Рецензия на книгу «Веда славян»

Д-р Светлозар Попов, болгарскийучёный, писатель.

 Едва ли в болгарской литературе имел место больший скандал, чем связанный с книгой «Веда славян». Напомним, речь идёт о сборнике народных песен, собранных в две книги. Первая издана в 1874 г. в Белграде, а вторая в С.-Петербурге в 1881 г. Песни собраны в Родопах среди марвакского и помакского населения. Характерно, что это население осуществляло изолированную жизнь в одном полузакрытом обществе и поэтому, таким образом, сохранило наиболее долго следы от наиболее раннего быта, фольклора и родовых корней. Идея составления сборника и его издания принадлежала боснийцу Стефану Верковичу, а записывал песни и легенды местный учитель Иван Гологанов.

Наиболее ранние споры о подлинности песен из сборника начинаются ещё до его издания, когда в Москве в 1867 г. была опубликована «Древняя болгарская песня об Орфее». Интерес к живым воспоминаниям о мифическом родопском певце был настолько велик, что отзвук среди французской литературной общественности вызвал специальную миссию для проверки аутентичности песен. Первая миссия была организована по рекомендации французского правительства преподавателем французского колледжа в Афинах Альбертом Дюмоном (1868 г.), спустя год после того, как разразился скандал.. Вторая миссия была подготовлена французским консулом в Пловдиве Огюстом Дозоном (1872 г.).

Скандал быстро набирал инерцию, стал разгораться и далеко вышел за рамки добропорядочности и моральных границ в молодой болгарской державе. В защиту подлинности и имён главных действующих лиц – Стефана Верковича и Ивана Гологанова – и против них выступили именитые литературоведы, языковеды, краеведы и интеллектуальные эрудиты из всей Европы: французы, русские, чехи, словаки, украинцы, поляки, сербы, а позднее многие болгарские учёные и интеллектуалы. Среди них можем назвать такие имена, как Янко Шафарик, Йосиф и Константин Иречек, Луи Луге, Иван Шишманов, Леопольд Гайтлер, Ватрослав Ягич, Иван Вазов и др.

Первоначальные сомнения перерастали в подозрения, чтобы, наконец, превратиться в грозные обвинения в фальсификации и корыстолюбии. Таким образом клеймо «фальсификат» распространяется и на весь сборник. Не помогла и дюжина анкет из Родопского края, по горячим следам, на Гологанова и остальных собирателей и записывателей песен. Крайне язвительные и агрессивные обвинения приобрели криминально-следственный характер и глубоко унизили и огорчили последние годы жизни двух энтузиастов. Удары не закончились и после их кончины. В публикации «Веркович и Веда Славян» (1968 г.) Михаил Арнаудов представляет апофеоз пролетарской нетерпимости и ксенофобии, с выражением, свойственным более милиционеру, нежели академическому величию. После этого «Веда славян» стала запрещенной и опасной темой для исследования. В последующие годы попытки работы по ней исключительно скудны. Она была обречена на молчаливую гибель и забвение хорошим испытанным большевистским приёмом.

С падением «железного занавеса» положение вещей изменилось и в 1991 году Иван Богданов издаёт свою публикацию «Веда славян и наше время», а в 2007 году Петар Добрев публикует книгу «Поговорим о древности. Новый взгляд на «Веду славян» и «Джагфар тарихи». Двумя авторами приводится ряд преимущественных языков, стилистики и композиционных аргументов, подкрепляющих подлинность песен. Решающую роль в воскрешении чудесных песен в наши дни сыграла публикация ими в «Свободном обществе» шикарного дополненного издания в двух томах в 1997 г. Таким образом, оклеветанные и запрещённые родопские народные песни, подобно птице Феникс, возрождались из пепла для своих забытых и ожидающих почитателей и исследователей.

Не стоит рассматривать и углубляться в вопрос обвинений, без их обоснования с научной точки зрения, ни тем более на них отвечать. За два из них, однако, нельзя промолчать, зачем в обвинении против Верковича, который был под влиянием Георгия С. Раковского, отыскивать нечто глубоко возмутительное. Особенно сейчас, когда болгарское имя в Индии открывается наряду с индийским эпосом и Пуранами. Это имя было в терминах балхики или бахлики, но также в лице народа бхил, или позднее булинги и балхары. Спровоцированная критика свидетельствует, единственно, об огромной пустоте в познании истории, но нашлось наиболее возмутительное утверждение, что по своему содержанию песни были лишены всякого внутреннего смысла! А кто-либо из критиков пробовал в самом деле поискать и вникнуть в их смысл? Сомневаемся, потому что пусть не иное, то хотя бы следовало обратить внимание на различие между Коледовым ритуалом, описанным в песнях и известным нам христианским Коледой. А также за какого Коледу поют исламизированные родопские помаки? Придирчивые критики и этого не заметили, хотя имеют большие претензии. Мы уже не говорим о странном имени царя – Има, чьё значение понимается только после обнародования летописей наших волжских братьев болгар, согласно которых корни наши общие с этими забытыми именами из болгарской династии Имен, где родоначальником был Боян Имен. Какие бы нам сказки не рассказывали, что Веркович был плагиатором, заимствовав имя Вишну бога от индийского бога Вишну, но никто не заметил связи в названии Харапская земля и древней кльтурой Харапа, да посылают нас в арабский мир, пока на это не обратил внимание Борис Балкх – другой, один из непрофессиональных исследователей болгарской старины. При таком положении создаётся иллюзия, что ещё никто не понял ничего общего между образами и именами в Веде Крусне из одноимённой песни, а также именем царь Крысник из «Предания о юдах» и популярным в индийской мифологии именем Кришна. Не столь сложна и даже элементарна связь между живой водой амритой и божественной абритой, но и это до сих пор никто не комментировал. Так как предубеждённый человек бывает как слепец и видит только то, во что верит.

Это я обнаружил ответы на вопросы из смысла содержания песен и не считаю, что Стефан Веркович должен был их знать для того, чтобы издать сборник. Напротив, эти неизвестные для него связи свидетельствуют, что речи быть не может о каком-то вымысле. Чтобы не говорили, но некоторые из этих связей было невозможно понять в его время. Очевидно, он вообще не стеснялся от отсутствия достаточных знаний, что засвидетельствовано вопросительным знаком, поставленным в скобки после слова «пишин», где королю Сиде было необходимо, чтобы кого-то научить читать и писать, согласно рассказа помака из родопского села Лакавица. Но и эти неизвестные никому сегодня слова приобретают смысл, когда свяжем легендарные балхики-пишачи с их письмом пайсачи. Веркович не разбирал эти слова, либо отметил разногласия с его всезнающими критиками. И не смотря на это, он не побоялся признать проблему, поставив после слова вопросительный знак в скобках. Те же, знающие умники, об этой проблеме промолчали.

Вот эти пояснения или едва понятые связи с образами, событиями и отдельными понятиями в текстах песен из «Веды славян» представляют интерес, особенно с упомянутыми другими языками и культурами. Их желательно опробовать, чтобы провести исследование и сделать анализ. Их хочется поискать вместе с читателями и проследить, куда бы они не привели. Существуют проблемы как со сложностью, так и с ответом на эти задачи. Хорошо сознаём, что всякая допущенная ошибка может довести до негатива в личном плане. В худшем случае, однако, ещё есть сомнения относительно сборника. Поэтому пожелаем быть внимательным и максимально корректным.

Сборник, в целом, насыщен своей богатой и масштабной информацией – десятки образов людей и божеств, знакомые и незнакомые имена, мотивы и сюжетные линии, известные и неизвестные понятия. Его целостное исследование является тяжёлой, трудоёмкой и продолжительной задачей. В настоящее время есть намерение начать работы по отдельным песенным циклам, темам или героям. Конечная цель работы – разобраться, насколько «Веда славян» содержит  аутентичную информацию и может ли использоваться как первоисточник. В моей первой книге сконцентрировано исследование больше всего на популярном образе деда Коледы, а также и остальных, связанных с ним мифических героев. Надеюсь, что эта книга положит ещё одно доброе начало и буду радоваться успехам, если успею. Во всяком случае надо постараться, чтобы абстрагироваться от шумных споров, сопутствующих «Веде славян» от самого появления и до сегодняшнего дня. Считаем, что глубокое вникание в содержание её песен будет наиболее добрым средством торжества и справедливости по отношению к сборнику и его составителям. Если требуется остаться верным вековым традициям и начать работать как критик деятельности крупного фольклориста и болгарофила Стефана Верковича, то мне не остаётся ничего другого, как присоединиться к оценке Петара Добрева, что правильнее и удачней бы было вместо «Веда славян», сборник именовать «Веда болгар». Достаточно только познакомиться с песнями, посвящёнными болгарскому празднику мартенице, чтобы в этом не было никаких сомнений.

                                             ПРЕДИСЛОВIЕ (автора).

                                    __________

  Издавая первую книгу древнихъ болгарскихъ народныхъ пѣсенъ подъ заглавiемъ «Веда Словена»*), я не надѣялся, что буду впослѣдствiи иметь счастiе открыть и собрать въ Родопскихъ горахъ гораздо болѣе богатое сокровище памятниковъ древней славянской народной культуры неизвѣстныхъ, авторовъ, въ неизвѣстной стране Македонiи и еще менѣе известныхъ временъ.

 Эти-то былины древне славянскаго прошедшаго содер­жатся именно въ обрядныхъ пѣсняхъ, которыми я наполнилъ этотъ второй томъ столь замѣчательныхъ, рѣдкихъ к характеристическихъ особенностей, которыя весьма важны не только по формамъ ихъ языка, но и по ихъ ми q ологическому содер­жанию, такъ что о ихъ великой древности сомнѣваться нельзя.

Предоставляя учёнымъ изслѣдователямъ опредѣлить вре­мя и значение пѣсенъ и выяснить разныя метаморфозы, которымъ безъ всякаго сомнѣнiя подвергались теченiемъ времени эти былины духовнаго склада нашихъ давнихъ предковъ, я довольствуюсь болѣе фактом громаднаго количества собранныхъ и открытыхъ мною древнихъ болгарскихъ пѣсенъ и случайностiю обстоятельствъ, благодаря которымъ, я могу при

*) «Веда Словена»— Български народни песни отъ предисторично и предхристианско доба. Открылъ въ Тракия и Македонiя и издалъ Cтефанъ И. Верковичъ. Београдъ 1874.

содѣйствiи славянскихъ патрiотовъ, издать этотъ сборникъ въ Россiи, гдѣ столь много высокоуважаемыхъ славянскихъ ученыхъ, филологовъ, лингвистовъ и разныхъ спецiалистовъ славянской науки, которые въ состоянiи будутъ оцѣнить и изслѣдовать во всѣхъ отношенiяхъ этотъ долго и до­вольно трудно собранный мною матерiалъ.   

Въ этомъ второмъ томѣ находятся исключительно обрядныя пѣcни, раздѣляющiяся на двадцать одинъ разныхъ праздниковъ, и заключающiя въ себѣ до 15,000 стиховъ, вслѣдствiе чего этотъ томъ далеко болѣе объемистый, чѣмъ первый. 

Хотя я желалъ помѣстить въ немъ всѣ обрядныя, до сихъ поръ собранныя мною пѣсни, коло 30,000 стиховъ, но, видя въ настоящее время невозможность такого предпрiятiя, я долженъ былъ ограничиться только тщательнымъ выборомъ лучшихъ пѣсенъ, лишь скорѣе представить этотъ томъ въ руки читателя. На сколько я успѣлъ въ своемъ желанiи, это предоставляю рѣшить будущимъ изслѣдователямъ этихъ неизвѣстныхъ памятниковъ славянской старины.

Кромѣ вышеупомянутыхъ праздниковъ я помѣстилъ въ книгу ще два прибавленiя, изъ которыхъ въ первомъ находятся пѣсни одного только пѣвца, а во второмъ включены нѣкоторыя пѣсни, могущiя послужить нѣсколько къ разъясненiю болѣе темныхъ вопросовъ родопскихъ открытiй вообще.

Не могу не обратить далѣе вниманiя читателя, что въ этомъ сборникѣ болгарскихъ народныхъ пѣсенъ замѣчательны кромѣ старославянскихъ словъ, также и слова неизвѣстнаго мнѣ какого-то другаго языка, но которому нельзя отрицать въ сродствѣ съ индо-европейскими языками:, есть даже и такихъ языковыхъ элементовъ и выраженiй, непонятныхъ даже и самимъ пѣвцамъ родопскихъ горъ. Есть и рѣчи, отчасти похожiя на греческiй и на славянскiе языки, но которыя   не    сохранились ни въ одномъ изъ мѣстныхъ болгарскихъ нарѣчiй разговорнаго современнаго болгарскаго языка во

*)Напр. Рама, уйна, акрамъ, пина, уналъ, вета, вила, ветиша, хруй,

qракiи и Македонiи, ни въ марвачском, помацкомъ, пуливаковскомъ, бързачскомъ, мiячскомъ, сираковскомъ и проч. болгарскихъ дiалектахъ *).

    Кто же изъ славянскихъ ученыхъ будетъ такъ счастливъ, чтобы вникнуть первымъ въ столь древнее образованiе этихъ до насъ дошедшихъ былинъ Родопскихъ горъ? Кто намъ скажетъ источникъ, судьбу этихъ древнихъ остатковъ почти всецѣло религiознаго характера? Остатки-ли нашихъ праотцовъ докириловскаго времени или еще болѣе старинной эпо­хи,—ктожъ намъ это опредѣлитъ и разъяснитъ ихъ значение въ ми q ологическомъ и религiозномъ отношенiяхъ?

 Но никакъ не могу на этотъ разъ обойти молчанiемъ одну, весьма замѣчательную и ярко бьющую въ глаза особенность въ упомянутыхъ Родопскихъ пѣсняхъ, и для разрѣшения и понимания которой, думаю совсѣм  не нуженъ какой-либо предварительный сфинксъ, подобно ми q ическому q иветскому сфинксу, ни дѣлать про­гулки до уфимскихъ и енисейскихъ каторжниковъ для узнанiя этой тайны, потому что она такъ просто и ясно изложена, что каждый въ состоянiи сразу безъ всякихъ затрудненiй вполнѣ проникнуть и понять ея настоящiй смыслъ и значенiе, — т. е. государственный порядокъ и взаимныя отношенiя того народа, который былъ основателемъ этой неизвѣстной первобытной всемирной образованности, сохранив­шейся въ этихъ пѣсняхъ. Каждая страница упомянутыхъ былинъ переполнена    примѣрами    такой    выспренной   и несравни­мой доблести и разными другими необыкновенными и пора­зительными качествами, какими я не могъ замѣтить ни малѣйшихъ слѣдовъ въ тѣхъ древнихъ литературахъ, съ  которыми я имѣлъ  случай  познакомиться  до нынѣ. Особенно