С неунывающими оборванцами госпожи Перетты

и которое утверждает старую истину:

“Не суй носа, куда тебя не просят!”

 

– Эй, Антуан! Поди доложи госпоже Перетте: верховой на дороге!

– К чему ж докладывать, Гюйо? Повеселись малость, чтоб через его шкуру можно было считать баранов, а лошаденку подаришь мне!

– А ну, погоди, старый кремень! – Гюйо присвистнул и сдвинул измятую шляпу на затылок. – Глянь‑ка сам: уж не вчерашний ли это рыцарь?

Антуан повозился, пошуршал ветвями.

– А и впрямь он. Не иначе, что‑то забыл у Арденнского Вепря! – Он поднялся, опираясь на палку. – Ты тут не намудри чего, пока бегаю к госпоже!

– Валяй, валяй, старик, да живей! – Гюйо встал на колено, оглядел свой отряд, залегший в кустах между деревьями, и вдруг решился: – Ребята, госпожа Перетта запоздает… Не зевать же нам снова: нападем все разом!

– Нападем, как же… – проворчал сосед Гюйо. – А с чем нападать‑то? Вот с этой дубиной или голыми руками?

– Да хоть голыми! Как все навалимся – тут и меч не поможет!

– Ой, а это вроде и не вчерашний, – раздался мальчишеский голос. – Это вроде тот… который белый.

– А и верно, парень. Похоже, Скиталец. – Гюйо задумчиво почесал под рубахой грудь. – Ежели не обманулись, нападать не резон, потому как он, говорят, таких, как мы, не обижает.

– Рыцарь‑то?

– Он, говорят, не как все.

– Да неужели отпустим?

– Ты еще сосунок, Луи, и не тебе покуда понимать, кто такой Белый Скиталец! Отпустим его с миром, только сперва выведаем, куда направляется и зачем.

– Ох, и поиграет же он на наших косточках, Гюйо! Не пора ли уносить ноги?

– Побереги ноги для своей Мари, Шалье, а от него тебе удирать не придется: первый он в драку не лезет.

Дорога пролегала прямая, неширокая. Зашло за тучу солнце – и легкий сумрак тотчас упал на лес и на дорогу. Стало тихо, слышался лишь глуховатый топот копыт. Напряжение возросло до предела. Один Гюйо казался спокойным. Он покусывал неровными зубами сорванную былинку и неотрывно смотрел на дорогу.

И вдруг монотонный топот замер. Прошла минута, другая – и в мертвой тишине раздался голос белого рыцаря:

– Ну, что же вы прячетесь? Выходите. Я с миром пришел в этот край.

– Пошли, ребята, – немного помедлив, сказал Гюйо. – Потолкуем.

На дорогу выскочило человек пять или шесть, остальные решили, что благоразумнее держаться в стороне.

Ближе всех к рыцарю стоял Гюйо – коренастый, конопатый парень лет двадцати пяти с крепкими жилистыми руками. Из‑под видавшей виды шляпы торчали прямые, давно нечесаные волосы. Большие серые глаза смотрели напряженно, но без страха. Неопределенного цвета безрукавка без единой застежки едва прикрывала грязную рубаху.

Своеволие местных дворян и особенно частые разбои Гийома де ла Марка Дикого Арденнского Вепря – заставляли крестьян, да и городских мастеровых тоже, покидать насиженные места и уходить в леса, где они объединялись в шайки, предпочитая голодную свободу полусытой неволе и непомерным налогам…

Белый Скиталец некоторое время рассматривал лесных людей через узкую щель над забралом, затем негромко спросил:

– Против кого же вы воюете, господа?

Гюйо обалдел, потом весело присвистнул.

– Господа! – Широко улыбаясь, он обвел взглядом товарищей, одетых в живописные лохмотья. – А мы и впрямь смахиваем на господ, а, ребята? Клянусь святым Мартином, это так! – Он замолчал, лицо его сделалось строгим. – А воюем мы против всех, сударь, у кого тугие кошельки и толстое брюхо. Сбежали сюда от обидчиков и отныне – люди вольные, как здешние птицы. Правда, рейнвейнским нас балуют нечасто, да и запах сочного рагу мы давно забыли… Ну, а куда направляетесь вы, сударь, прозванный Белым Скитальцем?

– Ого! – гулко прогремел голос рыцаря. – Оказывается, даже сюда долетели вести обо мне!

– Это не удивительно, сударь: вести бегают быстрее людей.

– Что верно, то верно. Так вот, вы спрашиваете, куда я направляюсь. А я и сам не знаю. – Он негромко засмеялся. – Ищу правду…

– Хэ, сударь! Это все одно, что искать вчерашний день! – Гюйо окончательно осмелел и подошел к рыцарю совсем близко. – Мы слыхали, сударь, будто вы сами ни на кого не нападаете.

– Это верно.

– Ну вот и ладно. С вами мы тоже не хотим ссориться. А уж коли не знаете, где что искать, так оставайтесь лучше у нас.

Неподалеку в лесу зашумело, раздался треск сухих сучьев, и через минуту на дорогу высыпало до полусотни таких же, как Гюйо, оборванцев во главе с молодой черноволосой женщиной.

– Ну, что? – спросила она у Гюйо.

– Да вот, толкуем, – отозвался тот. – Господин рыцарь едет, сам не знает куда. Хочу зазвать в наш отряд, госпожа Перетта.

Перетта встала рядом с Гюйо и обратилась к всаднику:

– Я много слышала о вас, храбрый рыцарь, и рада, что теперь сама вижу вас.

Белый Скиталец учтиво поклонился:

– Мое имя Уайт, сударыня. Я благодарю судьбу, что наконец встретил такого очаровательного командира!

– О, что вы, господин Уайт! – Перетта на мгновение смутилась: наверно, не так часто приходилось слышать ей подобные комплименты. – С времен великой Жанны немало женщин пыталось командовать, и очень часто у нас это получается лучше, чем у мужчин! – Она гордо взглянула на Гюйо и обратилась к Скитальцу: – Не согласитесь ли, сударь, отдохнуть у нас с дороги? Поедите с нами, подумаете, что делать дальше.

Рыцарь снова поклонился:

– Благодарю за приглашение, сударыня. Мы с моим преданным Тру с удовольствием воспользуемся вашей добротой.

Он легко оставил седло, похлопал Тру по гладкой шее и передал поводья мальчишке.

– А можно мне немножко проехать, сударь? – спросил тот.

– Не советую, сударь: он никого не признает, кроме меня – обязательно сбросит!

– Снимите же ваш шлем, господин Уайт, – посоветовала Перетта. – Неудобно в нем.

– Привык. – Скиталец немного помолчал и пояснил: – Пусть вас это не смущает. В присутствии людей я даже не поднимаю забрала.

– Почему? – Не получив ответа, женщина мельком взглянула на рыцаря и робко кивнула: – Да, да, я, кажется, слышала… Простите.

Окруженные со всех сторон веселыми оборванцами, они добрались до стоянки отряда и расположились на краю широкой поляны под старым дубом. Перетта дала распоряжение готовить ужин – “чем бог послал”, – люди тут же забегали по шалашам и землянкам, называемым здесь барсучьими норами, о чем‑то шептались, спорили, но делали все быстро и умело. Затем она обратилась к Уайту с той же просьбой – остаться в отряде, – поскольку он сам по себе, ни у кого не служит и никому ничего не должен. Уайт отказался, пояснив это тем, что собирается повесить меч на стену и не прикасаться к нему больше никогда. Это удивило Перетту.

– Мое оружие принесло много бед, сударыня, – тихо пояснил Скиталец. – В Бретани и Мене остались десятки жертв. Однако теперь я будто обрел иное зрение, почувствовал в себе отрадные теплые вихри. И отныне, когда вижу доброту, душевность, мир кажется мне просторнее и краше…

В лагере неожиданно возник переполох. Госпожа Перетта поднялась навстречу говорливой толпе и строго спросила, в чем дело. Голоса постепенно смолкли, из людской глубины выбрались совсем еще юные паренек и девушка – разведчики отряда – и наперебой заговорили:

– Только что на дорогу к Черным оврагам выехало семнадцать конных Арденнского Вепря, с ними десять повозок с разной едой: видно, опять разграбили какой‑нибудь трактир, а может, и таких, как мы. Отобьем – до конца лета сыты будем!

– Ясно! – прервала Перетта. – В лагере остаются только женщины, дети и охрана. Остальные – со мной. Там ваша еда, там ваше оружие и одежда! Смерть прислужникам Арденнского Вепря! – Она оглянулась и с надеждой посмотрела на Уайта: – А вы… не пойдете с нами, сударь?

Белый Скиталец с минуту колебался, потом тихо произнес:

– Много я слышал про этих разбойников… Да, я пойду с вами. Это будет мой последний бой…

В лагерь отряд вернулся лишь к полуночи – с богатым провиантом, оружием и лошадьми. Возле шалашей и землянок царило оживление, Провизия разносилась по вырытым в земле складам, распределялись кони и отвоеванное оружие.

Госпожа Перетта разыскала Белого Скитальца. Он, как ей показалось, в глубокой задумчивости гладил морду преданного Тру. Услышав звук шагов, Уайт оглянулся и как‑то виновато сказал:

– Вот приводим себя в порядок после боя.

– Мы сейчас устраиваем небольшой пир, господин Уайт.

Рыцарь сдержанно вздохнул:

– Вы же знаете… Впрочем, принесите чего‑нибудь, но, прошу, немного и без вина.

– Как‑то неудобно, сударь: герой сражения…

– Ну что вы, что вы! Не надо так.

Перетта неловко помолчала.

– Герой и есть, – упрямо повторила она и энергично откинула за плечи длинные спутанные волосы. – Ну а коню, сударь?

– Спасибо, мой славный Тру ни в чем не нуждается. Госпожа Перетта сама принесла ужин и, пообещав скоро вернуться, пошла на другой конец поляны к ожидавшим ее товарищам. Вскоре оттуда донеслись первые здравицы в честь храброй госпожи Перетты и не менее отважного белого рыцаря, потом еще и еще. Уайт сидел в шалаше перед наскоро сооруженным столом и смотрел через неширокий вход на пирующих. Там горели костры и воткнутые в землю факелы на палках. Там было весело…

Скиталец отодвинул оловянное блюдо с рагу и вдруг услышал осторожные голоса. Он выглянул из шалаша. Это были дети. При его появлении они хотели удрать, но он остановил их и с минуту разглядывал худенькие тела, едва прикрытые рваным тряпьем.

– Что же вы ушли от хорошего ужина? – едва слышно спросил он, видимо боясь вспугнуть их.

– Нас туда не пускают, – сказал самый старший. – У нас тут порядки строгие, сударь.

– А когда же будете пировать вы?

– После всех. Так мы выражаем почтение к взрослым.

– Понятно. Но есть вы, наверно, все‑таки хотите?

– Хотим, сударь.

Он пригласил всех к себе – их было пятеро. Дети немного поколебались, пошептались между собой и все же вошли. Ели они с жадностью людей, давно не знавших ничего, кроме воды и лепешек ячменного хлеба. Когда они немного утолили голод и увидели, что на столе ничего не осталось, старший мальчик виновато и жалобно посмотрел на рыцаря:

– Ой! А вы, сударь?

– Не беспокойтесь, не беспокойтесь, юные друзья! Я уже сыт.

– А вы, оказывается, совсем не страшный, господин Уайт, – несмело сказала белокурая девочка. – А правду говорят, будто у вас в битвах сильно покалечено лицо?

Старший мальчик толкнул ее в бок: “Дура!” – и в замешательстве обратился к незнакомцу:

– Не слушайте ее, сударь: она весной с дерева свалилась! И потом, не все ли одно, какое лицо, правда? Главное, чтоб душа… – Он вскочил с места и молниеносным взглядом окинул товарищей: – Марш отсюда! Госпожа Перетта идет!

Уайт не успел и слова сказать, как дети выбежали, и тотчас раздался голос Перетты:

– Можно к вам, сударь?

Она шагнула в зеленоватый полумрак шалаша и присела по другую сторону стола.

– Мне надо бы вам многое сказать, господин Уайт. Но отложим разговор до утра. А сейчас располагайтесь поудобнее и отдохните как следует. Я пришлю сюда Гюйо, он приберет и поможет устроиться на ночлег…

Госпоже Перетте не спалось. Она вспоминала последнее сражение, в котором Белый Скиталец уложил больше половины людей де ла Марка.

“Какой он ловкий и смелый, – думала она. – Вот бы заполучить его в отряд и сделать правой рукой вместо взбалмошного Гюйо!.. И ведь подумать только: за весь бой не получил ни единой царапины!”

Спала ли госпожа Перетта? Скорее всего нет. Просто забывалась на какое‑то время в тревожной полудреме. Неясные предчувствия теснили душу и начинали не на шутку беспокоить ее…

Вовсю горела полная луна, и свет ее косым ярким клином пробирался в шалаш… Вроде бы все спокойно и тихо – и кажется, что‑то не так. Перетта поднялась, вышла на поляну и осторожно приблизилась к шалашу рыцаря. Тот стоял возле своего белоснежного Тру, положив левую руку на рукоятку меча. Госпожа Перетта сначала ничего необычного не заметила, ей даже не показалось странным это безмолвное созерцание луны. И вдруг яркая, как вспышка молнии, мысль: на шлеме рыцаря поднято забрало!

– Не надо, сударыня, – тихо сказал Уайт. Он не шелохнулся, не изменил позы. – Не приближайтесь, прошу вас.

– Но я…

– Не надо, – повторил он. – Люди не выносят этого.

Госпожа Перетта продолжала стоять, не в силах побороть желания заглянуть под забрало. Ведь если она сейчас уйдет, потом вряд ли когда представится подобный случай.

– Неужели вы откажете женщине, сударь? – настойчиво, с трепетом спросила она. – Женщине, сударь!.. Не бойтесь, мне приходилось видеть и не такое!

С минуту он как бы раздумывал, потом медленно повернулся. Перетта замерла. Виски и щеки у нее словно морозом стянуло, губы свело судорогой… Она увидела мертвое лицо с закрытыми глазами, лицо, подобное уродливой желтой маске.

Госпожа Перетта покачнулась. Уайт поспешно бросился к ней и, подхватив на руки, отнес в шалаш. Он стоял перед нею неподвижно, размышляя о чем‑то, потом осторожно коснулся ее волос и отдернул руку, словно его ударило током.

Госпожа Перетта открыла глаза, втянула голову в плечи, но тут же расслабилась и сдержанно вздохнула:

– Простите, сударь.

– Простите вы меня. – Он шагнул к выходу и на миг задержался. – Я должен уйти от вас. Сейчас же…

 

Сообщение седьмое