Производственный роман

У ангелов чернеют крылья,
И страсть глаза туманит пылью,
Когда тебя в столовой вижу,
Когда сажусь к тебе поближе.

Твои прекрасные глаза
С упрёком говорят: "Назад!
Куда полез? Ведь ты – женат.
Иди домой и жуй шпинат".

И плавно так ведёшь плечом:
Мол, «мы здесь вовсе ни при чём...»
Остановись! Ведь я – женат!
Иду домой... Жую шпинат...

 

Совет в стиле сонета

Хочешь жить спокойно и счастливо,
Быть невозмутимее слона?
Раздави любовь свою, как сливу,
Если безответная она.

Разыгрались страсти дикой серной?
Не томись ты ревностью в ночи:
Раствори любовь в кислотах серных,
Пусть она навеки замолчит.

Перестанут, наконец-то, сниться
Эти сумасшедшие ресницы
И плеча волнующий изгиб.

Позабудь скорее взгляд небрежный.
Утопи себя в трудах безбрежных.
Не сумеешь – всё: считай погиб.

Умение убеждать

 

По ночам ко мне приходит... совесть.
Хлопает с укором по плечу.
– Я не виноват, – шепчу я. – То есть,
Если виноват, то лишь чуть-чуть.

А причём здесь я? Так получилось!
Устоишь тут! Сами хороши!
Слушай, совесть, скройся – сделай милость,
Дай поспать. Не мучай. Не души...

Совесть слушает.
Вздыхает.
Исчезает,
Растворяясь дымкой над окном.
Я же, как змея, в кровать вползаю,
И счастливым забываюсь с-с-сном.

 

***

Чем больше смотришь в зеркало, тем больше веришь Дарвину...
КВН, 1994г.

Мир соблазнов привлекает
Нас порою.
Нам теперь дороже Рая –
Хлеб с икрою.

Не спасёт ни крест, ни книжка…
Всем известно:
Победить в себе мартышку
Бесполезно!

 

 

Философ на прогулке

Первый шаг –
это первый шаг
ко второму шагу,
который, в свою очередь,
также является
первым шагом
к последующему шагу,
несмотря на то,
что последующий шаг
является третьим шагом
относительно первого шага
ко второму,
который,
как было сказано выше,
является первым шагом
к третьему...

Ой! Где это я?!

 

Детство атеиста

В стране, где я вырос,

не было бога…
Зато было детство.

В школу дорога.
Мир необъятный

в зачитанных книжках.
Девочки в бантиках.

Злые мальчишки.
Драки. Без крови.

Почти понарошку.
Вспомню, и кажется –
был бог немножко
в этой огромной

безбожной стране,
что растворилась

словно во сне…

***
Опять я недоволен сам собой!
Я стал похож на старую машину.
А ведь горел когда-то, рвался в бой,
И покорял вершину за вершиной.

Но где-то спёкся, упустил момент.
Теперь и злюсь, и завистью болею.
Я не актёр, не врач, не президент
(о чём, конечно, сильно сожалею)

Я раздражён! О как же мне стерпеть
То лето знойное, то ветреную осень...

А стоит ли о чём-либо жалеть?
Ведь мог я... не родиться вовсе.

Птицемышь

 

Однажды птице надоело
Летать меж туч бродягой нищей:
Понять легко такое дело –
В бескрайнем небе мало пищи.

Решить проблему! Сбросить крылья!
Скорее вниз, в тот мир прекрасный,
Где птичьи коготки прорыли
Нору в земле – там безопасней,

Зимой – тепло, кормушка рядом,
Скворцы не мучают весною,
А летом – не заденет градом.
И осенью дождём не смоет.

Довольна птица. С видом важным
Гуляет в парке по дорожке.
Увидит где пакет бумажный –
Несёт домой, хранит в нём крошки.

След самолёта взор не ранит.
Забыла, что летала выше.
И в небеса давно не тянет,
Зачем? Спокойнее жить мышью.

 

Каравелла «Диван»

Чем дольше я живу в своей каморке,
Тем больше размышляю о морях:
Себя я вижу канониром зорким
На легендарном крейсере «Варяг»,

Полярником, Челюскинцем замёрзшим,
Что жил во льдах и славу отыскал,
Чей закалённый дух алмаза твёрже,
Несокрушимей айсбергов и скал.

Помимо сложных путешествий водных,
Себя я вижу с рюкзаком в лесу:
Искателем, певцом красот природных,
Охотником на волка и лису.

Ковбоем с раскаленным пистолетом.
Индейцем с разукрашенным лицом.
Агентом, что способен сигаретой
Расправиться с коварным подлецом.

Как Робин Гуд – стреляю я из лука.
Как Дон Кихот – бросаюсь на людей.
А ночью контрабандой промышляю.
С утра герой, но вечером – злодей.

Гуляю по пустыне и саванне.
В портах всех стран бросаю якоря…
Но чаще – я валяюсь на диване,
Мечтая о бушующих морях.

Пускай за горизонтом мир прекрасней!
Останусь я при мнении своём,
Что на диване, всё же, безопасней
Преодолеть и лес, и водоём.

 

Приют мой, дом и крепость…

***
Поэзия!
Приют мой, дом и крепость,
Иллюзия бессмертия и… дно.
Прошу тебя лишь только об одном!
Не дай мне за шедевр
принять нелепость
И самомнением испортить полотно,
Где словом я рисую, словно краской,
Другую жизнь, похожую на сказку.

Поэзия!
Я – твой безумный мистик,
Я царь и раб любви и красоты.
Бегу к тебе, сжигая все мосты.
А ты
      в ответ
            махни хотя бы кистью,
Хоть подмигни, чтоб пыл мой не остыл.
Чтоб смог я сделать рифмой,
словно краской,
И нашу жизнь
чудесней всякой сказки.

 

Слушая стихи

С неба льются незримые нити.
Это звонкие нервы поэта
Серебрят тишину. Уловите
То ли дрожь, то ли отблески света,
Что ложатся нежнейшей пастелью
На бездушные чёрные дыры.
Вдруг покажется – тленное тело
Хоть на миг, но взлетает над миром,
Над погостом в цветении вешнем,
Над счастливыми и над убогими.
И не ясно ещё, кто сильнейший
В этой вечной войне с биологией.

В жизни много страданий разных
Упаси боже в горести лечь костьми.
Переливы согласных и гласных –
Хрупкий мост над пугающей вечностью,
Где трепещут незримые нити:
То ли смех, то ли стон – уловите.

 

Ловушка

Всё начинается с игры…

Ты прочитал стишок на праздник
Про торт и баночку икры.
Успех! Всех рассмешил, проказник.

Поверив в собственный талант,
Ныряя в шумный гул оваций,
Почувствовал: «Да я – атлант!
Я – мастер страстных декламаций!»

Но рассосались к ночи гости.
Затих и смолк весёлый бал.
И рифмы в горле встали костью,
Когда ты понял, что пропал.

Пиши теперь! О том… об этом…
О звуке, что в строке скрипит…
Сбылись мечты – ты стал поэтом,
Ну что, не рад уже? Терпи!

Как я пишу стихи

Как Пушкин, не хлещу я брагу
И не шепчу стихи, как Фет –
Упав спиною на бумагу,
Я превращаюсь в трафарет.

Распластан, я лежу на белом
Шершавом ватманском листе
И жду с надеждою несмелой
От вдохновения вестей.

Как кровь по венам – мысли в строчку
Бегут, куда-то ввысь маня.
А на бумаге, вся в цветочках,
Лежит проекция моя.

И небо кисточкой рассвета
Обводит контур слов моих…
Вот так, восторг и боль изведав,
Я создаю свой новый стих.

 

***
Учёный спорил с молодым поэтом
О зарождении галактик и планет:
– Доказано! Взрывалось что-то где-то...
– Не соглашусь! – упорствовал поэт.

– Вы утверждаете,– смеялся астрофизик,–
Что ни причём ни атом здесь, ни квант?
– Конечно! – отвечал поэт. – Мне близок
Другой – альтернативный вариант:

Сидит на небе озорной мальчишка
Планету выдувая, как пузырь...
– О нет! – вскричал учёный. – Это слишком!
Я падаю! Несите нашатырь!

… Проспорили почти что до рассвета.
Устали оба. Вышли отдохнуть.
А над землёю, в звёзды разодетый,
Загадочно искрился Млечный Путь.

 

Он исчезал в необъяснимой бездне,

В тумане звёздной пыли и комет.

Задумался учёный: – Интере-е-сно.

– Какая красота! – сказал поэт.

 

Самый первый поэт

Тот первый человек, отбившийся от стаи,
Терзавшей плоть убитого слона,
Не сожалел, что мяса не досталось,
А, глядя в небо, промычал: «М-м-м! А-а-а!»

На небо засмотревшись, так и помер,
Забыв что в стае надо пить и есть…
Зато среди поэтов – первый номер!
Зато теперь стихи на свете есть…

Небесный стихоход

Хороший фильм «Небесный тихоход»!
А у меня – небесный СТИХОход:
Идут,
Идут,
Идут стихи на небо –
Планетам и кометам на потребу.

И где-нибудь на краешке вселенной,
Услышан, прозвучит мой голос бренный.
И тишину разрежет, словно бритва,
Вся в рифмах, безответная молитва…

 

А на земле останется бумага

С размазанными пятнами чернил.

И люди скажут про меня: «Бедняга!

Старался, но вершин не покорил».

 

Но верю я – среди миров далёких,

Где кружат звёзды стайкою мальков,

Витает вместе с ними, дымкой лёгкой,

Счастливая душа моих стихов.

 

Стихи и каша

Сказал мне как-то строгий литератор,
Читая мой лирический экспромт:
– Ты пишешь, парень, слишком нудновато,
Неинтересно пишешь, не о том.

Кому сейчас нужны твои страданья,
Твое распухшее от боли «Я»?
Искусство отражает Мирозданье,
Рисует в душах формы бытия.

Пиши стихи, полезные отчизне!
Теперь не модно «be ore not to be».
Кричи о бедах современной жизни,
С плеча всю Правду-матушку руби!

Твой личный мир весьма микроскопичен
В масштабах зарождения планет.
Твой писк любовный – вовсе неприличен…
И что я мог сказать ему в ответ?

Душе моей восставшей не прикажешь,
Она мой разум бедный строчкой рвёт.
Не ел я устриц, и пишу – о каше,
В ней тоже вдохновение живёт.

Не спорю, тем поэзия сильнее,
Чем ярче, интересней жизни путь.
Ведь гению с вершины гор виднее
Раздоров наших вязенькая муть.

С блокнотом гений странствует по свету.
Он мир страстей собою испытал.
Его стихи подобны искрам света,
Что Прометей за жизнь свою отдал.

А я? Что вижу в жизни многократно?
Что лирою своей могу воспеть?
Дорогу до работы и обратно?
Строений серых каменную клеть?

А дома – всемогущий телевизор
Пороками штампует слабый мозг.
До самого я опускаюсь низа,
И разум мой расплавлен, словно воск.

Одна отрада – даль полей в окошке,
Горящий в пыльных сумерках ночник,
Подруга, что свернулась рядом кошкой,
Бокал вина и стопка мятых книг.

Но всё же долг поэзии отдам я!
Свой путь среди забвения ища,
Не буду громыхать о Мирозданье,
А стану петь о близких всем вещах.

Изображу кусочек жизни нашей.
Стреляя буквой в лист, как пулемёт,
Я сочиню высокий стих о каше.
Кто сможет – аллегорию поймёт.

––––––––––––––

В полях под небесами зрела гречка
И мнила чем-то важным и большим.
А люди в доме растопили печку –
Повис над крышей коромыслом дым.

Крестьянская семья ждала обеда,
А гречке молодой хотелось жить.
Но мудрый ветер тайну ей поведал,
Что долг её – малюток накормить.

Смирилась гречка, с полем попрощалась,
Ступая на алтарь своей судьбы…
А дети в доме кашей восхищались
Из гречневой разваристой крупы.

 

Живые буквы

 

Прежде чем стихи
стали классикой,
Чьими-то они
были жизнями.
Чемпионом кто-то был
по гимнастике,
Кто-то торговал
хной и джинсами.

Кто-то сыном был,
кто-то – дочкою.
Время съело их.
Но, поверьте мне,
Стали буквами они,
стали строчками –
Вот такая разновидность
бессмертия.

 

***
Мне казалось – чем больше стихов,
Тем добрее становятся люди.
Тем свободней душа от грехов,
И не вязнут желания в блуде.

Но пока я купался в мечтах
И слагал бесполезные строчки,
Кто-то вырастил злобу и страх,
Кто-то бить стал в лицо и по почкам.

Взяв дубину, топор и кастет,
Человек с человеком сшибся...

Неужели, мой бог, я ошибся
И спасенья в поэзии нет?

 

Поэт и революция

 

                     

До:

 

Граждане, милые, что же творится?!

Всюду сереют убогие лица.

Робкие взгляды, дрожащие души –

Рабский ошейник вам шею не душит?

Эй, поднимайтесь же, сонные слизни,

Пусть засияют борьбой ваши жизни!

 

Будьте как солнце, в зените палящее!

Будьте как трубы, как пушки палящие!

Будьте хмельными свободными скифами!

Будьте легендой, овеянной мифами!

Станьте хоть чем-нибудь: сложным, простым –

Только не прахом! Не словом пустым!

 

Смейте, дерзайте, страстью пылайте,

Силу вселенной в себе познавайте!

Диких восторгов прорвите плотину,

Смойте сердец ваших ржавую тину!

Пусть пьяным боцманом небо взревёт:

"К чёрту швартовые! Полный вперёд!".

 

После:

 

– Господи, усмири этих безумцев!

 

 

Солдат и Лорка

– Сегодня ночью, на задворках,
Я расстрелял Гарсию Лорку.

 

Плохой, скажу вам, был поэт.
С трудом прочёл его сонет

И вам признаюсь, не тая,

В нём ничего не понял я.
К чему все эти слёзы, стоны?
Стране нужны солдат вагоны!

 

Хотя, возможно, я не прав.
Зато я смел, красив и брав!
Целую девушек в уста,
Щиплю за мягкие места,
И пусть стихов я не пишу,
Зато я пью, живу, дышу…

Так, рассуждая в кабаке,
Солдат с винтовкою в руке
Мадерой совесть заливал.
А через день – на фронт попал.
И в первом же бою пропал.

 

Но всё же смог понять он Лорку,
Когда в крови лежал под горкой.
А тот – пришёл, пропел свой стих.
Солдат заплакал и… затих.

 

Любой поэта понимает,

Как только смерть приобнимает.

 

 

Жуть

 

Поэтам часто снится жуткий сон:

Всё в бронзе – руки, ноги, голова.

Кто прикоснется – слышится лишь звон.

И как из таза медного – звучат слова.

 

А там и слов не будет – стой себе

На пьедестале чёрного гранита.

Одни промолвят: «Изобрёл велосипед».

Другие скажут, что не всё пропито.

 

Проснуться хочется, да вот беда – нельзя:

Завален ты лавровыми венками.

Стихи забытые – на облаке висят…

Зато из бронзы человек – стоит веками.

 

 

***
Не знаю почему, но вижу я
Себя средневековым лесорубом:
Ночую в хижине, что спряталась в овраге,
А днём веду войну с дремучим лесом.

Играя мышцами, несу топор тяжёлый.
Иду туда, где сыро, где темно.
А знаете, зачем врубаюсь в чащу?
Чтоб солнца стало больше на земле!

А вечером сажусь за стол и плачу
От непонятной и немой тоски.
Ведь я почти расчистил путь для неба,
Но снова застит свет корявый ствол.

… Проходит ночь. Прохладен влажный воздух.
В окно, сквозь пыль, пробился первый луч:
Ведь это я пробил ему дорогу,
И значит – не напрасна жизнь моя!

 

Слова

Рисует мне память простые слова:
Калитка, дорога вдоль поля, трава,
Желток одуванчика в бездне зрачка,
Цветок белой бабочки в сетке сачка,
Упругость удилища, вспышка блесны,
Далёкое солнце далёкой весны…

Как счастье, как сон – этих образов суть,
Мы с них начинали свой жизненный путь.
Но глупое детство уходит от нас,
И мы пополняем словарный запас:
Учёба, работа, карьера, жена,
Тетрадка стихов, что в ночи сожжена,
Налог, индексация, взнос, профсоюз,
Простуда, ангина, люмбаго и флюс,
Постель, коридор, два зажима, пинцет,
И самое страшное слово в конце.

Затем тишина…
Но однажды войдёт
Бродяга в твой дом опустевший. Найдёт
Листок обгоревший, в листочке – слова:
Калитка, дорога вдоль поля, трава,
Желток одуванчика в бездне зрачка,
Цветок белой бабочки в сетке сачка,
Берёзовой рощи зелёный доспех
И вечный, из детства прозрачного, смех…

После вдохновения

 

Следами птичьими по снегу
Танцуют буквы на бумаге.
Ныряя в творчество с разбега,
Слова вздымаю, словно флаги.

Рисую счастье глубже неба.
Не кисточкой – порывом страстным.
И раздаю, насущней хлеба,
Картинки сердца людям разным.

Взлетела песня до орбиты.
А вдохновение – уплыло.
Теперь лежу пустой, разбитый,
И думаю: «Что это было?»

 

***

Я раздал себя людям до точки.
Не осталось меня. Не ищите.
Мои строчки – любимые дочки.
Не побрезгуйте ими, прочтите.

Пусть судьба бьёт меня своей палицей,
Стану лучше писать я от этого.
Вам не надо страдать и печалиться,
То удел и призванье поэтовы.

Он раздаст себя людям до точки.
А исчезнет – в стихах след ищите.
Его строчки – любимые дочки.
Не побрезгуйте ими, прочтите.

 

Точка

 

По снегам бумаги белой

Вязью вьётся слов цепочка –

Мыслью дерзкой, сильной, смелой

Полыхает в сердце строчка.

 

О любви и тайной ласке

Сочинил я сказку ночкой.

Только жаль, что даже сказка

Завершается вдруг – точкой.

 

Не хочу мириться с этим!

                           Между прочим,

Сказку можно завершить

                           Многоточьем…

 

 

***
Мыслей моих
дредноуты
Взмыли,
летят
над рифами.
Я заполняю пустоты
и
Плачу
на мостике
рифмами.

Лопасть
шинкует
край облака,
Пушка
бьёт в чёрные
дыры,
Сердцем
раскаченный
колокол
Звон
разливает
над миром.

И воспаряют
дредноуты,
К небу,
обиды
круша,
Чтоб не зияла
пустотами
Чья-то
живая
душа…

 

***

Поэзия – это

Одно их доказательств

Существования

Души.