2020-06-12
173
На левой стороне южного двора мы видим большое сооружение длиной 85 метров. Войдем в него. Как только спустимся по вертикальной шахте в его подземную часть, то попадаем в небольшую камеру, облицованную гранитом. Она также связана с таинственными обрядами хеб‑седа. Об этом красноречиво говорит рельеф в коридоре, расположенном рядом с ней. Почти обнаженный (на нем лишь легкая набедренная повязка) фараон бежит непомерно большими шагами, он едва касается земли пальцами ног, так стремительны, легки и энергичны его движения. В правой поднятой руке его – плеть, символ власти, в другой он сжимает золотой футляр для документа о праве наследования престола; голова увенчана бутылкообразной короной Верхнего Египта. Над Джосером летит сокол, держащий в когтях крестообразный знак «анх» – символ вечной жизни. Несмотря на то что эта погребальная камера ложная и фараон никогда не был погребен в ней, она, как настоящая, снабжена утварью и припасами, необходимыми, по представлениям древних египтян, для загробной жизни.
К востоку от этой гробницы расположено несколько галерей и кладовых. Чего только в них нет! Сосуды из алебастра, глиняные кувшины, различные сундуки и ларцы, балдахин с шестами, покрытыми листовым золотом…
Стены этих подземных помещений облицованы прекрасными фаянсовыми изразцами зеленовато‑синего Цвета. Верхний фриз их изображает стилизованные метелки связок тростника, таким образом, и здесь орнаментика имеет символическое значение. Можно было бы надолго задержаться, рассматривая подземный склад и чудесные вещи, хранящиеся в нем, но время не ждет, и нам необходимо спешить. Быстро поднимемся вверх, и вот мы снова на южном дворе.
В юго‑западном углу его расположено небольшое здание – заупокойный храм, также связанный с ложной могилой. Верх его украшен выразительным фризом из приподнявшихся уреев – священных змей. Они как бы охраняют покой ритуального здания. Рядом находится еще одно помещение, в нем фараон отдыхал и переодевался в промежутках между различными церемониями праздника сед. Сюда же приходили к нему «главные колдуны Дома жизни», то есть ученые писцы, знатоки древних обрядов и хранители традиций, желая ему провести миллионы хеб‑седов. Повернувшись вправо, мы видим все пространство южного двора, за которым мощными уступами встает центральное сооружение всего комплекса – пирамида. Высота ее значительна – 61 метр. Еще раз удивляешься гению зодчего Имхотепа!
Первоначально усыпальница Джосера была задумана, как и все гробницы предыдущих фараонов, в виде большой квадратной мастабы. С востока перед ней было устроено одиннадцать шахт глубиной более тридцати метров. От каждой шахты на запад под мастабу шел длинный коридор. Первые пять этих подземных галерей, обшитые деревом, ведут к захоронениям членов семьи Джосера, остальные служат кладовыми. Здесь были погребены женщины и дети, в том числе ребенок восьми‑девяти лет. Умершие находятся в деревянных, умело сделанных гробах. Они все покрыты листовым золотом, пластины которого прикреплены к основе золотыми гвоздиками. Затем гробы были помещены в алебастровые саркофаги, поставленные на ножки из известняка. В кладовых и погребальных помещениях размещено множество предметов: сосуды из алебастра и диорита (около сорока тысяч!), деревянные и инкрустированные фаянсовыми вкладками ларцы, медные и костяные орудия, сердоликовые бусы, золотые браслеты с самоцветами…
Когда эти погребения были уже совершены, Имхотеп понял, что из‑за монументальных стен, окружающих комплекс, верх мастабы не будет виден. Это, очевидно, и привело его к мысли увеличить высоту центрального сооружения. Вначале он задумал построить что‑то вроде четырех, поставленных друг на друга, мастаб, причем для большей устойчивости сделать стены их наклонными. Работа была почти закончена, когда зодчий решил увеличить строение еще на два уступа. Для этого пришлось несколько передвинуть на запад центр образовавшейся пирамиды, поэтому ее верхняя площадка находится не совсем точно над погребальной камерой владыки Египта. Окончательные размеры основания достигли теперь 125X115 метров.
Но вернемся к южному двору, на котором мы пока находимся. В нем поставлены на определенном расстоянии друг от друга два крупных фигурных камня, похожих в разрезе на русскую букву «В». Это своеобразные меты, около которых фараон поворачивал во время своего хеб‑седного бега. Промерив шагами промежуток между ними, мы видим, что бег этот представлял собой достаточное испытание физических сил. А ведь мы не знаем, учитывалось ли время при таком пробеге. И сколько требовалось по ритуалу сделать кругов?
С востока южный двор имеет целый комплекс небольших храмов, или молелен, как их называют некоторые исследователи. Они выстроены в два ряда. Всматриваясь в помещенные в них рельефы, мы видим, что один ряд святилищ посвящен богам Верхнего Египта, другой – Нижнего. Это понятно. Считалось, что на праздник сед прибывают божества из всех религиозных центров страны. Поэтому‑то, участвуя в одних обрядах хеб‑седа, фараон надевает красную корону, в других – белую, то есть выступает соответственно в роли владыки Нижнего и Верхнего царств, при исполнении наиболее значительных обрядов его голову украшает двойная корона объединенного Египта. Привезенные статуи богов ставятся перед молельнями, и фараон приносит каждому божеству полагающуюся жертву.
Если бы мы могли оказаться здесь во время празднования хеб‑седа Джосера, сколько интересного и странного, на наш взгляд, увидели бы в эти дни! Вынос большого штандарта Вепуата – бога – «открывателя путей», оглашение царского указа о льготах и подношениях различным храмам, обряд очищения фараона водой, ритуальный бег и другое…
Уже покидая хеб‑седный двор, мы видим большую платформу, на которую ведут две лестницы. На ней стоит большая скульптурная группа: фараон со своей женой и двумя дочерьми, царевнами Ипетка и Хетепхерхети. Их малые пирамиды находятся у северо‑восточного угла главной.
Мы проходим непосредственно вблизи от основания пирамиды и попадаем на другой двор. На него выходит фасад Южного дворца, а в следующем дворе стоит Северный дворец. Как и в хеб‑седном (юбилейном) комплексе, эти здания были связаны с символикой объединенного, но состоящего некогда из двух царств государства. Фасады обоих дворцов украшены четырьмя полуколоннами и двумя пилястрами, но полуколонны Южного дворца увенчаны капителями в виде двух крупных листьев лотоса, ниспадающих по обе стороны ствола, – один из символов Юга, а в декоровке Северного дворца мы видим эмблему Севера – папирус с его характерным трехгранным стволом и раскидистой верхушкой. Над дверями построек идет фриз с орнаментом «хекер» – стилизованная передача в камне связанных метелок тростника.
Сделав еще один поворот, мы оказываемся у северной стороны пирамиды. Здесь к ней примыкает заупокойный храм фараона с входом, обращенным на восток. Это обычная практика всех древнейших погребальных помещений в Древнем Египте: покойный должен смотреть на восток, то есть навстречу восходящему солнцу. Но вскоре после времени Джосера происходят какие‑то кардинальные изменения в этих воззрениях (по крайней мере в отношении личности фараона). В последующих пирамидах вход обращен на север. Подземная камера теперь сооружается так, чтобы в нее проникал световой луч, направленный на альфу созвездия Дракона, являвшуюся в то время полюсом мира. Очевидно, тогда возникает новая религиозная концепция, согласно которой дух усопшего владыки Египта возносился к Полярной звезде. Разобраться в тонкостях египетской теологии времен Древнего царства мы можем еще не всегда.
Перед входом в заупокойный храм натыкаемся на небольшое странное помещение. Войдя в него, мы видим вертикальную стену, в которой на уровне глаз находятся небольшие отверстия. Если проникнуть за эту стену, то можно увидеть прекрасную статую Джосера в ритуальном одеянии, выполненную из известняка. Левая рука его лежит на коленях, правая прижата к груди. Глаза, переданные вставками из цветного камня, смотрят на нас спокойно и отрешенно. Волосы, ниспадающие большими прядями на плечи, окрашены в черный цвет, поверх них пестрый с продольными полосами платок, один из атрибутов царского сана. Борода уложена в особый футляр. К этой статуе стоит присмотреться внимательнее, это древнейший из известных нам портретов в истории человечества. Кстати, именно религиозные представления древних египтян и вызвали необходимость создания портретной скульптуры. Для благополучного существования покойного в загробной жизни были необходимы два условия: ему требовалось регулярно получать заупокойные жертвы (еду и питье), его тело должно оставаться в полной сохранности (отсюда развитие бальзамирования). Но если вдруг тело все‑таки не сохранится? Вот здесь‑то и должна была сыграть свою роль статуя (или бюст), помещавшаяся в гробницу. Дух покойного в таком случае переселяется в изображение. А чтобы душа усопшего не могла ошибиться, эта статуя или бюст должны быть похожи на него, то есть иметь портретное сходство! Вот почему именно в искусстве Древнего Египта мы находим столь раннее развитие портрета (конечно, понимавшееся тогда несколько своеобразно). Такие изображения считались одухотворенными особой жизненной силой, существующей извечно. Они сочетают в себе живую индивидуальность с ритуальной отвлеченностью.
Но эта статуя Джосера, однако, первоначально служила другой цели. Во время хеб‑седа ее выносили из помещения, где она хранилась, и ставили на особом возвышении под навесом. Поэтому фараон изображен здесь в хеб‑седном одеянии. После его смерти статую поместили в этой часовне, а напротив глаз ее сделали отверстия, чтобы дух покойного владыки мог смотреть на приносимые ему жертвы и магически получать их.
Портик заупокойного храма не производит на нас особого впечатления, хотя он и облицован прекрасным известняком каменоломен Туры. В нем три двери, отделенные друг от друга двумя отрезками стен. По бокам их стоят каннелированные колонны на простых базах, вместо капителей – простые абаки.
Мы входим в храм и сразу же попадаем в коридор, обходящий восточную, северную и западную стороны здания, так как оно имеет прямоугольную форму. Все помещения в нем предназначены для совершения заупокойных церемоний, а центральная часть – для обрядов очищения фараона. Это два вытянутых прямоугольных зала; в полу у западного начинается ход под пирамиду. Он, конечно, сейчас плотно закрыт камнями. Если бы мы могли проникнуть в него, то добрались бы до глубокой (28 метров) шахты, ведущей в погребальную камеру. Это монументальное сооружение, облицованное плитами асуанского гранита. Вход в него закрыт цилиндрическим камнем‑исполином высотой около двух метров и весом три с половиной тонны. Такой своеобразный замок открыть нелегко, хотя мы, пришедшие из будущего, знаем, что грабители царских могил все‑таки сумели забраться и сюда. В камере находится тело фараона в величественном саркофаге.
Вокруг погребального покоя на различных уровнях расположены коридоры, ведущие в комплекс комнат и кладовых. Некоторые из них так и остались неотделанными, другие имеют великолепную облицовку из цветных изразцов с растительным орнаментом. Есть здесь и рельефы на стенах. Два из них изображают уже знакомый нам ритуальный бег, а на третьем видим царское шествие. Все помещения заполнены богатыми дарами покойному властителю.
Глядя на этот величественный архитектурный ансамбль, невольно начинаешь понимать древних египтян, считавших, что «Книга планов храма» спустилась к Имхотепу с неба в области к северу от Мемфиса. Они же считали, что после кончины знаменитый зодчий унес с собой на небо этот священный свиток.
Мы, однако, достаточно долго задержались в заупокойном комплексе Джосера, а нам необходимо поспешить, чтобы успеть застать Хемиуна при его посещении строительства. Двинемся быстро на северо‑запад, и через час мы уже оказываемся там.
Вид, представший перед нашими глазами, настолько отличается от привычного, известного нам по бесчисленным рисункам и фотографиям, что на мгновение мы теряемся. И это неудивительно. Нет ни знакомой с детства тройки грандиозных пирамид, ни Сфинкса. Знаком только далекий фон: розовеющие скалы и синие от теней ущелья ливийских гор с их золотящимися от солнечных лучей вершинами. Зато мы видим непривычное: гигантскую, постепенно поднимающуюся вверх насыпь, обходящую на высоте какой‑то огромный четырехугольник, канал, идущий от Нила и заканчивающийся большим водоемом, разбросанный город или поселок с правой стороны от постройки.
Приглядевшись, начинаем постепенно понимать, в чем дело. Ведь пирамиды Хафра и Менкаура (сына и внука Хуфу) еще не построены, да и сама великая пирамида находится еще в процессе воздвижения. Не может быть и Сфинкса, он будет создан лишь в царствование Хафра!
Хемиун, конечно, опередил нас, он плыл на своей барке по Нилу, а затем по каналу. Оттуда его принесли в паланкине. Сейчас он стоит на вершине большой скалы и внимательно следит за действиями на постройке. Отсюда действительно все хорошо видно. Незаметно присоединимся к его многочисленной свите и не спеша осмотрим развертывающуюся перед нами картину.
Место для великой пирамиды выбрано зодчим очень продуманно: на границе пустыни и орошаемых Нилом земель, на каменистой почве плато Ливийской пустыни, способном выдержать колоссальную нагрузку массы пирамиды. Почти рядом находятся карьеры, откуда берется известняк для ядра памятника; облицовочные плиты гранита привозятся по Нилу из каменоломен Асуана (это почти тысяча километров от Мемфиса). Очень тщательно были проведены и измерения для ориентации сторон пирамиды по сторонам света, это имеет важное культовое значение.
Хемиун не знает, что он не увидит свой грандиозный замысел завершенным, что он скоро умрет. Дело продолжат его помощники, но им не хватит ни таланта, ни опытности старого зодчего. Поэтому усыпальница будет несколько перекошена, и горизонтальные ряды кладки в северо‑восточном углу окажутся на шесть сантиметров выше, чем в юго‑западном.
В центре всего комплекса – строящаяся гигантская пирамида. Она уже сложена приблизительно на две трети, но ни того вида, который мы видели на макете, ни истинных размеров не чувствуется. И это понятно! От водоема, где находится великое множество барок, лодок и лодчонок, тянется могучая, постепенно поднимающаяся вверх насыпь, или, говоря современным языком, аппарель. Она огибает своей верхней частью пирамиду и почти скрывает сооружение от нашего взора. По насыпи медленно движутся фигурки людей, объединенных в группы. Каждая хлопочет около своего камня – одни тянут деревянные сани, на которых он лежит, вверх, другие поддерживают сзади, чтобы они не заскользили вниз, третьи набрасывают впереди жидкий нильский ил – он служит смазочным средством, облегчающим передвижение. Каждый камень весит около двух с половиной тонн, но встречаются и гиганты до тридцати тонн. Всего на постройку Великой пирамиды пошло свыше двух миллионов трехсот тысяч таких блоков. Все они точно обтесаны бригадами каменщиков и плотно пригнаны друг к другу, никакого скрепляющего их раствору не применяется, но попробуйте просунуть хотя бы лезвие перочинного ножа между плитами – не выйдет! Неудивительно, что почти через пять тысяч лет современные туристы удивляются мастерству работы каменщиков и специалистов по укладке. А ведь в их распоряжении были только самые простые орудия… и человеческие мускулы!
Теперь, зная заупокойный комплекс Джосера, мы можем по достоинству оценить и замысел Хемиуна, и возросшее мастерство египетских строителей. Если во времена Имхотепа камень еще должен был подражать дереву, то здесь мы не увидим этого. Наоборот, зодчий использует камень во всех его возможностях и разновидностях: громадные известняковые блоки для тела пирамиды, розовый асуанский гранит для облицовки погребальной камеры и для глыб – запоров от воров, мокаттамский светлый известняк, великолепно отшлифованный, для покрытия стен коридоров, черный базальт для цоколя пирамиды и храмового двора…
Длина каждой стороны пирамиды равна 233 метрам, или 440 египетским локтям, высота ее должна по плану Хемиуна достигнуть 147 метров [9]. Мы не видим отсюда входа, он расположен на северной стороне и закрыт сейчас аппарелью. Под ней скрыто и многое другое: высеченные в скальной основе камеры – доки для священных солнечных ладей и заготовки для трех маленьких пирамид, под которыми будут захоронены царицы, и мастабы для дочерей фараона. Все это надлежит воздвигнуть Хемиуну в будущем, после завершения основного сооружения – Великой пирамиды, которой дано название – Относящийся к небосклону Хуфу.
Белое солнце беспощадно палит плато и копошащиеся на нем многие тысячи людей, невозможно жарко. Повсюду бегают ребятишки с кувшинами, полными нильской воды, и работающие ее жадно пьют. Конечно, и нам захочется освежиться, но делать это никак нельзя. В водах великой реки находятся крошечные черви, глисты, вызывающие опасную болезнь – бильгарциоз, или шистосоматоз. Эти паразиты, проникающие в кровь человека и поражающие кишечник, почки и печень, а также переносчики трахомы мухи – основные бичи древних египетских тружеников.
Пока Хемиун беседует с архитектором, надзирающим за постройкой верхней погребальной камеры, мы спустимся с холма вниз, чтобы осмотреть верхний, то есть находящийся около пирамиды храм, предназначенный для заупокойного культа Хуфу. Нижний, расположенный около Нила, еще не выстроен, да и дорога, ведущая к нему, пока только намечена. Работы в этом огромном комплексе так много, что трудно представить, как все это держится в памяти главного царского зодчего.
Спустившись вниз и оглянувшись на оставленную нами скалу, мы понимаем, что она‑то и послужит скульпторам и архитекторам будущего царствования Хафра основой для гигантского изваяния Сфинкса. Действительно, ее очертания очень напоминают фигуру лежащего льва с гордо поднятой головой. Недостает только вытянутых вперед лап. Позднее они будут пристроены архитектором.
Верхний храм Хуфу обнесен массивной стеной, в ней сделан проход, соединенный с будущей Дорогой к нижнему святилищу. Фасад здания оформлен почти так же, как и в комплексе Джосера, но здесь две простые колонны, поддерживающие притолоку, уже стоят свободно, без подпорных отрезков стен. Пройдя через этот вход, мы вступаем в большой, окруженный портиками двор. Он вымощен большими, прекрасно отшлифованными базальтовыми плитами. В глубине его Хемиун расположил зал с двумя рядами колонн. Они высечены из темного гранита и четырехугольны в разрезе, их кажущаяся простота и монументальность создают впечатление торжественности, вечности и покоя. Этого‑то и добивался царский зодчий. За залом находится молельня с культовыми статуями фараона. Он изображен в коротком переднике и с полосатым клафтом на голове. Глядя в жесткое волевое лицо Хуфу, высеченное из великолепно отполированного диорита, трудно себе представить, что пройдет совсем короткий, по представлениям историков, период времени, и эти произведения искусства будут уничтожены так тщательно, что археологи не найдут даже маленького осколка от них. Более того, не останется вообще ни одного изображения этого могучего и жестокого фараона, кроме небольшой статуэтки из слоновой кости, уцелевшей каким‑то чудом.
Из двора храма по обеим сторонам идут проходы в кладовые, где будет сосредоточено все необходимое для иной жизни царя. Можно себе представить, какие здесь будут нагромождены сокровища! В конце первого коридора мы видим выход во двор Великой пирамиды.
Особенно много Хемиуну пришлось потрудиться при обдумывании плана внутренних помещений пирамиды. Он менял его три раза.
Вначале он, как и делалось раньше, думал поместить погребальную камеру в толще скалистого массива, на котором должно быть воздвигнуто гигантское сооружение. Это помещение и было высечено, поэтому от входа на северной стороне пирамиды (расположенного на высоте 15 метров) галерея шла вниз. Но затем зодчий изменил решение, он устроил новую усыпальницу уже в толще тела строения. По мере того как шло строительство, в голове Хемиуна зрел новый, еще более величественный план. Он решил использовать это второе помещение для статуи царя, принимающей жертвы (вспомним замурованную статую Джосера). Выше его он замыслил расположить настоящую погребальную камеру (теперь уже на высоте 42 метра от поверхности). Для этого пришлось вести от второго коридора обширную галерею, идущую под углом вверх, в конце ее находится маленькая передняя, а за ней – величественная заупокойная камера. Ее‑то и начинают сейчас строить.
Присоединившись снова к Хемиуну, мы видим, что пол этого помещения уже готов, воздвигаются его стены. Зодчий прекрасно понимает, что на эту пустоту в центре искусственной горы будут давить огромные массы каменных блоков. Чтобы избежать возможного провала в этом месте, он задумал соорудить над плитой, венчающей царскую усыпальницу, ряд пустот в виде высокого колодца, покрытого сверху двумя гигантскими монолитами, образующими, как стропила, мощную треугольную крышу. От погребальной камеры под углом пойдут две узкие (15x20 сантиметров) отдушины. Это пути, по которым будут в нужное время устремляться вверх, к небу, души фараона.
Среди многочисленной свиты Хемиуна мы замечаем высокого худощавого человека лет сорока. По висящему у его пояса письменному прибору понимаем, что он один из многочисленных писцов строительных работ. Спокойный взгляд его устремлен на пирамиду, он о чем‑то сосредоточенно думает и не принимает участия в хоре льстивых похвал, которыми присутствующие наперебой осыпают Хемиуна. С этим человеком нам предстоит встретиться еще раз.
Вскоре, однако, все разговоры смолкают. К приезду главного зодчего надзиратель работ приурочил большое событие – водружение саркофага фараона на полагающееся ему место. Дело в том, что саркофаг (первый, внешний из трех гробов, в которых будет покоиться тело) настолько велик и массивен, что поместить его в уже законченную пирамиду невозможно. Поэтому его вносят или, вернее, втаскивают сейчас, пока не воздвигнуты стены усыпальницы.
Саркофаг представляет собой большой прямоугольный ящик, вытесанный из монолитного блока серо‑коричневого гранита. Он еще не отполирован, и кое‑где на поверхности видны следы от медных пил и кремневых сверл. Но работа скульпторов была столь искусна, что, когда надсмотрщик, промахнувшись мимо спины одного из рабов, задевает концом дубинки край саркофага, он звенит, как колокол.
Много веков спустя, в 1581 году, это удивительное свойство памятника случайно обнаружит французский посол Жан Палерн. С тех пор драгоманы охотно демонстрируют туристам за небольшую дополнительную плату звучание каменного чуда.
Провинившегося надсмотрщика тут же оттаскивают в сторону и, предварительно убедившись, что саркофаг невредим, дают тридцать ударов палкой. Наказанный, постанывая, занимает снова свое место под сдавленное хихиканье подчиненных. Работа продолжается.
Когда, наконец, саркофаг благополучно установлен в усыпальнице, Хемиун отбывает обратно в столицу. Воспользуемся этой паузой, побродим по погребальному комплексу и посмотрим хотя бы бегло, что делается вокруг.
Вот около аппарели лежат уже готовые к подъему, аккуратно вытесанные блоки известняка. На них видны нанесенные красной краской какие‑то надписи. Подойдем поближе и разберем скоропись: «Хуфу пробуждает любовь», «Сколь могуча Белая корона Хнум‑Хуфу». Такие тексты видны на многих плитах. Что же это значит? Но следующая надпись все объясняет: «Команда выносливых» – так это обозначения бригад каменщиков! А вот какой‑то старательный мастер сделал даже дополнительную заботливую надпись: «Этой стороной вверх!»
На запад и на восток от пирамиды идет строительство мастаб для приближенных фараона, в первом направлении заложено 64 таких гробницы, на восточной стороне воздвигается восемь огромных двойных мастаб. Одна из них особенно великолепна и уже запечатана: Около нее группа жрецов совершает заупокойную молитву, в ней покоится мумия перворожденного сына Хуфу от старшей царицы Мертйотес, наследного царевича Кауаба, умершего раньше отца.
Двигаясь дальше, мы попадаем в поселок согнанных сюда на работы крестьян‑общинников – масса наспех слепленных из кирпичей нильского ила лачуг, крытых тростником. Сейчас он пуст, трудятся здесь с раннего утра до темноты. Страшно подумать, каких нечеловеческих усилий, пота, крови и бесчисленных жизней требует воздвижение Великой пирамиды! Земледельцы привлекаются сюда по очереди из каждого нома на два‑три месяца, обычно когда завершены посев или жатва, в среднем около двух с половиной тысяч. Кормят их за счет царя, но, конечно, скудно.
Около одной из таких хижин мы видим кучку людей, скоро она вытягивается в похоронную процессию. Она невелика, сразу видно, что хоронят не знатного, а бедняка‑общинника. Труп, завернутый в грубое льняное полотно (он не бальзамирован – это слишком дорого), несут трое родственников‑мужчин. Четвертый держит в руках узкую дощечку, на ней выведены черной тушью» заупокойные формулы. Эта доска заменит покойнику и деревянный гроб, и каменный саркофаг. Вдова несет горшок с ячменной кашей и несколько сушеных рыб – жертвенные дары усопшему. Сзади идет группа женщин с распущенными по плечам волосами и исцарапанными в знак скорби лицами. Они громко причитают, воздевая руки к небу. Когда процессия достигнет границы строительства и пустыни, к телу прибинтуют дощечку и вместе с дарами зароют в песок. Сухой воздух пустыни и жаркое африканское солнце скоро сделают свое дело, и труп быстро станет естественной мумией без всякого бальзамирования.
По‑другому выглядит расположенный за стеной поселок архитекторов, скульпторов, писцов, надсмотрщиков и мастеров по обработке камня. Строительство такого размаха требует сложной и четкой организации работ, из‑за этого управленческий аппарат и корпус специалистов‑ремесленников достаточно велики. Они живут здесь постоянно, и поэтому дома их выглядят куда прочнее и уютнее. У очагов над приготовлением обеда хлопочут женщины – члены семьи, а у более высоких по рангу – слуги.
Сейчас самое жаркое время дня, и его величество, царь Обеих Земель Хуфу после обеда отдыхает в своем гареме, услаждая сердце плясками молодых танцовщиц. Хемиун уже прибыл в город, и, так как время до вечерней церемонии у него еще есть, он по пути домой заглядывает к скульптору, который готовит статую для его мастабы. Своих сопровождающих, кроме слуг и рабов, он уже отпустил.
Ваятель встречает знатного гостя очень приветливо, тем более что приходится ему дальним родственником по материнской линии. Изображение Хемиуна в полный рост почти уже готово. Царский зодчий долго смотрит на свой портрет, он ему нравится: есть должное величие, спокойствие, необходимая полнота тела. Правда, здесь Хемиун выглядит моложе лет на десять, но это не смущает ни исполнителя, ни заказчика. Он благодарит скульптора и отправляется домой. Но там его вместо отдыха ожидает неожиданное известие: чати просит главного зодчего царя немедленно прибыть к нему по неотложному, крайне срочному делу. Горестно вздохнув, Хемиун опорожняет чашу освежающего питья и снова садится в паланкин.
Главный сановник страны, усадив почтенного гостя в кресло, сразу же сообщает ему, что произошло неслыханное и ужасное: сегодня ночью мерзкие гиены пустыни, грабители, проникли в усыпальницу матери фараона, царицы Хетепхерес. Воры вскрыли саркофаг и унесли тело покойной, чтобы, распеленав мумию, обобрать все драгоценности, находившиеся на ней. В поиски отправлены лучшие столичные сыщики, в гробнице же остались только мебель и ларцы с украшениями. И он, чати, просит Хемиуна помочь ему советом. Первое – докладывать ли немедленно его величеству об этом святотатстве или повременить? И второе – когда обнаружат мумию, надо ли снова заделывать гробницу или лучше перезахоронить усопшую?
Хемиун хорошо помнит покойную царицу. Первая жена фараона Снефру, красивая и величественная… Как она умела потрясать систром[10] при богослужении, как пела! И вот теперь такое святотатство!
Подумав, царский зодчий отвечает чати: его величеству лучше пока не сообщать эти ужасные вести. Как можно сказать про злодейство, когда мумия еще не найдена и неизвестно, что с ней! Он напоминает чати надписи на заупокойных предметах: «Мать царя Верхнего и Нижнего Египта, Спутница Хора. Все, что сказано (его величеством), то и сделано для нее. Дочь бога от его плоти, Хетепхерес». И теперь фараон, приказавший достойно почтить усопшую, услышит, что его воля нарушена! Невозможно! Что же касается гробницы, то надо устроить новую, он подумает об этом. Негоже будет помещать почившую в оскверненное место!
