2020-05-25
130
(А если честно – всё та же)
Как же неожиданна и непредсказуема наша жизнь! Оглянешься назад – и не верится, что всё это было.
С детства я любила читать «умные» книги и думать о безграничной Вселенной: представлять – что там? И фантазировать... Уверена была, что «взрослая» жизнь обязательно будет связана с космосом. Но сложилось иначе и неожиданно – Кировский пединститут, физический факультет... И опять неожиданность, но какая приятная – станция наблюдения искусственных спутников Земли! Кто же мог знать в ту пору, что ночные бдения у телескопа останутся самым романтическим воспоминанием на всю долгую и такую непредсказуемую жизнь. Романтика! Столько всего было... Что бы вспомнить поинтереснее? Вот одна типичная картинка из прошлого.
Представьте себе изумление непосвящённого, встречающего на полутёмной боковой лесенке института живописную группу рабочей смены ИСЗэшников, поднимающихся на крышу. Впереди – длинный Куковякин в огромном тулупе и валенках сорок последнего размера. Следом – я или, например, Лена Новокшонова, обе ростом ему по пояс, но в тулупах и валенках того же размера (а других‑то не было...). Под мышкой у всех – карты звёздного неба. Все весело щебечут на непонятном жаргоне о прохождении, точках, Гринвиче, БМТ, ТЗК... Но нам некогда думать о произведённом впечатлении, торопимся на работу...
В нетерпеливом ожидании замираешь, прильнув к объективам бинокуляров... Про себя молишься – только бы не наплыло случайное облачко, не подпустила бы дыма противная мебельная фабрика, не проходила бы трасса спутника низко над горизонтом или рядом с яркой Луной!
После прохождения – короткая яростная борьба за обладание лучшим местом возле стола и нужной картой, спор, – чьи точки точнее, и новое прохождение. В перерыве можно сбегать обратно – вниз, в рабочие кабинеты станции, где заботливый Афраим Сайфуллович заварит крепкого вкусного чаю. Когда работа на всех объектах окончена, предстоят новые важные дела: обработать трассы, снять и уточнить координаты и, как апофеоз, закодировать и отправить сообщение в вычислительный центр «Космос» Академии наук СССР. Иногда, если факс не работает, в 5 утра сбегать до Главпочтамта и обратно. А напоследок – святое дело – побродить по ночной институтской крыше (было это категорически запрещено и оттого манило отчаянно и дарило невероятной остроты ощущения). Романтика... Хотя мы, студенты, романтики этой и не замечали – обычная работа.
А станционный фольклор – стихи и песни наших физиков‑лириков?! Чего только не было. Например, анекдоты о том, как какой‑то новичок радовался, что отработал на группе очень ярких звёзд, а потом никак не мог найти их на карте, потому как это вовсе и не звезды были, а огни телевышки в Гагаринском парке. Или байки про то, как горе‑наблюдатель увлечённо ставит «точки», а его «спутник», весело чирикнув и взмахнув крылышками, летит в обратном направлении, щёлкая клювиком.
А какие были люди и, опять же, какие неожиданности. Ну кто бы мог предположить, что наша милая и обаятельная Лена Сергунина станет уверенной дамой‑деканом, Николай Бахтин – многократным лауреатом премии Сороса, а несерьёзные (тогда) мальчики – солидными директорами школ... И только один человек всегда останется неизменным и незаменимым – Евгений Иванович Ковязин. Всегда спокойный, невозмутимый и рассудительный, несгибаемая опора станции и астрономического кабинета. А ведь непросто было ему с нами подчас! Ведь ИСЗэшники, как правилo, народ были не простой, творческий, непредсказуемый, а с таким контингентом работать не всегда легко, сами понимаете! Но интересно!
Впрочем, и со мной сыграла судьба неожиданную шутку. Работали мы на станции по гринвичскому времени, это было «фишкой» станционников, которой, что там говорить, любили мы щегольнуть. Кое‑кто из наших мальчиков (Серёжа Куковякин, Дима Кирилов, Саша Слобожанинов) даже устанавливал свои часы по Гринвичу. И кто мог знать тогда, что через каких‑то...дцать лет (секунды во вселенском масштабе!) уже мне придётся жить по этому самому времени в реальной жизни и даже почти на самом Гринвическом меридиане. Проходит он как раз рядом с городом Линкольном в Великобритании, где теперь мой дом. Сбылась и когда‑то заветная мечта детства – увидеть таинственный и загадочный Стоунхендж. А ещё мне посчастливилось побывать в доме, где родился и вырос Исаак Ньютон, и даже постоять под яблоней (той самой!) в надежде, что c дерева что‑нибудь упадёт и я тоже открою какой‑нибудь основной закон природы... Но яблокам был «не сезон», да и яблоня, если честно уже «не та самая», а выращенная из её семечка дальняя родственница. Дом великого ученого находится в нашем графстве Линкольншир. Да, теперь у меня целых три (!) земляка‑космонавта – Виктор Савиных, сотый по счету землянин, побывавший на орбите, Хелен Шармен, первый британский астронавт, чья бабушка родом из Линкольншира, и Майкл Фоэл, родом из местного городка Лауф. Так что и мы тут на Линкольншире к освоению просторов Вселенной тоже причастны. А ещё под Новый год мы даём себе обещания – резолюции. Моя New Year resolutoin‑2006 – вступить в местное астрономическое общество!
Но... Нам не дано предугадать... А может быть, к лучшему, что не дано?
Душа не хочет забывать
Н. В. Бахтин
Я работал на станции наблюдения ИСЗ заместителем Е. И. Ковязина совсем недолго, ровно год – с августа 1982 по август 1983 года.
Именно в этот год Евгений Иванович ездил в командировку на Кубу. И во время его отъезда начал сходить с расчетной орбиты один из советских спутников. Из Астросовета Академии наук одна за другой стали приходить телетайпограммы, иногда не по одной в день. Сообщалось, что объект может светиться так сильно, что окажется возможным даже дневное наблюдение за ним. Предлагалось организовать работу станции так, чтобы можно было проводить наблюдения круглосуточно.
Естественно, был пересмотрен график работы студентов, на станции постоянно находились несколько наблюдателей. Но, как будто специально, в том феврале 1983 года ни днем, ни ночью «не было неба», стояла весьма пасмурная погода. И все же, когда спутник «благополучно» упал на землю, мы получили благодарность Астросовета Академии наук СССР за постоянную готовность станции к наблюдениям.
А еще вспоминается то, что в тот год пришлось провести много экскурсий на станцию для школьников.
Однажды вечером пришел 10‑й класс 16‑й школы с учительницей физики Л. А. Рябовой и классным руководителем М. П. Яровой. Майя Петровна была учителем истории, ни с какими приборами ей работать не приходилось, и оказалось, что Луну «вооруженным глазом» она в БМТ увидела впервые. Ребята уже не по одному разу посмотрели во все бинокуляры на разные небесные объекты, а Майя Петровна как «припала» к Луне, так и не могла оторваться. Вид нашего естественного спутника в БМТ так ее поразил, что ребятам чуть не силой пришлось уводить ее с наблюдательной площадки. После работы на станции я перешел на преподавательскую работу в авиационный техникум, а потом, когда при техникуме открылся Вятский технический лицей, – туда. И, пока станция существовала, я приводил сюда на экскурсии своих студентов и лицеистов.
Конечно, умом понимаешь, что визуальное наблюдение за спутниками –морально устаревший метод, но душа никак не хочет мириться с тем, что нашей станции больше нет. Так и хочется перефразировать классика: «Наблюдатели всех лет, объединяйтесь!».
Мы ставили последнюю точку
В. Тимшин
Впервые я пришел на станцию в День открытых дверей в апреле 1985 года. Нас, желторотых десятиклассников, повели знакомить с обсерваторией и с самой станцией (экскурсию проводила С. Христолюбова). Понравилось и заинтересовало все и сразу, тем более что в школе увлекался астрономическими наблюдениями. Поэтому когда в октябре 1985 года мой однокурсник М. Распопин сказал, что уже записался на станцию, я без колебаний сделал то же самое. С этого момента все и началось…
Нам повезло. Мы были предпоследним набором и еще успели поработать и проникнуться особым духом станции. Вспоминаю своих первых наставников: Елену Домнину, Васю Токмакова, Елену Гущину, Валю Фоминых…
И хотя работы постепенно становилось все меньше, мы старались поддерживать жизнь станции. Приходили на смены, прибирались (хлопали чехлы кресел, мыли полы, окна и стены, боролись с насекомыми), общались. Постепенно количество смен сократилось до одной, которая в 1988–1991 годах продолжала нести постоянную вахту на станции. В нее входили Светлана Христолюбова, Екатерина Перминова, Михаил Распопин, Вадим Тимшин. Затем к нам присоединились Лена Новокшонова, Лена Борисова, Паша Башмаков, Дима Скурихин. Станция поистине стала нашим вторым домом. И когда бывшие станционники приезжали в институт и заходили к нам в гости, они с радостью говорили: «Станция жива!». А встреча с нашими старшими товарищами всегда была праздником. Ничего, что с некоторыми мы были совсем незнакомы (мы о них были наслышаны, о некоторых ходили легенды, например, о С. Куковякине), нас объединяла станция. Они делились своими впечатлениями о работе в школе, вспоминали свою студенческую жизнь, работу на станции. Мы старались показать им, что дело, начатое ими, живет.
Свободного времени становилось все больше, и мы на станции освоили киносъемку на узкопленочной кинокамере. Инициатором этого дела выступил Миша Распопин. Я выступал в роли режиссера. Затем к нам присоединился Паша Башмаков. Был снят документальный фильм о работе на нашей станции. Его показывали и на днях открытых дверей, и при выступлениях в школах области. К сожалению, найти этот фильм до настоящего времени не удалось. Снимались и шуточные сцены из жизни и быта станционников. Эти кадры сохранились.
В последние годы был создан станционный журнал, где каждый мог писать все что захочет. Идея и кураторство журнала принадлежали мне.
А как мы отмечали дни рождения, праздники!.. Как ходили в походы! Какие пели песни! Какие темы обсуждали! Все это, безусловно, отразилось на нашем мировоззрении, на нашем образе жизни.
Станция! Как много ты нам дала. Это восхищение звездным небом, это отличная жизненная школа, это верные друзья, это приобщённость к чему‑то великому и непостижимому! И даже сейчас, спустя много лет, выходя вечером на улицу, инстинктивно поднимаешь голову вверх и ловишь себя на мысли о том, что вот только что ты ответил на вопрос: «Небо есть?». И сейчас, показывая звезды дочерям, в мыслях обращаешься к тем временам, к юности, к станции, к своим товарищам и друзьям и думаешь: «Как же мне повезло! Как здорово, что в моей жизни была станция!».
Нет, последняя точка еще не поставлена! Мы преодолели лишь какой‑то этап. А точки мы будем ставить каждый раз, взглянув на этот бесконечно манящий звездный мир. И все повторится снова…
Всё помнится
Т. Клочкова (Неганова)
В кружок наблюдателей ИСЗ я пришла на втором курсе (1966/67 учебный год). В нём занимались многие из моих однокурсников – студентов двух групп физиков: Светлана Рыкова, Борис Блинов, Володя Тукмачев, Саша Рычков, Афраим Ситяков, Сима Кайсин, Галя Матвеева, Галя Ворончихина. С других курсов помню Тому Находкину, Надю Кузнецову, Попова, Ваню Рычкова, Гену Суворова.
Руководили нами преподаватели: Юлия Петровна Братухина – начальник станции, Анатолий Семёнович Василевский – её заместитель. Они проводили теоретические занятия и готовили начинающих наблюдателей к работе.
Наблюдения вели с помощью трубок ТЗК. Из Москвы приходили телеграммы с указанием времени и координат двух точек траектории каждого спутника. Эти точки находили на карте звёздного неба, изучался соответствующий участок, и половина наблюдателей «вставала» на первую точку, а другая половина – на вторую. Замерев, ждали, когда первый обнаруживший спутник крикнет: «Идёт!» И тогда – не зевай: нужно было уловить характерное расположение спутника и ближайших звёзд, нажать на кнопку, чтобы хронограф на ленте зафиксировал точное время нахождения спутника в данной точке, и бежать к карте звёздного неба, чтобы отметить на ней эту точку.
На первых порах удавалось зафиксировать одну‑две точки, а опытные наблюдатели делали намного больше. Для начинающих самыми желанными были спутники «Эхо‑1» и «Эхо‑2», так как они двигались очень медленно и можно было тренироваться в отметке нескольких точек (поставив одну и найдя её на карте, успевали проделать всё это ещё несколько раз).
В паузах между прохождением спутников снимали координаты поставленных точек, чтобы в итоге свести всё в одну телеграмму и продиктовать все эти цифры по телефону, так как на станции тогда никакой передающей и принимающей аппаратуры не было, телетайп появился позднее (году в 1969). И, конечно, слушали радио «Маяк». Чтобы не замёрзнуть зимой на крыше, на открытой всем ветрам площадке, облачались в тёплые овчинные тулупы и огромные валенки.
Иногда небо затягивали тучи, срывая наблюдения. Тогда спускались вниз и спали до начала занятий на раскладушках прямо на станции. Но чаще, особенно зимой, до самого начала лекций вели наблюдения. Едва успевали умыться и привести себя в порядок до начала занятий.
Работа наблюдателей поощрялась тем, что лучшим вручались специальные значки «За участие в наблюдениях», выделялись денежные суммы, на которые в летнее время Ю. П. Братухина возила нас на экскурсии. Одна группа ездила в Ужгород, а я, Тома Находкина и Саша Рычков ездили в Крым, на Чёрное море, в конце июля 1968 года. Хорошо отдохнули, увидели много интересного, а в августе уже работали на станции, ведя наблюдения.
Коллектив наблюдателей был очень дружным. Вместе встречали Новый год на квартире у Ю. П. Братухиной, поздравляли юношей с 23 февраля, а женскую половину – с 8 марта. Чтобы хорошо и весело отдохнуть, выезжали на природу. Любимым местом было Чёрное озеро.
С апреля 1968 года и до окончания института (в 1969 году) я работала на станции наблюдения ИСЗ лаборантом.
Из старших наблюдателей помню семейную пару Труль. К моменту нашего появления на станции они уже окончили институт и работали, но приходили на встречу Нового года.
Другие направления работы станции
Е. И. Ковязин,
