Как низко пали великие мира сего 12 страница

Но теперь она снова обратила внимание на Кона, потому что тот начал наигрывать джигу. Притопывая ногой под юбкой, она посмотрела на Люси. Потом они одновременно поставили свои бокалы, вскочили на ноги и, повернувшись лицом друг к другу и приподняв юбки, начали танцевать под мелодию «Дьявол среди портных», а Лэрри стоял около Кона и отбивал ритм, хлопая в ладоши.

Больше не думая о том, что нужно знать свое место, Эмили протянула руку, ухватила Лэрри и, без особого сопротивления с его стороны, вытащила его на ковер перед очагом и повернула к себе лицом. Он вступил в танец с оживлением, вполне соответствовавшим ее собственному, но со знанием движений, которое превосходило ее и Люси.

Когда они наконец остановились, чтобы отдышаться, Люси прислонилась к нему, и они все шумно дышали, а потом Эмили освободилась от руки, державшей ее, бросилась на кушетку, вытянула перед собой ноги и откинула голову на бархатную спинку.

— Никогда в жизни я так не веселилась, как сегодня... Ох! Это было великолепно. Правда, Люси?

Люси начала кашлять, а Эмили упрекнула ее:

— Пожалуйста, не начинай снова, ведь ты не кашляла всю ночь; ты просто запыхалась, вот и все.

Затем все вдруг застыли, услышав звук громкого, звенящего падения; он доносился издалека, но достаточно четко.

В следующее мгновение Лэрри рванулся к двери, слегка покачиваясь, и все остальные, последовавшие за ним, тоже не очень крепко держались на ногах.

В центре холла он остановился и посмотрел наверх, а потом огляделся. В свете лампы было видно, что здесь все в порядке, ни одна картина не свалилась, а ряд разнокалиберных оловянных кувшинов на отделанном медью дубовом комоде стоял ровно, как всегда.

Лэрри снова посмотрел наверх, а потом направился в кухню.

Эмили оставила зажженную лампу в центре кухонного стола, стоявшего посередине. Фитиль почти весь прогорел, и лампа начала мигать. Но в комнате все равно было достаточно светло, чтобы увидеть хаос, царивший перед стойкой с дельфийским фаянсом. Верхняя полка упала, и все тарелки вместе с ней; падая, они задели еще и те, которые стояли в верхней части буфета, с которой соприкасалась полка.

Осторожно двигаясь среди осколков, Лэрри посмотрел наверх, где до этого висела полка, и ругнулся:

— Черт побери, как же это могло произойти?!

— Сорвалась... Лэрри. Должно быть... сорвалась, Лэрри. — Кон указывал на крючки, державшие полку. Это были подвижные крючки, размещенные так, чтобы между полками можно было менять расстояние.

Лэрри поднял руку и потрогал крючки. Они держались крепко. Полка могла упасть только по одной причине: если ее слегка подтолкнуть с одного конца. Раздумывая, он медленно откинул голову и посмотрел на отверстие в стене, сбоку от стойки, через которое когда-то проходила трубка для переговоров. Когда комната над кухней была спальней полковника, он велел провести туда трубку. Он выбрал для себя эту комнату из-за бокового окна, в которое открывался вид на холмы.

Когда Лэрри впервые появился в доме, переговорной трубкой еще пользовались, но однажды, к концу второго года их совместной жизни, Рона, в порыве гнева, вырвала трубку из отверстия только потому, что Берч не ответил ей, когда она обратилась. Рона знала, что Лэрри был на кухне, сбежала вниз и устроила скандал. Трубку больше не поставили на место. Теперь он чувствовал, что понял причину этого. Приложив ухо к отверстию в полу, она могла слышать несдерживаемые разговоры лучше, чем через переговорную трубку, которая не была встроена в стену, а просто крепилась к крючку на уровне рта, а потом пропускалась через отверстие в полу.

А теперь-то для чего она это использовала? Она не могла больше прикладывать ухо к этому отверстию, но она могла наклониться и просунуть в него свою палку. Дьявол! Дьявол в женском обличье!

Зазвонивший звонок заставил всех поднять глаза к потолку, а Эмили сказала сквозь зубы:

— Хозяйка! Она, наверное, услышала шум. Мне пойти к ней?

— Нет. — Его голос звучал мрачно. — Нет. Я поднимусь сам.

После того как он вышел из комнаты, Эмили повернулась к Люси:

— Ну вот и все, праздник кончился. Мы должны убрать все до утра.

— Это обязательно, Эмили? Я устала, и у меня немного кружится голова.

— Ты... присядь... Люси. — Кон закивал ей. — Я... я помогу Эмили.

Не дожидаясь, чтобы ее еще упрашивали, Люси подошла к стулу у очага и села, а Эмили и Кон начали убирать осколки, но девушка все задавалась вопросом: почему это случилось? Ведь это событие странным образом прервало праздник. А она еще никогда так не веселилась и могла бы продолжать всю ночь.

Ко времени возвращения Лэрри черепки были собраны в два деревянных ведра, а пол чисто выметен. А когда Кон спросил Лэрри:

— Она... она не испугалась... Лэрри? — тот медленно ответил:

— Да, да, она испугалась. Грохот разбудил ее. Она... она разволновалась.

Лэрри снова посмотрел на посудную стойку, и его губы сжались.

— Утром мы выясним, почему и как это случилось, но сейчас нужно вспомнить, что животные не знают, что наступил Новый год, и время определяют не по часам, а по свету, поэтому нам всем лучше лечь спать.

Он повернулся и посмотрел на Люси, сидевшую на большом стуле.

— Она не сможет взобраться сегодня по этим ступеням.

— Ей придется... я сейчас разбужу ее.

— Не надо. Я... я отнесу девочку.

— О, огромное вам спасибо. Это все из-за ликера. Он на всех нас подействовал. — Эмили засмеялась. — Она будет не единственной, кому утром понадобится время, чтобы проснуться.

Когда Лэрри наклонился и взял Люси на руки, Эмили сказала:

— Я только принесу все из библиотеки, чтобы там все осталось в порядке, — и тряхнула головой, как бы прогоняя опьянение. — Спокойной ночи, сэр, или доброе утро. И... и спасибо за... за праздник.

Лэрри протискивался спиной в кухонную дверь.

— Спокойной ночи, Эмили, — ответил он.

— Спокойной ночи, Кон.

— Спокойной ночи... Эмили. Я... я никогда не забуду этот... этот Новый год, никогда... никогда.

— Я тоже, Кон. Я тоже. Спокойной ночи и счастья тебе в новом году.

— И тебе, Эмили. И тебе.

Девушка прошла через холл в библиотеку. Огонь все еще ярко горел. В воздухе стоял сладковатый и резкий запах. Это была великолепная ночь, и она чувствовала себя счастливой. Они могли бы продолжать веселье до утра, если бы та полка не упала.

Эмили разложила остатки еды на две тарелки, собрала грязные рюмки и посуду и поставила все на поднос. Она уже собиралась его поднять со стола, когда посмотрела на огонь и сказала себе: «Лучше загасить его или поставить перед ним экран, потому что если искра попадет на ковер, то... хопс!»

Девушка не знала, почему слово «хопс» вызвало у нее смех, но сегодня ей все время хотелось смеяться. Это было глупо, но она ничего не могла с собой поделать.

Эмили разровняла огонь кочергой, столкнула сухие поленья на одну сторону, потом, наклонившись к каменной стене, которая сбоку ограничивала очаг, девушка вытянула узорчатый железный экран и поставила его перед огнем. Она теперь стояла на коленях и думала, как же жутко она устала. А всего минуту назад она думала, что могла бы веселиться всю ночь. Она слишком устала, чтобы подниматься по лестнице. Она повернулась, на коленях переместилась к кушетке и оперлась о нее локтями. В этот момент дверь открылась и в комнату вошел Лэрри.

Эмили поднималась на ноги, когда он подошел к ней. Берч протянул руку и помог ей встать, потом, все еще держа ее за руку, он наклонился к ней и серьезно сказал:

— Спасибо, Эмили.

— Спасибо мне!.. За что меня благодарить? — Она чувствовала, что сильно покраснела, так как неожиданно ей стало жарко.

— За несколько прекраснейших, по-настоящему домашних праздничных часов, которые я когда-либо проводил.

— Ой. Да вы шутите, сэр.

— Это правда... это правда, Эмили... А вы хорошо провели время?

— О да; я никогда раньше так не веселилась. Я чувствую себя такой счастливой, как... — Она закрыла рот рукой и начала хихикать. — Ой, я чуть не сказала «Лэрри», сэр. Вы знаете, есть поговорка: «Счастливый, как Лэрри».

— Да-да, я слышал эту поговорку, Эмили, много раз... «Счастливый, как Лэрри». Но это не относится ко мне; я вовсе не счастливый, Эмили. Вы ведь знаете об этом, правда?

Улыбка исчезла с ее лица. Желание смеяться тоже. Она поморгала, глядя на него.

— Я чувствовала это иногда... ваши страдания.

— Вы правильно назвали мое состояние, Эмили. О да, это правильное словосочетание - «мои страдания». Знаете что? Вы принесли в этот дом больше света и смеха, чем здесь было когда-либо раньше, вы доставили мне больше радости, да, — он кивнул ей, — больше радости, чем у меня было за многие годы. За все в жизни надо платить, Эмили, но некоторые цены слишком высоки... Вы такая теплая, Эмили.

Лэрри гладил ее руки, его пальцы двигались по грубой потрескавшейся коже. Давление его пальцев на трещины вызывало боль, но девушка не показывала вида, она просто смотрела на него, не мигая, широко раскрытыми глазами. Сейчас она ощущала то чувство, которое в последнее время приходило к ней несколько раз и возникало где-то в животе, чувство беспричинного волнения, которое требовало выхода, успокоения. Когда девушка чувствовала себя подобным образом, она заставляла себя идти спать, и это чувство проходило. Но сейчас она не спала и никак не могла заставить это чувство исчезнуть. А может быть, все-таки могла?

Лицо Лэрри приближалось к ней, его руки оказались на ее плечах, а когда они опустились на ее лопатки, грудь девушки оказалась так близко к нему, что корсаж касался его пиджака. Но она все еще держала лицо подальше от него. Но, когда он сказал: «О, Эмили! Эмили!» — она больше не могла отворачиваться. Дыхание было на ее лице; потом его губы начали целовать лицо Эмили, а когда они остановились на ее губах, она забыла обо всем. Чувство волнения возрастало, подпрыгивая в ее животе, одновременно поднимаясь вверх и опускаясь вниз, заставляя дрожать ноги и вздыматься грудь. Но когда его рука двинулась вниз по ее спине и достигла ягодиц, разум вернулся к ней, подобно вспышке молнии.

Именно это произошло с Мей Тернер и Нелл Блэкет, которые жили на их улице. И где теперь была Нелл Блэкет? Она была в работном доме вместе со своим ребенком, потому что ее отец выгнал ее из дома. Более того, это же случилось с той девушкой в деревне, то, в чем обвиняли Кона. Берч сказал, что это не Кон, а может быть, это и не был Кон?.. Нет, о Боже! Возможно, это и не был Кон!

Лэрри был не меньше девушки удивлен ее силой. Она поняла, что отшвырнула его на кушетку. Широко открыв рот и тяжело дыша, Берч удивленно смотрел на Эмили, стоящую довольно далеко от него.

Они смотрели друг на друга, подобно борцам, которых неожиданно разняли. Эмили стояла, прямая как спица, разведя руки слегка в стороны.

Лэрри медленно переместился на край кушетки и уронил лицо на руки. Потом он поднялся и, не глядя на нее, не говоря ни слова, вышел из комнаты. Теперь она расслабилась, подняла руку и, прижав ее ко рту, пробормотала: — О Боже!

 

Глава 6

Было шесть часов следующего утра. Эмили находилась на кухне и не понимала, как ей удается стоять на ногах. Впервые в жизни у нее болела голова, и боль была достаточно сильной, хотя уже не такой, как при пробуждении.

Когда Эмили вскочила с кровати, осознав, как много уже времени, она упала на колени и закрыла голову смятым одеялом, поскольку на мгновение показалось, что горячие вертела впились ей в виски. Она не могла понять, что с ней происходит, пока не вспомнила отца, который с перекошенным лицом медленно сползал по задней лестнице и подставлял голову под кран с холодной водой на следующий день после попойки.

Неужели она напилась?

Сначала Эмили никак не могла вспомнить, что было прошлой ночью. Только когда девушка добралась до кухни, сняла с плиты чайник и попила обжигающей темной жидкости, она вспомнила, что у них была вечеринка... праздник, но подробности праздника она никак не могла ясно вспомнить еще в течение часа или даже больше.

Эмили умудрилась приготовить хозяйке завтрак вовремя и с облегчением вздохнула, когда Рона не заговорила с ней, даже не поздравила с Новым годом, а просто посмотрела, что означало, что у нее плохое настроение.

Девушка накрыла завтрак на кухне, как обычно, но есть пришел только Кон. Она не спросила его, где хозяин. Кон тоже ничего не стал объяснять, а только сказал, что у него тоже раскалывается голова.

Эмили также не настаивала на том, чтобы Люси позавтракала, потому что девочка тоже, похоже, была в таком же состоянии.

Только когда Эмили на мгновение прекратила свою суету и выпила третий чайник заварки, она неожиданно вспомнила о том, что произошло в конце праздника. Девушка увидела это, как картинку, подвешенную в воздухе. Она в объятиях хозяина, его губы прижаты к ее губам; а когда картина развернулась еще больше, она ощутила, как по телу пробежала теплая волна и вспомнила, как ей хотелось прижаться к нему, сильно-сильно прижаться к нему. Но картина поблекла, когда Эмили увидела, как отталкивает Лэрри от себя и он уходит прочь, не говоря ни слова.

Как она сможет теперь посмотреть ему в глаза? А вернее, как он сможет посмотреть ей в глаза? Потому что сегодня утром, в более трезвом состоянии, он вполне может подумать, что слишком низко опустился... или не будет так думать? Поскольку, что уж там скрывать, он не был джентльменом, ни один джентльмен не позволил бы им устроить такой праздник в своей библиотеке, каким бы одиноким и несчастным он себя ни чувствовал... Лэрри, кажется, говорил что-то о том, что он несчастен?

Ох, Эмили не могла думать. Она не хотела думать. Хоть бы голова перестала болеть.

Девушка повернулась к Люси, которая стояла около раковины и чистила кастрюлю из-под каши.

— Лучше пойди и принеси ее поднос. И смотри не урони его; и так у нас вчера разбилось слишком много посуды. — Она посмотрела на стойку с дельфийским фаянсом. — Никак не пойму, как это могло случиться; я сотни раз брала посуду с этой полки и никогда не чувствовала, что она слабо закреплена... Ну ладно, иди. — Она почти рявкнула на Люси, которая очень медленно отошла от раковины, а когда увидела, как та шла по кухне с опущенными плечами, она подумала про себя: «Мы все в одной лодке; нам мстит утро, наступившее после бурной ночи».

Одно ей было ясно: она напилась так в первый и последний раз. Следующий праздник, который она будет устраивать, будет безалкогольным. Она это сделает...

Эмили услышала крик, она узнала голос Люси и так резко вскинула голову, что хрустнула какая-то косточка.

«Люси уронила поднос. О Боже!»

Девушка выскочила из кухни, пробежала через холл и взлетела вверх по лестнице к двери в спальню хозяйки. И здесь ей пришла в голову другая мысль, но, когда Эмили попыталась открыть дверь в комнату, та не открылась, как и много раз раньше, а когда она стала стучать в нее, то снова услышала крик Люси. Это был пронзительный крик, полный страха, и Эмили громко закричала:

— Люси, Люси! Впусти меня. В чем дело?

До нее донесся сдавленный голос Люси:

— Эмили! О, Эмили!

— Открой, Люси! Открой! — Девушка теперь колотила по двери кулаком.

— Что... что случилось?

Эмили повернула голову и увидела Кона, выходящего на площадку, и крикнула ему:

— Иди и найди хозяина, быстро! — Потом снова стала колотить в дверь. — Мадам! Откройте дверь. Вы слышите меня? Уберите задвижку с двери. Вы слышите меня?

Но до Эмили доносились только всхлипывания Люси. Потом она начала колотить в дверь и кричать одновременно.

— Открой дверь, Рон! — Эмили так громко кричала, что не услышала, как подошел Лэрри.

— Ты слышишь меня! Открой дверь сейчас же!

Ответ был резким и четким:

— Дверь открыта.

Когда мистер Берч повернул ручку, дверь поддалась, он распахнул ее и вошел в комнату. Эмили, проскочив мимо него, подбежала к Люси, которая пряталась возле камина, одной рукой удерживая порванную юбку, а другой - разорванную блузку. Ее лицо было искажено от страха, и она выдохнула:

— Ой, Эмили! Эмили!

Эмили обняла ее и посмотрела в сторону кровати.

— Что с вами, женщина! Что она сделала вам? Почему... почему вы разорвали ее одежду?

— Почему? — Голос хозяйки был абсолютно спокойным. — У тебя есть все причины спрашивать почему. Я велела ей снять юбку. Она не захотела, она испугалась. И у нее есть на это причина, она ждет ребенка.

Уверенность Эмили пошатнулась. Она посмотрела на мокрое от слез, испуганное лицо сестры, потом снова на кровать. Но даже когда она прошептала: «О, нет! Нет!» — она уже осознала, что была полной дурой все эти недели. Неужели она не знала, что женщин обычно тошнит, когда они ждут ребенка. А она думала, что это из-за того, что не вся пища подходила Люси... Но она сказала, что Том Пирсли не притрагивался к ней. Наверное, она обманула. Но Люси должна была знать, не настолько же она наивна; Люси совсем не была наивна в этом смысле. Нельзя остаться несведущей, прожив хоть недолго с Элис Бротон.

Эмили схватила Люси за плечо и подтолкнула ее вперед мимо хозяйки, которая сидела почти прямо в постели, на ее лице отражалось отвращение, даже омерзение; потом мимо хозяина, на лице которого застыло смешанное выражение гнева и изумления.

Подталкивая Люси перед собой, Эмили вышла на площадку. Они направились не в сторону главной лестницы, а в сторону лестницы, ведущей наверх в их комнату.

Оказавшись в комнате, Эмили толкнула сестру на кровать. Потом, близко наклонившись к Люси, она грустно сказала;

— Ты выставила меня полной дурой, абсолютной дурой. Ты ведь знала все это время, что ждешь ребенка.

— Нет! Нет! Эмили! — Люси трясла головой, а слезы ручьем текли по ее щекам, и она повторяла: — Это не так. Это не так.

— Замолчи! — Эмили выпрямилась, замахнувшись рукой. — Сейчас я надаю тебе по щекам. Ой! — Она отвернулась и, крепко прижав руки к груди, начала ходить по комнате. — Все эти недели тебя тошнило по утрам и в течение дня. — Она повернула голову и сердито посмотрела на Люси. — И мне это даже в голову не пришло, потому что ты сказала, что он не притронулся к тебе, а я поверила. О Боже, если в мире и есть непроходимые дураки, то я одна из них. А эти, внизу, — она показала на пол, — думаешь, они мне поверят? Ни за что в жизни. И нас выбросят отсюда, выгонят, обеих.

Эмили стояла, не двигаясь, и смотрела на худенькую бледную горестную фигуру на кровати. Люси смотрела на сестру, слезы бежали из ее глаз по крыльям носа, по щекам и капали на сложенные на коленях руки, которые не были сцеплены, как это обычно бывало с Эмили, а лежали безвольно. При виде этого жалкого зрелища вся злость Эмили куда-то испарилась. Подойдя к кровати, она села рядом с Люси, обняла ее за плечи и мягко сказала:

— Ты бы могла сказать мне.

— Эмили.

— Да, что ты хочешь сказать?

— Он никогда... Тим Пирсли никогда ничего не делал со мной, то, что ты имеешь в виду.

На мгновение ее жалость исчезла, и Эмили очень захотелось так стукнуть сестру, чтобы та свалилась на пол. Она глубоко вздохнула, ее гнев снова затих, и она спросила:

— Ну, если он тебя не трогал, то кто же?

В следующую минуту Эмили почувствовала, что начинает сходить с ума от мысли, пришедшей ей в голову. Она схватила Люси за плечи и, прижав к кровати, прошипела:

— Кон? Это был Кон?

— О нет! Нет! — Голос Люси приобрел силу, а сама она вырвалась из рук Эмили. Выпрямившись, она соскочила с кровати и сердито посмотрела на Эмили. — Как только ты могла такое подумать! Кон? Да он и муху не обидит. Говорю тебе, Эмили, я не жду ребенка! Я не беременна! — Теперь она кричала громче. — Ты можешь не верить, но это так. Говорю тебе, я не жду ребенка. Я не жду ребенка.

Выкрикнув это, Люси повернулась и вылетела из комнаты, а Эмили даже не попыталась ее догнать - что можно сделать с кем-то, кто не хочет верить в очевидное?

Она удрученно сидела на кровати. Куда им податься отсюда? Было только одно место, куда они точно не пойдут, - это работный дом. У нее оставалось еще четырнадцать соверенов и немного мелочи. И были еще часы. Если дела пойдут совсем плохо, ей придется заложить их. Она пойдет в большой ломбард в Ньюкасле и скажет, что закладывает их по поручению хозяйки. Да, так она и сделает. А пока они поедут к тете Мэри; та знает, как поступить в подобной ситуации.

Эмили медленно поднялась с кровати и спустилась вниз. Когда она достигла первой площадки, Лэрри как раз выходил из комнаты жены. Он шел за ней всего в двух шагах, когда девушка дошла до главной лестницы. Внизу он уже был рядом с ней и, не глядя на нее, сказал:

— Было бы лучше, если бы вы все рассказали раньше.

— Я не знала. — Ее голос был вялым и безжизненным.

Берч остановился перед ней и тихо сказал:

— Мне трудно в это поверить, Эмили, поскольку вы демонстрируете мудрость во многих вещах.

— Возможно, сэр. — Ее лицо приобрело напряженное выражение. — Но похоже, я оказалась недостаточно мудрой в данном случае. Я думала, что это все от еды, от жирной еды. Кроме того, я думала, что в таких случаях чувствуют тошноту по утрам, а ее тошнило в любое время дня и даже ночью. И она поклялась мне, что Тим Пирсли никогда не трогал ее.

— Тим Пирсли? — Лэрри удивленно посмотрел на Эмили.

— Жилец в доме моего отца. Мой отец ушел в плавание, а женщина, которую он нанял в качестве экономки, пустила жильца.

— Он... что, пытался... приставать к ней?

— Что-то вроде этого, но... но я вовремя забрала ее оттуда, по крайней мере я так думала. Она клянется, что он ничего ей не сделал. Но я ей сказала, что если это не он, то кто-то другой.

Они всматривались друг в друга при тусклом освещении холла. Потом, как и вчера, Лэрри повернулся и ушел, не говоря ни слова.

Еще некоторое время назад Эмили не знала, как вести себя с ним после того, что случилось прошлой ночью; сейчас девушка об этом забыла. В конце концов, что это было? Небольшой инцидент после вечеринки. Сейчас она даже подумала, что, выпив слишком много спиртного, слегка преувеличила значение происшедшего. Когда ты пьяна, все кажется другим... а она была пьяна; о да, она напилась. Но, как она сказала себе раньше, это больше не повторится.

Эмили пошла на кухню и, не найдя там Люси, отправилась ее искать. Она нашла ее в коровнике. С Люси был Эбби. Девушка не знала, что он вернулся. Старик сказал ей, что никогда не приезжает в первый день нового года. Она сразу же поняла, что Люси выплакалась ему и рассказала о своей проблеме, потому что Эбби выпрямил свою сутулую спину, насколько мог, посмотрел на Эмили и покачал головой.

— Да уж. Вот еще незадача. Похоже, хозяйка содрала всю одежду. С чего это она?

— Иди в дом, Люси. — Эмили вытянула руки и указала на дверь. Люси, опустив голову, проскочила мимо нее и побежала через двор. Сквозь открытую дверь она видела, как та исчезла за аркой, а потом повернулась к Эбби.

— Я не знаю, почему хозяйка хотела содрать одежду, поскольку даже если Люси ждет ребенка, то это только ее дело и мое... И больше ничье! — Она подчеркнула последнее слово, высоко вздернув подбородок.

— В этом ты права, девочка, ты права, только ты забываешь того, кто сделал это. И вот что я тебе скажу. Некоторые парни могут быть хорошими и вполне нормальными, вполне достойными на девять десятых. Но десятая часть иногда подводит, особенно когда дело касается женщины или молоденькой девушки, типа твоей сестры, тогда с ними что-то происходит. Они ничего не могут с собой поделать, это их натура. Я не осуждаю парней, но тем не менее это факт.

Мгновение Эмили смотрела на старика, а потом грустно сказала:

— Вы заблуждаетесь в данном случае, Эбби. Кон тут ни при чем. Я могу поклясться жизнью. В любом случае, тогда это должно было случиться сразу же, как только мы сюда приехали, но этого не было, иначе она сказала бы мне.

Сказала бы? Ей начало казаться, что она совсем не знает Люси.

Старик отвернулся, склонил голову набок и, глядя себе под ноги, пробормотал:

— Ты можешь говорить, что я не прав, девочка, но Белла Гудир, там, в деревне, клянется Богом, что в том, что с ней случилось, виноват Кон. И я говорю тебе, девочка, то, что общеизвестно, поэтому подумай об этом хорошенько. Это могло случиться сразу же, а девчонка боялась рассказать об этом.

Сказав это, он двинулся вдоль ряда коров, похлопывая каждую по боку, и прошел на маслобойню, оставив Эмили стоять со сложенными на груди руками, сжатыми в кулаки.

 

— Это не я, не я, Эмили. — Кон стоял перед Эмили, повернувшись спиной к кухонному столу и схватившись руками за его край. Его глаза были влажны. А в голосе слышались слезы. — Это не я. Я... я не мог бы. И... и Люси. Мне... нравится Люси, но... но это не я. — Он опустил голову, и в его голосе зазвучала невысказанная грусть. — Не я, Эмили, не я.

— Хорошо, Кон. Я верю тебе.

Он медленно поднял голову и посмотрел на девушку, как ребенок, которым он и был на самом деле, и его глаза наполнились слезами.

— Спасибо... спасибо... Эмили. — Потом, оттолкнувшись от стола, он сказал: — Вы... не уедете... отсюда, правда?

— Я не знаю, Кон; мы не должны оставаться.

— Лэрри ни за что... не... отошлет вас, никогда... никогда.

Он-то нет, но она, та, что наверху, вполне может.

Рона злобная женщина. Она была злобной, поскольку, что бы Люси ни сделала, она не имела права сдирать с нее одежду. Наверху была настоящая схватка, и хозяйка даже превзошла хозяина, перекричав его.

Увидев слезы, бегущие по щекам юноши, Эмили подошла к нему, взяла за руку и ласково похлопала по руке:

— Ну, успокойся. Не переживай больше. Все так или иначе устроится. Ну же, успокойся. Перестань плакать. Сегодня же первый день нового года. Никогда не вешай носа...

Почему, ради всего святого, Эмили вспомнила эти слова именно сейчас, в данную минуту. Она сама была в таком состоянии, что готова была умереть, потому что была совершенно измотана и душой и телом. Этот дом был слишком большим, чтобы одной вести в нем хозяйство. В последние несколько недель от Люси было мало проку. И разум ее устал. Устал от мыслей о Сепе и о том, что могло бы быть, если бы он был жив; мыслей о проблеме Люси - а теперь ей придется думать о двух проблемах, связанных с Люси, - устал от общей атмосферы дома, которая странным образом пугала ее. Настолько пугала, что временами Эмили казалось, что она становится похожей на Крисси и воображает несуществующие вещи.

Занявшись наконец своими обычными делами, она пришла к выводу, что не будет переживать, если их выставят отсюда. Возможно, это даже будет лучшим из всего, что могло случиться с ней, с ними обеими.

Глава 7

В одиннадцать часов утра следующего понедельника, когда доктор пришел осмотреть Рону Берч, он также осмотрел запястье Лэрри, которое тот вывихнул, поднимай мешок с зерном. Вся его ладонь и часть предплечья совершенно опухли.

Обычно доктор, закончив визит в комнате хозяйки, спускался в библиотеку, где для них с хозяином был приготовлен кофе и бутерброды, особые бутерброды, хлеб для которых нарезался тонкими, как бумага, кусочками, ветчина и не менее тонко порезанные маринованные овощи. В это утро все было как всегда, за некоторым исключением: вместо того, чтобы сразу же отправиться в библиотеку, доктор, в сопровождении Лэрри, сначала прошел на кухню, чтобы поговорить с Эмили.

— Доброе утро, — сказал он Эмили.

— Доброе утро, доктор. — Она слегка присела перед ним, потому что доктора занимали более высокое положение в обществе, подобно людям, жившим в особняках и усадьбах.

— Как дела с кашлем вашей сестры? — спросил он.

Девушка пробормотала:

— Почти без изменений, доктор.

Он поставил свою кожаную сумку на стол и, держа ее за ручки, наклонился над Эмили и сказал:

— Мистер Берч считает, что будет неплохо, если я осмотрю вашу сестру, послушаю ее легкие, ну и все остальное.

Девушка переводила взгляд с одного на другого. Ее хозяин, не мигая, смотрел на нее. Эмили догадалась, что это была его идея, поскольку доктор бывал в доме каждую неделю, но никогда раньше не беспокоился о здоровье Люси. Она поняла, что означали его слова «и все остальное». Возможно, в конце концов, это нужно было сделать. Нужно было, наконец, выяснить, беременна Люси или нет, потому что сама она продолжала настаивать на том, что никто ее не трогал. Либо младшая сестра превращалась в наглую маленькую лгунью, либо... Эмили не могла объяснить себе это «либо», она только знала, что дети попадают внутрь не сами по себе, кое-что перед этим должно произойти.

— Я приведу ее, — сказала девушка.

— Спасибо, Эмили. Приведите ее в... — Доктор посмотрел на Лэрри, который сказал:

— В библиотеку.

— Да-да, в библиотеку, — доктор кивнул. — Там есть кушетка.

Через несколько минут она уже подталкивала Люси к двери библиотеки:

— Все нормально. Перестань дрожать - доктор только послушает твои легкие.

Постучав в дверь, Эмили открыла ее и подтолкнула Люси внутрь, а доктор мягко сказал:

— А вот и Люси. Иди и присядь здесь, мы немного поговорим. — Он повернул голову и добавил: — Вам не нужно здесь оставаться, Эмили, вы можете вернуться к своей работе. Я вас позову, когда вы мне понадобитесь.

Эмили немного замешкалась, а потом повернулась и медленно вышла из комнаты. Но она не пошла дальше закрытой двери. Девушка считала неправильным, что не может остаться в библиотеке, когда там находится хозяин, это было неправильно. Она слышала голос доктора, но не различала, что он говорит. Некоторое время стояла тишина. Потом он снова заговорил. Неожиданно дверь отворилась, и ей пришлось отскочить. На пороге стоял мистер Берч и улыбался ей: