Субстанция и субсистенция

  Проблемы концепта, эквивокации и переноса находились и в поле зрения другого знаменитого философа того времени Гильберта Порретанского.

Гильберт Порретанский (1085/90 – 1154) – современник Гильома из Шампо, Петра Абеляра, Бернарда Клервоского, ученик Ланской и Шартрской школ. В Шартре он долгое время (1126–1137) был канцлером. С 1141 по 1147 г. Гильберт – магистр в Париже, с 1142 г. до кончины – епископ Пуатье. Он был участником собора в Сансе (1140) в качестве оппонента Абеляра в диалектических диспутах, однако весьма уважавший его Абеляр, проходя мимо, предостерег его стихами Горация: «Дело дошло до тебя, если дом загорелся соседний». И, действительно, обличитель Абеляра Бернард Клервоский на Парижском соборе 1147 г. выдвинул обвинения в ереси уже против Гильберта за различение идей Бога (Deus) и Божественности (Deitas), которое вело, по его мнению, к четырехипостасности Бога, задевая один из основных христианских догматов – о Троице. Однако диспут проходил иначе, чем во время слушания «дела» Абеляра, и положение Гильберта не было затронуто. Гильберту принадлежат три произведения: «Комментарии к теологическим трактатам Боэция», «Комментарии к Псалмам» и «Комментарии к Посланиям ап. Павла».

Гильберт провел фундаментальное различие внутри субстанции. Всякая вещь, полагает он, такова, «какой она является» или «что она есть» (quod est), «благодаря чему-то», что делает ее таковой (quo est). Первым такое деление произвел Боэций, но у Гильберта оно стало основанием для его анализа вещи как особого рода единичности. Вещь, какова она есть, – не «чтойность» или сущность вещи. Скорее она – «этость» вещи. Сущность вещи не отвечает на вопрос, реальна ли вещь, поскольку можно знать сущность некоей вещи, но не знать, существует ли она. А вот «этость» свидетельствует о ее реальности, поскольку «это» существует. Существование – знак конечной реальности, сущность – свидетельство ее возможности. «То, каковой является вещь», Гильберт называет субсистирующим, т.е. имеющим место сейчас, а «то, благодаря чему вещь такова» – субсистенцией, реальность которой обнаруживает субсистирующее.

Структурирование субстанции обусловлено двумя важнейшими для Гильберта терминами – «конкретность» и «сингулярность», связанными, как и у Абеляра, с идеей концепта. Концепт у него есть чувственно-интеллектуальное «конкретное целое», поскольку вещь изначально рождается как некий качественный состав, который благодаря отличительному признаку задает определенный тип бытия этой вещью. Человек, например, есть тот, каков он есть, благодаря человечности, камень – благодаря каменности. Эйдосы Платона у Гильберта исполняют функции дифференций, способствующих прояснению того, что проистекает из того факта, что человек все же – не только человек, но философ, грамматик, разумное, душа и плоть. Сингулярность «того, благодаря чему вещь существует», – необходимый вывод из образующейся с помощью этого основания определенной возможности для реализации вещи. Каждое основание сингулярно и представляет численно одну «естественную конкрецию». Рациональность, например, не только создает нечто рациональное, но и одну разумную вещь, поскольку она – одна. Введение идеи сингулярности обусловливает двойственную природу не только Христа, но и человека как такового. В том смысле, в каком человек – уникальное единичное бытие, он индивидуален. В том смысле, в каком он – универсальное бытие, он сингулярен, поскольку состоит из бесконечного множества составляющих его статусов, которые сходятся к некоему порождающему его ядру.

Гильберт представил иной тип эквивокации, чем Абеляр. В любом предмете, полагал он, есть два основания: общие с другими предметами и собственные. Эквивокация разных типов зависит от их правильной дистинкции. Два рациональных утверждения в зависимости от правильного выяснения оснований могут быть оба истинными или оба противоречивыми. Определение человека как разумного смертного животного верно, но не менее верно и то, что идея воскресения дает новое основание для истинного, т.е. бессмертного, человека.

С точки зрения Гильберта, этот пример показывает шаткость любого человеческого определения. Высказывание «человек бессмертен» означает неразрывность его души и тела, «человек смертен» – признание их разрыва. Статус человека меняется в зависимости от его греховности, потому определение его как разумного смертного животного относится к области естественного знания, но не теологического. Прачеловек, таким образом, был чистой возможностью. Это в самом деле «Божий человек», где термин «Божий» употребляется в переносном смысле – в смысле произведения его Богом, тогда как остальные люди были порождены людьми. Возможности переносных смыслов выражены Гильбертом и термином «трансляция», как у Абеляра, и термином «трансумпция» (перестановка), который входил в то время в науку о тропах (тропологию).

Благодаря идее перестановки Гильберт нашел важнейший инструмент для различения собственного основания от общего. Для теологии, например, истинно, что Бог Отец, Бог Сын и Бог Дух Святой – один Бог, в то время как для естественного знания утверждение «Платон – человек и Сократ – человек – один человек» ложно. В выражениях «Бог есть» и «человек есть» экзистенциальный смысл «есть» применим только к Богу. В естественном знании этот глагол употребляется в качестве функции, означающей, как вещь есть – человек благодаря человечности, камень благодаря каменности. Когда о тварной вещи говорится в экзистенциальном смысле, то очевидно, что этот смысл есть перестановка, есть перенос с Творца на творение. Это, по Гильберту, есть подлинный пароним: когда нечто перенимает имя от другого нечто, имевшего к нему отношение. При этом не обязательно даже условие разности падежных окончаний или суффиксов, о чем говорил Ансельм. «Есть» при переводе из теологии в естественное знание оказывается сразу и паронимичным, и эквивокативным. Пароним обнаруживает себя как частный случай эквивокации. Экзистенциальный смысл высказывания «человек есть» может быть правильно интерпретирован, только если «есть» понимается как пароним от сущности, которая предицировала Бога в высказывании «Бог есть». Очевидно, что проводя структурирование субстанции, Гильберт пытается решить и проблему сотворения, которое заставляет субсистенцию присутствовать в вещи так, чтобы в ней оставалось нечто от того, от чего она произошла.