Анализ практических предложений, как и анализ «характеристик», мы продолжим, исходя из допущения (ради «чистоты эксперимента»), что автором «Письма к съезду» был Ленин.
Прежде всего, рассмотрим принятую версию об обращении Ленина к съезду с характеристиками группы руководящих деятелей партии в связи с той опасностью, которую они несли для устойчивости ЦК и единства партии. Из «Письма» следует, что Ленин, оценив Сталина как человека и политика, недостойного занимать высшую должность в партии и политической системе диктатуры пролетариата, предложил съезду решить вопрос о новом генеральном секретаре. При этом он уклонился от указания достойной, по его мнению, кандидатуры.
Вопрос, кого Ленин хотел видеть генеральным секретарем вместо Сталина, не дает историкам покоя. Предпринималось много попыток объяснить эту позицию Ленина, считавшегося автором «Письма». Пытаясь «додумать за Ленина» и предложить имя кандидата, иногда указывали на Рудзутака или Дзержинского, не приводя серьезных аргументов в пользу этих предположений. С принятой многими версией, что Ленин не хотел навязывать свое мнение партии, трудно согласиться. Имея свой взгляд на те задачи, которые стояли перед партией, а также на способы и методы их решения, он всегда открыто и настойчиво боролся за принятие своих предложений. Несмотря на болезнь, он до конца 1922 г. сохранял способность настоять на своей воле, заставить считаться с собой. Об этом говорит история обсуждения Гражданского кодекса РСФСР (февраль 1922 г.)[1200], образования СССР (октябрь 1922 г.), вопроса о монополии внешней торговли (октябрь—декабрь 1922 г.) и ряда других, менее важных. Нет никаких оснований думать, что Ленин в вопросе формирования высшей власти, от которой во многом зависела судьба революции, решил уклониться не только от своего права, но и обязанности как вождя партии и революции принять участие в решении труднейшей задачи подбора достойной кандидатуры на важнейшую в политической системе диктатуры пролетариата должность генерального секретаря ЦК РКП(б).
Сомнение усиливается от того, что Ленин, взяв на себя самую легкую задачу — высказать сомнения в целесообразности оставления Сталина на этой должности, поставил перед съездом трудноразрешимую задачу поиска человека, который бы отличался от Сталина только отсутствием перечисленных негативных черт характера и, следовательно, обладал всеми его достоинствами. Сразу возникает вопрос: где его найти? Выступая на XI съезде РКП(б), Ленин прямо говорил, что лучшей кандидатуры, чем Сталин, для работы в наркомнаце и наркомате РКИ нет. Нет именно потому, что в нем счастливым образом сочетались необходимые человеческие и политические качества [1201].
Далее, это должен быть такой политик, который бы разделял взгляды Ленина и мог вести эффективную борьбу за них. Но людей в ближайшем политическом окружении Ленина, обладавших совокупностью этих качеств, было совсем немного. Сталин среди них был одним из наиболее опытных, авторитетный и проверенный в деле. Далее, это должен быть незаурядный организатор, хорошо знающий кадры партии, имеющий опыт решения всех основных вопросов внутренней и внешней политики, а также партстроительства. Вот, пожалуй, круг основных черт, которые Ленин ценил в Сталине в связи с его работой в Секретариате ЦК РКП(б). Конечно, многие видные деятели партии обладали богатыми знаниями и опытом. Но кроме Сталина, пожалуй, никто не удовлетворял всем этим требованиям.
Если подходить к вопросу о кандидатуре на должность генерального секретаря в точном соответствии с установкой, данной в «Письме к съезду», предъявить новому генсеку эти требования, то станет очевидным, что очень трудно назвать какого-либо другого члена Политбюро или ЦК. Все члены и кандидаты в члены Политбюро, а также наиболее видные члены ЦК по разным причинам отпадают. Некоторые уже побывали на должности секретаря ЦК, но никто не удовлетворил Ленина в этом качестве. Никто, кроме Молотова и Сталина, не закрепился на этой работе. Поэтому даже гипотетический поиск равноценной, с точки зрения требований и политических интересов Ленина, замены Сталину в качестве генсека оказывается задачей много более сложной, чем обычно считается.
«Письмо к съезду» без положительного ответа на вопрос, кто вместо Сталина, теряет львиную долю своей политической ценности. Реальный политический смысл его состоит в другом — в изменении политического баланса в пользу политических противников Ленина, в создании предпосылок для укрепления политических позиций Троцкого и его сторонников.
Ситуация усугубляется еще и тем, что в «Письме к съезду» вопрос о самой должности генерального секретаря сформулирован так, что невозможно понять, нужна она или нет. С одной стороны, ставится задача найти нового человека на эту должность. А с другой — фактически утверждается, что ничего, кроме вреда, от нее ждать не приходится. Ее сохранение и важность вроде бы предполагаются тем, что указаны качества, которыми должен отличаться от Сталина тот, кто займет ее. Но опасность для партии, исходящая от генерального секретаря Сталина, жестко связывается с должностью, на которой обычные недостатки личности превращаются в политические, крайне опасные. Указана причина этой трансформации — огромная власть, сосредоточенная в руках генерального секретаря. Предложения сократить эту власть в «Письме» нет, следовательно, предполагается сохранение задач, функций и власти генерального секретаря. В этом случае возникает вопрос: кто может гарантировать, что эта должность в полгода не испортит любого другого человека, что любой другой сумеет пользоваться «необъятной властью» «достаточно осторожно»? Никто никаких гарантий Автору «Письма» в этом дать не мог, и сам он никому таких гарантий дать не мог. Власть сильно меняет человека, это тривиальная истина. Получается, что Ленин уклоняется от решения труднейшей задачи и перекладывает ее на плечи других. Это настолько не соответствует политическому почерку Ленина, что надо доказывать наличие таких намерений у Ленина, а вместе с тем и принадлежность ему «Письма к съезду».
Кроме того, если дело в должности и в той системе власти, в которую она включена, а не в человеке, то тогда теряет смысл указание на личные качества Сталина как одну из главных причин возможных неустойчивости ЦК и раскола партии. Тогда надо менять систему власти. Но Ленин систему предлагает сохранить и развить. Именно развитию и совершенствованию ее посвящена значительная часть его последних писем, записок и статей. Даже когда Ленин в письме от 23 декабря 1922 г. говорит о необходимости принять «ряд перемен в нашем политическом строе», он имеет в виду не должность генсека, а увеличение численности ЦК и реорганизацию РКИ. Перемещение людей по должности может быть эффективным средством, но не имеет никакого отношения к переменам в политическом строе, в котором Ленин искал решение проблем повышения устойчивости ЦК и партии.
В этом случае требование убрать Сталина с должности генерального секретаря не кажется логичным. Получается, что Ленин поставил перед съездом партии задачу не только исключительно трудную, но и политически сформулированную совершенно неправильно. Связывать ее с Лениным нет достаточных оснований.
Та оценка качественного состава партии*, которую давал в это время Ленин («недостаточно пролетарский» состав партии и низкий уровень подготовки ее членов, что создавало угрозу для победы мелкобуржуазных настроений в ней[1202]), не дает оснований думать, что он мог, самоустраняясь и выключая ЦК партии из процесса обсуждения судьбы ее вождей, отдать его решение партийному съезду. Конечно, качественный состав съездов был иным, но и здесь были свои проблемы, делавшие невозможным предоставление решения такого вопроса исключительно в руки делегатов съезда. Им предстояло сравнивать и оценивать разных политиков, разные политические почерки, разные способности, разные теоретические и политические взгляды, носителями которых были те лидеры партии, между которыми им нужно было делать выбор, разные политические программы и т.д. Между тем, многие, если не большинство делегатов не знали их достаточно близко, чтобы грамотно сделать такой выбор. Образовательный уровень массы делегатов съездов был низкий. Так, на XII съезде партии 49,7% делегатов съезда были с низшим образованием, 29,4% — со средним[1203]. Не все просто было с политическим опытом делегатов. На XI съезде из 520 делегатов с решающим голосом партийный стаж до 1916 г. имели 251 делегат, а с 1917 г. — 269 человек. 87 делегатов (16,7% от всех делегатов съезда) были выходцами из других партий. Профессиональных революционеров — всего 37 (7,1% от всех делегатов съезда)[1204]. 37 человек — вот та группа делегатов съезда, из которой, в принципе, можно было избирать генерального секретаря. Не густо! При подготовке XII съезда партии ЦК предпринял меры, позволившие значительно увеличить представительство на съезде большевиков с дореволюционным партийным стажем. На съезде присутствовали 408 делегатов с решающим голосом, из них 80,1% имели дооктябрьский партийный стаж, но профессиональных революционеров, т.е. людей, обладавших серьезной политической и теоретической подготовкой, было всего 7,2%. Высоким оставался процент выходцев из других партий — 14,7%[1205]. Кроме того, на съезде были представлены различные политические течения, которые вели политическую борьбу за влияние и власть в партии. И им, людям, которые в массе своей Ленину не были известны, он думал передоверить решение судьбы политически наиболее близких ему людей, которым он доверял, которые были не раз проверены, сильные и слабые стороны которых ему были хорошо известны? Ленин всегда был врагом демократического кретинизма. И никогда не уклонялся от участия в решении задач, от которых зависела судьба его детища — большевистской партии и социалистической революции.
Признавая ленинское авторство «Письма к съезду», придется также признать, что он фактически предлагает противопоставить политически верхушку — тончайший слой партийной гвардии — широким слоям партии. Результат этого мог быть только один — дискредитация тех, кто годами считался его ближайшими политическими союзниками и товарищами. Но это Ленин считал недопустимым: «Если не закрывать себе глаза на действительность, то надо признать, что в настоящее время пролетарская политика партии определяется не ее составом, а громадным, безраздельным авторитетом того тончайшего слоя, который можно назвать старой партийной гвардией. Достаточно небольшой внутренней борьбы в этом слое, и авторитет его будет если не подорван, то, во всяком случае, ослаблен настолько, что решение будет уже зависеть не от него», — так писал В.И. Ленин 26 марта 1922 г.[1206] Эта же мысль звучит в его письме, направленном 23 декабря 1922 г. Сталину: реформа ЦК нужна «для поднятия авторитета ЦК»[1207]. «Письмо к съезду» толкало РКП (б) как раз на тот путь, которого старался избежать Ленин.
Борьбу между Сталиным и Троцким, так же как между Лениным и Троцким, нельзя свести к борьбе «за кресло», это была борьба противостоящих политических сил за возможность проведения различных политических линий. Снятие Сталина с поста генерального секретаря не прекратило бы ее. Делая этот шаг, Ленин не мог рассчитывать на предотвращение раскола. Достигался совершенно иной результат — изменение баланса сил во внутрипартийной борьбе. Произошло бы относительное уравновешивание двух противостоящих политических течений, поскольку силы сторонников Троцкого возрастали, а силы сторонников Ленина, соответственно, уменьшались бы, так как «Письмо к съезду» подрывало позиции не только Сталина, но и других сторонников Ленина в руководстве партии в самый неподходящий момент — когда сам Ленин уже не мог организовывать борьбу за проведение своего политического курса.
В результате «Письмо к съезду», обеспечивавшее продвижение Троцкого к рычагам власти в партии, было равноценно ослаблению политических позиций большевизма и смену ленинского политического курса на курс, предлагавшийся Троцким, против которого Ленин все время вел борьбу. Таким образом, преодоление угрозы раскола достигалось бы ценой поражения того политического курса, который Ленин считал единственно возможным для партии в создавшихся условиях. Эти последствия были много опаснее для дела революции, чем те негативные черты Сталина, которые беспокоили автора «Письма к съезду». Проблема угрозы раскола важна не сама по себе, а в связи с угрозой тому курсу, который Ленин считал верным. Единство партии нужно как условие проведение этого курса, если же курс неверен и ведет к гибели партию, то проблема сохранения единства теряет свой смысл.
Известно, что сам Ленин не останавливался перед тем, чтобы поставить своих оппонентов перед угрозой раскола, если он считал, что это будет полезно для утверждения верного, по его мнению, курса. Поэтому самая постановка вопроса — единство ради единства, в отрыве от вопроса о политическом курсе — несвойственна для Ленина. Понять это – значит понять, что не могло в этой ситуации исходить от Ленина предложение снять Сталина с должности генерального секретаря при одновременном расчищении дороги к власти Троцкому и его сторонникам, не устававшим твердить о том, что «кукушка уже прокуковала» гибель революции и пр. Это утверждение находит опору в текстах «Политического завещания», принадлежность которых Ленину надежно устанавливается, — серии диктовок и статей о реорганизации ЦК и ЦКК РКП(б), а также НК РКИ.
Против трактовки «Письма к съезду» именно как обращения Ленина к съезду говорит также и то, что содержащиеся в нем предложения, требовавшие быстрого решения, откладывались на неопределенно долгий срок — до съезда партии, который должен будет собраться после смерти Ленина.
Цель «Письма к съезду», заявленная его Автором, — повышение устойчивости ЦК и предотвращение угрозы раскола партии. Поэтому необходимо проанализировать как само предупреждение об опасностях, ожидаемых партию, так и меры, призванные предупредить их. Оказывается, что это позволяет серьезно продвинуться в деле уяснения не только существа этого документа, но и времени его создания и даже прояснения вопроса о его авторстве.
«Под устойчивостью Центрального Комитета... — пишет Автор «Письма», — я разумею меры против раскола**, поскольку такие меры вообще могут быть приняты». Причиной раскола партии могут быть «серьезнейшие разногласия в партии». Автор считает, что «основным в вопросе устойчивости с этой точки зрения являются такие члены ЦК, как Сталин и Троцкий. Отношения между ними, по-моему, составляют большую половину опасности того раскола, который мог бы быть избегнут...»[1208].
Не просто понять Автора «характеристик», когда он говорит о причинах возможного раскола. Предложения Автора «Письма» уводят внимание съезда из сферы принципиальных политических вопросов. Они отмечены, но не конкретизированы. Съезд партии о них должен догадываться. При таком путаном указании на главный источник опасности раскола помощь от этого «Письма к съезду» в ее устранении в значительной мере обесценивается. Не спасает положение и указание Автора «Письма» на то, что он намерен остановиться только на вопросах личных качеств ряда руководителей ЦК партии. Ясности здесь оказывается гораздо меньше, чем принято считать. И, самое главное, даже в этой части Автор не дает решения проблемы, которую он подрядился решить.
Говоря об опасности раскола, он сопоставляет, с одной стороны, «серьезнейшие разногласия в партии», а с другой — отношения между Сталиным и Троцким. Если бы эти причины были просто поставлены рядом, то вопроса не возникало бы. Но отношения между Сталиным и Троцким, оказывается, составляют более половины опасности раскола. Проще говоря, отношения Сталина и Троцкого как фактор раскола перевешивают все «серьезнейшие разногласия в партии» вкупе со всеми другими мыслимыми причинами («меньшая» половина), способными породить раскол. В свете всего, что мы знаем о взглядах Ленина на проблему обеспечения единства партии, принять логику Автора как ленинскую невозможно.
Если серьезно ставить вопрос о предотвращении угрозы раскола, то нельзя обойти молчанием проблему «меньшей» половины. Что мы знаем от Автора об этой «меньшей половине» грозной опасности, о ее носителях? Практически ничего. А ведь половина, даже «меньшая», — это немало и очень серьезно. Без ее устранения проблема преодоления угрозы раскола полностью не решается, поскольку серьезное понижение опасности, исходящей от «большей половины» сразу превращает «меньшую» ее часть в новую «большую». Отсюда следует, что Автор «Письма к съезду» либо плохо продумал проблему и предложил съезду партии меры, не дающие ее решения, либо угроза раскола партии его не волновала. Судя по всему, верно последнее. Единственное, что достигалось предложенными им мерами, — устранение Сталина с высшей в политической системе должности. Но само по себе это устранение не могло гарантировать прекращения ни личной, ни принципиальной борьбы между Сталиным и Троцким. Правда, борьба эта стала бы протекать в условиях нового политического баланса сил, когда угрозу раскола определяла «меньшая половина».
Если проблема «меньшей половины» совсем не поставлена, то проблема «большей половины» — отношений Сталина и Троцкого — поставлена так, что многое оказалось непонятным для современников и остается непонятным и спорным для историков. В ее постановке много эмоциональных преувеличений, нарочитая неопределенность, размытость формулировок, что позволяет раздуть личный фактор, не просто привлечь к нему внимание, но замкнуть на нем всю проблему.
Из «Письма к съезду» совершенно неясно, что это за конфликт между Сталиным и Троцким, который ставит ЦК и партию на грань раскола. Судя по тексту «Письма к съезду», сам автор его о противоречиях Сталина и Троцкого не мог сказать ничего определенного. Раскол может произойти «внезапно», «по неосторожности», по «какой-нибудь неосторожности». Личные качества «способны ненароком (т.е. случайно, ненамеренно) привести к расколу», который «может наступить неожиданно»[1209]. Вот как! И это сказано после того, как отмечена угроза раскола от серьезнейших разногласий в партии?! Предложение снять угрозу раскола перемещением Сталина предполагает, что противостояние между ним и Троцким исчерпывалось личными отношениями и не было связано с «рядом острых противоречий», о который автор «характеристик» упомянул выше, никак не связав их с противостоянием Сталина и Троцкого. Что же это были за серьезные противоречия, разделявшие партию, в которых Сталин и Троцкий не противостояли, или их противостояние в этих вопросах по своей способности дестабилизировать обстановку в ЦК уступало силе каких-то неопределенных конфликтов, вырастающих на почве личных отношений и не относящихся к политике? О чем же и как надо спорить за закрытыми дверями ЦК и Политбюро, чтобы «ненароком» создать угрозу раскола более серьезную, чем создают «серьезнейшие разногласия в партии»?! Об этом Автор «Письма к съезду» умалчивает.
Обоснование «непригодности» Сталина у него сводится исключительно к эмоциям и выражению сомнений: «я не уверен», что он «всегда достаточно осторожно...» и т.п.[1210]. Этот прием тоже необычен для Ленина, который всегда обстоятельно аргументировал свои предложения, касавшиеся крупнейших политических вопросов. И, кроме того, он никогда не «рубил сплеча», если не владел нужной информацией. Показательно письмо Ленина (22 марта 1922 г.) Молотову для Пленума ЦК, в котором он очень осторожно подходит к вопросу о своей способности сделать доклад на съезде: «Прошу Пленум ЦК назначить дополнительного докладчика от ЦК, ибо мой доклад слишком общ, затем я не абсолютно уверен, что смогу его сделать, а главное — от текущей работы Политбюро уже месяцами отстал»[1211]. А ведь доклад — не предложение съезду самому разбираться со сложнейшим организационно-политическим вопросом. Ясно, что Ленин в марте 1922 г. и Автор «Письма к съезду» демонстрируют совершенно разные подходы к оценке своих способностей и правомочности делать выводы и давать советы, для которых требовались знания «текущей работы». А у Ленина, как было показано выше, на руках не было материала, позволявшего негативно оценивать работу Сталина на должности генсека.
В традиционной историографии предпринимались попытки прояснить, что именно заставило Ленина изменить свое мнение о Сталине как генсеке, однако они неизбежно приводили к признанию того, что дать убедительный ответ на этот вопрос невозможно. В этом отношении интересна и показательна попытка, предпринятая В.И. Старцевым. Не имея возможности документально обосновать знакомство Ленина с теми фактами, которые позволили бы отношения Сталина и Троцкого оценить как главную причину возможного раскола, он вынужден был признать, что в «характеристиках» Ленин исходил «из предположения (курсив наш. — B.C.) о существовании конфликта между И.В. Сталиным и Л.Д. Троцким». Впрочем, Старцев пытается найти способ уйти от этого, отнюдь не усиливающего традиционную историографию вывода, и заявляет: «Ленин не знал в то время главного: раскол в Политбюро между И.В. Сталиным и Л.Д. Троцким уже произошел». Для подтверждения факта раскола Старцев не нашел ничего лучшего, чем письмо членов Политбюро от 29 марта 1923 г. членам ЦК РКП(б), комментируя его таким образом: «Это письмо было уже первым (курсив наш. — B.C.) обвинительным актом против него» (т.е. Троцкого. — B.C.)[1212]. Но этот документ составлен тремя месяцами позднее времени создания «Письма к съезду» и через три недели после того, как Ленин утратил возможность вести какую бы то ни было работу! Поэтому он не может свидетельствовать о том, что в декабре 1922 г. в Политбюро уже произошел раскол, и даже о том, что Ленин предполагал, что он произойдет в ближайшее время. Да и не указывает это письмо на то, что раскол произошел по линии Троцкий — Сталин и что в нем виноват Сталин. И что это за «раскол» в Политбюро, если один Троцкий противостоит всем остальным членам Политбюро? Такой «раскол» в 1921—1922 гг., при Ленине, был постоянным явлением. Неудачная попытка Старцева фактически означает, что никакими более серьезными свидетельствами о расколе в Политбюро он не располагает. И неудивительно, даже Троцкий никогда не утверждал, что к концу 1922 г. их отношения со Сталиным ставили ЦК на грань раскола. Следовательно, и Троцкий фактически отвергает данное положение «характеристик».
Сталин участвовал в той борьбе с Троцким, которую вел Ленин. Вряд ли Ленин мог поставить это в вину Сталину. Не помогает и груз старых разногласий между Сталиным и Троцким. Они не создавали какой-либо проблемы, способной породить ситуацию, близкой к тем, которые прежде грозили расколами. В ходе политически наиболее тревожных дискуссий по вопросам образования СССР и монополии внешней торговли в октябре—декабре 1922 г. никакого противостояния или противоборства Сталина с Троцким не было. Некоторое обострение отношений между Сталиным и Троцким произошло только в середине — второй половине января 1923 г. в ходе их переписки по вопросу о реорганизации хозяйственного механизма и Госплана, в которой Сталин защищал от очередных нападок Троцкого ленинские принципы его организации. Затем, в феврале, отношения стали обостряться в ходе обсуждения вопросов национально-государственного строительства и тезисов доклада Троцкого о работе промышленности. Но Ленин об этом, судя по всему, уже не знал. Кроме того, эти противоречия никоим образом нельзя представить как «личные отношения» между Сталиным и Троцким и даже как их политические разногласия, так как против Троцкого выступило большинство членов Политбюро, и ЦК выступало если и не единым фронтом, то сплоченно.
Известно, что 25 января 1923 г. члены Политбюро при обсуждении статьи Ленина «Как нам реорганизовать Рабкрин» были крайне удивлены указанием в ней на опасность раскола, которая здесь была сформулирована иначе и много спокойней, чем в «Письме к съезду». Политбюро единодушно отреагировало на эту статью специальным письмом региональным партийным органам, в котором дезавуировало именно это положение статьи — об опасности раскола[1213]. Проект письма был написан Троцким и его подпись стоит под ним. Значит, он тоже был удивлен.
На XII съезде разные политические силы также говорили об угрозе раскола. Сторонники Ленина видели опасность раскола во влиянии враждебной стихии на некоторых членов партии, зарекомендовавших себя патентованными «судьями» и критиками партии. Развернутую критику им дал на съезде Каменев. Одновременно Сталин, Зиновьев, Бухарин акцентировали внимание съезда не на угрозе раскола, а на возросшем единстве партии[1214]. С другой стороны, оппозиционеры, говоря об усилении угрозы раскола, связывали ее с существующим в партии режимом, ограничивающим демократические начала, который создавался по настоянию и при активном участии Ленина[1215]. Но никто из них не указывал на опасность, исходящую от личных качеств Сталина или Троцкого, или от их противостояния. Естественно поэтому, что ни личные качества Сталина, ни устранение его с должности генсека никто не рассматривал как средство предотвращения раскола. Если Ленина считать Автором «Письма к съезду», то придется признать, что оппозиционеры проявили к Сталину б о льшую лояльность, чем Ленин, что они не усматривали для себя со стороны Сталина той опасности, которой был обеспокоен Ленин, вдруг оказавшийся более рьяным защитником оппозиционеров, чем они сами. Ничто не дает оснований думать так. Все это говорит против ленинского авторства «Письма к съезду».
Так или иначе, но ни 24 декабря 1922 г., ни 4 января 1923 г., ни в конце января, ни в феврале, ни в марте, ни в апреле 1923 г. ни в личных, ни в политических отношениях Сталина и Троцкого не было ничего, что могло бы повлиять на устойчивость ЦК и поставить партию на грань внезапного раскола. Поскольку до XII съезда РКП(б) не существовало той проблемы, на которую Автор «Письма к съезду» указывает как на наиболее острую и тревожную, то это может означать, что оно было создано не ранее второй половины апреля 1923 г., то есть тогда, когда Ленин уже утратил всякую работоспособность. Отсюда вывод: во-первых, «Письмо к съезду» не могло возникнуть ранее XII съезда партии, и, во-вторых, Ленин не мог быть его автором.
Но и это еще не все. Предложенный Автором «Письма» способ преодоления угрозы раскола позволяет лучше понять причину столь своеобразной постановки вопроса о расколе и увидеть, что данный документ не только не являлся письмом к съезду, но и не мог им быть.
Автор «Письма к съезду» предлагает «обдумать способ перемещения» Сталина, однако обращение к съезду партии с данным предложением несообразно ни с Уставом РКП(б), ни с практикой партийного строительства. Зачем съезду обдумывать способ перемещения И.В. Сталина с должности генсека? Съезду не только не нужно этого делать, но этот вопрос он даже не может так ставить. Это невозможно уже потому, что прежний ЦК слагает перед съездом свои полномочия! Съезд избирал новый ЦК партии, который в соответствии с Уставом РКП (б) на своем пленарном заседании избирал Секретариат ЦК, в том числе генерального секретаря. Съезду достаточно не выбрать Сталина в состав ЦК или избрать такой состав ЦК, который ни за что не выберет Сталина генеральным секретарем. Или подвергнуть его такой критике, которая закроет ему перспективу снова занять эту должность. Или избрать в состав ЦК ряд кандидатур с более предпочтительными, чем у Сталина, качествами. Наконец, просто заявить, что он не желает его видеть на этой должности. Все это способы предотвращения избрания генсеком, но не способ перемещения его. Съезд может иметь много способов не допустить Сталина на эту должность, но никак не может обсуждать способ перемещения его с этой должности.
Предложение обсудить способ перемещения Сталина с должности генсека в обращении к съезду — бессмыслица. Не мог Ленин не знать этого. Допустить, что из-за болезни Ленин забыл такие элементарные положения Устава партии и политической практики, значит политически обесценить «Письмо к съезду».
Кто бы ни был автором «Письма к съезду», у нас нет оснований считать, что он был настолько не осведомлен в элементарных вопросах партийного строительства, чтобы ставить такую задачу перед съездом партии. Из сказанного следует вывод, что этот документ не мог быть письмом, адресованным съезду партии. В пользу этого вывода говорит и то, что в самом тексте «Письма к съезду» Автор не обращается ни к съезду, ни к его делегатам. Он обращается к «товарищам». И не факт, что под «товарищами» он разумеет именно делегатов съезда. Назван этот документ «Письмом к съезду» был позднее. По свидетельству Троцкого, когда этот текст был прислан в ЦК РКП(б) и передан Зиновьеву, т.е. в конце мая 1923 г., он не имел названия[1216]. Следовательно, нет решительно никаких оснований считать, что этот документ является обращением к съезду. Более того, можно с уверенностью говорить, что он не предназначался для съезда партии.
Может быть, этот документ был адресован Пленуму ЦК? Это предположение тоже придется отклонить. Пленум не обдумывает вопрос о способе перемещения. Способ известен, он один: снять с должности. Вопросы снятия и нового трудоустройства — разные вопросы. Не мог Ленин не понимать этого. То же надо сказать и о варианте обращения к Политбюро. Оно могло в предварительном порядке рассматривать вопрос об освобождении Сталина от должности генерального секретаря ЦК РКП(б), о его новой работе и предложить какой-то вариант Пленуму ЦК. Но и от этого предположения придется отказаться, так как способ перемещения все равно остается один — снятие с должности и назначение на другую работу. Вопрос нового назначения — это уж не способ перемещения. В рамках действовавшего механизма формирования ЦК и его органов требование обдумывать способ перемещения не имеет смысла.
Утверждать, что Ленин обращался с таким предложением к Пленуму ЦК партии или Политбюро, значит навязывать ему мысль, что ЦК РКП (б) уже не мог справиться со Сталиным, что Пленуму надо было как-то исхитряться, чтобы избавиться от Сталина как генсека. Думать так нет никаких оснований.
Сказанное не означает, что в этом предложении вообще нет смысла. Смысл в такой постановке вопроса есть. Этот смысл обнаруживается только в том случае, если допустить, что Автор «Письма к съезду» пытался использовать неуставной путь. Нельзя не заметить, что сама формулировка этого предложения — «обсудить товарищам способ перемещения» Сталина — несет в себе некоторый элемент «конспиративности»: выдает стремление Автора к предварительному обсуждению каких-то шагов, не предусмотренных Уставом партии. Зачем? Видимо, для того, чтобы заранее рассчитать все ходы, продумать основные аргументы и таким образом подготовить вопрос для его обсуждения. Такая конспиративность исключает официальное обращение в ЦК и Политбюро. Она возможна только в обращении к какому-то кругу своих единомышленников вне рамок ЦК и Политбюро. Таким образом, эта формулировка говорит, что так называемое «Письмо к съезду» имеет смысл только как фракционный документ, как обращение к своим единомышленникам с предложением обсудить конкретные меры, направленные на устранение Сталина от главной должности в партии — с должности генерального секретаря ЦК.
Характер предложения позволяет предположить, что речь шла о подготовке борьбы не на съезде, а на Пленуме ЦК РКП(б), так как именно Пленум должен был и мог решать вопрос о Сталине как Генеральном секретаре. В этом случае «способ перемещения» — это вопрос тактики борьбы за голоса в ЦК, обсуждение мер, направленных на завоевание большинства за счет привлечения колеблющихся в поддержку своего предложения, на внесение раскола в ряды противника и т.д. Данная трактовка предложения обсудить способ перемещения Сталина вполне корреспондируется с теми выводами относительно предназначения «характеристик», к которым мы пришли выше.
В пользу этого вывода говорит и то, что Автор «Письма к съезду» совершенно не обеспокоен будущим Сталина как одного из двух выдающихся вождей, он не высказывает никаких советов относительно использования его качеств во благо партии и революции. Это непонятно, если предложение Автора действительно обусловлено интересами дела, а не фракционной борьбы. Напрашивается вывод, что главное для него не использование способностей Сталина, а устранение его как главного политического противника Троцкого, поэтому он безразличен к судьбе Сталина.
Подведем итог. Во-первых, «Письмо к съезду» не могло быть создано до XII съезда партии и, следовательно, не могло принадлежать Ленину. Во-вторых, «Письмо к съезду» не является обращением к съезду партии, ЦК или Политбюро ЦК РКП(б), оно является документом фракционной борьбы, происходящим из политических кругов, которые противостояли «старой большевистской гвардии» — сторонникам Ленина в ЦК и Политбюро. В этом смысле «ленинское» «Письмо к съезду» (оно же «Завещание» в узком смысле этого слова) — не более чем исторический фантом. Оно есть, но его нет. Этот текст скорее напоминает записи, наброски, проработки отдельных вопросов, частично для себя, частично для прочтения другими. Автора (или Авторов) их сейчас указать можно ориентировочно, через установление политических интересов, которые соответствуют оценкам и предложениям, содержащимся в «Письме к съезду». За этими интересами все отчетливее прорисовывается фигура Троцкого. Если наши выводы верны, то можно надеяться, что в указанный период в выступлениях оппозиционной части партии можно обнаружить такие оценки и предложения, которые отразились затем в «Письме к съезду».
* К XI съезду членов партии со стажем до 1917 г. было 2%, а 98% имели небольшой партийный стаж (Одиннадцатый съезд Российской Коммунистической партии (большевиков). Бюллетень № 6. С. 26). В 1922 г. среди членов партии было с высшим образованием — 0,68%; со средним — 6,99%; с низшим — 80,11%; с домашним — 10,46%; неграмотных — 1,37% (Литвак К.Б. Партийные переписи и культурный уровень коммунистов в 20-е годы // Вопросы истории КПСС. 1991. № 2. С. 86). На XIII съезде Сталин констатировал низкий культурный уровень целых партийных организаций, ячеек, особенно на окраинах. До 60% членов партии политически неграмотны (Сталин И.В. Соч. Т. 6. С. 11).
** Под устойчивостью ЦК нельзя «разуметь» меры по предотвращению раскола. Явный логический сбой. Конечно, неудачную формулировку может допустить каждый, но не меньше оснований имеется и для иных версий. Например, что это след работы действительного автора текста (не Ленина), пытавшегося связать «характеристики» с проблемой раскола, затронутой (в совершенно ином плане) в письме Ленина к Сталину от 23 декабря. Таких сбоев в тексте «характеристик» много. Например: «Ставил ставку по отношению к их игре».