Глава первая, без которой эта история не имела бы начала

 

Знаешь ли ты, для чего в школах на дверях каждого класса висят таблички: «1‑й „А“», «3‑й „Б“» или, скажем, «10‑й „В“»?

Я думаю, это для того, чтобы ученики первых классов не ходили в десятый, а десятого – в первый. Впрочем, кто со мной не согласен – пусть поднимет руку и скажет, что думает он.

Так вот, в одной школе была комната, на дверях которой не было написано ни «1‑й класс», ни «3‑й», ни «Учительская», а висела табличка, на которой разноцветные буквы как бы сами говорили:

 

МАСТЕРСКАЯ «УМЕЛЫЕ РУКИ».

 

Как раз тут вы могли бы встретить ребят и первого и десятого классов, потому что, если верить слухам, которые на переменках ходили и бегали по школе, комната эта считалась самой интересной. Там на столах и полочках стояли самодельные машины, грозно рычали тряпичные львы и прямо в рот просились глиняные фрукты. А на самой верхней полке, в трюме парусного фрегата, жили три мальчика. Они были совсем как живые, и единственное, что отличало их от настоящих, – это то, что они были ненастоящие. Правда, сами они считали себя живыми и настоящими, но об этом никто не знал.

Все три мальчика были игрушечные. Один был сделан из тонких пружинок. Руки из пружинок, ноги из пружинок и даже ёжик на голове – из пружинистых волосков. Конечно, этот мальчик никогда не мог находиться в покое. Подумайте сами, ведь он был сплошной пружинкой! Бывало, начнёт прыгать через прыгалку, а остановиться не может – пружинки не дают. Ну, а усидеть на месте и подавно не проси.

Пришлось его так и назвать: НЕПОСЕДОЙ.

И была у него своя собственная песенка, которую он пел даже тогда, когда его не просили. Вот она:

 

Сама, сама под ножки

Бежит, бежит дорожка.

Бегу, лечу – везде хочу поспеть!

 

Я рад побыть на месте,

Но как могу я, если

Не в силах я на месте усидеть?

 

И ножки из пружинок,

И ручки из пружинок

На солнышке сверкают, как огни…

 

Сама, сама под ножки

Бежит, бежит дорожка…

Попробуй Непоседу догони!

 

Второй мальчик был совсем другой. Он был сделан из пластилина. Круглый, толстый и очень нежный. В морозный день каменел так, что рук не разнять. А в жару становился мягким и липким – ног от пола не отодрать. Да и связываться с ним не смей – увязнешь. И до того ленив, что слова не вытянешь.

Но уж если скажет, то обязательно умное, потому что времени на размышления у него было более чем достаточно. Бывало, придумает что‑нибудь интересное, захочет об этом сказать:

– Эй, ребя, а что я зна…

– Что, что? – спросят его.

– Э‑э‑э… а‑а‑а… по‑осле скажу, – и зевнёт напоследок. Сплошной мякиш какой‑то. Так и прозвали его: МЯКИШЕМ.

И у него была своя песенка – песенка‑зевалка. Но пел он её редко, в перерывах между сном, когда переворачивался с боку на бок. Послушайте, какая она:

 

Заболят бока – на спину

Повернусь я не спеша,

Ведь спина из пластилина,

Как подушка, хороша.

 

Помечтать люблю я очень,

В промежутках – позевать,

И одним я озабочен:

Был бы день короче ночи,

Чтобы мог подольше я дрёма‑а‑ать.

 

А третий мальчик был не похож ни на первого, ни на второго. И всё потому, что был сделан из очень твёрдого сучковатого дерева, которое не всякая пила возьмёт. Весь какой‑то неотёсанный, угловатый, брови всегда нахмурены, и всё делал не так, всё – наоборот. Скажут ему: «Сядь!» – он встаёт. Скажут «Иди!» он стоит. Если хорошо – говорит «плохо», если плохо – говорит «хорошо», и всегда любил приговаривать «не так» да «не так».

Так и прозвали его: НЕТАКОМ. Лучше не придумаешь, сколько ни думай.

Конечно, и у него была своя песенка – песенка‑наоборотка, и пел он её своим деревянным, трескучим голосом всегда невпопад, чаще всего, когда другие спали. Послушайте и её:

 

До чего смешной народ

Всё везде наоборот:

За столом сидят, едят,

Почему‑то ночью спят.

По траве и мостовой

Ходят кверху головой.

Кто ж к порядку призовёт?

Всё везде наоборот.

Только раки ходят верно

Ходят задом наперёд.

Вот!

 

Хотя мальчики не умели ни читать, ни писать, всё же неучами их назвать нельзя было: ведь они имели дело только с образованными людьми – учениками третьего класса!

Правда, считать игрушечные мальчики умели только от двух до пяти, потому что меньше «двойки» и больше «пятёрки» в этой школе никому не ставили. Зато они отлично знали, как устроена рогатка, отчего в дневниках вместо «двоек» бывают дырки и почему в арифметические задачки, туда, где стоит решение, попадают самые разлапистые и хвостатые кляксы. Всё это они знали потому, что у ребят от них никаких секретов не было. Уж кто‑кто, а игрушечные мальчики умели держать язык за зубами.

 

Глава вторая