Легенда об истории Юрюзани

Давняя это история. Колонны войск царя Петра I известного под именем Петра Великого спускались с крупного берега к Волге около города Симбирска (сейчас города Ульяновска). На улице было зябко. Ветер гулял по просторам великой реки, матушки Волги. На многие версты затянуло все серой изморозью. В такую погоду с грохотом съезжали повозки нестройного войска Петра Великого. Облепленная солдатскими телами сползала вниз по глине мортира. Десятки сильных рук с ходу загнали это орудие на плот.

Всюду рядом кипела работа. Стучали топоры. Переругивались между собой усталые, умотанные дорогой люди.

То здесь, то там, среди работающих появлялась высокая фигура царя. Свита рядом с ним была небольшая.

Там, где он появлялся, сразу же стихала брань, злее стучали топоры, работа спорилась еще больше. Река была неспокойной, по ней катили высокие серые волны. Поэтому, перекрестившись, люди на воду спускали лодки и плоты и только тогда отчаливали от берега. Качавшиеся на волнах лодки и плоты, напоминали косяк диких гусей. Они двигались к противоположному берегу, спрятанному во мгле серой дымки.

Войско царя двигалось к берегам Каспийского моря, к городу Дербенту. Поход этот затягивался. Царь был недоволен и нервничал, поэтому офицеры его армии старались меньше попадаться ему на глаза.

Один из генералов свиты Петра I предлагает ему гребцов, отмечая, что гребцы они надежные, родом из Симбирска, им не впервой переплывать Волгу.

Петр хмуро оглядел трех широкоплечих мужиков, молча шагнул к большой лодке, а двое офицеров проворно влезли вслед за ним.

Плыли по реке ходко, волны буквально хлестали в просмоленные бока лодки, обдавая холодными брызгами сидящих в лодке. Царь кутался в зеленое сукно своего плаща. А мужики молча, широкими взмахами продолжали работать веслами. Они гребли, заставляя лодку двигаться вперед.

К ночи переправились на противоположный берег Волги. Остановились в небольшой деревушке на ночлег.

Царь почему-то вспомнил про гребцов своей лодки, велел их разыскать.

Скоро в жарко натопленную избу, освещенную множеством свечей, где остановился его величество царь Петр Великий, вошли усталые мужики в сопровождении генерала его свиты.

- Чьи будете молодцы? – спросил и хлопнул Петр I старшего по плечу.

- Мы вольные. Я – Иван, он Яков. Твердышевы мы, а это Иван Мясников, спокойно произнес один из вошедших мужиков.

- Тебе, государь, послужить всегда рады: знаем, великие дела ты затеял, - продолжал говорить один из мужиков, говорил с достоинством, спокойно, ничуть не теряясь, несмотря на то, что разговаривал с самим царем государства великого русского. Видимо это и заставило царя проявить интерес к простым русским людям, которые на данный момент были хорошими гребцами в лодке.

Долго шла беседа между царем и мужиками. Царь только удивлялся ясными и меткими ответами гребцов, удивлялся их природной мудрости.

- Отчего служите только гребцами? – удивленно спросил царь.

- Почему не ищите счастья подобно Никите Демидову?

- Порадели бы за Россию, - бросил царь Петр, неожиданно отвечают мужики.

- Никита Демидов – богатый оружейник. Ему было с чего начинать. А мы – люди безденежные.

- Смело возразил Яков.

- А дела большого мы не боимся.

- Да у нас в кармане – вошь на аркане, да блоха на цепи, буркнул остроумно, глядя исподлобья, Иван.

Ткнул его в бок генерал: ты как вздумал говорить с государем!

Петр только громко засмеялся, буквально загоготал, ответил: «Видишь Ванька, как мой генерал воюет, что ему какие – то турки!»

Насмеявшись, он приказал выдать гребцам 500 рублей на розыск рудных мест. Глядя в глаза изумленному Якову, отрывисто произнес: «Ежели где руду сыщите, отдам эти места вам в вечное пользование и деньги на устройство завода вышлю».

Вот такой, можно сказать случайный разговор произошел между Петром I и тремя симбирскими мужиками братьями Твердышевыми – Иваном и Яковом и Иваном Мясниковым…

У ОБЕЛИСКА.

Зеленых елей стройный ряд,

Как неподвижный строй солдат,

Застыл у обелиска.

Ряды фамилий предо мной-

Не возвратившихся домой.

Печальней нету списка.

На плитах мраморных друзья.

Мне позабыть о них нельзя.

Диктует память строго.

Здесь земляков безмолвный строй

Встает стеной передо мной,