Ось портов Охотск – Кадьяк

Вы знаете, кто является одним из самых крупных хищников в мире, живущих на суше? Не знаете. Отвечаю. Это подвид бурых медведей и называется он  Кадьяк. Кадьяки достигают длины до 2,8 метров и до 1,6 метра высоты в холке. Вес самых массивных экземпляров насчитывает свыше полтонны. Самый крупный Кадьяк, пойманный для берлинского зоопарка весил 1200 кг. Важную роль в их питании играет рыба.

Во время нерестовых миграций лосося летом и осенью десятки кадьяков собираются в мелководных реках, чтобы доставать рыбу из воды или ловить её в воздухе, когда та выпрыгивает, преодолевая пороги.  Такое происходит на острове Кадьяк и других островах Кадьякского архипелага у южного побережья Аляски.    Разумеется, название свое зверь получил в новейшее время, по месту обитания.

Самым крупным из 25 островов архипелага Кадьяк, является остров Кадьяк. Название происходит от  наименования аборигенами острова — «кадьяк» или «каньяг», но иногда его называют «Изумрудным островом Аляски». На архипелаге большая часть территорий охраняется одноименным заповедником дикой природы; здесь насчитывается 40 небольших ледников, бесчисленное количество рек и ручейков и сотни видов наземных и водных животных.

 

Особый толчок к освоению Дальнего Востока дала 2-я Камчатская экспедиция В. И. Беринга, в результате которой были открыты Алеутские острова и Аляска. С 1740-х годов начались промышленные плавания русских купцов и мореходов. Центрами снаряжения промысловых экспедиций стали Охотск и Нижнекамчатск. Охотский порт, основанный в 1731 году, быстро превратился в официальный центр Дальнего Востока, первый русский порт на Тихом океане.

История Охотского порта связана с  деятельностью предприимчивого рыльского купца Григория Ивановича Шелихова, который с 80-х годов XVIII века применил принципиально новый подход к освоению открытых земель – прочное  водворение русских в крае и заселение его промышленными людьми.

Возглавив наиболее крупную промыслово-купеческую компанию, Шелихов в 1784 году прибыл с командой промышленников на судах "Три святителя" и "Святые Симеон и Анна" на остров Кадьяк и основал там первое постоянное русское поселение, откуда были заложены основы планомерного освоения новых территорий.

В 1791 году Шелихов основал «Северо-Восточную компанию», которая в 1799 году была преобразована в Русско-Американскую торговую компанию. До 1791 года порт Охотск оставался центром управления Русской Америкой.

В 1790 году А. А. Баранов принял предложение промышленника Г. И. Шелихова возглавить управление его компанией и уже в 1791 году первый правитель Русской Америки перенес на остров столицу, с главной конторой Русско-Американской компании. Русские прочно обосновались в Новом Свете, но прошло время и все американские колонии, основанные русскими предпринимателями, были проданы правительством Александра II в 1867 году.

Ныне на острове Кадьяк, в гавани Св. Павла, где в 1791 году русскими колонистами был основан порт Павловск и который до 1808 года являлся столицей Русской Америки, теперь находится город США – Кадьяк.

 

Бот «Кадьяк»-I

   11 августа 1805 года начальником Охотского порта был утвержден капитан II ранга И. Н. Бухарин. В том же году, 1 октября, несмотря на позднюю осень, Бухарин на судне «Кадьяк», отправился в плавание для осмотра западного побережья Охотского моря, с целью отыскания удобной гавани.

Семипушечный бот «Кадьяк»,  построенный на Охотской верфи в 1805 году, вышел в свое первое плавание. Строили его корабельные мастера Н. Попов и Вашуткин.

Начало далекого и трудного похода было успешным. Но на подходе к Аяну погода, как это часто бывает в Охотском море, внезапно испортилась. С каждым часом все сильней становился напор ветра, выше вздымались волны. Корабль начало сносить к Шантарским островам. После тщательных попыток отойти от них, в предутренней мгле моряки увидели скалистые обрывы западной оконечности Медвежьего острова, находящегося в восточной части Удской губы. Командир корабля решил переждать шторм в проливе между островом Медвежьим и материком. Бот стал на якорь против скалистого мыса Баранджа. Ветер усиливался, и «Кадьяк» стал дрейфовать на якорях. Все ближе сносило его к прибрежным скалам. Пришлось срубить мачту. В трюме появилась течь. Команда стойко боролась за жизнь корабля, но усилия были тщетны. Клокочущие волны выбросили бот на берег. Случилось это 18 октября 1805 года.

Экипаж судна спасся и под командой штурмана Борисова перешел для зимовки в Удской острог.  Командир же порта И. Н. Бухарин незамедлительно, берегом, отправился в Охотск и возвратился туда только 4 января 1806 года.

На следующий год, весной,  штурман Борисов с матросами посетил место крушения корабля и разгрузил выброшенное судно. Поставив амбар, сложил в нем спасенное снаряжение, а корпус бота за негодностью сжег. Затем на байдарах команда вернулась в Охотск.

В 1855 году А. П. Соколов в «Летописи крушений и пожаров Русских судов» отметил, что в 1831 году часть этих вещей была снята штурманом Е. С. Кузьминым, а «…прочее, в том числе семь пушек большого калибра, два больших якоря и один малый остаются на месте поныне».

 

Бот «Кадьяк»-II

  

Судно заложено в 1842 году, на Охотской верфи, спущено на воду в 1843 году и вошло в состав Охотской флотилии.

В 1844–1853 годах бот «Кадьяк» перевозил грузы и пассажиров между портами Охотского моря.  В 1844 году обследовал место гибели брига «Камчатка», который в 1841 году штормом был выброшен на берег в районе Большерецка, и доставил в Охотск обнаруженные вещи.

В сентябре1852 года выгрузил провиант в Петровском зимовье и остался там на зимовку.

Участвовал в Крымской (Восточной) войне 1854–1855 годах.

В 1854 пришел на зимовку в Петропавловский порт, где в то время,   в составе эскадры контр-адмирала B. C. Завойко, находились фрегат «Аврора», корвет «Оливуца», транспорты «Двина», «Байкал», и «Иртыш», бот «№-1».

В связи с угрозой нападения англо-французской эскадры на порт, разъясняя задачи личному составу, Завойко в своем приказе писал: «От быстрого и скорого изготовления судов к плаванию будет зависеть весь успех нашего предприятия. Союзники, как положительно известно, имеют намерения напасть на Петропавловск силами, непомерно превосходящими наши силы, а следовательно, было бы лучшим выйти в море не позднее 1 апреля, для того чтобы сколь возможно поспешнее достигнуть места нового назначения. На этом основании покорнейше прошу командиров внушить их командам всю важность успешного производства работ по вооружению и изготовлению судов».

5 апреля1855 года, приняв на борт жителей города и погрузив имущество военного порта, «Кадьяк» вышел в море.

1 мая прибыл в залив Де-Кастри, а затем перешел в Николаевск. В 1859 году перевозил почту и грузы по реке Амур. В 1860 году ушел в Петропавловский порт, где после 1860 года был разобран.

С 1844 по 1846 год ботом «Кадьяк» командовал штурман Е. С. Кузьмин, тот, который доставил вещи с потерпевшего крушение бота «Кадьяк»-I.

 В 1852-53 годах командиром бота был участник Амурской экспедиции Н. И. Шарыпов (1819-1873).

Н. И. Шарыпов родился в Кронштадте в семье боцмана, учился в 1-ом штурманском полуэкипаже в Кронштадте. В марте 1841 году стал кондуктором, а в мае 1845 года – прапорщиком корпуса флотских штурманов.

В июле 1845 года получил назначение на бот «Кадьяк». В 1847–1848 годах заведовал хозяйственной частью Охотского штурманского училища, по совместительству преподавал кадетский курс и словесные предметы, был членом портовой комиссии и комиссии военного суда. Выполнял обязанности лоцмана в устье рек Охоты и Кухтуя, затем снова служил на боте «Кадьяк», в задачи которого входило исследование Константиновского залива в юго-западной части Охотского моря и розыск транспорта «Байкал» под командованием Г. И. Невельского. Бот побывал у северного побережья Сахалина, в Сахалинском заливе, где экипаж проводил тщательные измерения глубин и делал опись берега.     После смерти командира «Кадьяка» Н. И. Шарыпов принял командование ботом, а в 1854 году – транспортом «Байкал».

Под командованием Шарыпова было осуществлено первое плавание мореходного судна через лиман Амура сахалинским фарватером и первое плавание парусного судна по лиману из Татарского пролива в Охотское море.

В полдень 13 августа 1854 году на Петропавловском рейде в честь моряков «Байкала», прошедших через лиман, был дан салют из пушек. Н. И. Шарыпов побывал с визитом у Н. Н. Муравьева. После зимовки экипажа транспорта в Петропавловске, с началом навигации, «Байкал» вместе с «Авророй» и «Иртышом» ушёл в поход к устью Амура и, прибыв в залив Де-Кастри, принял участие в его обороне от неприятеля. За участие в переходе из Петропавловска в Де-Кастри Н. И. Шарыпов был награжден очередным орденом и медалью.

Последние годы он служил в Гидрографическом департаменте. 8 марта 1872 года  по болезни вышел в отставку. Умер в Петербурге в 1873 году в чине капитана. Похоронен на Смоленском кладбище.

 

Приложение

В 2001 году к  30-летнему юбилею артели старателей «Восток» был выпущен альбом, где были помещены рассказ и фотографии исторических находок, тех, с которых мы начали свое повествование.

 

***

   Три дня на море штормит. По шторму с мыса «Медвежье одеяло» пришел «Шкот», высадил В.И. Пелипейко и ушел отстаиваться в бли­жайшую бухту. В.И. Пелипейко — человек немногословный, но чувст­вуется, что ему досталось на переходе.

Жестокая качка доконала таежника, и он, покачивая головой, скажет мне, что снова надо идти. Везти вагон-столовую, топливо на буровой участок. Они начнут работать там по зиме, когда легче с грунтовыми водами. На устье Биранджи остались все его буровики. Идти надо опять морем, а это для Васи­лия Ивановича трудное испытание.

— А еще, — говорит он, — ребята на морском берегу нашли старинную пушку, якорь с парусного судна и привезли на базу, но все осталось пока на «Шкоте».

Кончится шторм, «Шкот» возьмет плашкоут с вагоном-столовой и побежит на мыс «Медвежье одеяло». Конечно, я не могу это пропустить. И определяю себя к Василию Ивановичу в напарники.

На четвертый день вроде бы стало стихать, и водитель «Урала», молодой, улыбчивый парень Гриша, пофамильно поднимает нас с гостиничных коек. Мы запрыгиваем в кузов, Гриша гонит машину к берегу, к тому месту, куда нацелился подходящий «Шкот».

«Урал» въезжает в воду, и мы перепрыгиваем на «Шкот». «Шкот» переходит к плашкоуту, который уже хватил прилива и только что закачался на волне. Он загружен топливом для буровой, поперек палубы от борта до борта стоит вагон-столовая на колесах, рядом «уазик», и еще какой-то груз. Буксирный трос вытягивается на все свои 200 м и «Шкот» ложится курсом на «Медвежье одеяло». Интересно, кто из моряков прошлого дал этому мысу такое красивое название? Напротив мыса (смотри карту) лежит остров Медвежий. Может быть, какой-то моряк-поэт, который описывал эти берега, посчитал, что материк при­крывает этот остров, самый близкий из Шантарских островов, и так назвал мыс? Я присел на корме рядом с буксирным тросом и рассматриваю находку старателей. Пушка длиной метр с небольшим. Калибр размером с бильярдный шар. Якорь, уже не целый, частями. Тип — адмиралтейский. Конеч­но, полторы сотни лет, не меньше. Да и это не главное. Ведь все эти мысы, берега видели триста с лишним лет назад русских землепроходцев. Эти мужест­венные люди проплывали на своих кочах вдоль побережья, искали новые земли, терпели нужду. Меня лично волнует, что скалы на побережье, мысы почти не изменились и были точно такими же. И их, возможно, видели Иван Москвитин, Василий Поярков и десятки других известных и безвестных первооткрывателей этих мест. Потом пришли русские моряки ХУШ-Х1Х веков. Порт Аян был тыловой базой для судов Российско-Американской ком­пании, которые уходили на далекую Аляску. Он был входной базой для экспедиции Г.И. Невельского, как Киран для горных участков артели. Сотни китобойных судов разных стран приходили в эти места на промысел.

Все это в прошлом—и пушка, и якорь, как письмо, как весточка из бесконечной цепи времени. «Шкот» ныряет прилично, ветер здесь и не думает стихать. Другое дело, что видимость отличная, море изумрудное, с белыми гребешками волн. Все сгрудились в рубке и рядом, укрываясь от брызг за стальную  дверь. Удод стоит за штурвалом.

Мы идем уже часа два, все дальше и дальше на простор Удской губы.

—Посмотри внимательнее, как там вагон? — ни к кому конкретно не обра­щаясь, кричит из рубки Андреич. Все начинают глазами есть плашкоут.

—А ведь ходит, — произносит кто-то тихо.

—Как ходит?—Голос Удода взвол­нован. — Ну-ка, смотрите лучше.

Ходит, и это видят все, без бинокля. С борта на борт. Я наблюдаю за капитаном «Шкота» через открытый лобовой иллюминатор. Сейчас он никого не замечает. Рука его понемногу начинает крутить штурвал вправо, на ветер. «Шкот», сначала чуть нехотя, потом подчиняясь рулёжке, пересекает линию ветра, и качка принимает другой характер.

—Все, идем на Антыкан,—скорее для себя, чем для кого-либо из присутствующих, произносит эту фразу Удод с интонацией, не подлежащей ни обсуждению, ни со­гласию. — Серега! Следи за буксиром!

Комов бросается на корму, чуть выбирает буксир, придерживает его, пока «Шкот» не ляжет на новый курс, и потом отдает слабину. Мы продолжаем идти к берегу, который скрыт в предзакатной дымке. Сейчас мы идем вразрез ветру. Почти на него. Ветер юго-западной четверти, не стихает, но идти стало легче. Сейчас плашкоут не раскачивается, а, принимая понемногу на себя воду, степенно тянется за «Шко­том». В 18 часов на связи Андреич докладывает о своем местоположении и об обстановке в пути. В «Киране» молчат, оценивая сказанное. В голосе Петровича, заведующего базой «Ки­ран», сомнение:

—Ну, что, нельзя было идти дальше по заданию?

—Крепить надо вагон, — отвечает Удод.—Закреплю и по большой воде пойду дальше. Все равно в море штормовая, — Андреич старается говорить самую ма­лость. И уже после связи рассуждает:

—Придем в бухту Антыкан, об­сохнем, закрепим вагон, как учили, по­морскому. И пойдем на мыс. Даже если штормовая прихватит, на душе будет спокойно, когда все закреплено своими руками.

В бухту Антыкан приходим по темноте. Под утро обсыхаем и стоим рядом с плашкоутом.

Вот он, злополучный вагон, кото­рый расходился на палубе плашкоута. Все его крепление — пропущенная в

одну нитку проволока-вагонка. Под колесами вместо клиньев деревянная щепа. И все крепление. По-колхозному. Серега вырубает старые, отработавшие навигацию рулевые тросы. Их пускают на крепеж вагона. Вагон при помощи шпиля ставят на место. Под колеса загоняют обрезки бруса, а сам вагон жестко притягивают к палубе. Вот теперь можно идти, и даже по шторму. Пока стоим до большой воды, Серега Комов такелажничает. Поставил новые тросы на рулевое устройство, все спокойно и деловито заплел. С шумом идет прилив. Бухта пустынна. Чайки уже снялись на юг. Всплываем и про­должаем свой путь к мысу «Медвежье одеяло». Удод и Пелипейко, повеселев­шие после всех своих переживаний, с удовольствием сжигают сигареты. Одну за одной. Море спокойно. Мы входим в пролив, который называется проходом Шевченко. Пелипейко рассказывает со слов охотника, который промышляет в этих местах, а зимовье у него, где старатели будут вести бурение, что пушка и якорь якобы с могилы капитана, именем которого назван этот узкий пролив между материком и островом Медвежий. Здесь столько перебывало морского народа, а в те времена и поселка ближайшего, а это Чумикан, еще не было. Легенды. Мифы. Может быть, в непогоду потерпел кру­шение чей-нибудь парусник, а потом его растерло льдами. Никто уже не узнает. Море хранит множество тайн. А пока древнее морское железо перестукивается между собой на корме старательского буксирчика в такт волны. Если бы пушка могла говорить или якорь рассказал, в каких бухтах и гаванях он ложился на дно.

«На Джугджуре», 30 лет артели старателей «Восток», корпоративное издание, Хабаровск, 2001 г.