Истинное благодарение

 

Я настаиваю, что благодарность – это высшая форма мысли, это счастье, помноженное на чудо.

Г. К. Честертон

 

Несколько лет назад, незадолго до Дня благодарения меня ни с того ни с сего бросил мужчина, за которого я надеялась выйти замуж. На следующий день я потеряла работу. На следующий день мне исполнилось сорок.

 

Я была одинока, едва сводила концы с концами и приближалась к среднему возрасту.

 

Я десять лет жила в Нью-Йорке и пыталась прокормиться актерским ремеслом. Хотя я добилась определенного успеха на сцене, ни одна из ролей не приносила достаточно денег, чтобы жить безбедно. Я была одинока, едва сводила концы с концами и приближалась к среднему возрасту, в то время как моя профессия превозносит молодость и красоту.

Меньше всего мне хотелось на День благодарения ехать домой во Флориду и встречаться с двоюродными братьями и сестрами, которые были моложе и успешнее меня и уже создали собственные семьи. Оставалось только радоваться, что мы все отправимся в «Брукс» – мой любимый ресторан, который наша семья уже целых двадцать лет посещала по праздникам.

Накануне вылета во Флориду я ужасно простудилась. Я лежала в постели и жалела себя, когда у меня вдруг зазвонил телефон. Это была мама.

– Милая, – сказала она, – у меня чудесные новости!

Я поморщилась. В прошлый раз она сообщила мне чудесные новости о том, что вышла замуж за мужчину, с которым познакомилась в Интернете две недели назад. Теперь она в четвертый раз развелась и жила в новой квартире в доме для «активных пожилых людей», и я опасалась худшего.

– Какие? – шмыгнув носом, спросила я.

– Ну… – протянула она ради пущей драмы. – Каждый год мы ужинаем в «Бруксе», но в этом году я решила сама приготовить семейный ужин. Конечно же, с твоей помощью. Давай прикинем, будет… двадцать пять человек, не считая нас. Разве не здорово?

Может, мне еще не поздно было притвориться, что она ошиблась номером? Я бы так и сделала, если бы сохранила ясность мысли после целой тонны лекарств. Но вместо этого я пробормотала:

– Угу… супер… дождаться не могу.

Повесив трубку, я натянула одеяло на голову и провалилась в сон.

На следующий день я в ужасном состоянии прилетела в аэропорт Форт-Лодердейла.

Забрав багаж, я вышла из здания, чтобы найти маму. Ко мне подъехала какая-то платиновая блондинка, которая тотчас нажала на клаксон.

– Нравится? – спросила мама и высунулась из окна, чтобы поправить волосы, которые еще недавно были седыми и длинными, а теперь, выпрямленные утюжком, доходили ей до плеч.

– Кто вы и зачем угнали машину моей матери? – ответила я.

Она рассмеялась, как школьница:

– Глупая! Так я радуюсь своей чудесной новой жизни!

– О… Прекрасно, – протянула я.

Мне стоило за нее порадоваться, но в тот момент мама выглядела и говорила так, словно была лет на десять младше меня.

Следующий день прошел в суматохе. К полудню я купила больше продуктов и приготовила больше блюд, чем за несколько предыдущих лет. В полночь я стояла над раковиной, по локоть засунув руки в еще не до конца размороженную индейку, и пыталась аккуратно вытащить все потроха.

Хотя все эти хлопоты помогали мне не думать о проблемах, я все равно горевала из-за ситуации в собственной жизни и гадала, что мне делать, когда я вернусь в Нью-Йорк.

В День благодарения мы встали в шесть утра, чтобы закончить все приготовления. Я и подумать не могла, что мы справимся, но каким-то образом нам удалось сделать ужин, прибраться в доме, приставить к обеденному столу в тесной маминой квартире несколько маленьких столиков, отполировать столовые приборы, найти подходящие тарелки и даже вырезать украшения из тыкв.

Мы поставили на приставной стол запеканки и горячие блюда, проверили индейку и как раз успели переодеться к приходу первых гостей. Вскоре дом был полон людей. Никто не спрашивал о моем парне и о работе. Все лишь охали и ахали, увидев накрытый стол. Никто не мог поверить, что мы все это приготовили сами.

Прежде чем приступить к трапезе, мы прочли молитву и перечислили, за что каждый из нас благодарен. Мне всегда это нравилось, но в этот год, хотя я и гордилась своей помощью маме и была рада всех видеть, мне не хотелось произносить благодарности.

Прямо передо мной говорила мама. Она сказала:

– Я благодарна за хорошее здоровье, за друзей и близких. И особенно я благодарна своей дочери Алисе, которая тридцать девять лет назад научила меня, что такое настоящая благодарность.

Я недоуменно посмотрела на нее. Что она имела в виду?

– Отец Алисы, Эд, только что вернулся из армии, – продолжила мама. – Я недавно вышла за него замуж и нянчилась с годовалой дочкой. Мы переехали из Форт-Полка в Луизиане в Питтсбург, потому что Эд устроился там на работу. При переезде потерялась вся наша мебель, а денег на покупку новой у нас не было. Кроме того, мы не могли позволить себе поехать на День благодарения домой. – Мама сделала небольшую паузу. – Я вышла и купила баночку пюре из индейки и баночку морковного пюре для Алисы, а нам с Эдом – по сэндвичу с индейкой. Мы сидели на полу пустой квартиры и плакали от горя. А потом услышали, как Алиса смеется. – Мама взглянула на меня со слезами на глазах: – Ты была так счастлива. Ты пела и с удовольствием играла своей едой в этой холодной, пустой квартире. Я молюсь, чтобы ты, моя дорогая дочка, всегда находила счастье даже в самые тяжелые времена.

Ее слова поразили меня до глубины души. Я все гадала, как женщина шестидесяти пяти лет, которая жила одна и не сорила деньгами, вдруг решила стать красоткой-блондинкой и в День благодарения приготовить ужин почти на тридцать человек.

Теперь я получила ответ. Она просто следовала примеру, который я подала так давно, что уже и сама забыла.

Вернувшись в Нью-Йорк, я нашла в жизни новый смысл и повод для благодарности.

И тоже стала блондинкой.

 

Алиса Саймон

 

 

Нерушимая вера

 

У каждого завтра две ручки. Можно схватить его за ручку тревоги, а можно – за ручку веры.

Автор неизвестен

 

Как и большинство матерей ее поколения, наша мама-итальянка знает присказки на каждый случай. При любых недугах – будь то перелом или зубная боль – она советует «принять две таблетки аспирина и отполировать «Виксом». Когда что-нибудь случается не совсем так, как она ожидала, мама говорит: «Может, я и не всегда права, но никогда не ошибаюсь».

 

Лучше думайте о хорошем. И увидите, как вам на самом деле повезло.

 

Одна из самых восхитительных черт нашей мамы – ее способность преодолевать любые невзгоды. Она очень сильна духом и никогда не теряет надежды. В ответ на печальные события в нашей жизни она обычно заявляет: «Эй, никто не умер и не погибает от рака. Справимся и с этим!» Но чаще всего мама прибегает к следующей присказке: «Ради Бога цени что имеешь! Могло быть и хуже!» Уж ей ли не знать? У наших родителей родилось пятеро детей, включая меня, и все мы страдаем редким генетическим заболеванием костей под названием «несовершенный остеогенез», или болезнь «хрустального человека». Это заболевание передалось и троим их внукам. Когда твои дети на пятерых сломали более трехсот костей, можно и усомниться в вере, но наша мама не позволяла никому жалеть ее, а нам не позволяла жалеть себя. «Смотри, это же просто перелом… Заживет. У детей бывают болезни и похуже. Если это худшее, с чем мне предстоит столкнуться в жизни, я точно справлюсь».

Мне же этих слов было мало. Позвольте описать типичный день в моей истории болезни. Я проснулась утром, поскользнулась на чем-то безобидном, упала и сломала запястье. Когда папа наложил мне шину, мы отправились в больницу, и к 10 утра у меня на руке уже красовался тяжелый белый гипс. Большинство родителей в такой ситуации позволили бы пострадавшему ребенку провести остаток дня дома, но только не моя мама. Она мыла полы, чтобы оплатить всем нам католическое образование, так что ей не хотелось, чтобы мы пропускали и дня. Нытье не спасало, а все попытки переубедить маму были напрасными.

– Но, мам, у меня рука сломана. Можно остаться дома?

– Это просто рука, Джоди. С ногами у тебя проблем нет. Вылезай из машины и шагай в школу.

– Но, мам, это же правая рука… Я правша. Как мне писать?

Протестовать было бессмысленно, ведь у мамы на все находился ответ.

– Поэтому Бог и дал тебе две руки – пиши другой.

Я уже упоминала, что теперь я амбидекстр? Не от рождения, а в результате постоянных тренировок.

Много лет спустя, когда я узнала, что у меня будут девочки-близняшки, моя радость длилась недолго, потому что они родились на шестнадцать недель раньше срока. Каждая весила чуть более пятисот граммов и была около тридцати сантиметров ростом. Моим дочкам предстояло бороться за жизнь, но мама, сидя у моей постели и одной рукой перебирая четки, а другой сжимая мне ладонь, уверенно сказала: «Может, они и крошечные, но сильные. Думай о хорошем». Даже когда Хейли заболела пневмонией и умерла всего через три недели после рождения, моя мама-скала помогла мне найти способ справиться с невероятной печалью.

«Знаю, ты хочешь, чтобы твоя малышка сейчас была рядом, – сказала она мягким, ласковым голосом, – но у Бога, видимо, другие планы. Возможно, Хейли нужна ему на небе, чтобы стать ангелом-хранителем своей сестрички на земле. Хейли будет приглядывать за Ханной, и Ханна выживет». Мама оказалась права: Ханна выжила. Последние семнадцать лет я каждый день смотрю в голубые глаза своей дочери и знаю, что мне ужасно повезло.

Когда у Ханны обнаружили несовершенный остеогенез и окружающие принялись меня жалеть, я ответила: «Эй, она не умирает и рака у нее нет, так что она справится. Сломанные кости срастаются». Затем я рассмеялась… Я наконец превратилась в собственную маму.

В 2003 году мама заболела и вынуждена была лечь на операцию. Врач сообщил немыслимый диагноз – постменопаузный рак яичников – моим братьям и сестрам, пока мама лежала в послеоперационной палате. Сестра позвонила мне и спросила: «Как теперь быть? Не можем же мы сказать: «Никто не умер и не погибает от рака!»

 

Мама научила нас ценить то, что мы имеем, и теперь мы все живем по ее завету.

 

Как выяснилось, говорить ничего не пришлось. Мама все поняла без слов и успокоила нас, хотя это мы должны были ее успокаивать. «Давайте думать о хорошем. Врач все вырезал, а я еще не умерла. Не будем терять веру». Как всегда, наша мудрая мама оказалась права. Она выжила не только при этой раковой атаке, но и пятью годами позже, когда победила другой рак – прямой кишки. Ей не понадобилось ни химиотерапии, ни облучения, потому что оба раза опухоль чудесным образом оказывалась операбельной. Сейчас она уже почти два года живет без рака и не собирается умирать.

«Нужно только верить, – твердо говорит мама, похлопывая по столу. – Жалость к себе не поможет… она лишь добавляет проблем. Лучше думайте о хорошем. И увидите, как вам на самом деле повезло. Таков мой девиз».

И теперь мы радостно отвечаем: «Да, мам… мы знаем!»

Мама научила нас ценить то, что мы имеем, и теперь мы все живем по ее завету. Когда я перечисляю про себя все хорошее, что есть у меня в жизни, моя мудрая мама всегда оказывается в начале этого списка.

 

Джоди Северсон

 

 

Сила иллюзии

 

Истины нет. Есть только восприятие.

Гюстав Флобер

 

Много лет назад я сидела в уютной гостиной своей близкой подруги Сары. Мы обсуждали мои тщетные попытки поклеить обои в нескольких комнатах моего дома.

– Я никак не могу сопоставить стыки, – жаловалась я. – Обои пузырятся и вообще выглядят совсем не так красиво, как твои. Что я делаю не так? Как тебе удалось добиться, чтобы твои смотрелись так здорово?

Сара сидела и молча слушала мои жалобы. У нее на губах играла легкая улыбка. Может, она смеялась надо мной? Она видела первую комнату, которую я обклеила. Может, она насмехалась над моей плохой работой? В конце концов я замолчала и дала ей возможность ответить.

– Донна, – сказала она, – все это иллюзия. Детали вовсе не важны. Взгляни на мои стыки – они тоже не идеальны. Там, в углу, надрыв – ты его хоть раз замечала?

Медленно покачав головой, я внимательнее рассмотрела несовершенства стен, на которые прежде не обращала внимания.

– Ты заходишь ко мне домой и видишь иллюзию красивой комнаты, – продолжила Сара. – Ты не замечаешь недостатков. Свои обои ты клеила сама, поэтому точно знаешь все проблемные места. Ты хочешь, чтобы у тебя получилась идеальная комната, поэтому ищешь малейшие недочеты. Никто не увидит твоих ошибок точно так же, как ты не видишь моих.

 

Все это иллюзия. Детали вовсе не важны.

 

Уходя от нее в тот день, я понимала, что она права, и решила отныне не так критично смотреть на собственные стены.

Жизнь пошла своим чередом, и в конце концов я забыла наш с Сарой разговор. Через некоторое время одна из моих дочерей решила устроить свадьбу на нашем заднем дворе. Я много лет трудилась, чтобы превратить двор в прекрасный сад: ухаживала за цветами, пересаживала и подрезала их и пробовала новые сорта. Вместе с мужем и сыновьями мы выкопали пруд, посадили несколько новых кустов и деревьев и сделали это место убежищем от всего мира. В этом уютном уголке гнездились птицы, бегали белки и квакали лягушки, сидящие на листьях лилий. Я мечтала, что однажды кто-нибудь из моих детей решит устроить там свадьбу. Этот день настал, и я с энтузиазмом принялась высаживать желтые и сиреневые цветы, чтобы они соответствовали цветовой гамме церемонии.

Все шло замечательно, но затем зарядили дожди. Обычно мы в Колорадо страдаем от засухи, но в тот год дожди лили день за днем. В траве завелся грибок; от влаги все заросло сорняками, но из-за дождя я никак не успевала прополоть клумбы; по всему саду повылезали поганки. В день свадьбы обещали ясную и сухую погоду, но как мне было подготовить двор вовремя?

За несколько дней до свадьбы я места себе не находила. Синоптики сказали, что на несколько часов выйдет солнце, но после этого опять пойдет дождь. Я стояла на коленях в грязи, вырывая особенно заметные сорняки, когда ветка дерева легонько коснулась моего плеча, подобно ласковой руке, и на ветру я услышала тихий голос Сары, которая сказала мне из прошлого: «Донна, это иллюзия. Детали вовсе не важны».

И снова я поняла, что она права. Оглядевшись, я заметила, что ливни пошли на пользу не только сорнякам, но и всем цветам – они выглядели просто роскошно. Листья и трава были изумрудными и блестели на солнце. Мой двор казался уголком мира и спокойствия. Когда моя дочь выйдет к гостям в элегантном белоснежном платье и обведет всех любящим взглядом, никто не обратит внимания на сорняки и коричневые пятна на траве. Этот двор был лишь прекрасным фоном для незабываемого дня. Люди запомнят сам момент, а не маленькие несовершенства моего сада.

Свадьба прошла идеально. Точнее, сама она не была идеальной, но вот иллюзия сказочной свадьбы в волшебном месте удалась на славу. Больше я никогда не забуду старого совета Сары. Что бы еще мне ни уготовила судьба, я всегда буду помнить ее слова: «Все это иллюзия. Детали вовсе не важны».

 

Донна Миллиган-Мидоуз

 

 

Хорошее настроение

 

Если бы мне пришлось описать дружбу одним словом, я бы выбрала слово «поддержка».

Терри Гиллиметс

 

Небо было затянуто облаками, и солнце даже не пыталось пробиться сквозь их плотный слой. Я стояла на ступенях Ванкуверской городской больницы и смотрела на холодное серое здание, которое подавляло меня своими размерами и заключенной в его стенах печалью. В одной руке я держала букет цветов, а в другой – книгу. Преодолевая свою нелюбовь к больницам, я пыталась сосредоточиться на задаче.

Мы с моей подругой Терри обе оказались в Ванкувере, но по очень разным причинам. Я приехала встретиться с друзьями и близкими, а она – лечь в больницу на обследование.

Чувствуя себя беспомощной и обеспокоенной, я медленно вошла внутрь. Выяснив у стойки информации, в какой палате лежит Терри, я направилась к лифтам. Когда закрылись двери, я подумала не только о разных целях, с которыми мы приехали в большой город, но и о том, насколько по-разному сложилась у нас жизнь. Мне повезло прожить вполне нормальную жизнь. Жизнь Терри оказалась особенно тяжелой. Порой я смотрела на нее и гадала, как она вообще смогла выжить. Ей было немного за сорок, но она уже вырастила двух сыновей и взяла на себя заботу о двух малолетних племянницах, после того как убили их мать. Обе девочки попали к ней с тяжелым эмоциональным багажом, а младшая, похоже, еще и страдала фетальным алкогольным синдромом. Забота о них была тяжелой работой без выходных.

В дополнение к этому сама Терри страдала эпилепсией, и с возрастом приступы мучили ее все чаще. Повседневные дела, о которых многие из нас даже не задумываются, постоянно грозили ей припадками. Само собой, она больше не могла водить машину и везде ездила на автобусе. На наших церковных встречах мы не включали флуоресцентные лампы, потому что их мерцание вполне могло вызвать приступ. Однажды Терри записалась на компьютерные курсы в местном колледже, но вынуждена была их бросить, потому что дважды зашлась в припадке, и ей пришлось вызывать «Скорую».

Решив, что так дальше продолжаться не может, врач направил ее в Ванкувер на всестороннее обследование. Там Терри на неопределенное время положили в отдельную палату и прикрепили к ее голове электроды, которые отмечали даже самые незначительные изменения мозговой активности. Доктора хотели точно выяснить, что вызывает приступы. Я надеялась, что мой неожиданный визит хоть немного ее обрадует.

Ужасно волнуясь, я вслед за сестрой вошла к ней в палату. Я не люблю больницы, даже когда прихожу туда кого-нибудь навестить, и всегда переживаю, о чем говорить с больными. К тому же у Терри каждый день бывало по нескольку приступов. Вдруг мое присутствие приведет к катастрофе? Может, не стоило приходить без предупреждения?

Терри лежала с закрытыми глазами. Свет в палате был приглушен.

– Терри, к вам посетитель, – прошептала сестра.

Открыв глаза, Терри широко улыбнулась:

– Лидия! Ничего себе! Поверить не могу. Проходи, садись рядом. Не бойся, ко мне можно прикасаться, – смеясь, сказала она. – Током тебя не дернет!

Пока я придвигала кресло ближе к ее постели, она показала на десяток проводов, торчащих у нее из головы:

– Как тебе моя новая прическа? Смело, правда? Я как раз собиралась сделать стрижку – правда, не совсем такую.

Я рассмеялась, но мне показалось, что электроды причиняют ей боль.

– Тебе не больно? – спросила я.

– Нет. Бывает немного неприятно, но не больно. Видишь там телевизор? Его я целыми днями и смотрю. Он показывает мою мозговую активность.

Я взглянула на подвешенный к потолку телевизор, на экране которого змеились линии и волны.

– Скучновато, да? Вряд ли кто-то захочет такое часами смотреть. Знаешь, я понятия не имела, что мой мозг так пассивен. Но он возбуждается во время приступов. Потом звенит звонок, и прибегает сестра. Если такое случится, не пугайся и не уходи, пока тебя не попросят. Через минуту-другую все пройдет.

Я все еще смотрела на экран.

– Они уже нашли что искали? – спросила я.

– Не-а. Мы все надеемся, что случится серьезный приступ, но пока этого не произошло. Жизнь здесь слишком спокойна. Я твержу им, что дело в стрессе, а здесь – какой стресс? Ни обязанностей, ни детей, ни мужа, ни телефона, ни шума, ни собаки. Никто не сводит меня с ума. Для серьезного приступа нужна активность!

Я просидела у нее полчаса. Мы обсудили детей и мужей, церковь и школы и водителей из маленьких городков на дорогах большого города. Мы говорили о ее проблемах и надеждах на будущее.

Когда я уходила, она казалась счастливой.

И подняла мне настроение.

 

Лидия Калдер

 

 

И ключ выброси

 

Замки не пускают лишь честных.

Еврейская поговорка

 

Мои крестные Бел и Макс познакомились в Англии во время Второй мировой войны. Они подружились в столовой: Макс любил только мясо, а Бел ела одни овощи. Их отношения начались с обмена едой из пайков. Вскоре они сблизились и в других сферах жизни.

Когда они переехали в старый и ветхий дом в Беркли, в Калифорнии, Макс перенес Бел через порог и сказал:

– Дай мне свой ключ от дома.

Она послушно протянула ему ключ, после чего Макс взял оба их ключа и швырнул во двор.

 

Так они и жили. Их дом никогда не запирался.

 

– Я хочу жить в доме, который открыт для всех, – заявил он.

Так они и жили. Их дом никогда не запирался. Друзья приходили и уходили, заглядывали на обед, вытаскивали из холодильника холодные куриные ножки и читали в уютных креслах. За ужином постоянно звучали мнения, высказываемые различными людьми: курдским студентом и израильским диссидентом, далласским адвокатом и механиком из Денвера, раввином без синагоги из Бруклина и священником маленькой церкви в Санта-Фе.

И все же Бел выросла в Чикаго и прекрасно знала ценность закрытых дверей.

Открытый дом восхищал ее и вместе с тем ужасал. Порой она лежала без сна и ожидала того, что ее мама называла «худшим»: ограбления, изнасилования, гибели. И все это потому, что ее муж-оболтус отказывался запирать двери.

Однажды в пятницу, когда было уже за полночь, Бел услышала, как открылась дверь. Раздались шаги, затем кто-то споткнулся. Похолодевшими руками она вцепилась в одеяло. Ей хотелось закричать, но она словно язык проглотила. Затем она решила затаиться, чтобы грабитель забрал все, что ему нужно, и поскорее ушел. Внизу скрипнула мебель, открылся ящик комода. Бел толкнула Макса, но он не проснулся. Чтобы не закричать, она одеялом заткнула себе рот. Потом хлопнула входная дверь. Бел потрясла Макса за плечо:

– Макс, кто-то только что ходил внизу. Кажется, нас ограбили.

– С нами все в порядке? – сонно спросил Макс.

– Да, – ответила Бел.

– Тогда давай спать. Утром со всем разберемся.

На следующее утро Бел на нетвердых ногах спустилась вниз. Она с опаской осмотрела гостиную и увидела лишь знакомые мягкие диваны и стопку газет возле кресла. Из кухонных ящиков ничего не пропало, холодильник был все так же забит едой. На столе все еще стояли оставшиеся с пятничного ужина подсвечники, а на приставном столике лежало бабушкино серебро. Изменилось лишь одно – на салфетке в самом центре стола красовалась свежая хала.

– Макс, это ты купил халу?

Макс покачал головой.

Когда они накрыли на стол и налили себе по чашке утреннего кофе, Бел сказала:

– Макс, нужно запирать дом. С нами может случиться что-нибудь плохое.

– Или что-нибудь хорошее, – ответил Макс и откусил кусок свежего хлеба.

 

Дебора Шоуз

 

 

Завтрак с другом

 

Даже самая тяжелая жизнь станет легче, если изменить свое отношение.

Эллен Глазгоу

 

– Доброе утро, – ответила я по рабочему телефону.

– Доброе! – раздался в трубке мужской голос. – Что бы ты хотела съесть этим утром?

Этот заботливый голос стал для меня приятным сюрпризом. У нас был общий интерес и проблема, которой мы не могли поделиться больше ни с кем из знакомых. Чудесный утренний вопрос вселял в меня чувство покоя и безопасности.

Думая о блюдах, которые я обожала, но больше не могла себе позволить, я ответила:

– Вот бы съесть блинчиков с маслом и сиропом!

Печалясь из-за потери простой радости есть что хочется, я снова чуть не погрузилась в отчаяние, но 82-летний старичок на другом конце провода прервал мои грустные мысли:

– Иди за морковным соком – позавтракаем вместе, по телефону.

Я подбежала к холодильнику и вытащила очень знакомый голубой пластиковый стаканчик, теперь постоянно заляпанный оранжевыми пятнами.

– Все, Билл, он у меня.

– Отлично, – ответил он из другого штата в двух часах пути от меня. – Давай есть блинчики.

Глотая свой сок из моркови и сельдерея, я представляла, как он пьет ту же самую смесь на другом конце провода. Это был самый радостный момент моей печальной трапезы, и я была очень благодарна, что он позвонил меня поддержать.

Наш разговор продолжался всего пару минут и закончился его фирменной фразой:

– Мне пора заняться делом.

Он был так заботлив, что мне казалось, будто у меня появился собственный ангел.

Билл сумел одолеть рак простаты и был замечательным человеком. В свои 82 года он до сих пор шесть дней в неделю с половины седьмого утра до пяти вечера работал на собственной лесопилке и умело управлялся с остальными предприятиями, которыми владел.

Едва познакомившись с ним, я сразу поняла, что он особенный. Через несколько минут после нашей встречи он спросил, не чем я могу помочь ему и его бизнесу, а какие у меня цели в жизни. Узнав, что я тоже по медицинским показаниям сижу на соковой диете, он тотчас поделился со мной рецептами и дал несколько ценных советов.

Услышав от врачей, что его рак неоперабелен и ему осталось недолго, Билл изучил альтернативные способы лечения и перешел на соковую диету. Он позволял себе послабления лишь один раз – в День благодарения, когда готовил настоящий ужин. Я и представить себе не могла, как можно годами жить без твердой пищи. И все же его упорство меня вдохновляло.

После первого звонка, заставшего меня врасплох, я каждое утро стала с нетерпением ждать его приветствия. Вскоре я и сама начала спрашивать Билла, что бы он хотел на завтрак. Он всегда отвечал: «Кофе, бекон и ветчину с подливкой».

По нам не скажешь, что мы могли бы стать друзьями. Он напоминал мне полковника Сандерса, а я была двадцатилетней девчонкой. Но наша общая перспектива болезни, смерти и выздоровления стирала разницу в годах и расстояние между нами.

 

В минуты страданий важно сохранять позитив: это помогает лучше всех новейших лекарств.

 

Через несколько недель я уже не боялась различных соков, которые нужно было употреблять в пищу. И все это благодаря Биллу, который нашел в своем плотном графике время для юной девушки, оказавшейся в беде. Пройдут годы, но при взгляде на пыльную соковыжималку я все равно буду вспоминать доброту, которую Билл проявил к совершенно незнакомому человеку, и напоминать себе, что в минуты страданий важно сохранять позитив, потому что это помогает человеку лучше всех новейших лекарств.

Люди вечно говорят о лимонах, из которых можно сделать лимонад. Один Билл говорил о моркови и сельдерее так, словно это был сочный стейк. Благодаря позитиву Билла даже редиска и капуста на вкус были не хуже теплых брауни с горячим шоколадом и мороженым.

 

Эрин Фуэнтес