. Вместо встречи мама получила извещение о том, что Папуков Леонид Степанович в списках убитых, умерших от ран не числится — пропал без вести.
Однажды на общей кухне в нашем доме появился солдат. Прибежали женщины. Они надеялись, что солдат расскажет об их мужьях, братьях, может быть, он встречался с ними на дорогах войны. Ребятишки столпились около солдата, а я обняла его за колени и за-кричала:
— Папка, наконец-то ты вернулся!

У солдата перехватило дыхание:

— Я вернулся, дочка.

Как потом оказалось, Александр Александрович Шорохов приехал в наш дом к родственникам: хотел обосноваться в Молотовске, устроиться на работу. Он и моя мама стали жить вместе. Отчим заменил нам с братом настоящего отца.

Неправда, что не бывает двух отцов. У меня было два, оба участники Великой Отечественной войны. Благодаря одному я появилась на свет, благодаря другому выросла, получила образование и профессию. Благодаря обоим мы живем без войны.

К 1950-му мама с отчимом построили дом в конце Беломорского проспекта, недалеко от городской типографии, завели корову — большое подспорье для семейного бюджета. Послевоенная жизнь была трудная, но не значит несчастливая.

Что бы спросил сегодня у меня отчим, если бы был жив?

Наверное, как давно я была в «кулацком» поселке, как выглядит наш дом. И услышав, что уже нет той части поселка, где мы жили, подумал бы, что снова была война. А я бы рассказала, что город интенсивно строился, вместо частных домов воздвигались многоэтажки. И добавила:

— А деревья, которые мы с тобой сажали, растут. Правда, стали старые, подзасохли. Но от корней пошли молодые побеги, весной они наберут силу и распустятся в полной красе.

Галина КОВАЛЬ СР.16 июня 2010

 

 


 

Вечерний Северодвинск Номер от 11 июня 2009 г. А поговорить?  

«Знание» - сила, открывшая в нашем городе разговорное кафе. Недавно получила приглашение в кафе, не простое – разговорное. Общество «Знание» предложило провести вместе вечер: «Приглашаем журналистов самим почувствовать атмосферу этой новой для города формы межпоколенческого взаимодействия».

 

ЗАНИМАЮ одно из последних свободных мест за столиком «Ивушки». Оглядываюсь: в основном женщины в возрасте и немного молодежи. Спрашиваю соседку, уже не раз побывавшую в «атмосфере взаимодействия», о том, что в данный момент волнует больше всего: и долго тут обычно говорят? «Около двух часов. Но они быстро пролетят», - успокоили.

И ведь правда, в первый раз о времени я вспомнила, когда второй час встречи под руководством психолога Татьяны Чуриной и социолога Дмитрия Коршунова подходил к концу. Затянутые речи, нравоучительное «а вот в наше время…» - ничего из этого, ожидаемого, в воспоминаниях на тему «Северодвинск - светлая малая Родина» не было. Жалко, что не было со мной нашего знатока родных улиц Александра Бурлова, мы бы с ним точно в викторине по истории города первое место заняли и получили значок «Ударник коммунистического труда». Но даже тому, кто знает, кажется, все, было бы интересно поговорить и послушать. У каждого ведь своя страничка истории в общегородской. Не претендуя на дословность, цитирую:

-Помните автомат в магазине «Буратино»? Дети выпрашивали у родителей 15 копеек и бегали к нему одеколоном «Шипр» прыскаться. Раз по пять некоторые подходили. Такой аромат стоял!

- На курсах токарей я училась, жила в общежитии на Пионерской. Восемь человек в комнате. Батька приехал меня в первый раз проведать, надо бы хотя бы чаем угостить, а у меня ничего нет! «Давай, доча, собирайся домой», - сказал, посмотрев на наше бедное житье. А нам казалось – все хорошо. Мы ходили картошку воровать, а масло растительное, хлеб, горчица в столовой на столах бесплатно стояли.

- Жили мы в бараке. Чтобы натопить плиту, надо было машину на улице остановить, которая рейки везла, и купить их за три рубля.

- Однажды мою пол общего коридора. Смотрю, там, где только что протерла, – вода. Протерла – опять вода! Это наводнение такое было, что в дом зашло.

- Дали нам комнату в коммуналке на девять семей. И тут же соседи с кладовки притащили стол, шкаф, кровать – все, что для жизни нужно. Дверь общая не закрывалась вообще, а в комнаты – только на ночь.

- Иду я однажды вечером мимо «Спорттоваров», возле него очередь большая – не знаю за чем, но встаю. И услышав «Скоро кончится», начинаю кричать: «По одной давайте, по одной!» Знаете, как стыдно стало, когда узнала, что продавали? Смотровые ямы для гаражей!

- Переехав в Северодвинск, 9 Мая в первый раз решила к мемориалу сходить. Смотрю: народ в обе стороны идет, а я не знаю, куда надо. Решила выбрать направление, по которому больше людей шло. Иду, иду, смотрю, дома вроде бы знакомые… Оказалось, в обратную сторону я отправилась.

- А мне пивной фестиваль запомнился. Стояли большие бочки, и пиво продавали то ли по шесть, то ли по восемь копеек».

- «Юморину Химаныча помните? Это было здорово!

- В Северодвинске нашего детства было мало бабушек и дедушек. А возле магазина «Сангигиена» часто сидел дед с окладистой бородой. Сейчас думаю, что было ему не больше шестидесяти лет, но тогда стариком казался. Подбежишь к нему, он за руки тебя вверх потянет: «Расти большая-большая». Обежишь магазин еще раз, и он снова: «Расти большая…» А радуемся: «Не узнал!» Это такое чудо было – дед!

- Монтажницы в наш город из Уфы приехали. Рассказывали возмущенно: пообедать не успели, весь перерыв пришлось детские коляски качать. Не с кем было оставлять малышей. А мамам молодым так в кино хотелось, что, рассказывали, оставят коляски возле «Пингвина» - и в «Россию». Если малыши заплачут – обязательно кто-нибудь из прохожих покачает. Потом, конечно, поругав мамаш.

О будущем Северодвинска тоже разговор был. Если упустить общечеловеческие желания хороших дорог и домов-новостроек, обязательно с подземными гаражами, то участники встречи желают видеть в любимом городе побольше фонтанов, загорать на красивом пляже на Паранихе, ездить на троллейбусах. А также предлагают возродить «Юморину» Химаныча и как-нибудь реализовать лозунг «каждой женщине – по мужчине».

Лично мне очень понравилось, как общество «Знание» при государственной поддержке под чашку чая и песни группы клуба «Здоровье» реализовало проект «Единение поколений». Единство впечатлений решив проверить, тихонько, чтобы взрослые не услышали, спрашиваю у студентов техникума: «Скажите честно, вам понравилось?» «Очень. Так интересно слушать! Мы ведь здесь уже не в первый раз». А в следующий раз, после каникул, осенью разговор в кафе пойдет о свадьбах.

Ольга ЛАРИОНОВА

 





Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow
Сейчас читают про: