2020-06-12
86
Мой нью–йоркский телефон звонил не переставая. Знакомые и незнакомые корреспонденты, ученые, студенты просили рассказать поподробнее о выступлении в Москве Генерального секретаря ЦК КПСС М. С. Горбачева, прислать им по почте его полный текст, делились своими впечатлениями. Большинство из них высоко отзывались о последовательности советской внешней политики, приверженности Советского Союза разрядке международной напряженности и готовности вести переговоры с США не ради самих переговоров, а с целью заключения справедливых соглашений на основе взаимности и равноправия.
Среди американцев, с кем пришлось тогда беседовать, был и бывший посол США в СССР, профессор–историк Принстонского университета Джордж Кеннан. В последние годы он особенно настойчиво выступал за нормализацию советско–американских отношений, принятие неотложных мер по обузданию гонки ядерных вооружений. У правых и консерваторов это вызывало раздражение, и они старательно навешивали на него ярлык «жертвы советской пропаганды». За что? Хотя бы за то, что профессор из Принстона высказался в пользу всеобщего и полного запрещения испытаний ядерного оружия, обязательства не применять его первым, заморозить, а затем и значительно сократить его арсеналы. Как раз тех самых мер, которые последовательно предлагает Советский Союз.
К явному огорчению и ужасу сторонников «силовой дипломатии» по отношению к СССР, Кеннан выступил и против внешнеполитического курса администрации Рейгана, указал на милитаризацию внешнеполитического мышления Вашингтона как на одну из главных грозящих миру опасностей. В его книге «Ядерное заблуждение. Советско–американские отношения в атомный век», уже шестнадцатой по счету, как он мне говорил, выражены его взгляды на актуальные проблемы отношений между нашими странами. На основе анализа их истории за последние тридцать с лишним лет Кеннан пришел к выводу: подход администрации США к ядерным вооружениям неизбежно сказывается и на политике в отношении СССР.
«Расценивается ли Вашингтоном это оружие как средство обороны временного характера, пока не приняты меры по контролю, или же как составная и жизненно важная часть нашей военной мощи, которую можно было бы использовать преднамеренно, немедленно и не задумываясь? — спрашивал он и сам же отвечал на этот вопрос: — Если прислушаться к доносящимся сегодня из Вашингтона официальным заявлениям, можно предположить, что мы уже находимся в состоянии необъявленной войны, которая ведется в преддверии настоящей, сейчас рассматриваемой там как неизбежной».
Легко представляешь себе, какое раздражение у местных военно–политических стратегов вызывало заключение Кеннана о том, что подхлестываемая в Америке антисоветская истерия не имеет под собой никаких разумных оснований и может кончиться трагически для судеб мира. В довершение всего ветеран американской дипломатии прямо указывал в своей книге: «У советского руководства нет и никогда не было намерений нападать на Западную Европу». А ведь утверждения об обратном и служили как раз администрации США основанием для безудержного наращивания ядерного потенциала.
И еще одно объяснение, почему вашингтонские политики не могли простить Кеннану его позиции, — он прямо утверждал, что в правительстве и прессе США превалирует крайне искаженное, далекое от действительности и очень опасное представление о Советском Союзе. По его словам, это представление строится на основе «систематического обесчеловечивания руководителей другой великой державы, постоянного преувеличения военного потенциала Москвы, якобы порочных советских намерений, постоянного извращения характера и убеждений другого великого народа». Такое представление, как он считал, не только свидетельствует об интеллектуальном примитивизме и непростительной наивности, но и способствует превращению ядерной войны действительно в неизбежную.
Джордж Кеннан видел эту опасность, но у него была и надежда, что из порочного круга гонки вооружений человечество все–таки вырвется. Он понимал, что другой разумной альтернативы не дано.
* * *
Каждый год в последнюю неделю октября под сводами здания Организации Объединенных Наций одновременно с сессией Генеральной Ассамблеи проводится «Народная ассамблея», в которой участвуют неправительственные организации. Устроители этого общественного форума — Центр ООН по разоружению, а также ряд американских общественных организаций пригласили и меня выступить на ассамблее на тему о моих «самых важных впечатлениях об Америке». Когда просят поделиться ими, я неизбежно начинаю рассказывать о ее современной политике. Видимо, это сегодня самое главное, что меня волнует.
До приезда в Соединенные Штаты я никогда не представлял себе столь осязаемо, с какой легкостью и полным пренебрежением к судьбам людей Вашингтон превращает жизнь в фарс. Никогда не представлял себе, как вроде бы ответственные политические лидеры могут открыто и прямо утверждать: «Есть вещи ужаснее, чем ядерная война». Никогда не представлял себе, сколь цинично, настойчиво и безудержно запугивают здесь «диким русским медведем», готовым якобы вот–вот расправиться с «беззащитным американским белоголовым орлом». Никогда не представлял себе, что апокалипсическое безумие может найти столь широкое распространение в Америке, а вырабатывающие ее внешнюю политику государственные деятели столь глубоко ему подвержены.
При республиканской администрации и с ее помощью синдром «советской угрозы» приобрел поистине патологические размеры. Нас обвиняли в «обмане», «аморальности» и даже «готовности идти на любые преступления ради достижения цели мировой экспансии». Подхваченные прессой, эти обвинения звучали тем более зловеще, что ни одно из них не было обосновано. Такие нападки на нашу страну преследовали одну цель — под аккомпанемент миротворческих официальных заявлений взвинтить военные расходы, невзирая на реальные интересы национальной безопасности США. Затеянная «игра» была весьма проста, ибо без мифа о «советской угрозе» трудно наращивать гонку вооружений, трудно обеспечить гигантские прибыли от производства оружия.
Однажды в Колумбийском университете мне довелось встретиться со Збигневом Бжезинским. В беседе он вновь попытался взвалить на Советский Союз вину за напряженность в советско–американских отношениях и в международной обстановке. И начал с так называемой «советской бригады» на Кубе, которая, по его словам, заставила администрацию Картера отступиться от Договора об ОСВ-2 и даже, мол, воздержаться от курса на разрядку. Бжезинский, к сожалению, торопился на свою лекцию перед студентами и не мог услышать моих аргументов, точнее, не хотел, ибо прекрасно знал: названная им «советская бригада» находилась на Кубе уже много лет по договоренности с правительством этой страны и не располагала средствами для высадки на американское побережье. Кому она могла угрожать?
Если бы профессор Бжезинский не торопился, я напомнил бы ему о базе США в Гуантанамо на кубинской территории, где размещены 2500 военнослужащих, и поинтересовался бы у него: «Если Советский Союз угрожает Соединенным Штатам, то что тогда говорить об американской угрозе Кубе? Или это не в счет?» Мне пришлось бы напомнить Бжезинскому, как американский президент перебрасывал в Гуантанамо тысячи солдат, а в Карибское море направлял армаду кораблей вместе с частями «корпуса быстрого развертывания». Напомнить ему и о бандитском налете на Гренаду. Или и это, профессор, не в счет?
Подобные провокации продолжаются в Центральной Америке. Может зародиться сомнение, а не в ходу ли та самая «теория сумасшедшего», о которой поведал в 70–х годах Никсон своему помощнику Хальдеману? Тогда президент США прямо признался: он хочет, чтобы у вьетнамцев создалось впечатление о его готовности «остановить войну любыми средствами, даже если для этого нужно нажать ядерную кнопку». Может быть, влиятельные силы в нынешней администрации тоже стараются, как у нас говорят, «взять на понт» и просто попугать непредсказуемостью своей внешней политики в советско–американских отношениях?
Блеф блефом, но как игнорировать совершенно бесспорные факты: мощнейшую за последние годы военно–морскую армаду США в Персидском заливе, новые военные базы в Омане, Бахрейне, Египте, Сомали, Кении и на Диего–Гарсия, растущее военное присутствие в Саудовской Аравии, расширение военной помощи Турции (прямо у границ с Советским Союзом), ядерное и военное сотрудничество с Пакистаном и антиправительственными бандами в Афганистане (также у наших границ), размещение «Першингов» и крылатых ракет всего в нескольких минутах полета от Москвы. Что можно предполагать по поводу этой милитаристской вакханалии и реальной, а не воображаемой военной угрозы?
«Мы не можем доверять Советам», — твердили вашингтонские деятели, забывая очень важное обстоятельство, что у советских людей есть весьма основательные причины не доверять Вашингтону. Только за последние десять лет ядерный арсенал США удвоился, размещены более пятисот новых МБР, половина ракет наземного базирования переоснащена, три из каждых четырех подводных лодок снабжены ракетами с разделяющимися головными частями. Администрация США форсировала программы по строительству и размещению нового поколения стратегических и крылатых ракет, подводных лодок, перебрасывала в Западную Европу новые ядерные ракеты средней дальности, часть которых предполагалось оснастить нейтронными боеголовками. В докладе Брукингского института в Вашингтоне американские эксперты указывали на 215 случаев применения правительством США оружия или вооруженных сил в политических целях с 1946 по 1975 год. Во многих из них вооруженное вмешательство предпринималось в непосредственной близости от границ Советского Союза.
Взаимное доверие, несомненно, одно из важнейших условий предотвращения ядерного Армагеддона. Но можно ли рассчитывать на искреннюю готовность американской администрации добиваться доверия? Советские мирные инициативы игнорируются, а большинство американцев толком их даже не представляет. Не случайно у нас говорят — через порог не здороваются. Тем более ядерный.
«ФОРМУЛА ЖИЗНИ» ПРОФЕССОРА ДЖ. КИСТЯКОВСКОГО
Тупик улицы Хадсон в бостонском пригороде Кембридже чем–то живо напомнил типичный уголок старой московской окраины в начале лета. Утопающие в зелени кустов деревянные домики, лающая из подворотни собака, крадущиеся вдоль заборов кошки. И тишина. Только заборы не из досок, как у нас, а из тонких некрашеных колышков, и время от времени издалека тишину нарушал вой полицейской сирены, приглушенный гул уже совсем непохожего на наши города Большого Бостона.
Калитка напротив двухэтажного дома № 31 без скрипа открылась. Поднявшись по ступенькам крыльца, я позвонил в дверь и вскоре услышал голос человека, с которым так хотел встретиться.
— Вот и хорошо, что приехали, — сказал он, приглашая меня в дом. — А то думал, увидите не меня, а некролог о моей смерти…
Слово за слово, и разговор невольно перешел на темы, волновавшие нас обоих в первую очередь.
Мой новый американский знакомый, почетный профессор Гарвардского университета Джордж Кистяковский, делил всю пройденную им жизнь на четыре этапа. Первые двадцать лет считал ничем не примечательными, за исключением непосредственного знакомства с первой мировой войной (бои шли тогда на его родине — Украине, откуда семья Кистяковских еще до революции эмигрировала в Америку). Следующие двадцать лет были посвящены исключительно научной работе в области химии. С начала 40–х годов научную деятельность вытеснило участие в разработке новых видов оружия (на этом поприще, по его словам, он «достаточно преуспел»). Когда занятые в «проекте Манхэттен» ученые телеграфировали президенту Трумэну в Потсдам об успешном испытании атомной бомбы условной фразой «Рождение детей прошло удачно», среди тех, кто стоял у «колыбели» и оповещал своего президента об их появлении на свет, был и Джордж Кистяковский.
И наконец, новые двадцать лет — отчаянные попытки воспрепятствовать появлению все более устрашающих «детей», которые уже начинают выходить из–под контроля, угрожая жизни не только их создателей, но и всего живого. Отчаянные, ибо, по его же признанию, на этом поприще заметных успехов он не добился.
— Когда и как я пришел к такому нерадостному выводу? — переспрашивал он и медленно, обдумывая свое прошлое, продолжал рассказывать: — Я встал на нынешние позиции почти четверть века назад. Не скрою, искренне был уверен, особенно после второй мировой войны, что Советский Союз стремится к завоеванию мирового господства. С конца 50–х работал советником президента США по науке, присутствовал на всех заседаниях Совета национальной безопасности и, как догадываетесь, в военных вопросах был весьма осведомлен. Но именно тогда начал осознавать, что растущий арсенал ядерного оружия превращается из средства защиты в бедствие, ибо обладающие им военные все еще живут в прошлом веке. Для них война — продолжение дипломатии другими средствами, у них нет желания задуматься над тем, что речь идет уже о ядерной войне, иными словами, о всеобщем самоубийстве.
Я имел возможность работать при президенте Эйзенхауэре, быть его близким другом. В откровенных беседах со мной он признавал огромную опасность милитаризации страны, а уходя с поста, официально заявил о растущем влиянии военно–промышленного комплекса на политику, а главное — на мышление американцев. Затем пришел Кеннеди. Однако тот, мне показалось, не был заинтересован в контроле над ядерным оружием, как и сменивший его Джонсон. Все это вместе заставило меня уйти с правительственной службы и добиваться своих целей уже не из Вашингтона.
— Предостережение Эйзенхауэра о влиянии военно–промышленного комплекса сделано более двадцати лет назад, — напоминал я, — но что изменилось с тех пор? И сейчас, например, кое–кто из членов администрации без всяких оговорок утверждает: Америка не только может вести ядерную войну, но и выжить и даже выиграть ее.
— Процесс милитаризации, вы действительно правы, продолжается. Ныне в Вашингтоне совершенно фантастически раздувают военный бюджет, принимают решения о производстве все более совершенных видов оружия, не задумываясь о последствиях ядерной войны для всей человеческой цивилизации. Утверждения же наших политиков о возможности выжить и победить, на мой взгляд, отражают одновременно и безумство, и сознательное дезинформирование людей. Ядерная война не пощадит ни центры военного командования, ни ракеты, ни города, никого. Это будет тотальная разрушительная катастрофа для всей природы Земли.
— Наверное, одним из следствий понимания этого и усиливающейся гонки вооружений в целом явилась и растущая поляризация в научных кругах США, — поинтересовался я. — С одной стороны — ученые, объединенные в такие организации, как «Врачи за социальную ответственность», «Союз обеспокоенных ученых», возглавляемый вами «Совет за жизнеспособный мир», то есть представляющие себе опасность дальнейшей ядерной гонки, понимающие, что нельзя предотвратить назревающую катастрофу с помощью наращивания военного потенциала, ибо это и есть путь к катастрофе. По другую сторону если не баррикад, то во всяком случае стены стоят те, кто продолжает участвовать в разработках все более разрушительных средств массового уничтожения.
— Надо отметить, такая поляризация давала о себе знать еще в 50–х годах. Потерявшие веру оставляли работу на Пентагон, даже несмотря на чувствительные материальные потери. Однако многие занятые в военных областях ученые и сейчас убеждены, что делают нужное для Америки дело. Есть и такие, а их очень много, кто научную деятельность в гражданских областях сочетает с «подработкой» по выполнению заказов правительства и военных лабораторий, думая, что занимается лишь обычными исследованиями. Мышление такого рода ученых особенно трудно изменить, ибо они разуверились вообще в человеческой способности что–либо улучшить в этом мире.
— Возможно, покажется упрощением, но думается, что все люди сегодня так или иначе разделились на приверженцев одной из двух формул. Первая была в ходу еще со времен древних римлян: «Хочешь мира — готовься к войне». Вторая: «Хочешь мира, борись за мир». Первая, хотя и дискредитировала себя в ходе столетий истории человечества, все еще пользуется спросом. Вторая стала еще более императивной в связи с появлением ядерного оружии, кардинально изменившего представление о масштабах и последствиях самой войны. Ее начинают разделять не только обладающие научными фактами и знаниями ученые, но и все явственнее поддерживают миллионы американцев, участвующих сегодня в общенациональной кампании за замораживание ядерного оружия. Решающее слово, может быть, за этими людьми и не в последнюю очередь за учеными, главным оружием которых в борьбе против угрозы ядерной катастрофы являются их знания? Положение не совсем безнадежно, не так ли?
— Милитаристы и правые — вот те, кто придерживается у нас первой формулы. Чтобы выжить, как они считают, надо иметь более мощную военную машину, чем у потенциального противника. Они требуют все больше, хотя рост военного потенциала уже, по существу, бессмыслен и ничего не меняет. Мы же являемся сторонниками второй формулы, считая, что в ядерной войне победителей не будет, а разрушения окажутся катастрофическими для жизни на Земле. Наше кредо — предотвратить войну можно, лишь остановив ядерную гонку и повернув ее вспять активными действиями. Когда я говорю «мы», я имею в виду в первую очередь себя, возглавляемый мною «Совет за жизнеспособный мир», миллионы людей, участвующих в движении за мир.
Положение, конечно, не безнадежно. Оно могло быть безнадежным, если бы не существовало массового антиядерного движения. Без такой мощной оппозиции опасность войны была бы гораздо более реальной. Не осмеливаюсь утверждать, что катастрофа в таком случае уже произошла бы, ибо делать подобного рода предсказания крайне трудно, но объективные условия тогда были бы значительно благоприятнее для начала войны. Сейчас же у нас в стране складывается совершенно беспрецедентная оппозиция, миллионы и миллионы американцев подписываются под воззванием за замораживание ядерного оружия. Трудно рассчитывать, что это движение сразу заставит администрацию коренным образом изменить свой курс, но игнорировать такую оппозицию очень трудно. И что еще вселяет в меня надежду на то, что мир будет сохранен, — позиция Советского Союза. Мне не придется увидеть этот триумф, но я в него верю.
— Можно ли оспаривать весомейший вклад, который могут внести люди вашей профессии и в международное сотрудничество ученых разных стран, в особенности Советского Союза и Соединенных Штатов?
— В важности такого сотрудничества я убедился на собственном опыте. С начала 60–х годов мне приходилось участвовать в Пагуошском движении ученых, встречаться со многими советскими коллегами и обсуждать с ними проблемы современности. Идею же Советского Союза о создании международного комитета авторитетных ученых трудно не поддержать, ибо сама история Пагуошского движения свидетельствует: чем выше и авторитетнее уровень участвующих в нем ученых, тем заметнее и их влияние.
— Не только в научных контактах, но и вообще в межгосударственных отношениях одной из самых ключевых является проблема взаимного доверия. Подчас с американской стороны можно слышать обвинения в адрес Советского Союза в том, что он якобы не выполняет своих договорных обязательств, нарушает положения Договора об ОСВ-1.
— Лично я не разделяю этих обвинений по одной простой причине: они не отвечают действительности. У меня была возможность тесных контактов с американским сопредседателем постоянной консультативной комиссии. Ни он, ни другие эксперты не подтвердили отхода от договорных обязательств со стороны Советского Союза, строго следовавшего духу и букве договора. А потому все обвинения носят надуманный, скорее всего намеренный характер. Отказ сената ратифицировать Договор об ОСВ, подписанный в 1979 году, я считаю трагической ошибкой, ибо контроль за его выполнением реально осуществим, а сам договор отвечал интересам обеих стран. В результате мы потеряли драгоценное время.
— Наверстать такую потерю действительно трудно. Не знаю, можно ли верить Белому дому, выступившему с идеей о переговорах по сокращению запасов стратегического ядерного оружия. Идея, как известно, не кардинально новая: Советский Союз предлагал и всегда был готов к переговорам для обсуждения действительно равноценных и взаимоприемлемых сокращений. Но то, что предложил Белый дом…
— То, что он предложил, а надо признать определенные внешние изменения в его тоне, по существу, рассчитано в лучшем случае на многие и многие годы переговоров, в худшем — на достижение односторонних выгод. В его предложениях фактически игнорируется вопрос о сокращении арсенала стратегических крылатых ракет и других не менее коварных систем оружия, о развертывании новой стратегической ракетной системы MX, производстве бомбардировщиков Б-1, подводных лодок «Трайдент-2» и других. Это как раз те виды оружия, которые ведут к продолжению гонки вооружений. Вот почему, я надеюсь, участников движения за замораживание ядерного оружия трудно будет ввести в заблуждение такими предложениями…
Поздний вечер. Собеседник выглядел уставшим — только что вернулся из поездки в Вашингтон, где выступал на антивоенной конференции. Сказывались годы, ведь он ровесник века. Не желая злоупотреблять гостеприимством, обратился к нему с последним вопросом — что он хотел бы передать советским людям.
— Я хочу попросить их всегда помнить: рядовые американцы тоже хотят мира, а миллионы из них сейчас участвуют в борьбе за предотвращение ядерной войны. Мне хочется еще раз подтвердить и свою уверенность в том, что эта борьба будет не бесплодной и растущее давление заставит администрацию изменить курс на бряцание оружием. Очень важно сегодня для всех нас поддержать эту борьбу, активно участвовать в ней, не дать возможности противникам ядерного разоружения нейтрализовать наши усилия. Лишь тогда мы преодолеем их сопротивление…
Расставаясь внизу у калитки, Джордж Кистяковский передал своим коллегам–ученым в Советском Союзе пожелание не складывать оружия в борьбе за мир.
Сегодня этого человека уже нет в живых. Но о знакомстве с ним я буду помнить долго.
ДИАЛОГ ЧЕРЕЗ ОКЕАН
Американский рыбак Тэд Мэттсон нашел прибитую волной к берегу Аляски бутылку. На ней были выгравированы серп и молот, а внутри лежала записка на русском языке: «Экипаж советского траулера из приморского города Находка шлет дружеский привет всем, кому попадет наше послание. Пусть они знают, что мы живем и работаем с надеждой предотвратить войну, хотим мира для всех народов и думаем, что люди смогут отстоять свое мирное будущее. Просим не терять надежду в своем сердце».
Об этом случае рассказала мне профсоюзная активистка и писательница из Нью–Йорка Кэти Кан: автор книги «Плоды нашего труда». Книга необычная для Америки: автор посетила Советский Союз, где встречалась с людьми, пытаясь понять их повседневные заботы, узнать их представление о счастье и смысле жизни. Открыв эту книгу, американцы могут познакомиться с тем, как живут и работают нефтяники Азербайджана, оленеводы Якутии, шахтеры Донбасса, лесники Латвии, хлопкоробы и прядильщицы Узбекистана, рабочие Волжского автомобильного завода в Тольятти, строители гидроэлектростанции в Сибири. Для многих станет откровением жизнь Союза Советских Социалистических Республик, многонациональной страны, которую в Америке все еще продолжают по инерции называть Россией.
В своей книге Кэти Кан поместила также интервью с шахтерами, текстильщиками, водителями такси, фермерами, автомобилестроителями и рыбаками из Айовы, Нью–Мексико, Техаса, Нью–Йорка, Аляски и Апалачи. Они делятся своими заботами и тревогами, думами о будущем. В результате получился своего рода диалог через океан, диалог между людьми, которые никогда не встречались друг с другом.
— Я стремилась показать, как многое нас еще разделяет и сколь много между нами общего, — сказала она в беседе со мной. — Прежде всего хотелось развеять устоявшиеся мифы и стереотипы, открыть своеобразный канал общения между нашими народами. Ведь от того, насколько мы понимаем друг друга, зависит, с чем мы переступим порог XXI века — с надеждой или с чувством отчаяния и безысходности…
Кэти Кан вспомнила свое возвращение на родину после поездки по Советскому Союзу. Самое удивительное, что из нью–йоркского аэропорта ее вез тот же водитель такси, который отвез писательницу на железнодорожный вокзал, откуда она отправлялась в свое дальнее путешествие в СССР из вашингтонского аэропорта. Такое совпадение — один шанс из миллиона в таком городе, как Нью–Йорк, где три аэропорта, два вокзала и около 30 тысяч такси. Он узнал Кэти Кан и с интересом расспрашивал о «жизни там, в России». Прощаясь с ней во второй раз, водитель Альфонсо Томас заметил: «За свою жизнь я прочитал мало книг, но вашу прочту обязательно».
В довольно бурном и мутном потоке издающихся в Америке «исследований» о Советском Союзе, предвзятых и проникнутых зачастую недоверием и даже ненавистью к нашей стране, трудно найти изданную небольшим тиражом книгу Кэти Кан. Многие так и не узнают о ее искреннем стремлении прорвать «железный занавес», воздвигнутый теми, кто сам никогда не трудился, а лишь наживался на эксплуатации других, запугивая разного рода байками о «коварстве русских» и «советской угрозе». Но тот факт, что нью–йоркский таксист Альфонсо Томас будет искать эту книгу, дабы узнать больше о советских людях, свидетельство интереса трудовой Америки к советским людям, к нашей стране.
«МОМЕНТ ИСТИНЫ» КЛИНТОНА ГАРДНЕРА
Было уже за полночь. Хозяин дома вышел на несколько минут из комнаты. Вернувшись, положил передо мной на стол военную каску и пачку фотографий. Я взял каску в руки. Зеленая, выцветшая, с белыми черточками сзади и спереди — знаками лейтенантского отличия и огромной рваной пробоиной.
— Эти предметы для меня связаны с тем, что многие называют «моментом истины», — объяснил мой собеседник. — На каске след от осколка снаряда, ранившего меня 6 июня 1944 года, когда мы высаживались в Нормандии в составе второго эшелона десанта союзников. Потом в госпитале врачи рассматривали ее и удивлялись, как я остался жив. Весной сорок пятого мне довелось освобождать концентрационный лагерь в Бухенвальде, и фотографии, что вы видите, я сделал, когда еще не остыли печи его крематория. Только при мне были захоронены две тысячи жертв, тела которых нацисты не успели сжечь. Тогда же я нашел абажур из человеческой кожи, который соорудила Эльза Кох. Увиденное на фронте и в Бухенвальде оставило неизгладимый след в моей жизни. Вот почему, когда говорят в Вашингтоне, что, мол, разрядка мертва, будущее советско–американских отношений покрыто мраком, а ядерная война возможна, я воспринимаю такие заявления с болью и негодованием…
Это слова американца из штата Вермонт Клинтона Гарднера, сказанные им в конце нашей встречи, состоявшейся в его родном городке Норуич. Три дня мы провели вместе, беседовали о том, что волнует сегодня народы наших стран и что могут сделать люди для предотвращения ядерной катастрофы. Мой собеседник не скрывал своей глубокой озабоченности попытками администрации США воскресить времена «холодной войны», похоронить разрядку и сорвать мирное сотрудничество между нашими странами.
— В сорок пятом, — вспоминал он, — подъезжая к Дрездену и увидев зрелище этого разрушенного бомбежкой города, я подумал: «Мир сошел с ума». Но до конца разувериться в людях помешали встречи с советскими воинами и празднование нашей победы. «Нет, еще не все потеряно», — решил я.
Клинтон Гарднер — человек интереснейший во многих отношениях. На фронт он пошел добровольцем, дважды был ранен, имеет боевые награды, войну закончил в двадцать два года капитаном. Казалось бы, материальная обеспеченность должна была внести в его жизнь не только комфорт, но и покой, однако забыть прошлое ему не удавалось. Он написал книгу «Письма в третье тысячелетие» — философские размышления о путях достижения взаимопонимания между Советским Союзом и Соединенными Штатами. Для типичного американского бизнесмена подобное занятие — явление, прямо скажем, довольно необычное.
Клинтон Гарднер не только размышлял, но и действовал, выступив инициатором проекта «Мосты к миру в мире», который предусматривал поездки американцев в СССР для знакомства с нашей страной и ответные посещения делегациями советских людей Соединенных Штатов. Он рассматривал их не просто как культурный или туристский обмен, а как взаимное стремление узнать больше друг о друге, работать, как он говорил, в одном экипаже на одном космическом корабле Земля.
Несколько лет назад, вспоминал он, двенадцать молодых американских фермеров поехали в СССР и работали там три месяца в колхозах. Позднее один из них рассказал в журнале «Нэшнл джеографик» о теплоте, дружелюбии и гостеприимстве советских людей, о том, что к концу его пребывания русские обращались к нему «товарищ». Сегодня, по мнению Клинтона Гарднера, масштабы такого рода поездок надо увеличить в сотни и тысячи раз, пришло время, когда неправительственные организации США, рядовые американские граждане должны взять инициативу в свои руки и начать свой диалог с советскими людьми на принципах равноправия и взаимного уважения.
— Как офицер–артиллерист, участник второй мировой войны, — говорил он мне, — я пришел к выводу, что ядерные бомбы — это орудие геноцида, каким в свое время был концлагерь в Бухенвальде. Испытав на себе трагедию войны, буду продолжать делать все для предотвращения ядерной катастрофы и верить в лучшее будущее советско–американских отношений…
Клинтон Гарднер познакомил меня со своими соотечественниками, разделявшими его опасения и веру. Надеждами на мир и сотрудничество между нашими странами делились со мной судья Джордж Эллисон и владелец хозяйственной лавки Джек Фрейзиер, настоятели местных церквей Питер Демиан и Грегори Маршалл, декан факультета Дартмундского колледжа Ричард Шелдон, врач Дэвис Эймс, активистка антиядерного движения Мэри Тичаут, мать троих детей Энн Уайнрайт, семья Мэри и Джима Гриффитс.
Хочется верить, что сегодня они и есть те, кого в свое время Уолт Уитмен называл «солью американской земли».
