Она изменила мое отношение к жизни

 

Отношение к жизни – это маленькая деталь, которая меняет все.

Уинстон Черчилль

 

Моя девяностолетняя бабушка тихо лежала на больничной койке после визита кардиохирурга. Врач объяснил, что ей необходимо четверное шунтирование, и она цеплялась за единственную хорошую новость, которую он сообщил: у нее было тело семидесятилетней.

Бабушка по-прежнему ухаживала за собой и всегда красила волосы, которые каштановыми кудрями обрамляли ее фарфоровое лицо с ласковыми глазами и тонкими губами.

– Как бы ты поступила? – спросила она.

Дедушка умер почти тридцатью годами ранее, и с тех пор бабушка всегда принимала решения сама. Я знала, что и на этот раз она уже все для себя решила и просто хотела посоветоваться со мной, чтобы я чувствовала свою значимость в ее жизни, особенно после смерти моей матери.

– Я бы сделала операцию, – призналась я.

Она кивнула и тихо сказала:

– Я не хочу просто вернуться домой и ждать смерти. К тому же со мной все будет хорошо.

Она оказалась права. Через несколько дней сестра позволила мне навестить бабушку в послеоперационной палате, что, как я позже выяснила, разрешалось далеко не каждому. Я обрадовалась, что бабушка успешно перенесла операцию, но, как ни странно, у меня в этом даже не возникало сомнений. Когда я вошла, она без сознания лежала на койке, полностью обнаженная. Ее даже не успели обмыть и перевязать. Вся ее грудная клетка была желтой от йода, а огромный разрез между обвисшими от старости грудями был зашит так же аккуратно, как зашивала одежду сама бабушка.

 

Величайшее открытие любого поколения: человеку под силу менять свою жизнь, меняя отношение к ней.

 

Я с облегчением смотрела, как поднимается и опускается ее грудь, но понимала, что, будь она в сознании, бабушка бы сгорела со стыда под моим взглядом. Я взяла ее за руку и подумала, что когда-нибудь мое тело будет выглядеть точно так же, как ее «семидесятилетнее». Учитывая количество стресса на работе, я опасалась, что со мной это случится к сорока годам, а не к девяноста.

Примерно через год после успешной операции мы с моей подругой Энн пригласили бабушку к себе на ребрышки барбекю. Бабушка их обожала, и я подумала, что она обрадуется новому блюду в череде картофельных пюре и каш, которыми ее кормила приходящая сиделка.

В тот четверг мы с Энн обе застряли на работе и вернулись домой всего за несколько минут до прихода бабушки, из-за чего погибла наша последняя надежда приготовить ужин вовремя. Я выгадала нам немного времени, предложив бабушке съездить на экскурсию в мой офис, который находился неподалеку, а Энн занялась готовкой.

Я помогла бабушке сесть в мою спортивную машину и быстро довезла ее до офиса компании. Она чуть не ахнула, когда я свернула на обсаженную деревьями подъездную дорожку, ведущую к входу в здание. Бабушка, как всегда, удивлялась всему и вся, а ее блестящие глаза вбирали все вокруг.

– Здесь так красиво, – сказала она, – прямо как в парке.

Я никогда прежде не задумывалась об этом. Мои мысли вечно занимали задержки по проектам и кризисы персонала. Свернув на дорожку, огибавшую здание, я вытащила свой пропуск, чтобы въехать в подземный гараж. Автоматическая дверь медленно открылась, я поставила машину на отведенное мне место и начала экскурсию.

Бабушка радовалась всему: чистому подземному гаражу, огромному количеству рабочих мест, которым конца и края не было видно, разнообразию брендированной одежды в магазине компании и запаху пищи из кафетерия.

Когда мы вошли в кафетерий, я спросила:

– У тебя ведь диабет… Может, нужно чем-нибудь перекусить, прежде чем мы попадем домой?

Взглянув на курицу со специями, салаты, супы и сэндвичи, бабушка ответила:

– Я не хочу перебивать аппетит, но скажи: здесь каждый вечер сервируют такие удивительные ужины?

И снова я поняла, что никогда об этом не задумывалась, но теперь взглянула на кафетерий ее глазами. От вкусных запахов у меня потекли слюнки, и я решила, что нужно скорее возвращаться домой на ужин.

– Так, бабушка, последняя остановка в нашей экскурсии. Хочу показать тебе, где я сижу.

Мы подошли к моему кабинету и сели в кресла, расставленные возле небольшого стола для переговоров. Бабушка провела рукой по красноватому дереву:

– Очень красиво. – Затем показала на кресло за моим столом: – А там кто сидит?

Бабушка никогда не понимала, чем я зарабатываю на жизнь, и сейчас, похоже, решила, что я работаю за столом для переговоров, пока «мой начальник» сидит в большом кресле за столом. Догадываясь, что ее даже это впечатлило, я усмехнулась и сказала:

– Вообще-то, бабушка… Это мой стол. И весь кабинет мой. Я обычно сижу там, за компьютером, а за этим столом устраиваю встречи с подчиненными.

Бабушкины глаза вспыхнули от удивления. Она еще раз осмотрела кабинет. Мой ответ ее поразил. Она училась в педагогическом колледже – или в нормальном институте, как она его называла, – но затем забеременела моим отцом и поставила на своей карьере крест. У современных женщин гораздо больше возможностей, чем было у бабушки: она могла стать лишь учительницей, медсестрой, секретарем или домохозяйкой.

Она подошла и села в кресло за моим столом. Сделала оборот. Затем одну за другой изучила фотографии национальных парков Каньонлендс, Зайон и Йосемити, которые я сделала в отпуске.

Я показала на один из снимков на стене. Он назывался «Отношение». На нем над бурной горной рекой стояла радуга, а внизу были начертаны слова Уильяма Джеймса.

– Я купила ее на деньги, которые ты мне в прошлом году подарила на Рождество.

Бабушка посмотрела на снимок, вдохнула поглубже и вслух прочла фразу Джеймса: «Величайшее открытие любого поколения заключается в том, что человеку под силу менять свою жизнь, меняя свое отношение к ней».

– Мне нравятся все твои фотографии, но эта – больше всех, – сказала бабушка.

– И мне тоже, бабуль. Поедем домой?

Она кивнула. На пороге моего кабинета она остановилась, оглянулась и показала на табличку с моим именем.

– Я ее не заметила, когда мы вошли, – призналась она.

Бабушка коснулась букв моей фамилии… и ее фамилии… а затем взяла меня под руку, погладила по запястью и сказала:

– Ты явно добилась успеха. Я очень тобой горжусь.

Когда мы вернулись домой, бабушка терпеливо дождалась ужина. Около восьми мы наконец сели за стол. Бабушка попыталась съесть свою тарелку ребрышек, но свинина оказалась жесткой, как резина. Доев все, что она смогла прожевать, бабушка промокнула губы салфеткой и невольно изложила в одной фразе свою жизненную философию:

– Соус барбекю был очень вкусным!

Офис моей компании, мой кабинет и даже сама моя работа никогда не казались мне такими чудесными, как в тот день, когда я взглянула на них глазами своей бабушки – ее блестящими серыми глазами, в которых не угасала надежда и которые замечали только хорошее, особенно когда она смотрела на меня.

 

Крис Флаа