Антитроцкистская направленность ленинского «завещания»

Ленин определенно указывает на объект своей критики — «критики партии» (они же «судьи партии»).

Ленин никого не называет конкретно, в статье «О нашей революции» он использует для их обозначения термин «наши Сухановы». Сталин к «критикам» и «судьям» партии не принадлежал. Он сам был критикуем и «судим» ими. Перечень проблем, по которым Ленин ведет спор с «нашими Сухановыми», исключает предположение, что среди них Ленин имел в виду Сталина. Среди таких критиков и «судей» одно из первых мест принадлежало в это время Троцкому.

«Нашим Сухановым», считал Ленин, «совершенно чужда мысль о том, что при общей закономерности развития во всей всемирной истории нисколько не исключаются, а, напротив, предполагаются отдельные полосы развития, представляющие своеобразие либо формы, либо порядка этого развития», им «и не снится, что иначе вообще могут делаться революции». Считается, что Ленин в данном случае полемизирует именно с Н. Сухановым, бывшим видным меньшевиком, по поводу его книги «Записки о революции», а также вообще с меньшевиками и западноевропейскими социал-демократами («героями II Интернационала») по вопросу о закономерности и перспективах социалистической революции в России[1287]. Конечно, и с ними тоже, но, судя по всему, не только с ними.

Выяснить, кому еще адресовались ленинские возражения, позволяет текст самой статьи, в которой не раз встречается выражение «наши Сухановы». Что значит «наши»? Такая форма по точному смыслу слов проводит четкую грань между «нашими» и «ненашими» Сухановыми. Если «Сухановы» — это меньшевики, то возникает вопрос: как понять выражение «наши меньшевики»? Меньшевики либо находились в эмиграции, либо отошли от активной политической деятельности, либо продолжали подпольную антисоветскую работу, либо сидели в тюрьмах. Вряд ли Ленину важно было дискутировать с ними, если учесть, что он в это время предлагал использовать в отношении меньшевиков метод репрессий*. Те ли меньшевики имелись в виду, которые отошли от активной политической работы, сохранив верность своим политическим взглядам, и сотрудничали с Советской властью? Это возможно. Ведь Н. Суханов относился именно к этой категории. Убедить их в правильности проводимой большевиками политики — в этом был смысл, на это можно было тратить силы. Но в статье Ленин не только убеждает, он ведет дискуссию. Так ли ему важно было дискутировать с этой частью меньшевиков? Они уже не могли активно влиять на политическую жизнь страны или отказались от этих планов. Ленин давно прекратил с ними спор по поводу социалистической революции в России, который невозможно было выиграть словопрением. Точку в нем могла поставить только практика. Не из-за них Ленин стал диктовать этот текст, не для них предназначал свои аргументы.

Определяя политическую позицию «наших Сухановых», Ленин писал, что «социал-демократы» (значит, и российские меньшевики) стоят правее «наших Сухановых»[1288]. Следовательно, «наши Сухановы» ближе к большевикам, чем меньшевики! Этого нельзя сказать о меньшевиках, даже отказавшихся от политической борьбы и сотрудничавших с Советской властью, но идейно не разоружившихся. Кто же был ближе? Только те меньшевики, которые вступили в РКП (б), но так и не стали настоящими большевиками. Многих из них исключили в ходе чистки партии в 1921 г., но часть бывших меньшевиков осталась в РКП(б), пройдя через чистку. Не их ли имел в виду Ленин? Это возможно. Но скорее Ленин имел в виду не целый слой в партии, а каких-то известных ему деятелей, выражавших настроения и взгляды, близкие к меньшевистским, но политически более «левые». Известно, что после перехода к НЭПу и в условиях поражения революционных выступлений в других странах у части членов РКП(б) усилились пессимистические настроения относительно перспектив социалистической революции, что сближало их с меньшевиками. На XI съезде из 520 делегатов с решающим голосом 87 были выходцами из других партий, в том числе 46 бывших меньшевиков[1289], а на XII съезде из 408 делегатов с решающим голосом процент выходцев из других партий составлял 14,7%, из которых 55% — бывшие меньшевики[1290]. Таким образом, примерно 8—9% делегатов с решающим голосом на этих съездах были бывшие меньшевики. Троцкий был среди них не последним. В кризисный момент развития революции задача укрепления веры и сознания того, что дело, начатое в октябре 1917 г., не обречено на неудачу, что трудности, стоящие перед революцией, преодолимы, была актуальной для этих «наших» меньшевиков. В этом надо было убеждать тех, кто, даже среди большевиков, недооценивал возможности российского крестьянства в социалистической революции, кто не понял, что НЭП есть тактический маневр, позволяющий обеспечить победу социализма над капитализмом в советских республиках, а оценивал его как «эволюцию», «перерождение», «термидор». Тех, кто предлагал НЭП экономический дополнить НЭПом политическим. Тех, кто судьбу российской социалистической революции связывал исключительно с победой мировой пролетарской революции. С ними можно было спорить, их нужно было постараться переубедить. Поэтому у Ленина было достаточно оснований тратить на них свое время и силы, нарабатывать дополнительные аргументы для ведения дискуссии и политической борьбы с такими настроениями и взглядами. Вот в отношении с ними нужна была дискуссия, как с товарищами по партии. В 1921—1922 гг. Ленин не раз оспаривал их взгляды и оценки. Видимо, их он и назвал «нашими Сухановыми».

В руководстве партии такие настроения и взгляды тоже имели место. Их открыто демонстрировал Троцкий, который мог оказывать реальное влияние на партию и ее политический курс. Возможно, именно о нем думал Ленин в первую очередь, диктуя «записки о Н. Суханове»**. Во всяком случае среди тех, кого Ленин мог иметь в виду, Троцкий был самой известной и крупной политической фигурой. К Троцкому вполне могли относиться ленинские упреки в нетворческом отношении к марксизму, в недопущение мысли о возможном отличии форм и порядка развития от схем, создававшихся применительно к условиям западноевропейских стран, в боязни (или неумении) «отступать от немецких образцов», в «рабской подражательности прошлому», в «понимании марксизма до невозможной степени педантски», в непонимании «решающего в марксизме... именно его революционной диалектики», а также в непонимании и игнорировании указания Маркса о желательности соединения рабочего движения с крестьянской революцией, «могущей создать революционную обстановку». Ленин называет «бесконечно шаблонным» положение, которое не раз звучало в выступлениях Троцкого, о том, что «мы не доросли до социализма, что у нас нет... объективных экономических предпосылок для социализма»[1291]. Его публичные заявления Ленин не мог оставлять без ответа.

Эта критика Ленина могла быть ответом на недавнее крупное публичное выступление Троцкого на IV конгрессе Коминтерна, в котором он, как было показано выше, отстаивая свою прежнюю схему, ставил российскую социалистическую революцию в полную зависимость от мировой и рисовал перспективу, которая, по сути, мало чем отличается от меньшевистской[1292]. Разница у Троцкого и меньшевиков в том, что меньшевики не верили в близость революции, спасающей Советскую Россию, а Троцкий допускал возможность новой революции в ближайшее время, но не видел никаких перспектив у российской революции в случае, если мировая революции задержится. Конечно, Троцкий левее меньшевиков, как и «наши Сухановы», в оценке Ленина. «Знаменатель» же у них общий — и у Троцкого, и у «наших Сухановых», и у меньшевиков, и у «героев II Интернационала» — отрицание у российской революции необходимых для победы внутренних сил.

В центре внимания последних писем, записок и статей Ленина («О кооперации», «О нашей революции», «Лучше меньше, да лучше») находится прежде всего вопрос оценки перспектив социалистической революции. Все намеченные им реформы имеют смысл только при положительном ответе на вопрос о перспективах «нашей революции». В «статье» «О нашей революции» Ленин писал: «Нам наши противники не раз говорили, что мы предпринимаем безрассудное дело насаждения социализма в недостаточно культурной стране. Но они ошибались в том, что мы начали не с того конца, как намечалось по теории (всяких педантов), и что у нас политический и социальный переворот оказался предшественником тому культурному перевороту, той культурной революции, перед лицом которой мы все-таки теперь стоим»[1293]. Уверенность в успешном построении социализма неоднократно высказана Лениным в «статье» «О кооперации». «При условии полного кооперирования мы бы уже (курсив наш. — B.C.) стояли обеими ногами на социалистической почве»[1294]. Трудно реализуемое, но не невозможное условие. Завершая свою последнюю работу «Лучше меньше, да лучше», Ленин развивает аргументацию, которая направлена против оценок Троцкого перспектив социалистической революции в нашей стране.

Известно, что Ленин и Троцкий по-разному смотрели на трудности, с которыми столкнулась революция. Троцкий считал их проявлением органической слабости изолированной пролетарской революции, поэтому их нельзя преодолеть, опираясь на ее внутренние силы. Ленин, как диалектик, считал, что трудности в революции неизбежны, что революция, преодолевая трудности, развивается. В статье «Лучше меньше, да лучше» он писал: «Наш теперешний быт соединяет в себе в поразительной степени черты отчаянно смелого с робостью мысли перед самыми мельчайшими изменениями.

Я думаю, что иначе и не бывало ни при одной действительно великой революции, потому что действительно великие революции рождаются из противоречий между старым, между направленным на разработку старого и абстрактнейшим стремлением к новому, которое должно быть так ново, чтобы ни одного грана старины в нем не было.

И чем круче эта революция, тем дольше будет длиться то время, когда целый ряд таких противоречий будет держаться»[1295].

Расхождения с Троцким в этом главном политическом и теоретическом вопросе у Ленина в течение 1921 — 1922 гг. нарастали все больше и больше, достигнув к концу политической деятельности Ленина максимальной дистанции. Эти разногласия предвосхищали борьбу по принципиальным вопросам теории и практики социалистического строительства в СССР, развернувшуюся в последующие годы.

* Красноречиво о позиции Ленина в этом вопросе говорят его письма Д.И. Курскому (20 февраля 1922 г.) «О задачах наркомюста в условиях новой экономической политики», письмо в Политбюро (22 февраля 1922 г.) о гражданском кодексе РСФСР, письмо Молотову (23 февраля 1922 г.) в связи с делом Рамзина (февраль 1922 г.), с делом Рожкова (декабрь 1922 г.) (Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 44. С. 396–403; Т. 54. С. 319–320).

** Меньшевизм Троцкого, не только прошлый, но и нынешний, не был ни секретом, ни запретной темой в это время. Ярославский, вспоминая о своей последней беседе с Лениным 14 декабря 1922 г. (Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 471), рассказывал, что Ленин спросил у него: «А какие у Вас отношения с Троцким? Не было ли у Вас с ним столкновений когда-нибудь резких?» Получив утвердительный ответ, Ленин проявил большой интерес к ним. «Я рассказал Ильичу, — продолжает Ярославский, — как однажды напомнил Троцкому о его меньшевистском прошлом». Выслушав, Ленин заявил: «Да Вы же его меньшевиком назвали, ха-ха-ха! Этого он Вам никогда не простит! Нет, Троцкий таких вещей не забывает» (Известия ЦК КПСС. 1990. № 4. С. 189). Ленин оказался прав. Ярославский был, пожалуй, вторым после Сталина человеком, на которого Троцкий излил позднее потоки брани.