Говорящие пейзажи Киммерии. Античные мотивы, сюжеты, образы в творчестве Волошина

Практическое занятие

Тема: М. Волошин. Очерк жизни и творчества

План занятия.

1.Цикл «Киммерийская весна». Отражение творческой индивидуальности поэта в стихах. Киммерия (восточный Крым) – это особая волошинская тема, в трактовке которой отчетливее всего проявилось своеобразие его художественной культуры, а Коктебель – своего рода материализация творческого духа поэта. Немного в истории мировой культуры отыщется примеров столь тесной связи между человеком-творцом и местом, где он жил и творил.

Пейзажи восточного Крыма – скалы и утесы, полынные нагорья и равнины, выжженные солнцем, море и суровая нагота земли – стали в ту пору глубоко созвучны Волошину: «безрадостный Коктебель» помог избыть горечь личных переживаний, ощутить «сыновность и сиротство» своего пребывания в мире. Крымский поселок Коктебель, расположенный на земле древней Киммерии стал для Волошина самым дорогим местом в мире, осознанным им как истинная родина его духа. Там он построил в 1903 году свой прославленный дом поэта

В очерке «О самом себе» Волошин отмечает, что «не является уроженцем Киммерии по рождению, а лишь по усыновлению». «Истинную родину духа» он нашел в восточном Крыму.

«Эти пределы священны уже тем, что однажды под вечер

Пушкин на них глядел с корабля по дороге в Гурзуф»

(«Киммерийские берега», 1925 год)

Надпись на акварели

Первым, по-настоящему волошинским стихотворением о Крыме принято считать написанное в 1904 году стихотворение «Зеленый вал отпрянул – и пугливо…» И это справедливо, ведь только в 1907 году появится цикл «Киммерийские сумерки» - 15 стихотворений,- лучшее, что написано о пейзаже восточного Крыма в мировой поэзии. Этот цикл создавался Волошиным во время больших личных переживаний поэта:

Я иду дорогой скорбной в мой безрадостный Коктебель...

По нагорьям терн узорный и кустарники в серебре.

По долинам тонким дымом розовеет внизу миндаль,

И лежит земля страстная в черных ризах и орарях…

В стихах этого цикла впервые перед читателем возникает скорбная и величественная Киммерия. Древняя страна, которую Максимилиан Волошин вывел из забвения и стал ее певцом. В стихах Волошина Киммерия жива памятью о своем прошлом:

Здесь был священный лес. Божественный гонец

Ногой крылатою касался сих прогалин.

На месте городов ни камней, ни развалин.

По склонам бронзовым ползут стада овец.

Безлесны скаты гор. Зубчатый их венец

В зеленых сумерках таинственно печален.

Чьей древнею тоской мой вещий дух ужален?

Кто знает путь богов — начало и конец?..

В этих стихах четко прослеживается осознанное Волошиным единство истории и природы,

Над зыбкой рябью вод встает из глубины

Пустынный кряж земли: хребты скалистых гребней,

Обрывы черные, потоки красных щебней —

Пределы скорбные незнаемой страны.

Я вижу грустные, торжественные сны —

Заливы гулкие земли глухой и древней,

Где в поздних сумерках грустнее и напевней

Звучат пустынные гекзаметры волны.

И поэт становится на многие годы голосом этой «глухой и древней» Земли и заставляет всмотреться и вслушаться в этот мир. Всмотреться в природу его и вслушаться в историю, говорящую пейзажами Киммерии.

Говорящие пейзажи Киммерии. Античные мотивы, сюжеты, образы в творчестве Волошина.

Стихи и эссе Волошина насыщены образами античных мифологических персонажей, органически включенных в ткань его творчества. По наблюдению Н. Арефьевой «Около одной трети поэтических произведений, М. Волошина содержит античные мотивы, а сборник статей «Лик и творчество» даже больше. Творчество Волошина изобилует образами, сюжетами, реминисценциями, аллюзиями, связанными с античностью.

В 1910 году выходит первый сборник стихов Максимилиана Волошина. В нем было много киммерийских стихов, но не было стихов нового цикла «Киммерийская весна». Стихи этого цикла заметно отличаются от «Киммерийских сумерек». Здесь меньше исторических образов Киммерии, а больше реальных пейзажных образов радостной природы.

Солнце! Твой родник

В недрах бьет по темным жилам…

Воззывающий свой лик

Обрати к земным могилам!

Солнце! Прикажи

Виться лозам винограда.

Завязь почек развяжи

Властью пристального взгляда!

Сборник Волошина 1910 года был иллюстрирован рисунками Константина Федоровича Богаевского – художника, чье творчество тоже неразрывно связано с Киммерией. Волошин видит в Крыме окраину античного мира с богатыми культурными и историческими наслоениями. Он писал в статье «Богаевский – художник Киммерии», «История бродит здесь тенями аргонавтов и Одиссея».

Волошина волнует описанное Гомером путешествие Одиссея в мрачную страну, лежащую у входа в Аид, куда легендарный герой плывет на своем корабле, чтобы встретиться с тенями умерших. «Скоро пришли мы к глубокотекущим водам океана, там киммериян печальная область, покрытая влажным туманом и мглой облаков» («Одиссея» перевод В. Жуковского). Волошин узнает, что легендарные сведения Гомера о Киммерии подтверждаются свидетельствами историка Геродота (V в. до Н.Э.) и географа Страбона. Они сообщили, что северные берега Понта Эвксинского в доисторические времена принадлежали киммерийцам, что это некогда могущественное племя оставило о себе память в географических названиях: «Киммерийский Боспор», «Киммерийский вал», Киммерион, Киммерикон. Археологические раскопки конца XIX века помогли Волошину глубже осознать «героический пафос и трагический жест» Киммерии.

Он писал: «Когда героическая мечта тридцати веков – Троя стала вдруг осязаемой и вещественной… когда раскрылись гробницы микенских царей и живой рукой мы смогли ощупать прах эсхиловых героев, тогда нечто новое разверзлось в нашей душе».

Он видел и в земле Киммерии Наносы рек на сажень глубины Насыщены камнями, черепками, Могильниками, пеплом, костяками. В одно русло дождями сметены

И грубые обжиги неолита, И скорлупа милетских тонких ваз, И позвонки каких-то пришлых рас, Чей облик стерт, а имя позабыто. («Дом поэта»)

В доме Волошина было собрано немало интересных находок. А море увеличило их число, выбросив на берег обломок корабля гомеровской эпохи. Этот подарок моря хранился у поэта вместе с фрагментами античной керамики, амфорами. И.П. Куприянов пишет: «Наука, культура, история, археология стали для Волошина источником лирических переживаний. Научные сведения давали ему «новые разбеги для мечты и догадки». Такой взгляд помог Волошину открыть исторический пейзаж в поэзии и живописи.

Но чтобы воссоздать для потомков лик земли недостаточно письменных источников и археологических находок, Волошин указывает: «Художник должен перестрадать ту землю, которую он пишет. Он должен пережить историю каждой ее долины, каждого холма, каждого залива. Опыт сердца исходившего тоской в ее сумерках, и опыт ступней, касавшихся ее тропинок, ему дают не меньше, чем впечатления глаза».

(см. Волошина «Культура, искусство, памятники Крыма»)

Я вижу грустные, торжественные сны —

Заливы гулкие земли глухой и древней,

Где в поздних сумерках грустнее и напевней

Звучат пустынные гекзаметры волны.

Во многих пейзажных стихотворениях автор придает киммерийской природе монументальность и очеловечивает ее, приближаясь к античной мифологии. В природе он видит сходство с лучшим ее проявлением – человеком, хотя она живет своей собственной, суровой и торжественной жизнью.

Здесь душно в тесноте...

А там — простор, свобода,

Там дышит тяжело усталый Океан

И веет запахом гниющих трав и йода.

Как античные авторы, поэт чувствует свое родство с солнцем, луной, морем, с космосом в целом, сливается с природой, он неотделим от природы, как младенец от матери:

«Склоняясь ниц, овеян ночи синью,

Доверчиво ищу губами я

Сосцы твои, натертые полынью,

О мать земля!»

Поэт ни разу не изобразил природу зимой. Даже осеннее праздничное убранство земли тревожит его душу, порождает скорбные ноты в стихах. Осень – Вечер года. Зима – Ночь. Грусть природы передается Волошину, он слышит вопли Деметры по дочери Персефоне:

Плачьте, плачьте, плачьте, безумцы-ветры,

Над горой, над полем глухим, над пашней...

Слышу в голых прутьях, в траве вчерашней

Вопли Деметры.

Поэт обращается к Солнцу с просьбой вывести землю из сна:

Солнце! Твой родник

В недрах бьет по темным жилам…

Античная традиция восприятия природы как живого существа обусловило особенности волошинской поэтики, его метафор. Вещий крик осеннего ветра, его плач, солнце – «святое око дня, тоскующий гигант», а

Мир - чаша, до краев наполненная алым.

И черным сумраком...За траурным порталом

Звезда затеплилась... За нею две... и три,

И стынет бледный край замедлившей зари,

Как влага синяя, наполненная светом.

Поэта постоянно волнует присутствие тысячелетий, интересует историческая связь поколений во глубине времен Грецией, Римом, Византией. Он постигает весь трепет жизни веков и рас, «ладаю его «дрожь морей», «стремит» как Одиссея («Одиссей в Киммерии» 1907г.) в неизведанную даль, он видит свое родство с ним.

Люби мой долгий гул, и зыбких взводней змеи,

И в хорах волн моих напевы Одиссеи.

Волошин стал «памятью насыщен, как земля». Мысль, стих и стиль лирики «диктовала» поэту земля. Он не скрывал, что природа оказывает активное влияние на его произведения. «Гекзаметры волны» обращали Волошина к античной поэзии. Заслуживает внимания его опыт введения в русский стих античных размеров, как делали в свое время К. Батюшков, А. Пушкин и другие русские поэты.

«Вещий крик осеннего ветра в поле…» (сапфическая строфа, 1907г.)

«Седым и низким облаком дол повит» (алкеева строфа, 1910г.)

Следует признать, что античные размеры не поглощали целиком внимание Волошина, он оставался в рамках традиционной поэтики, сонета. Однако античными образами органически пропитана вся поэзия Волошина, он как бы изнутри воспринял магию природы. Говоря о Кара-Даге он пишет:

Из недр изверженным порывом –

Трагическим и горделивым –

Взметнулись вихри древних сил:

Так буре сладок, в свитке крыл.

В водовороте снов и бреда,

Прорвавшись сквозь упор веков,

Клубится мрамор всех ветров –

Самофракийская победа!

Волошин воспринимает человека в неразрывном единстве с мирозданием, с космическим развитием природы

Будь прост, как ветер, неистощим, как море,

И памятью насыщен, как земля.

Люби далекий парус корабля