2020-05-25
181
В историографии не предпринималось серьезных попыток установить документальные истоки тех или иных положений «Письма к съезду». Вера в ленинское авторство делала эту задачу неактуальной. Пожалуй, лишь В.И. Старцев обратил внимание на ленинскую записку Каменеву, Рыкову и Цурюпе (от 13 декабря 1922 г.), в которой он усмотрел прообраз будущего «Письма к съезду» на том основании, что в ней Ленин характеризует Каменева как более склонного к председательствованию и к формулированию каких-либо положений[1217]. Любопытно, но не доказательно. Подобных характеристик у Ленина много. Но, самое главное, сравнительный ряд, да и ракурс, под которым производится оценка, здесь совсем не те, что в «Письме к съезду».
Истоки идей, оценок и практических предложений, которые нашли в «Письме к съезду» свое выражение, впервые обнаруживаются в ряде выступлений накануне и в ходе XII съезда партии.
Перед съездом появилась анонимная брошюра, в которой утверждалось, что в ЦК господствуют групповые интересы, и содержалось требование убрать из ЦК Сталина, Зиновьева и Каменева[1218]. Объективно это означало предложение осуществить с помощью кадровых перемещений сторонников Ленина в руководстве партии такое радикальное изменение баланса политических сил, которое бы обеспечило антиленинским силам, в первую очередь Троцкому, руководящее положение. Подозрение падало на Н. Осинского, который в выступлении на XII съезде предлагал убрать Зиновьева из Политбюро[1219]. Так ли это, неизвестно, но на съезде Осинский занимал позицию, несколько отличную от автора брошюры — критику по адресу Зиновьева, выступавшего с политическим докладом ЦК, он сочетал с похвалами Сталину, который делал организационный отчет ЦК РКП(б). Он также отмежевался от предложения анонимного автора брошюры вывести из ЦК Сталина и Каменева, но предложил применить эту меру в отношении Зиновьева[1220]. Возможно, это был тактический прием, который был понят делегатами съезда. На это может указывать резкая реакция Сталина, заявившего в заключительном слове по орготчету на XII съезде РКП(б): «Я не могу, товарищи, пройти мимо той выходки Осинского, которую он допустил в отношении Зиновьева. Он похвалил тов. Сталина, похвалил Каменева и лягнул Зиновьева, решив, что пока достаточно отстранить одного, а потом дойдет очередь и до других. Он взял курс на разложение того ядра, которое создалось внутри ЦК за годы работы, с тем, чтобы постепенно, шаг за шагом, разложить все»[1221]. Любопытно, что в «Письме к съезду» мы видим тот же прием: автор критикует всех трех, но упор делает на одном — на Сталине. Разница — в направлении удара.
Примечательно, что, критикуя руководящую группу ЦК, никто не ссылался на авторитет Ленина, на какие-либо его высказывания и т.п. Интересно выступление В. Косиора — постоянного оппонента Ленина и сторонника Троцкого, вдруг начавшего расхваливать Ленина («признанный и уважаемый вождь», «гениальный ум и гениальный опыт»[1222]), всячески демонстрируя лояльность и политическую близость к нему. Но самое главное в его выступлении то, что в нем встречается та же постановка вопроса о единстве (расколе) партии, что и в «Письме к съезду», которая, как было показано выше, не имеет ничего общего с ленинской постановкой вопроса о расколе. Упрекнув Сталина за то, что он мало внимания уделил в своем докладе вопросу о единстве партии, а Зиновьева за то, что он вообще обошел эту тему, В. Косиор заявил: «Я считаю, что партийный съезд вправе заинтересоваться вопросом о том, есть ли у нас внутри партии и в наших руководящих партийных органах все необходимые условия для того, чтобы единство партии было на деле проведено. Мне кажется, товарищи, что таких условий внутри партии в данный момент нет, или они имеются не в той степени, в которой это необходимо, чтобы партия действительно на деле сохраняла свое единство. Основной вопрос, по моему мнению, заключается в том, что руководящая группа Центрального Комитета (т.е. Сталин, Зиновьев и Каменев, прежде всего. — B.C.) в своей организационной политике в значительной степени проводит групповую политику, — политику, которая, по моему мнению, сплошь да рядом не совпадает с интересами партии. Эта, товарищи, политика в первую голову проявляется в той организационной форме, в которой у нас происходит подбор и использование ответственных работников для советской и партийной работы... Эта организационная линия, на мой взгляд, порождает внутри партии совершенно ненужное недовольство, она создает атмосферу и почву для известных группировок, для мелочной групповой борьбы, которая не в интересах партии»[1223].
Итак, Сталин, Зиновьев и Каменев несут ответственность за угрозу раскола. Этот тезис находится в полном соответствии с «Письмом к съезду» и не находит аналогов в ленинских документах.
«Мне кажется, — продолжал В. Косиор, — что настоящее единство и предохранение партии от личных трений и влияний, о которых пишет тов. Ленин в своей первой статье*, возможны будут только тогда, когда мы изменим систему и способ подбора руководящих кадров нашей партии... Я не предлагаю партийному съезду пуститься в поиски нового состава ЦК. Для этого нет ни сил, ни возможности. Но если партсъезд не создаст настоящий барьер, который был бы достаточно самостоятельным, чтобы противостоять всякого рода личным влияниям, я уверен, это не будет в интересах единства партии. Только при этих условиях мы сумеем сохранить действительное единство партии»[1224]. Здесь проблема личных трений и влияний в ЦК представлена как причина возможности раскола и как проблема, которой должен заняться съезд партии. В «Письме к съезду» эта увязка проблемы замыкается на предложении съезду обдумать «способ» перемещения Сталина с должности генсека. В. Косиор пугает съезд и фактически ставит ультиматум — или делайте, как я сказал, или будет внутрипартийная борьба. В «Письме к съезду» данная позиция нашла более краткое и четкое выражение и к тому же выводится на более высокий уровень обобщения.
Нельзя не отметить и той характерной для Автора «Письма к съезду» неопределенности в указаниях на опасности: «Мне кажется», что нет условий для сохранения единства партии или они имеются «не в той степени, в какой необходимо». Руководящая группа, «по моему мнению, в значительной степени проводит групповую политику». Практика подбора кадров, «на мой взгляд», порождает «ненужное недовольство». «Мне кажется», что настоящее единство зависит от изменения «системы» и «способа» «подбора руководящих кадров» партии.
У В. Косиора, как и у Автора «Письма к съезду», все заслуживающие внимания причины возможного раскола находятся в руководстве партии. Как и Автор этого «Письма», он стремится к изменению баланса политических сил за счет изменения состава руководящих органов ЦК РКП (б). Точно так же он прикрывает это желание невнятными рассуждениями об опасности единства партии, исходящей от Сталина, Зиновьева и Каменева. В. Косиор утверждает, что та политическая линия, которую проводит «руководящая группа ЦК», создает условия для группировок** и чтобы изменить этот сложившийся по инициативе Ленина режим в партии, В. Косиор внес предложение отменить резолюцию X съезда партии о единстве[1225]. Его позиция имеет логическую перекличку с «Письмом к съезду» в том отношении, что В. Косиор, как и Автор «Письма к съезду», опасность для РКП(б) усматривает в деятельности сторонников Ленина и не связывает ее с политической позицией и деятельностью оппозиционеров. Наоборот, прекращение борьбы с ними В. Косиор и Автор расценивают как устранение главного фактора, грозящего расколом. Оба наиболее эффективное средство борьбы с этой угрозой усматривают в изменении состава руководства партии за счет устранения наиболее активных и авторитетных сторонников Ленина.
Совпадения позиций В. Косиора и Автора «Письма к съезду» очевидны. Столь же очевидно то, что взгляды В. Косиора противоречат тому подходу, тем оценкам и предложениям, которые имеются в последних письмах и статьях Ленина. У Ленина ослабление угрозы раскола связано с сохранением и развитием прежнего курса партийного строительства, сохранением ядра существующего партийного руководства. У В. Косиора — с их изменением***.
Но, может быть, В. Косиор был информирован о ленинском «Письме к съезду» и излагал ленинские мысли, не называя их автора? Предположим. Но это допущение надо еще доказать. А доказательств нет. Иногда утверждается, что «Письмо к съезду» стало известно руководителям партии сразу же (или вскоре) после того, как Ленин продиктовал его. При этом ссылаются на письмо Фотиевой Каменеву от 29 декабря 1922 г.[1226] Однако, во-первых, из этого письма явствует, что речь идет о диктовке 23 декабря, а во-вторых, как было показано выше, есть основания сомневаться в подлинности этого письма. Переписка членов и кандидатов в члены Политбюро, зафиксировавшая их реакцию на первое ознакомление с текстом «характеристик», говорит о том, что записи диктовок 24—25 декабря 1922 г. («характеристики») в конце мая 1923 г. для них были новы и неожиданны[1227]. Поэтому более обоснованным представляется вывод, что в своем выступлении на XII съезде партии В. Косиор не обнародовал ленинские мысли, а высказывал свои. В. Косиор был не одинок в таких рассуждениях, просто в его выступлении эта проблема была поставлена более полно и ясно, чем у других.
Условия, потребовавшие от оппозиции развертывания открытой борьбы за устранение Сталина с должности генерального секретаря, сформировались только после XII съезда, который, несмотря на его критику в «статье» «К вопросу о национальностях или об "автономизации"», поддержал Сталина. Через съезд состав руководящей группы в ЦК изменить не удалось. Можно было попробовать решить этот вопрос через Пленум ЦК. Но для этого вопрос должен был быть соответствующим образом подготовлен. Вот здесь задача обсуждения «способа перемещения Сталина», которую Автор «Письма к съезду» поставил перед «товарищами», оказывалась и к месту, и ко времени. На это же, возможно, указывает и то, что именно на XII съезде партии впервые во всеуслышание в выступлениях Зиновьева и Мдивани прозвучали те упреки, которые вошли в число важнейших положений «Письма к съезду».
Выступая на XII съезде с политическом отчетом ЦК партии, Зиновьев заявил: «Вы должны знать, что самым опасным является не тот меньшевик, который с физической смертью Мартова и с политической смертью Дана пошел к Ивановичу, а опасен тот, кто хочет прикрыться нашей партией, который ходит вокруг да около партии и говорит, что и с уставом, и с программой он совсем согласен, но хочет "только" немножечко пересмотреть крестьянский вопрос, чуть-чуть изменить положение в национальном вопросе, пытаясь в той же форме протащить великодержавный шовинизм и хоть немножко насчет диктатуры пролетариата пересмотреть»[1228]. Многие могли принять этот упрек на свой счет, и Троцкий был в их числе не последним.
Это было сказано Зиновьевым в конце апреля, а через месяц, в конце мая 1923 г., Крупская принесла в ЦК «характеристики», в которых Троцкий берется под защиту как раз в связи с подобным (или, возможно, именно этим) обвинением. Именем Ленина его небольшевизм ему прощается, а недостаточно твердый большевизм Зиновьева выставляется в качестве недостатка, о котором нельзя забывать. Возможно, именно из-за этого высказывания на XII съезде партии Зиновьев и удостоился «чести» подвергнуться «характеристике» в «Письме к съезду». В этом случае становится понятной и тесная увязка его характеристики с характеристикой Троцкого.
Возможно, в этой истории кроется ответ на загадку, которая имеется в тексте «характеристик», о которой говорилось выше: «октябрьский эпизод» ставится в упрек кому-то одному, а далее называются две фамилии — Зиновьев и Каменев. Открытый вызов, брошенный Зиновьевым Троцкому, позволяет предположить, что «октябрьский эпизод» был напомнен именно Зиновьеву. И лишь позднее, в ходе торопливого редактирования текста, появилась фамилия Каменева — компаньона Зиновьева по той истории, а с ней — видимое ныне противоречие текста.
Еще одно важное положение «Письма к съезду» на XII съезде прозвучало в выступлении Мдивани. Он поднял вопрос о необходимости учитывать различие того впечатления, которое производят меры, предпринимаемые ЦК партии, на членов партии и беспартийных. Причем он связал эту проблему с деятельностью Сталина, точно так же как и Автор «Письма к съезду». Критикуя Сталина за проведение политики с помощью кадровых перестановок и, в частности, отзыва из Грузии некоторых противников образования СССР, он сказал: «Одно дело наши личные ощущения, одно дело отношение к этим переброскам партии и нашей организации, а другое дело отношение к этим переброскам той самой беспартийной массы»[1229]. Смысл сказанного: меры Сталина, мы, коммунисты, как-нибудь перенесем, но на отношение беспартийной массы к партии они сказываются самым отрицательным образом. Эта мысль в «Письме к съезду» отличается только более общей постановкой вопроса и сопровождается требованием «переместить» Сталина с должности генсека.
Создается впечатление, что Автор «Письма к съезду» внимательно изучил стенограмму XII съезда партии на предмет того, что можно из нее почерпнуть для критики членов ленинского большинства в Политбюро, и изложил содержание этих выступлений, соответствующим образом интерпретировав их и придав им форму размышлений Ленина.
Аналогичные «переклички» встречаются и в других документах того же времени.
Упрек в недостаточной вежливости и в грубости, содержащийся в «характеристиках», почти дословно перекликается с текстом письма Крупской Каменеву, датированным 23 декабря 1922 г., в котором излагалась версия конфликта Сталина и Крупской, и Сталин обвинялся в грубости. Выше говорилось об источниковедческих проблемах, связанных с этим письмом, в частности, отмечалось, что подлинность его подвергается сомнению. Важно то, что самый факт конфликта вне зависимости от времени создания письма и точности изложения в нем событий мог породить у Крупской определенные оценки Сталина (в частности, обвинение в грубости), которые могли послужить основой соответствующих оценок в «Письме к съезду». Перекличка очевидна. Достаточно сравнить, что писали Крупская и Автор «Письма к съезду». Крупская: Сталин допустил «по отношению ко мне грубейшую выходку», «я не слышала ни от одного товарища ни одного грубого слова», «прошу оградить меня от грубого вмешательства в личную жизнь, недостойной брани и угроз», Сталин «позволяет себе грозить», он виновен в «глупой склоке»[1230]. Автор «Письма к съезду» откликается эхом: «Сталин слишком груб», генеральный секретарь должен быть более терпим, более лоялен, вежлив, более внимателен к товарищам и т.д.[1231] Очевидное созвучие двух документов позволяет сделать предположение о наличии внутренней связи между ними, а также о том, что Автор «Письма к съезду» заимствовал оценки Крупской из ее письма или рассказа. Впрочем, есть и различия: у Крупской речь идет о недопустимости грубости к товарищам-партийцам, а у Автора «Письма к съезду» — к беспартийным, точно так, как у Мдивани.
О некоторой причастности Троцкого к тем оценкам, которые встречаются в «Письме к съезду», имеется его собственное признание. Существует несколько версий рассказа Троцкого о своей беседе с Лениным в последние месяцы 1922 г. по поводу борьбы против бюрократизма, которые были проанализированы выше. В январе 1923 г. он описал ее так, что очевидна противоположность их позиции в этом вопросе, и слова, сказанные Лениным, никоим образом не соотносятся с «Письмом к съезду»[1232]. Иное дело версия рассказа, относящаяся к октябрю 1923 г. Здесь Ленин уже говорит в полном согласии с Автором «Письма к съезду». Если принимать версию ленинского авторства «Письма к съезду», то эту метаморфозу следует объяснить. Так, Ленин у Троцкого говорит уже следующее: «Да, бюрократизм у нас чудовищный... я ужаснулся после возвращения к работе». Все надежды, естественно, возлагает на Троцкого: «Вы... сможете перетряхнуть аппарат». «Я ответил, что имею в виду не только государственный бюрократизм, но и партийный; что суть всех трудностей состоит в сочетании двух аппаратов (партийного и государственного. — B.C.) и во взаимном укрывательстве влиятельных групп, собирающихся вокруг иерархии партийных секретарей. Ленин слушал напряженно и подтверждал мои мысли... Чуть подумав, Ленин поставил вопрос ребром: "Вы, значит, предлагаете открытую борьбу не только против государственного бюрократизма, но и против Оргбюро ЦК?" Я рассмеялся от неожиданности. Оргбюро ЦК означало самое сосредоточение сталинского аппарата. — Пожалуй, выходит так. — Ну, что ж, — продолжал Ленин, явно довольный тем, что мы назвали по имени существо вопроса, — я предлагаю вам блок: против бюрократизма вообще, против Оргбюро в частности. — С хорошим человеком лестно заключить хороший блок, ответил я. — Мы условились встретиться снова через некоторое время. Ленин предлагал обдумать организационную сторону дела. Он намечал создание при ЦК комиссии по борьбе с бюрократизмом. Мы оба должны были войти в нее. По существу эта комиссия должна была стать рычагом для разрушения сталинской фракции, как позвоночника бюрократизма, и для создания таких условий в партии, которые дали бы мне возможность стать заместителем Ленина, по его мысли: преемником на посту председателя совнаркома»[1233].
Выше было показано, что рассказанная Троцким история — миф. Следовательно, Ленин не мог выступать в качестве соавтора тех идей, о которых рассказывает Троцкий.
Итак, Л.Д. Троцкий заявляет, что он как минимум является идейным соавтором «характеристик» И.В. Сталина и предложения о его «перемещении» с поста генерального секретаря! Получается, что причастность Ленина к этим предложениям не доказана, а причастность Троцкого признается им самим.
Чтобы исключить неправильное толкование слов о заговоре с участием Ленина, он подкрепляет их заверением, что «факт» и «содержание» «составляют неоспоримый и никем не оспоренный эпизод истории партии»[1234]. Что говорить, трудно оспаривать то, чего не было. Но попробуем. Во-первых, нам неизвестны документы, подтверждающие и «факт», и «содержание». Единственное, что может претендовать на эту роль, — это «Письмо к съезду», ленинское авторство которого нельзя считать доказанным. Рассказ записан в октябре 1923 г., но когда возникла основа изложенной в нем версии, неизвестно. Ясно, что не раньше января. Не исключено, что в середине апреля — июле 1923 г., когда активно обсуждались проблемы, составившие главное содержание «Письма к съезду», до того момента, когда в конце мая 1923 г.
Крупская принесла «характеристики» и в политический обиход было введено «добавление» к ним (которое тогда называлось «Письмом Ильича о секретаре»). На позднее (летнее) происхождение этой версии, возможно, указывает то, что в ней упор сделан не на должности генерального секретаря, а на Оргбюро, вокруг которого развернулась борьба именно летом 1923 г. («пещерное совещание» — о нем речь пойдет ниже).
Оборот «ценнейший и крупнейший», использованный в характеристике Бухарина, встречается в письме Ленина членам Политбюро от 17 марта 1922 г., где это выражение использовано применительно к Радеку и Сосновскому[1235]. Этот факт, между прочим, говорит о том, что никакой небывало сверхвысокой оценки положения Бухарина в партии в этой фразе нет. Конечно, если Ленин был автором, то он мог использовать это выражение для характеристики Бухарина, но поскольку его авторство не доказано, мы вправе предположить, что Автор «Письма к съезду» мог использовать эту ленинскую оценку.
Итак, в период подготовки XII съезда РКП (б) и на самом съезде в выступлениях оппозиционеров был сформулирован ряд политически важных положений, которые одновременно являются центральными и в «Письме к съезду». От авторов анонимной брошюры и выступления Осинского идут предложения удалить из ЦК Сталина, Зиновьева и Каменева, т.е. «руководящую группу ЦК». От В. Косиора идет, во-первых, стремление представить деятельность «руководящих партийных органов», «тройки» и «секретариата» (значит, и Сталина) как фактора, грозящего расколом партии; во-вторых, акцентирование внимания съезда на отношениях внутри ЦК между этой «руководящей группой» и другими его членами как фактора раскола; в-третьих, указание на необходимость найти «способ» предотвращения этой угрозы за счет кадровых перемещений в ЦК; в-четвертых, на противопоставлении интересов «руководящей группы ЦК» и интересов партии; в-пятых, на необходимость съезду партии взять на себя задачу предотвращения угрозы раскола из-за «руководящей группы ЦК». От Зиновьева идет тема обвинения Троцкого в небольшевизме (фактически в меньшевизме). От Мдивани — указание на то, что некоторые меры в области партийного строительства, терпимые членами партии, оказывают недопустимое негативное влияние на беспартийных. От Крупской — обвинения Сталина в грубости. От Троцкого — упрек в злоупотреблении властью и неумении осторожно пользоваться ею.
Таким образом, вся совокупность идей, оценок, предложений, которые составляют содержание «Письма к съезду», существовала накануне того времени, когда «характеристики», а вскоре и «добавление» к ним впервые поступили в ЦК. Обращает на себя внимание также то обстоятельство, что если в диктовке 24 декабря выписаны «волчьи билеты» Сталину, Зиновьеву и Каменеву, а из всех недостатков Сталина, то указан только один — недостаточно осторожное пользование «необъятной властью», то диктовка 4 января 1923 г. посвящена только Сталину и именно в ней, кроме этого недостатка, указаны и другие. Получается, что «характеристики» (диктовки 24—25 декабря) больше перекликаются с анонимной брошюрой, с выступлениями оппозиционеров на XII съезде партии (угроза раскола, критика «руководящей группы ЦК»), а также с заявлением Зиновьева относительно опасности, исходящей от меньшевиков, обретающихся в руководстве партии. А «добавление» к ним больше перекликается с обстоятельствами конфликта Сталина и Крупской, выступлением Мдивани на XII съезде.
В пользу того, что во время работы XII съезда Крупская еще не располагала «Письмом к съезду», говорит то обстоятельство, что она, будучи якобы распорядительницей этого письма, не использовала его на съезде. Даже не намекнула на него, не ознакомила делегатов с его содержанием как с собственными мыслями, если не хотела или не могла открывать тайну Ленина. В любом случае ее партийный долг состоял в активном участии в обсуждении этой проблемы, если она знала мнение Ленина и разделяла его. Но она промолчала. Думать, что Крупская пренебрегла такой возможностью, а ожидала смерти Ленина, нет никаких оснований, поскольку вскоре после XII съезда она передала «характеристики» в ЦК партии, никак не оговаривая ни запрета, ни какой бы то ни было воли Ленина относительно них. Причина ее молчания кроется, очевидно, в другом — в дни работы XII съезда РКП(б) «Письма к съезду» в ее распоряжении еще не было. Не было потому, что его еще не существовало в природе. Оно появилось позднее.
* Речь может идти только о статье «Как нам реорганизовать Рабкрин», но там этого тезиса нет!
** По собственному признанию, он уже давно состоял в одной из них.
*** Противников у В. Косиора на съезде оказалось достаточно. Ему аргументировано возражали М.Е. Урываев и Г.Я. Беленький, а также бывший троцкист Е.О. Бумажный (Двенадцатый съезд Российской Коммунистической партии (большевиков). Стенограф. отчет. 17—25 апреля 1923 г. С. 98, 100, 107, 109—110).
