О том, как был отремонтирован Непоседа, и о новых препятствиях на пути

 

Пружинки Непоседы хоть и были перепутаны, а всё же сидеть на месте не давали. Он стал прежним беспокойным мальчиком, кувыркался и прыгал. Потом вскочил Пете на грудь и закричал:

– Вставайте, вставайте!

Первым проснулся Мякиш. Он открыл глаза и зевнул.

– Всё‑е ясно, узна‑аю работу Не‑етака! – сказал он и шлёпнул Петю по носу. – Вставай, дело есть!

Петя открыл глаза. У Непоседы был такой смешной вид, что сон как рукой сняло.

– До чего же ты смешной! – засмеялся Петя.

– Ни‑ичего смешного нет, – сказал Мякиш. – С человеком беда стряслась.

– Да, что‑то надо придумать.

Петя сел и почесал затылок. Лепить ему, как мы знаем, однажды случалось, а вот мастерить что‑нибудь из дерева или из металла – ещё никогда. Не спеша он принялся за работу. Разобрал Непоседу на части и разложил их на земле.

– Ноги должны быть внизу, – тихо напомнил Мякиш.

– Нет, наверху! – настаивал Нетак.

– Не мешайте! – отмахнулся Петя. – У самого голова есть! – и принялся за работу. – Так, значит, правая – с правой стороны, левая – с левой… Руки тоже так… Бум‑бурубум, бум‑бурубум! Порядочек!

– А у тебя неплохие руки, – сказал Мякиш. – Только к тебе самому ещё нужно как следует руки приложить.

– Ещё бы – неплохие! Не зря же мой папа конструктор! – хвалился Петя.

Восстановленный Непоседа подпрыгнул и продекламировал:

 

Ну‑ка, братцы, в путь пора!

Мастерам – ура, ура!

 

И компания в полном сборе тронулась в путь. Над тропинкой лихо зазвенела песенка Непоседы:

 

Эх, ничто меня на свете

Не сумеет устрашить,

Если может даже Петя,

Мамин Петя, Папин Петя,

Непоседу починить!

 

Вскоре вся компания очутилась на берегу реки, по ту сторону которой был лес, а в лесу – пионерский лагерь.

– Я чувствовал, что здесь моста не будет, – промямлил Мякиш, заглядывая с крутого берега в воду.

Но мост, к счастью, не понадобился – у песчаного бережка стояла лодка, а рядом с ней сидел старичок рыболов и удил рыбу.

Прячась за кустами, все четверо подошли поближе к рыбаку. Старичок следил сразу за тремя поплавками и мурлыкал себе под нос песенку:

 

Только удочку закину

Клюнет старая корзина,

А другой разок заброшу

Клюнет бывшая галоша.

 

Разбежались караси,

Не клюют – и не проси!

Не поймаешь нипочём,

Не заманишь калачом…

 

Петя решительно направился к рыболову. Не успел он выйти из‑за кустов, как вдруг позади послышался рокот мотора, и у берега, круто притормозив, остановился открытый «газик». Из машины не вышел, а выпрыгнул Петин папа. Он бросил плащ и рюкзак и подбежал к рыбаку.

Этого беглецы никак не могли ожидать. Ни сам Петя, ни игрушечные мальчики даже не подумали о том, что их будут преследовать.

– Это за мной, – тихо сказал Петя и вздохнул.

Но папа, казалось, и не думал о нём. Он ходил вокруг рыбака, потирал руки и завистливо поглядывал на его удочки.

Мы забыли вам сказать, что товарищ Мамин, то есть Петин папа, был не только болельщиком футбола, но ещё и страстным рыболовом. Поэтому‑то машина и остановилась у реки. Папа не знал, что по дороге ему встретится река, и не захватил с собой удочек. Но у старика рыболова их было три, и папа надеялся, что одну из них ему удастся выпросить.

Походив ещё минуту вокруг рыбака, папа дрожащим от нетерпения голосом завёл обычный рыбацкий разговор.

– К‑клюёт? – заикаясь, спросил он.

– Клевало… в прошлом году, – ответил старик, не отрывая глаз от поплавков.

– На червячка или на горох ловите? – продолжал папа.

– И на то и на другое не берёт, – буркнул в усы рыболов.

– А поплевали?

– С утра только этим и занимаюсь… Вот весь улов. – И, не оборачиваясь, рыболов показал рукой на старую, изодранную галошу и дырявую корзину, валявшиеся рядом.

– А на кулебяку пробовали? – осенило папу, и он вытащил из машины рюкзак с пирогами, приготовленными для Пети.

Петя зашевелился в кустах.

– Уй, мои пироги! – сказал он вслух и почувствовал страшный голод.

А папа уже бегал с рюкзаком вокруг рыбака и, расхваливая пироги, приговаривал:

– Покрошить, покрошить надо! Чудесная приманка, на неё не то что плотичка – золотая рыба пойдёт!..

– Тс‑с‑с! – прошипел рыбак и поднялся. – Вы мне всю рыбу распугали!

– Ах, нервы! – сказал папа. – Нервы, знаете ли, разгулялись. Сам профессор Щукин прописал мне рыбную ловлю для успокоения нервов… Профессора Щукина знаете?

– Как не знать! – ответил рыбак. – Мы с ним тут вчера весь день лечились, все нервы истрепали.

– Эх, удочку бы мне! – жалобно протянул папа. – Хотя бы одну…

– Берите любую, – сказал рыбак. – Всё равно ловли никакой. Пойду‑ка я пониже – может, там повезёт…

– Повезёт, непременно повезёт! – обрадовался папа и, сбросив пиджак и шляпу прямо на землю, вперил глаза в поплавок.

Старичок рыболов свернул две удочки и, лукаво посмотрев на папу, замурлыкал свою песенку:

 

Только удочку заброшу

Клюнет старая галоша,

А другой разок закину

Клюнет бывшая корзина…

 

Спел и ушёл вдоль реки, вниз по течению.

 

Глава двадцать вторая. Косяк золотых лещей. Папа объявляет бунт…

 

– Вот это номер! – сказал Непоседа. – Что теперь будем делать? Если попадёмся ему на глаза – всё провалится.

– Теперь ему не до нас, – сказал Петя. – Он не уйдёт отсюда, пока не выудит хоть одну рыбёшку. Уж я‑то его знаю.

– Так ведь здесь ничего не ловится – рыбы нет, – сказал Непоседа.

– А это что? – пропищал вдруг Мякиш.

– Где?

И Мякиш показал на рыбьи хвосты, торчавшие из кармана папиного плаща.

Непоседа аж запрыгал от чудесной догадки.

– У меня идея, – сказал он и пополз по‑пластунски к машине.

Папа сидел на берегу, жевал Петины пироги и бросал остатки в воду. Этим он только пугал лягушек, которые прыгали с кувшинок и зря качали поплавок.

Солнце желтком разлилось по папиной лысине, согрело её, а рыба всё не клевала. Наконец папа начал сам клевать носом, и над рекой поплыл нежный с пересвистами храп.

Непоседа вернулся, с трудом волоча пакет с копчёными лещами.

– Вон сколько! – вздохнул он, утирая пот. – И все золотые! Такой будет улов!..

Но никто не догадывался, что собирается делать с лещами Непоседа.

– Тебе придётся мне помочь, – сказал он Нетаку, а затем что‑то долго шептал ему на ухо.

– Самый правильный способ! – ответил Нетак и, взяв одну рыбину, поспешил к воде.

Деревянный Нетак воды не боялся, утонуть он не мог, а с тяжёлым копчёным лещем ему и нырять было нетрудно.

– Буль‑буль‑буль!.. – запела вода и поглотила ныряльщика.

Ровно через секунду поплавок папиной удочки вздрогнул, заёрзал – и нырнул. Леска натянулась, как струна, удилище согнулось и легло плашмя на воду. Папа проснулся, вскочил, влез в ботинках в воду и, схватив двумя руками удилище, вытащил его из воды. Бамбук свистнул в воздухе, леса выдернулась, и над рекой заблестел золотой лещ.

– Тю‑тю‑тю! – запел папа и, не разглядывая добычу, снова наживил крючок куском пирога.

Папа дрожал как в лихорадке. Забросив удочку, он начал нетерпеливо переступать с нога на ногу, приговаривая:

– Нервы… ах, нервы!..

– Буль! – сказал поплавок и снова утонул.

Папа вскрикнул и выдернул нового леща.

– Э, да тут их целый косяк!

Он вытащил подряд пять лещей! Потом косяк, видимо, кончился, и клёв прекратился. Только теперь папа рассмотрел свою добычу. Он стал как вкопанный, и глаза его полезли на лоб.

– Что это значит? – Папа побледнел и выронил из рук удочку. – Копчёные лещи в реке?! Да это же чудо!.. Все рыбаки просто лопнут от зависти!.. Нет‑нет, это, наверное, нервы!.. Скорей к профессору Лещукину… то есть Щуликину… то есть Щукину…

Папа направился к машине, но вдруг рядом раздался хохот. Это смеялся Петя, выглядывая из кустов.

 

 

– Петя, ты? – спросил папа, и подбородок его задрожал. – Что ты здесь делаешь?

– Иду в пионерский лагерь.

– Какой лагерь? – переспросил папа. – Ах, лагерь!.. Сейчас же домой!

– Не пойду! – сказал Петя.

– Не пойдёшь? – и папа вдруг радостно выкатил глаза. – А ты, пожалуй, прав! Скажу больше – молодец! – И тут он принял грозную позу и начал ораторствовать: – Ты должен быть в лагере – так хочу я, твой отец!.. И пусть мама мне не указывает! Моя фамилия Мамин, но я вовсе не мамин, а свой! Я сам свой собственный папа, то есть папа своего сына! Я – старший в доме, я – глава семьи… А если мама по фамилии Папина, то она вовсе ещё и не папа, а моя мама, то есть моя жена!.. Довольно я с ней намамился… то есть намаялся… Теперь всё пойдёт по‑другому, да!..

Петя не верил своим ушам – стоял разинув рот и дивился папиной храбрости. «Ну и достанется ему от мамы!» – подумал он.

Но папа, видимо, окончательно взбунтовался против мамы. Он бегал по берегу, разбрасывая ногами комки глины и спотыкаясь о коряги.

Он так увлёкся своим ораторством, что не заметил, как снова в ботинках вошёл в воду и изрядно подмочил брюки.

– Ты поедешь в лагерь! – громогласно заявил он, выпрыгивая из воды. – И никаких возражений! Я сам отвезу тебя… – И он протянул руку с лещами в сторону машины.

Лещи сверкнули на солнце золотыми боками. Папа посмотрел на них и запнулся.

– Подожди меня здесь, никуда не ходи! – сказал папа. – Я сейчас вернусь, только отвезу рыбу домой, пока она не протухла… Давай, – крикнул он водителю, – разворачивайся! – и, схватив с земли пиджак, на ходу впрыгнул в машину.

«Газик» исчез в клубах дорожной пыли, а на берегу, у самой воды, осталась папина соломенная шляпа.

Да, если бы отцовская голова в эти минуты не была забита лещами, он бы заметил, как изменился его сын.

Петя стоял на берегу реки с распахнутым воротом, на ветру лихо развевался его чуб, а в глазах сверкали живые, задорные огоньки. Полнота его значительно поубавилась, щёки обветрились, и только в уголках губ сидели ещё едва заметные остатки капризита.

Ну что ж, папа ещё не раз полюбуется своим сыном, но сейчас цель похода была близка, все путешественники в сборе, и не было причин, которые снова смогли бы их разлучить.

А лодка стояла у берега, покачиваясь на волнах, и ждала пассажиров.