Эпическое и лирическое в повести

Эпическое.

Дом, в котором мальчик видит, главным образом, жестокость, (неважно, какой это конкретно дом из тех, в которых ему довелось жить), воспринимается им сквозь призму жестоких сцен, как нечто живое, берущее на себя человеческую боль: «Рядом с дверью в стене было маленькое окошко – только голову просунуть; дядя уже вышиб стекло из него, и оно, утыканное осколками, чернело, точно выбитый глаз».

Образ давящего пространства концентрируется в лейтмотивном образе дома-темной ямы, поглощающей собой все: «Я подолгу жил, как в глубокой темной яме, потеряв зрение, слух и все чувства, слепой и полумертвый». Грязь, тоска, тяжелая скука – эти антропоморфические образы, заполняющие тесное пространство дома, под пером Горького приобретают едва ли не сюрреалистический характер: «Скука вливалась в мастерскую волною тяжкой, как свинец, давила людей, умерщвляя в них все живое…» Собирательный образ дома как эпицентра повествовательного пространства выглядит необычайно цельным в своей мрачности, антигуманности.

Свою мать, неожиданно появившуюся в доме деда, Алеша воспринимает так: «В сравнении с матерью все вокруг было маленькое, жалостное и старое… Мать встала, проплыла по комнате точно заревое облако». А когда мать с пестрой ватагой гостей уходила за ворота, мальчику казалось, что «дом точно в землю погрузился, везде становилось тихо, тревожно, скучно».

Лирическое.

Острое ощущение мальчиком своего одиночества обостряется при взгляде на заволжские дали, и рождается представление, что «пусто на земле, одиноко…И сердце тоже пустеет, тихая грусть щекочет его, все желания исчезают, думаешь – не о чем, хочется закрыть глаза. Ничего не обещает унылая пустота, высасывая из сердца все, что там есть».

Центральным сквозным мотивом, символизирующим обогащение души мальчика, укрепление ее благотворными воздействиями, является у Горького мотив выхода на простор, дающий ощущение богатства, полноты бытия, расширяющихся горизонтов.

Герой повестей наделен способностью глубоко проникаться красотой окружающего, замечать сокровенную динамику жизни природы, чувствовать неслучайность ее строгих ритмов. И это помогало ему преодолеть тоску, отчаяние, чувство одиночества, заполнившего те зияния бессмысленной космической пустоты бытия, что так пугали его.

Насыщенность тяжких душевных переживаний мальчика передается часто и через остро-субъективированное восприятие времени, рождающее эффект резкой уплотненности последнего: «Мне казалось, что я старый, живу на этом пароходе много лет и знаю все, что может на нем случиться завтра, через неделю, осенью, в будущем году».

Соответственно рождается в душе мальчика и такая образная картина в ответ на предотъездные обещания матери: «Эти «потом», положенные ею одно за другим, казались мне лестницею куда-то глубоко вниз и прочь от нее, в темноту, в одиночество, – не обрадовала меня такая лестница».

Авторская позиция, средства ее воплощения.

Горький пытается переосмыслить свою собственную жизнь. Перенося на бумагу свои самые яркие детские воспоминания, он пытается понять, какое место они занимают в его жизни, как они повлияли на него, и был бы он тем, кто он есть, если бы не пережил всех этих страданий и лишений.

Отрицательные эмоциональные впечатления у Горького часто связаны с ощущением некоего вектора, направленного вниз, либо чувства сковывающего пространства. Состояние отчаяния, связанного для мальчика с отъездом матери, передано именно так: «Помоги, аль не видишь? – сказал мне дед, – я не помог, туго связанный тоской». А когда пролетки повернули за угол, в груди его «что-то плотно захлопнулось, закрылось». Таково здесь свойство горьковского психологизма: при внешне бесстрастной, сдержанной манере письма – через пространственно-метафорическую образность – к передаче сильнейших душевных движений героя.

Горький пытается показать своим произведением, что все события жизни Алексея Пешкова пошли ему на пользу, и только благодаря трудностям Горький нашёл себя и вышел «в люди».