2020-05-21
345
Как показывают наблюдения и специально проведенные исследования, режиссерская игра более успешно разворачивается с опорой на неоформленный материал, который именно в силу своей неконкретизированности легче наделяется игровым значением в смысловом поле игры. При этом спектр возможных игровых значений получается несравнимо шире, чем в случае игры с сюжетной игрушкой, где ограничителем фантазии ребенка выступает ее внешний вид.
Наблюдение за ребенком, скажем, перебирающим пуговицы, или странно расставляющим и передвигающим шахматы на доске, вряд ли позволит сказать, что мы имеем дело с игрой. Со стороны такая деятельность будет оценена скорее всего, как предметная игра, свойственная детям более раннего возраста, или же игра-экспериментирование. На самом деле это может быть полноценная сюжетная игра. Чтобы в этом убедиться, бывает достаточно спросить у ребенка, чем он занят, и в ответ вполне можно услышать: «Я играю». И тут выясняется, что у того ребенка, который передвигает пуговицы, самая красивая большая пуговица –это королева, из одинаковых позолоченных пуговиц подобрана свита, а рядом нежно-белая – принцесса, к которой едет принц, на роль принца выделена металлическая пуговица с необычным узором, некогда красовавшаяся на одежде старшего брата. У другого ребенка шахматные фигуры превращаются в человечков и «ходят» по шахматной доске, но не по общеизвестным шахматным правилам, а друг к другу в гости, гуляют, катаются на «конях» и тому подобное.
v Еще одно из проявлений режиссерской игры – это ее переход в форму игры-фантазирования.
Этот переход свойственен всем сюжетным играм, но если сюжетно-ролевая игра продолжает существовать в форме диалога (классический пример –описанная Л.Н. Толстым игра-путешествие в коляске, сделанной из кресла, накрытого платками), то режиссерская игра внешне просто исчезает. Пожалуй, один из наиболее замечательных примеров такой игры приведен в дневниках В.С. Мухиной, где описано, как ребенок, расставив вокруг себя игрушки, тихо лежит среди них около часа, не притрагиваясь к ним и не производя никаких внешних действий. На вопрос, встревоженной мамы: «Что ты делаешь? Ты заболел?» – отвечает: «Нет. Я играю». «Как же ты играешь?» – «Я на них смотрю и думаю, что с ними происходит».
Здесь игра-фантазирование берет свое начало от режиссерской игры, которая все более и более отрывается от своей вещной, предметной основы и переносится в умственный план: «под влиянием пережитого или прочитанных книг дети разыгрывают в воображаемом плане различные путешествия, приключения любимых героев, исторические события и т.д., почти не совершая внешних действий. Так на основе внешней игры с материальными предметами складывается идеальная игра.
v Еще одна из специфических форм рассматриваемой игры – режиссерская игра с опорой на рисунок.
Наблюдать такую игру, скорее всего, приходилось многим. Самый наглядный и знакомый пример: мальчик-дошкольник сидит над листом бумаги, никого не замечая и увлеченно озвучивая свои действия: «Бах! Бдж-ж-ж-ж… Та-та-та!.. Бу-бух!..». А на листе тем временем появляются траектории выстрелов, над танками вздымаются столпы огня, за хвостами самолетов тянется клубящийся дым…
Подобные игры военной тематики хорошо знакомы, они наблюдались у детей и десятки лет назад, и в наше время. Правда, современные варианты режиссерской игры с опорой на рисунок подобной тематики все чаще напоминают компьютерные варианты «стрелялок». Пусть это и не самый лучший игровой сюжет, но сам факт игры здесь совершенно очевиден. Такая игра может не «озвучиваться» ребенком вслух, может не быть наслоения изображений (когда последующие события рисуются просто «поверх» изначально нарисованных), сам рисунок может быть вполне красивый и ровный, но тем не менее игра будет присутствовать в нем.
Поскольку начать такую игру ребенок может только при наличии у него изобразительных средств, то вполне естественно, что первыми с ней столкнулись специалисты, изучавшие изобразительную деятельность дошкольников.
Наиболее ярко этот феномен был описан Н.П. Сакулиной, разделяющей рисование сюжетное (передача в рисунке связного сюжетного содержания, выражаемого речью и имеющего игровой характер) и предметное (передача в рисунке изображений предметов). Эти два типа рисования наблюдаются у детей уже с 3-4 лет, но особенно ярко проявляют себя к 4-5 годам. Их описание дано Н.П. Сакулиной настолько образно и точно, что стоит привести его полностью.
Однако расценивать сюжетное рисование как изобразительную деятельность не вполне корректно, поскольку мотивом ее является не изображение. На это указывает то, что по окончании подобного рисования получившийся рисунок уже не представляет для ребенка никакой ценности («дети рисуют с большим увлечением, но как только завершают рисунок, часто выбрасывают его», или в других случаях то, что он все-таки имеет для ребенка самостоятельную ценность, но при полном осознании того факта, что как рисунок он «получился плохо», т.е. подобный «рисунок» имеет для ребенка уже иную ценность: не своей внешней («изобразительной») формой, а своим внутренним содержанием, пережитым в процессе того действия, которое было организовано на листе.
Итак, это не изобразительная деятельность, т.к. изобразительная задача здесь ребенком не ставится и не решается, а вот характеристике игровой деятельности она соответствует полностью. Во-первых, в ней присутствует игровой мотив, являющийся критерием игровой деятельности по А.Н. Леонтьеву. Ребенок рисует не ради изображения как такового, а ради того игрового действия, которое получает свое воплощение не только в рисунке, но и в экспрессивной речи, рассказе о происходящих событиях. Во-вторых, в такой деятельности всегда присутствует условная (мнимая) ситуация (критерий игры по Л.С. Выготскому), что также позволяет расценивать данную деятельность как игру.
Поэтому не всякий «плохой» рисунок следует расценивать как плохой: если вместо того, чтобы подкорректировать эту примитивную, на первый взгляд, деятельность, привнеся в нее «педагогический момент», взрослый поинтересуется у ребенка, что здесь происходит, то можно услышать увлекательнейший сюжет, который разворачивается на листе.
Итак, в режиссерской игре с опорой на рисунок предметные средства игры, т.е. своеобразные «игрушки», создаются ребенком путем графического отображения их на листе бумаги в зависимости от желаний, фантазии и потребностей самого ребенка.
И так же как обычную режиссерскую игру ребенок может затеять с большим числом игрушек-персонажей (солдатиков, кукол, «семей» в «многоквартирном доме» и т.п.), так и число образов-персонажей на листе может быть ограничено лишь фантазией ребенка, поскольку «неумещающихся» на листе персонажей он свободно домысливает и включает в сюжет игры «на равных», как и воображаемых персонажей в обычной игре. На уровень развития игровой деятельности будет указывать умение ребенка принять условную игровую ситуацию и успешность действия в ней.
Таким образом, учет многообразия форм проявлений режиссерской игры, внимательное отношение к реальной деятельности детей, ее оценка не только по внешним проявлениям, но и на содержательном уровне, позволят не допустить неоправданного удаления из системы детской деятельности ее подлинно развивающих видов и дальнейшей подмены их тренинговыми вариантами дидактических игр или обычными занятиями.
