Моей колесной кровати

29 30 31 32 33 34 35

Прокруста ложе, пыточная дыба,

Стальная рама, дощаной хомут;

Вокруг тебя кружат, как черный спрут,

Немых кошмаров жуткие изгибы;

Влача ступней многопудовых глыбы,

Бескрылые часы едва бредут.

Когда я в смерти обрету приют,

Ты за труды свои не жди «спасибо».

И если ты отыщешься в чулане,

Нашедший спросит: что за лиходей

Подобной вещью пользовался ране?

От страха пред судьбой похолодей!

Я верю, что страдать в твоем капкане

Не будет больше нужды у людей.

Corso de’ Fiori

Сегодня Битва роз; сегодня имя

Флоренция благое подтвердит:

И воз крестьянский розами увит,

И чванный экипаж украшен ими;

Продлиться этой пышной пантомиме

Весь долгий день, под перестук копыт,

Пока бутон последний на гранит

Не будет брошен в сумеречном дыме.

Звучат шаги толпы разноголосой,

Вдыхающей апрельский аромат,

А в воздухе такая благодать,

Что даже я гирляндами колеса

Увить кровати жалкой был бы рад

И должное, как все, весне воздать.

Corso de’ Fiori — весенний парад повозок, украшенных цветами, который проводился во многих итальянских городах.

Флоренция — итал. Firenze из лат. Florentia, т. е. «цветущая».

Упокоясь

Пусть буду я, как жил, когда умру,

Запечатлен на мраморном покате:

Недвижно распростертым на кровати,

В какой меня возили по двору.

Но темя не заноет поутру

И боль на теле не сожмет объятий,

Когда покой в посмертной благодати

Опустится к колесному одру.

И пусть напишут: был придавлен глыбой

Он той, что направляет бег светил;

Была постель ему вседневной дыбой;

И он страдал, и потому творил,

Но зависти не знал покойный, ибо

Не метил в рай, мир бездною не мнил.

Орлы Тиберия

На Капри есть среди иных поверий

Легенда, что привязывал к орлам,

Со скал швыряя в дар морским валам,

Рабов мятежных некогда Тиберий.

Взлетал орел, простор крылами меря,

Противясь ненавистным кандалам,

Но уставал — и связанным телам

Исчезнуть в море, словно в пасти зверя.

Не уступай, орел моей души;

Пусть тянет долу плотская обуза —

Противоборствуй, крыльями маши,

Покуда плод нелепого союза

В болотные не рухнет камыши.

Эфира с прахом нерушимы узы!

Римский император Тиберий Юлий Цезарь Август (42 до н. э. — 37 н. э.) многие годы правил империей, находясь на острове Капри или на своей вилле в Кампании.

Моей черепахе Хроносу

Ползущая медлительно и вяло,

Ты, знаю, не откликнешься на зов,

И символом бескрылости часов,

Чей ход неспешен, для меня ты стала.

Тебе и мне кровать да одеяло —

Весь мир, где нет ни моря, ни лесов;

Я здесь судьбою заперт на засов,

Года идут, и душу губит жало.

Но панцирь черепаший — корпус лиры,

И эллины извлечь из вас могли

Живое трепетание стихиры.

Взлетая, звуки таяли вдали,

В высотах светозарного эфира,

Отвергшие бескрылие земли.

Корпуса древнейших греческих лир (хелисов) делались из панциря черепахи (карапакса), обтянутого воловьей кожей. По преданию, первый хелис был создан Гермесом.

Солнечные часы

Полдневным зноем дышит небосвод,

И возле дома, ставшего тюрьмою,

По солнечным часам глухонемою

Улиткой тень поблеклая ползет.

Невыносим ее ленивый ход!

Считаю годы, отнятые тьмою,

И следом за судьбой моей хромою

Она уныло тащится вперед.

Тень горести, таящейся во мгле,

Скажи, ужели глыбой омертвелой

Я должен провести остаток дней?

Ужели нет Исайи на Земле,

Что распрямил бы скрюченное тело

И тень вернул на десять ступеней?

Но нет, на зов не явится пророк,

Казненный деревянною пилою,

И посоха не вскинет над землею,

Подняв меня с больничных этих дрог.

Я не Ахаз. Следит за мною рок,

Выказывая нетерпенье злое,

Сквозь Небеса, затянутые мглою,

И тень сольется с Ночью в скорый срок.

Ах, Время, с роком явно мы враги,

Избавь других от моего клейма:

Мне будь улитой, а для них беги,

И сносною покажется тюрьма;

Вздохну, и в путь — туда, где нет ни зги,

Но вечная странноприимна тьма.

Пророк — имеется в виду библейский пророк Исаия, который скончался мученической смертью: по приказанию царя Манассии он был перепилен деревянной пилой.

Ахаз — см. прим. к сонету 78.

Раздел II. Кисть и резец

На группу ангелов Фра Анжелико

Какой закат, какое волшебство,

Какая алость неба создавала

Сих трубачей крылатые овалы

И обряжала в яркое шитво?

Как с ними не почувствуют родство

Топазами украшенные скалы,

Когда закат роняет опахало,

Чтоб серафимы подняли его?

Иль этот отсвет крыльями рожден,

Когда к земле слетают херувимы

В час Ангелов сквозь горние ворота;

Когда среди холмов вечерний звон

Плывет неспешно и невозмутимо

От колокола кампанилы Джотто?

Фра Беато Анжелико (до 1400–1455) — итальянский художник эпохи раннего Возрождения, доминиканский монах. Вероятно, речь идет о его росписи алтарей в монастыре Сан-Марко (Флоренция, 1436–1445).

Кампанила Джотто — соборная колокольня кафедрального собора Санта-Мария-дель-Фьоре во Флоренции, строительство которой было начато под руководством Джотто в 1134 г.

Вечная юность

Есть губы, что испили из ключа,

Который, юность вечную даруя,

Навек вложил в них свежесть поцелуя,

Над мудростью смущенной хохоча;

И чёла есть, на коих свет луча

Сияет, взоры зрителей чаруя;

Назло годам они чисты, как струи

Источника, что пенятся, журча.

Но не из плоти созданы они —

Их юностью Искусство наделило,

А над его детьми не властны дни;

Искусства удивительная сила

Хранит великой магии сродни

Их красоту и юность до могилы.

Вовек морщины не потушат взгляд

Той, что безвестным греком изваяна;

Пленят ее улыбка, легкость стана,

Как два тысячелетия назад.

И нити серебра не тронут клад

Златых волос «Марии» Тициана;

Ничто ему не причинит изъяна —

Седины Магдалине не грозят.

А те, кого не кисть и не резец —

Поэт создал своей рукою властной,

Их образы позвав издалека?

Джульетты нетускнеющий венец

Все тот же; над Помпилией несчастной

Прольют слезу грядущие века.

К образу Марии Магдалины Тициан (1488/1490–1576) обращался неоднократно, поэтому трудно сказать наверняка, какая из его картин здесь имеется в виду. Возможно, речь идет о «Кающейся Магдалине» (ок. 1533), хранящейся во флорентийском Палаццо Питти.