2020-06-08
104
В последние дни мая 1804 года русские корабли достигли Сандвичевых островов. Знойное солнце, аромат сандалового дерева, звон волн на коралловых рифах… Здесь уже не было той первобытности, которую русские наблюдали на Нукагиве.
Король островов Тамеамеа уже со времен Кука знал европейцев. Они помогали ему строить корабли, помогли и одолеть соперников в борьбе за власть. Беглый английский матрос Юнг с 1791 года жил на Гавайях, считаясь наместником короля.
Шемелин узнал, что задолго до них сюда приходил на корабле «Юникорн» ост‑индский пират Барбер и рассказывал о резне в русско‑американской крепости Ситха – резне, которую он сам и устроил при помощи своих лазутчиков и подкупленных индейских старшин. Сюда, на Гавайи, Барбер приходил с добром, награбленным в Ситхе. Услышав это, командир «Невы» Лисянский решил при первой же возможности пойти к Ситхе, чтобы взять ее обратно.
На Гавайях русские пробыли месяц. Лисянский составил канакский словарик, а Шемелин трудился в каюте над полным описанием Сандвичевых островов. Он побывал на месте будущего города Гонолулу на острове Оаху, видел и самого короля и его наместника Юнга.
На Гавайях к путешественникам прибавился еще один спутник: молодой канак Кенохоя, который потом стал Василием Федоровичем Моллером, пожелав ехать на «Надежде» в Россию.
Скоро перед кругосветчиками открылся берег Камчатки. Федор Толстой к тому времени успел устроить какой‑то новый скандал, и Крузенштерн не замедлил в Петропавловске списать его с корабля. «Дикий француз» тоже остался здесь. Начальник Камчатки Кошелев, самодур и деспот, приютил у себя и Толстого, и Кабри.
«Надежда» направилась в Японию. Лисянский на «Неве» в это время шел на всех парусах к разоренной Барбером русской крепости Ситха.
«ЧАС ЗМЕИ»
В Нагасаки русских ждало разочарование. Письмо на право входа кораблей в Нагасаки – знаменитый документ, выданный когда‑то посольству Шелехова – Лаксмана, – был отобран у Резанова японским губернатором еще при входе в Нагасакскую гавань.
Письма на имя императора Японии от русского правительства, начертанные жидким золотом и вложенные в ящик, обтянутый парчой, были отправлены к губернатору в Эдо (Токио). Затем русское посольство начало испытывать одно за другим всяческие унижения, изобретенные для них двумя нагасакскими губернаторами (бугео). Японский историк Окамото Рюуносукэ сохранял в своих архивах документы о приеме посольства Резанова. В правилах приема был даже такой пункт: русских, когда они придут, остановить на определенном месте, поставив там плевательницы…
В час змеи – по‑нашему, в 10 часов утра – Резанова вызвали в канцелярию губернаторов Хида Бунго но ками и Нарусэ Инаба но ками. Оба бугео вели себя неприлично, даже ехидно подмигивали друг другу, когда Резанов заводил речь об установлении торговых связей. Подарков, например статую слона с часами, которую так берег Шемелин во время пути вокруг света, японцы не брали. Все слова Резанова они встречали с улыбочками и твердили лишь одно: русскому кораблю лучше всего уйти. Резанов зеленел от гнева, но молчал. Так ни с чем и вернулся он в замок Мегасаки, где жили все русские.
И второй визит к губернаторам окончился тем же – отказом в торговле и советом уходить как можно скорее в море. Резанов был очень расстроен.
Шемелин, как русский человек, конечно, разделил скорбь Резанова. Но Федор Иванович продолжал вести свой журнал. На его страницах мы находим любопытные записи о развлечениях, которые русские устраивали для японцев в Нагасаки. Так, естествоиспытатель Лангсдорф показывал неизвестную до тех пор японцам электрическую машину, привезенную на «Надежде». Он же соорудил из японской бумаги огромный воздушный шар. Шар вырвался, набрал большую высоту и упал в залив. Тогда натуралист построил второй шар, восемнадцати футов длиною – прообраз нашего дирижабля! Шар имел гондолу, его украшали рисунок русского герба, гирлянды из хризантем и зелени. Этот летательный аппарат парил над Нагасаки на высоте в двести сажен…
Но так или иначе Японию надо было покидать.
Федор Шемелин успел все же собрать ценные заметки о Японии, ее богатствах, полезных ископаемых, торговле.
В июне 1805 года наши аргонавты вернулись в Петропавловск‑на‑Камчатке, для того чтобы высадить Резанова, торопившегося в Русскую Америку, Калифорнию и затем Петербург – делать доклад о походе.
В КАНТОНЕ
Вулканы Камчатки остались далеко позади. Крузенштерн вел «Надежду» в Китай.
8 ноября Шемелин сошел на берег в Макао и увидел каменную стену поперек узкого перешейка – границу между португальскими владениями и Китаем. Макао ютился на маленьком полуострове. Перешеек соединял город с китайским островом, который тоже назывался Макао. Город, защищенный фортами, лежал на живописных холмах, частью прятался в глубоких оврагах. Здесь Шемелин не раз беспокоился за целость компанейских товаров. Бесчисленные корсары на джонках с парусами из рогожи нападали среди бела дня на купеческие суда в гавани Вампу – прямо под жерлами макаоских батарей. Русские люди видели причину этих «разбоев»: нищета китайцев и сказочная роскошь богачей Макао и Кантона породили корсарские содружества.
Португальцы с удивлением рассматривали невиданных русских.
Вскоре в соседний Кантон пришел на «Неве» и Лисянский. Он рассказал о событиях в Русской Америке. Рыжий пират Барбер действительно натворил немало в Ситхе! Лисянский вместе с Барановым шесть дней осаживал индейцев, они стреляли в русских из барберовских пушек. Лейтенанты «Невы» Арбузов и Повалишин вместе с Барановым в теплый полдень 20 сентября пошли на взятие лиственничных стен индейского редута. Старику Баранову насквозь прострелили руку, но он не покинул рядов десанта. Ситха вновь стала русской…
Лисянский привез в Кантон меха из Русской Америки. Торговля здесь была иная, чем в Игольном ряду в Москве! Шемелин в Кантоне выручил 191 623 пиастра деньгами, более 2 тысяч мест чая, выменял на меха китайку, шелк, фарфор. Вот только когда сбылась мечта Шелехова о торговле с Китаем в Кантоне! И Шемелин погрузился в расчеты той выгоды, которую можно получить от перевозки аляскинских мехов не сушей, через всю Сибирь, а морем.
Но пытливость путешественника берет верх над расчетами торговца. Шемелин жадно изучает Кантон. Его, как и Лисянского, поражает здесь обилие нищих. Кстати, нищие корсары всего какой‑нибудь месяц назад напали целой флотилией из 300 джонок на укрепления возле Кантона и разрушили форты.
Торговлей в Кантоне владели 11 «гонгов» – королей рынка. Здесь торговали всем тем, что производили земли Тихого и Индийского океанов. Шемелин терпеливо составлял таблицы цен на эти товары. Чего тут только не было! Янтарь и батавский арак, таинственный бенжамин (он же «девичье молоко») и бетель, птичьи гнезда и воск, черное дерево с Мадагаскара и броня черепахи, гвоздика и ртуть, мускус и саго… Слоновая кость, красное дерево, акульи плавники, ревень, шелка, перец…
В конторе негоциантов Билля и Мэньюка Шемелин узнал, как часто наведывается сюда враг Аляски пират Барбер. Наверное, он возил в Кантон бенаресский опиум. Город был пропитан запахом сандалового дерева. Куски его размалывали и полученный мшистый порошок сжигали у подножия кантонских идолов. Федор Шемелин бродил по Кантону, исправно записывая в свой журнал все, что особенно поражало его живое воображение.
В 1806 году, когда в России стоял звонкий синий февраль, «Нева» и «Надежда» покинули Кантон. Мимо берегов Суматры и Явы, волшебным Зондским проливом (где нашел впоследствии свою могилу Александр Баранов) шли они, держа курс на мыс Доброй Надежды. И задолго до берегов Африки корабли были окружены стаями радужных бабочек. Ветер гнал от африканской земли эти живые трепещущие облака…
От мыса Доброй Надежды Лисянский повел «Неву» прямо в Англию, а Крузенштерн взял курс на остров Св. Елены. Шемелин занес в свой журнал впечатление о диком острове с раскаленной землей, подробно описал Сент‑Джемс.
Кто мог знать тогда, что эта суровая земля станет могилой Бонапарта? Тогда на, острове Св. Елены осталась русская могила. 25 апреля второй лейтенант корабля «Надежда» Головачев в припадке умоисступления покончил с собой выстрелом из пистолета. Шемелин описал печальную сцену похорон на чужбине. Губернатор острова обещал поставить памятник на могиле русского мореплавателя.
Вскоре «Надежда» бросила якорь у стен Кронштадта. С этого времени до 1816 года мы снова ничего не знаем о Шемелине.
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
В нашем повествовании названо немало имен. Расскажем о судьбах некоторых людей, о событиях, происшедших за десятилетие между 1806 и 1816 годами.
Н. Резанов, посетив Русскую Америку и Калифорнию, вернулся в Охотск и помчался в Петербург. Где‑то на Алдане, ночуя на снегу, он жестоко простудился и заболел. Умирал он очень тяжело. Схоронили его в Красноярске.
И. Крузенштерн, прибыв на родину, принялся писать книгу о походе славных кораблей.
Ю. Лисянский тоже здравствовал. В 1812 году он выпустил описание плавания «Невы».
Жив был в то время и легендарный правитель Русской Америки Александр Андреевич Баранов. Он успел подружиться с королем Тамеамеа, и тот прислал русскому другу мантию, в которой ходили только гавайские короли.
Ф. Толстой по приезде в Россию угодил за все свои грехи прямо в Нейшлотскую крепость, куда его отвез фельдъегерь, встретив у петербургской заставы. Через год Толстого вернули в полк. Но он снова подрался с кем‑то на дуэли и опять был посажен, но уже в Выборгскую крепость. Во время Отечественной войны в битве на Бородинском поле Толстой показал чудеса храбрости.
«Дикий француз» Кабри устроился на должность учителя плавания в Кронштадтской морской школе. Почтенный наместник короля Сандвичевых островов Юнг продолжал свою деятельность.
Молодой канак с Гавайских островов Василий Моллер в 1810 году блестяще закончил штурманское училище в Кронштадте и сделал особые успехи как кораблестроитель на петербургской верфи.
Печальной и глубоко назидательной была судьба Барбера. Видя, что Баранова взять не просто, Барбер прикинулся лисой. Он привел в Кадьяк корабль «Мирт» и предложил Баранову купить это судно. Ничего не подозревавший правитель Русской Америки заключил сделку с Барбером, и тот отправился на Камчатку для того, чтобы получить часть платежа за «Мирт» в Петербурге. Но на Камчатке каким‑то образом выяснилось, что корабль Барбер просто где‑то украл. Не из страха позора или потери чести, а из‑за боязни, что его «коммерция» раз навсегда лопнет, пират покончил с собой. Так оборвалась темная, грешная, исполненная разбоями жизнь.
Но где был тогда наш герой – простой, уже преклонный годами приказчик из Тобольска? В 1816 году, спустя тридцать лет после того, как он вез шелеховскую пушнину и ост‑индские, товары в Тобольск и Москву, Шемелин подготовил к печати свой «Журнал первого путешествия россиян вокруг земного шара». В предисловии он писал:
«…Доверша теперь повествование мое о славном путешествии сем, поставляю себе обязанностью посвятить оное Российско‑Американской Компании».
В том же году шемелинский журнал был отпечатан двумя томами. В этих книгах Шемелин просто, бесхитростно, хорошим русским языком рассказывал о походе «Невы» и «Надежды». Записки тобольского самоучки имели немалый успех. Позднее Шемелин был забыт, как забывали раньше многих русских замечательных людей. Его имя лишь мелькало кое‑где в архивах. Часть бумаг Шемелина попала в личное собрание документов Резанова. Как мне удалось установить, в этом собрании хранилась рукописная копия шемелинского журнала, письма Шемелина из Бразилии, его донесения из Петропавловска‑на‑Камчатке.
1816 год – последняя и наиболее важная дата жизни Шемелина. Архивы последующих лет упорно молчат о человеке, нога которого ступала и на древнюю землю Тобольска, и на желтый песок Кяхты, и на коралловую твердь Полинезии… Старые историки не беспокоили себя изысканиями о жизни Шемелина. Кому интересна была судьба тобольского приказчика и надсмотрщика над поварами корабля «Надежда»? Потомки не знают, где его могила, не знают, как и где окончил свою долгую жизнь летописец первого русского кругосветного плавания…
ЗАПИСКИ КОРОБИЦЫНА
Счастливый случай помог Всесоюзному географическому обществу приобрести в одной из книжных лавок Ленинграда подлинник собственноручных «Записок приказчика Российско‑Американской Компании Н. И. Коробицына». Эти записки изданы в сборнике «Русские открытия в Тихом океане и Северной Америке» (Издательство Академии наук СССР, 1944).
Н. И. Коробицын был участником первого кругосветного плавания русских кораблей «Нева» и «Надежда».
В 1795 году Коробицын отправился с берегов Сухоны в Сибирь с товарами купца Чаплина. Он посетил Иркутск и ряд сибирских городов, а через год отправился в Кяхту, на границу с Китаем, где в те годы процветала русско‑китайская ярмарка. Охотск, Томск и Иркутск – вот где успел побывать Н. И. Коробицын до 1801 года. В 1801 году он поступил на службу в Российско‑Американскую компанию. Ему пришлось совершить несколько путешествий в Охотск для доставки товаров, назначенных к отправлению на Аляску. В 1802 году директор Российско‑Американской компании М. М. Булдаков, родом, как и Коробицын, из Великого Устюга, пригласил земляка участвовать в первом русском походе вокруг света и поручил заведовать товарами и всей хозяйственной частью на корабле «Нева».
Н. И. Коробицын вел свои записки в продолжение всего похода 1803–1806 годов. В них мы находим подробные описания Копенгагена и других портов, затем – Канарских островов и острова Св. Екатерины близ берегов Бразилии. В 1804 году русские корабли посетили и остров Пасхи. Н. И. Коробицын описал этот остров Полинезии, известный исполинскими каменными статуями, и его жителей.
Затем Н. И. Коробицын составил «Описание местоположения острова Нушагивы, находящихся при оном бухтах и о обычаях народов». Это очень интересный отчет о пребывании русских кораблей в заливах Вашингтоновых островов, населенных первобытными племенами.
В главе «Примечания острова Овигии» Н. И. Коробицын рассказал о людях и природе Гавайских (Сандвичевых) островов. На Гавайях он был занят торговлей с туземцами – менял топоры и тюменские ковры на съестные припасы для экипажа «Невы».
1 июля 1804 года «Нева» бросила якорь в Павловской гавани острова Кадьяка у берегов Аляски, где в то время существовали поселения Российско‑Американской компании. Н. И. Коробицын подробно обрисовал эти поселения и быт русских промышленников. Особый интерес представляет описание известной битвы русских с индейцами за остров Ситха, где сразу же была основана крепость Ново‑Архангельск. Этому событию Коробицын отвел отдельную главу «В бытность нашу в Ново‑Архангельске». С Аляски «Нева» пошла в китайский порт Кантон, где Коробицын с успехом продал местным купцам аляскинские меха, а от них получил китайский чай, фарфор, жемчуг и разные ткани. В главе «Примечания китайского портового города Кантона» И. И. Коробицын подробно описывает город, его жителей, их нравы и обычаи, делает обзор состояния «коммерции кантонской»..
23 июня 1806 года был закончен исторический поход «Невы». Н. И. Коробицын свидетельствует, с каким восторгом население Кронштадта встречало героев первого плавания русских вокруг света. Вскоре автор «Записок» получил награду за свои труды по участию в экспедиции – золотую медаль на алой ленте.
В 1807 году И. И. Коробицын закончил службу в Российско‑Американской компании и через Шлиссельбург, Ладогу и Тихвин поехал в Вологду. Из Вологды он направился в Великий Устюг, куда прибыл 19 июня. В родном городе Коробицын не был двенадцать лет. За эти годы он успел побывать в Европе, Азии, Америке, в приполярных и экваториальных странах. Он видел снега Якутска и тропических летающих рыб, суровую природу Охотска и вечные сады Сандвичевых островов.
Можно думать, что именно в Великом Устюге Н. И. Коробицын начал работу над своими дневниками.
Записки Коробицына не были изданы, и толстую рукопись лишь случайно нашли в Ленинграде в 1944 году. В качестве приложения к запискам в книге «Русские открытия в Тихом океане и в Северной Америке в XVIII–XIX веках» напечатана инструкция Главного правления Российско‑Американской компании «великоустюжскому мещанину Николаю Ивановичу Коробицыну», в которой подробно изложены его обязанности во время плавания «Невы».
Записки Коробицына – ценнейший исторический документ.
ПЛЕННИК ОСТ‑ИНДСКОЙ КОМПАНИИ
В 1804 году начались долгие скитания холмогорца Ивана Петровича Спехина. Вот что известно о его жизни до 1804 года.
Родился Спехин в 1785 году в Холмогорском уезде. В возрасте десяти лет он лишился родителей. Но способный мальчик самостоятельно выучился грамоте. Прошло еще три года, и он поступил торговым учеником в лавку одного купца в Верхневажском посаде.
На 16‑м году жизни Спехин перебрался в Архангельск и нанялся камердинером к состоятельному чиновнику. 1804 год застал Спехина в Архангельске. Молодой холмогорец подрядился матросом на корабль предпринимателя Ермолина. В трюмы судна грузили пшеницу, которую должны были доставить в Англию.
Вскоре Иван Спехин очутился в Лондоне. Из‑за какой‑то несчастной случайности он отстал от своих земляков. Корабль ушел в Архангельск. У Спехина не было ни копейки денег, и он не знал ни одного иностранного языка. К тому же он попал в руки какого‑то проходимца. Этот мнимый благодетель заманил холмогорца в дом Ост‑Индской компании и обманом продал Спехина за десять фунтов стерлингов в матросы на корабль компании.
Его было уже отправили в Британскую Индию, но Спехин сумел задержаться на мысе Доброй Надежды. Там он, однако, попал из огня да в полымя. Его сделали солдатом английской армии…
В то время англичане вели войну с голландцами за обладание Капштадтом, который британцы и захватили в 1806 году. Иван Спехин был живым свидетелем этих событий.
По случайному совпадению в те годы на мысе Доброй Надежды жил Иван Сезиомов, или Сеземов, выходец из Нижнего Новгорода, бывший русский матрос, также обманом захваченный на голландский корабль. Этот пленник рабовладельцев XIX века побывал в Индии и Японии. В 1806–1808 годах Сеземов жил в «Готтентотской Голландии». Возможно, что Спехин и Сеземов знали друг друга.
Если Спехину англичане навязали имя Джона Патерсона, то голландцы прозвали Сеземова Ганцем Руссом. Так и жили эти пленники двух Ост‑Индских компаний – английской и голландской – на далеком от их родины мысе Доброй Надежды.
Спехина назначили сначала денщиком к английскому офицеру, по года через два поставили в строй и угнали в страну ураганов – на остров Барбадос, что в Вест‑Индии. Там разводили сахарный тростник, индиго, лимоны и апельсины. Поскольку Спехин служил одно время в военном госпитале, надо думать, что жил он в городе Бриджтауне, где размещался островной гарнизон и возвышался форт Св. Анны. Город был столицей Барбадоса.
Вырваться с далекой и постылой чужбины холмогорцу Спехину удалось только в 1815 году. Два года он добирался до Петербурга, куда прибыл вместе с эшелонами русских солдат, раненных в Западной Европе во время похода на Париж.
На родине Ивана Спехина ожидало новое поприще. Он начал учить холмогорских крестьянских детей чтению, письму и арифметике. Детей бедняков былой пленник Ост‑Индской компании не только бесплатно обучал, но и кормил за свой счет. Своим юным ученикам он не раз рассказывал о подневольных скитаниях по далеким морям и пальмовым островам Вест‑Индии. Так продолжалось сорок восемь лет. Умер Иван Петрович Спехин в 1873 году, 88 лет от роду.
ПОЭТ‑АРГОНАВТ
Жизнь коротка.
Уходит время.
Стыд
Тому, кто жизнь и время праздно тратит!
Адальберт Шамиссо
Залив Коцебу лежит как раз напротив крайнего мыса Азии; если бы этот мыс можно было передвинуть еще к востоку, через пролив, то границы мыса совпали бы с береговыми очертаниями залива Коцебу.
Мыс Крузенштерна, бухта Доброй Надежды, губа Эшольца – вот какие названия можно найти на карте ледяного залива. А ледяным он может быть назван с полным правом. Через залив Коцебу проходит Полярный круг. Береговые мысы залива состоят из древних ледников, покрытых мощным слоем ила, тоже древнего. На поверхности ила растут зыбкие ивы, полярные мхи и лишайник. В пластах его покоятся кости мамонтов, мускусных быков и оленей.
На берегах ледяного залива живут эскимосы, родственные канягмютам (или конягам) острова Кадьяка в бывших российско‑американских владениях. В XIX веке жители залива Коцебу еще пускали стрелы с метательных досок и носили железные ножи длиною в два фута.
Несколько к востоку от залива высятся открытые русскими горы Румянцева. Они лежат между берегом Ледовитого океана и мощным руслом Юкона.
Единственный остров залива труднодоступен с юга; там высятся гранитные скалы, выступающие с морского дна. Мореплавателям всего мира, особенно русским мореходам XIX века, этот Пустынный остров известен под именем острова Шамиссо. Это памятник одному из замечательных людей XIX века.
…Когда в Париже стучал нож гильотины и санкюлоты везли на казнь врагов революции, французский аристократ Шамиссо бежал вместе с семьей в Пруссию.
В семье беглеца рос сын Адальберт, родившийся в 1781 году. Адальберт Шамиссо, как мы увидим впоследствии, не разделял убеждений отца. Но потеря родины мучила будущего аргонавта. Молодого Шамиссо тянуло во Францию. После 1802 года он побывал в Париже, посетил Швейцарию. Тем не менее он действительно утратил родину. Натурализировавшись в Пруссии, Шамиссо помнил о своем французском происхождении, но во Франции он был чужим: сказывалось прусское воспитание. Молодой Шамиссо был в числе прусских буршей, сражался в рядах немецкой армии с Наполеоном. К Бонапарту Шамиссо, по его словам, питал ненависть как к тирану.
Француз по рождению, прусский лейтенант, естествоиспытатель немецкой школы, Адальберт Шамиссо и поэтом стал немецким. И все же утрата родины была для него трагедией. Многие исследователи полагают, что именно поисками утраченной отчизны можно объяснить происхождение «Чудесной истории Петера Шлемиля», изданной в 1814 году. Это была романтическая сказка о бедном немецком бурше, заключившем сделку с дьяволом.
Явившись к студенту в образе учтивого и степенного господина, дьявол предложил буршу продать ему, дьяволу, собственную, студентову, тень за бездонный кошель с золотом. Обрадованный бурш уступил свою тень дьяволу и, жадно пересчитывая адские червонцы, думал о счастливой и независимой жизни богача. Но счастья студент не нашел, как не нашел и покоя в обладании богатством. Простые, обычные люди, каждый из которых имел свою тень, были счастливее богача без тени. Мучимый богатством и неравноправным положением в обществе людей с тенью, Петер Шлемиль решил расстаться с сокровищами. Он бросил дьяволам бездонный кошелек, добыл семимильные сапоги и пустился странствовать по свету.
Только обойдя весь земной шар, Петер Шлемиль успокоился и вернулся на родину счастливым и навсегда умиротворенным…
Биографы Шамиссо видели в этой сказке прозрачную аллегорию, ясный намек на неравноправное положение в обществе самого Шамиссо, утратившего родину. Как бы то ни было, а через год после выхода в свет сказки о Петере Шлемиле Шамиссо, как и его герой, отправился в далекое странствие…
Поход Крузенштерна, Резанова, Лисянского вокруг света положил начало регулярным плаваниям русских кораблей из Кронштадта в Ситху (Ново‑Архангельск). Русские моряки начинали изучать Океанию, а владения Российско‑Американской компании достигли берегов Калифорнии, где в 1812 году Иван Кусков, мещанин из города Тотьмы, заложил поселение Росс.
В 1809 году, в то время, когда Греч в Петербурге стал издавать «Журнал Новейших Путешествий» (отклик на запросы времени!), пост государственного канцлера России занял Н. П. Румянцев, старший сын Румянцева‑Задунайского. Он покровительствовал делам Российско‑Американской компании и заметно интересовался кругосветными походами, снаряжавшимися за счет компании. В 1811 году храбрый кругосветный капитан В. М. Головнин был предательски взят в плен японцами, но неудачи, подчас бедствия, не останавливали русских мореходов. Корабли под флагом Российско‑Американской компании ходили в просторах тропических и северных морей. 21 апреля 1815 года Комитет министров рассматривал проект очередной кругосветной экспедиции на корабле «Рюрик» за счет самого Н. П. Румянцева.
Румянцев не был безучастен еще и к первому походу русских вокруг света в 1803–1806 годах. Напутствуя Крузенштерна, Румянцев предлагал ему искать безвестные острова от тропика до 48° с. ш. – по параллели, где якобы живут люди, «белые взрачные, кроткие, в градожительстве просвещенные», которые добывают золото и серебро. Комитет министров утвердил план новой экспедиции и вынес решение о том, что на корме «Рюрика» должен быть русский военный флаг.
Молодой прусский естествоиспытатель Адальберт Шамиссо был приглашен принять участие в походе «Рюрика» в качестве натуралиста.
Шамиссо с восторгом принял предложение Румянцева и Коцебу. Участие в походе, кстати говоря, собирался принять и один из братьев Бестужевых – Николай. Коцебу мог показать Шамиссо полученное им письмо от Николая Бестужева.
«…Я бы желал иметь надлежащее понятие о том, что мы предпринимаем учинить, – писал Бестужев Отто Коцебу, – и, хотя мы с Вами о сем говорили, но разговор был вскользь и столь кратковременен, что я не имел случая об оном распространяться и теперь останавливаюсь только на химерическом предприятии графа отыскать Берингов пролив. Скажите, каким образом мы к оному пройдем, по Северному океану мимо Белого моря или, совершив окружное путешествие, зайдем с другой стороны? Оное покушение составляет ли всю цель нашего путешествия или нам предложат иные какие‑нибудь открытия?»
По целому ряду причин Николай Бестужев не мог разделить с Коцебу и Шамиссо почетной задачи этого плавания. Но Шамиссо хорошо запомнил рассказы Коцебу о братьях Бестужевых. В том же 1815 году «Рюрик» отошел от Кронштадтского порта.
Поэт‑аргонавт пробыл на борту «Рюрика» три года. Это было время, когда русские моряки, ободренные успехами кругосветных походов, делали попытки укрепиться в Полинезии.
Во время рейса «Рюрика», в 1816 году, король крайних Сандвичевых островов Томари заявил о том, что он принимает русское подданство. На островах Томари развевался русский флаг, цвели русские плантации, возводились русские крепости. Тогда индейские вожди калифорнийского берега сами просили у губернатора Сан‑Франциско не препятствовать росту торговли в кусковском селении Росс, и испанский король Фердинанд VII примирился с соседством русских в Калифорнии.
…Поход «Рюрика» обогатил русскую географическую науку. Достаточно сказать, что Коцебу открыл в 1815–1818 годах 399 островов в Тихом океане и залив своего имени с островом Шамиссо. Шамиссо в этом походе проявил себя как неутомимый следопыт.
Он видел племена Океании, острова Восточной Микронезии, охваченные пенными бурунами и покрытые вечнозелеными рощами. На архипелаге Ратак Адальберт Шамиссо нашел 59 видов растений и собрал великолепный гербарий, высоко оцененный позднейшими исследователями. В сопровождении своего приятеля Каду, туземца Каролинских островов, Шамиссо исследовал Маршалловы острова. Поэту‑аргонавту в его трудах пришлось делить и радости и горе с «дикими» обитателями Полинезии. Он отмечал высокую одаренность жителей Маршалловых островов, их любовь к путешествиям, замечательное знание географии Океании, смелость, проявляемую в далеких морских походах.
Шамиссо был свидетелем того, как полинезийцы выдалбливают каменным долотам лодки и на этих первобытных судах совершают опасные плавания. Натуралист с корабля «Рюрик» описал нравы и обычаи жителей Микронезии: мистические церемонии, обряд нанесения татуировки. Он видел примеры высокой дружбы, верности и любви среди «дикарей», видел, как женщины Маршалловых островов шли в бой рядом с мужчинами, как женщины наперебой старались усыновить детей, оставшихся без матери.
Поэт и естествоиспытатель дал науке полные сведения о Маршалловых островах, исследованных русской экспедицией. В сиянии тропических вод, окаймленные бурунами, лежат острова Беринга, Хромченко, Чичагова, Румянцева, Суворова, Римского‑Корсакова…
Во время похода «Рюрика» Адальберт изучал также звучный язык гавайских племен. Мерцание Южного Креста и величественный ледяной огонь северного сияния, Полинезия и Аляска, Чили и Камчатка, Ява и Сибирь с одинаковой силой влекли к себе пытливого путешественника.
Поэт‑аргонавт был признанным ученым, директором Ботанического сада, доктором философии и членом Академии наук в Берлине. Имя Шамиссо прочно вошло в историю науки.
Талантливый натуралист был и замечательным поэтом.
Исследователи творчества Шамиссо относят его к числу немецких романтиков, но оговариваются, что он внес в немецкий романтизм французскую ясность мысли. Шамиссо воспел Байрона и его героический подвиг, пламенно приветствовал июльскую революцию 1830 года в Париже. По духу ему был очень близок Беранже, он переводил французского поэта на немецкий язык.
В 1832 году Шамиссо написал поэму о Бестужеве. Мы помним сборы Николая Бестужева в поход на «Рюрике». Декабристы, особенно Рылеев, Завалишин, Бестужевы, Штейнгель, Романов, Орест Сомов, Батеньков, стояли очень близко к делам Российско‑Американской компании, организовавшей изучение дальних морских стран и кругосветные походы. Шамиссо мог слышать о Рылееве и как о поэте, и как о деятеле, связанном с морскими делами. В среде русских моряков имена декабристов были хорошо известны. Поэтому Шамиссо, прочно связанный с российским флотом, о декабристах, в частности о Бестужевых, знал давно.
А Рылеев и Завалишин перед самой декабрьской трагедией склоняли Российско‑Американскую компанию к тому, чтобы она установила экономические связи со свободной негритянской республикой Сан‑Доминго. Завалишина прочили в начальники морской Антильской экспедиции. Так или иначе, Шамиссо в 1832 году рассказал в своих стихах о встрече в Якутске немецкого ученого Эрдмана с декабристом А. Бестужевым, объединив в одном издании поэму об этой встрече с собственным переводом поэмы Рылеева «Войнаровский», в которой Рылеев изобразил встречу другого ученого с якутским изгнанником – Войнаровским.
Книга называлась «Изгнанники». (В 1832 году герой поэмы Шамиссо – Александр Бестужев‑Марлинский был уже переведен из Якутска на Кавказ и определен рядовым в полк. Его брат Николай в это время еще был заключен в Читинском остроге.)
Шамиссо хорошо знал суровую природу полярной Русской Америки и Сибири. И он изобразил Бестужева, брошенного в глубокие снега Сибири, но гордого и не сдающегося, пророчащего близкое торжество свободы. «…Я все же чувствую себя свободным и, как соловей, пою о своих мечтах и грезах. Мне ведь только и остается, что полный звук свободного голоса – полная радость несломленного мужества. И здесь я – таков, какой и везде», – говорил Бестужев Эрдману.
«…И уже скоро будет день народов. Еще стоят весы, но уже грозит падением наполняющаяся чаша. За власть я бросил кости, но первый смелый взлет был неудачен, и под смертельным ударом оказалась обнаженная грудь.
…Я – Бестужев, которого повсюду называют сообщником Рылеева…»
«…И в песне будет жить тот, кого они думали убить. Это будет новой песнью, но не последней. Привет тому, кто сложит третью, ибо она будет называться возмездие и суд!»
Немногим из декабристов удалось обойти весь свет, подобно Шамиссо, но поэту были известны их стремления к борьбе за благо родной страны, к новым открытиям во славу России. И он со всей силой своего таланта изобразил судьбу людей, которые не увидели ни зари свободы, ни коралловых островов лазурной Океании. В наше время поэма Шамиссо о Бестужеве была переведена и напечатана в «Сибирских огнях» поэтом В. А. Вихлянцевым при участии профессора М. К. Азадовского.
БОГАТЫРЬ АЛЯСКИ
Когда Пушкин в Кишиневе узнал от Павла Пестеля о смерти Александра Баранова, он написал в своем дневнике:
«Баранов умер. Жаль честного гражданина, умного человека…»
Этот необыкновенный человек познал нашу землю во всем ее многообразии – от голубых льдов Чукотки до коралловых рифов Гавайских островов, от родного Каргополя до сумрачных индейских лесов Аляски. Блистательная и трудная жизнь!
Баранов дружил с королями цветущих земель в Океании и с индейскими вождями Северной Калифорнии. Владетель Сандвичевых островов дарил ему драгоценную мантию, в которой ходили только гавайские короли. Индейский вождь Котлеян, прощаясь с Барановым, плакал как ребенок, а суровые капитаны‑пираты Ост‑Индской компании плыли из Калькутты к берегам Аляски иногда только для того, чтобы увидеть в Ново‑Архангельске сказочного Баранова.
…Баранов не знал, что такое страх, отличался железной выносливостью и терпением. Родился он в 1746 году в маленьком, но древнем и славном городе Каргополе, у синего озера Лача. О детстве и юности Баранова сведений не сохранилось.
История его замечательной жизни начинается для нас с 1780 года, когда он переселился из Каргополя в Иркутск. Баранов занимался там торговлей, обменивая с чукчами и коряками порох, чай и муку на меха и моржовую кость. Но в этом деле ему не повезло, и он разорился. В Охотске Баранов повстречался с «Колумбом Российским», мещанином города Рыльска Григорием Шелеховым, осваивавшим Алеутские острова. Григорий Иванович и раньше звал Баранова к себе – служить в Русской Америке, но тот не соглашался. На этот раз, 15 августа 1790 года, ему пришлось принять это предложение.
Написав прощальные письма родным, Баранов отправился в путь. Он сел на утлый шелеховский корабль и пустился к берегам Нового Света.
Коренастый, плотный, белокурый, Александр Баранов выделялся, несмотря на малый рост, из толпы своих верных спутников. Он взял с собой из Охотска около двухсот бесстрашных искателей, в том числе своего помощника, мещанина из сухонского города Тотьмы – Ивана Кускова, будущего героя Русской Калифорнии.
Из письма Баранова об этом походе – пожелтевших бумаг 1790 года, найденных в Вологде, – мы узнаем, что галиот русских потерпел бедствие на пути к алеутскому острову Кадьяку. Баранова и его спутников выбросило на остров Уналашку. Они остались почти без одежды и припасов. Баранов не потерялся и, лишившись судна, стал устраиваться на зимовку в неведомой стране. Среди мерцания снегов и льда, в багряном зареве алеутских вулканов жили русские люди в земляных юртах, ели коренья, травы и гнилую китовину.
Всю зиму 1790 года Александр Баранов провел на Уналашке. Страдая от лихорадки, он, однако, терпеливо вел дневник, собирал коллекции – шкурки животных, растения, окаменелости, писал донесения Шелехову. Кроме того, он послал русских людей в кожаной байдаре на исследования к берегам Русской Америки, приказав своим посланцам составить подробные карты новой страны. И при этом велел своим людям зорко смотреть, не бродит ли в Беринговом море обшитое медью судно иноземного морского разбойника Кокса. Нельзя позволить пиратам бить бобров близ островов, открытых русскими!
Только в следующем, 1791 году Баранов добрался до столицы Русской Америки на алеутском острове Кадьяк близ Аляски. И вскоре искусный барановский мореход Бочаров, когда‑то побывавший в тропических водах, составил для Баранова карты побережья Северо‑Западной Америки. Через год Александр Баранов вбил в мерзлую кадьякскую землю в Павловской гавани сваи первой русской деревянной крепости. Затем он обошел на кожаной байдаре вокруг всего Кадьяка, чтобы посмотреть, как русские открыватели расставляют на побережье Американского материка железные доски с надписью: «Земля Российского владения…» Тогда же Баранов получил первые письма от Шелехова из Охотска.
В Чугацкий залив как‑то нечаянно забрел мореход из Ост‑Индской компании, британец Мур. Он с удивлением увидел русских поселенцев, прочно утвердившихся на холодных берегах Северной Америки. Баранов оказал мореходу рыцарское гостеприимство. Мур, вернувшись в Ост‑Индию, наверное, рассказывал о чудесах Аляски: русские не только хорошо и прочно живут в ней, но и строят корабли. В новой корабельной гавани Баранов сам конопатил корабельные днища, самолично изобрел обмазку для судов, добывал скипидар, плавил первое железо из руд Кадьяка и Кепайской губы. «…Железные руды, – писал он Шелехову, – отысканы в довольном количестве и для опыта железо сковано, а поэтому и открыта надежда завести железные заводы с пользою для отечества…» В 1795 году Баранов открыл на Аляске каменный уголь и сам испытал его.
Помимо всех этих дел, Баранов работал над «Топографическим описанием здешних мест».
Безвременная смерть Григория Шелехова крайне огорчила Баранова, но он не опустил рук. Русские топоры продолжали стучать па берегах аляскинских заливов, и на суровых землях Северо‑Западной Америки один за другим поднимались крепкие крепостные бастионы, сложенные из бревен исполинской сосны. Вскоре Александр Баранов с четырнадцатью русскими промышленниками и шестью женщинами основали славный город Ситху на острове близ самой «матерой Американской земли». Исполнилось пророчество Сумарокова:
За протоком океана
Росска зрю американа.
Несмотря на то, что индейский вождь Ситхи Скаутлельт сам продал Баранову землю под постройку города, мореходы Ост‑Индской компании забили тревогу. Еще в 1800 году они распустили слухи об иноземном военном фрегате, который якобы должен прийти, чтобы разгромить поселения Русской Америки. Баранов спокойно выслушал это известие и отправил на реку Медную храброго русского охотника – для открытий в глубине Аляски. Ост‑индские пираты и завистники тревожились и кричали о «русских кознях». Неукротимая энергия Баранова вызывала зависть, тревогу и озлобление. Еще бы! Когда ученик и спутник Кука Ванкувер приходил на север Тихого океана для географических исследований, простые русские охотники‑барановцы Пуртов и Куликалов давали ему различные научные сведения: Аляску они знали лучше, чем кто‑либо другой. Девяносто русских храбрецов ходили в пустынях Аляски, отыскивая проход по суше и ледяному морю к Баффинову заливу. Барановец Швецов в байдарке из шкуры морского льва плавал с Кадьяка в ни кем не исследованные области Калифорнии.
Баранов укрепил Кадьяк и поставил на нем пушки. Но враги не дремали. Ост‑индский мореход Барбер, известный пиратскими выходками, высадил в 1802 году на острове Ситха шесть матросов, якобы за «бунт» на корабле. Их взяли на работу в русский город. Вскоре эта челядь пирата подняла в Ситхе резню. Подкупив индейских вождей оружием, ромом и безделушками, барберовские лазутчики напали на Ситху. Шесть морских разбойников подожгли кровли города. Страшную новость рассказал Баранову… сам Барбер! Пират нагло появился у острова Кадьяка, выставив двадцать пушек с борта своего корабля – «Юникорн». Но, побоявшись связываться с Барановым, он ушел на Сандвичевы острова – торговать с гавайцами добром, награбленным в Ситхе. А на пожарище в Ситхе в то время валялись оскальпированные тела русских переселенцев! Сжав зубы, Баранов стал дожидаться времени, когда можно будет вернуть Ситху.
Затем наступил год торжества Баранова. Он узнал, что из Кронштадта вышла в море первая русская кругосветная экспедиция, и с нетерпением ожидал прихода «Невы» в Русскую Америку, занимаясь в то же время строительством целой флотилии кораблей. А когда пришла «Нева», Баранов двинулся к Ситхе и, возглавляя десант, вновь занял остров и заложил на нем недалеко от крепости, разоренной Барбером, новый город – Ново‑Архангельск.
В 1807 году русские привезли Баранову привет от владетеля, Сандвичевых островов Томи Оми, будущего гавайского короля, Камемаха I. С тех пор началась дружба Баранова с населением; коралловых Гавайских островов. От алых рифов залива Гонолулу до острова Шарлотты, от Бостона до устьев Колумбии – всего за каких‑нибудь пять лет – стало известно имя правителя Русской Америки.
Банкир Астор в Нью‑Йорке, посылая к Баранову своих мореходов, с тревогой присматривался к росту русской торговли на Тихом океане.
А Баранов между тем неустанно трудился над исследованием Аляски и сопредельных стран. Кругосветные экспедиции вызвали ценнейшие открытия в самом сердце Океании. Русская Америка торговала с Кантоном, Нью‑Йорком, Бостоном, Калифорнией, Гавайями. Старые шелеховцы распевали по праздникам сочиненную Барановым песню «Ум российский промыслы затеял…» – гимн русскому бесстрашию.
На пустынный, скалистый берег чуть севернее залива Сан‑Франциско, как говорилось уже, проник Иван Кусков и основал на берегах реки, названной им Славянкой, русскую крепость – форт Росс; русские люди посещали Гавайи и устья Колумбии, Манилу и берега индейских рек. Гавайский король подарил Баранову цветущие участки на Сандвичевых островах. В годы расцвета Русской Америки Баранов не успевал принимать в Ситхе гостей. Огромная гавань была полна кораблей. А суровый правитель, окруженный седыми шелеховцами, героями, вроде приказчика Федора Шемелина, жил в Ситхе, в доме с крепкими стенами и растил сына и дочь, рожденных ему индианкой. На стене в его покоях висели портрет Суворова и панцирь, в котором ходил раньше Баранов, подобно Ермаку. Он завел в Русской Америке школы, библиотеку, музей, верфи, основал крепости, спустил на воду русские корабли.
Но у Баранова было много врагов.
Чиновники Русской Америки травили его всю жизнь, не в ситах простить ему простого происхождения, ума и кипучей энергии. Баранова постоянно преследовали ложными доносами, клеветой и скрытыми интригами. Наконец в 1818 году враги распустили слух, что Баранов «наживается» на делах Русской Америки и потому не представляет отчетов Российско‑Американской компании в Петербург.
Кругосветный мореплаватель Гагемейстер получил секретное задание – сместить Баранова и принять от него Русскую Америку. Седой герой Аляски не смог перенести этого удара. Возвращаясь в Россию на корабле «Кутузов», он заболел и слег в постель, по нашел еще в себе силы, чтобы выйти на спардек, когда корабль проходил Сандвичевы острова, и взглянуть на вершину гавайского вулкана Мауна‑Лоа. На Яве Баранову стало совсем плохо. Отклонив приглашение гавайского короля, который звал его к себе – провести старость под пальмовыми кровлями Полинезии, он лежал почти без сознания в грязной комнате дешевой батавской гостиницы и бредил снегами отчизны.
Умер Баранов 16 апреля 1819 года, недалеко от острова‑вулкана Кракатау, на главном пути кораблей, идущих из Индийского океана в Тихий.
Тело героя Русской Америки с пушечным ядром, привязанным к ногам, опустилось на дно тропического моря. Так и не пришлось Баранову увидеть родины, занесенного снегами Каргополя, откуда он, блуждая по свету, пришел на суровые просторы Тихого океана.
После смерти Баранова выяснилось, что он сберег для родины огромные средства и что наличный капитал Русской Америки в несколько раз превосходит все размеры, о которых только могли думать.
Баранов умер нищим, его бескорыстие и самопожертвование изумили даже его врагов. Удивительная личность Баранова не могла быть оценена по‑настоящему его современниками. Только великий Пушкин смог увидеть в нем незаурядного человека и гражданина.
А. М. Горький считал Баранова воплощением русской смелости, ума и размаха. В 1935–1936 годах великий русский писатель, узнав о находке писем Баранова и Шелехова в Вологде, проявил огромный интерес к личности правителя Русской Америки и всемерно поощрял предпринятые мною поиски утраченных архивных материалов о Шелехове, Баранове, Хлебникове и других «Колумбах Российских» – бесстрашных самородках, открывавших и изучавших далекие страны.
«КОМАНДОР АНТАРКТИКИ»
Находясь в далеких краях, Фаддей Беллинсгаузен, морской офицер русской службы, свято соблюдал обычаи России.
В декабре 1819 года, незадолго до того, как его корабли впервые торжественно пересекли Южный полярный круг, Беллинсгаузен устроил праздник в честь годовщины побед Кутузова над полчищами Наполеона.
Любовь к родине руководила знаменитым мореплавателем и тогда, когда он давал названия вновь открытым им землям.
Острова Россиян были названы им в честь Кутузова, Чичагова, Ермолова, Румянцева, Раевского. Когда нужно было выбирать названия для островов, Беллинсгаузен прежде всего вспомнил о Бородине, Смоленске, Полоцке, Березине, Малоярославце.
Теплое и заботливое отношение к своим отважным спутникам – простым и выносливым русским матросам, сочувствие к судьбам первобытных людей Австралии и островов Океании рисуют нам Беллинсгаузена как человека, замечательного во всех отношениях.
Огромная любознательность, наблюдательность, трудолюбие, проявленные при сборе и терпеливой обработке накопленных научных данных, ставят Беллинсгаузена в ряд самых выдающихся путешественников прошлого столетия.
Беллинсгаузен, Лазарев, Завадовский, Торсон, Симонов, Лесков, Новосильский, Михайлов, Порядин и другие участники первого плавания русских кораблей к суровому берегу Антарктики прочно вошли в славную плеяду замечательных русских первооткрывателей.
…В 1819 году Фаддей Беллинсгаузен находился в Севастополе. Он водил по Черному морю 44‑пушечный фрегат «Флора». Командиру «Флоры» было поручено подробно исследовать черноморское побережье и составить точные карты.
Почему такой труд должен был выполнить именно Беллинсгаузен? Выбор пал на него вовсе не случайно. Кроме плавания в Англию, службы в Ревельской эскадре, командования кораблями Черноморского флота, в послужном списке капитана Ф. Ф. Беллинсгаузена было отмечено участие в первом русском путешествии вокруг света на корабле «Надежда». Карты и атласы, изданные но результатам похода 1803–1806 годов, были составлены Беллинсгаузеном. Крузенштерн давал высокую оценку деятельности того офицера флота и исследователя.
По той же причине в 1819 году командир «Флоры» был назначен начальником русской экспедиции в Антарктику. Одновременно два корабля отправлялись в Берингово море с тем, чтобы они обошли материк Северной Америки в высоких широтах и возвратились на родину через Атлантику.
Беллинсгаузен поднял свой флаг на шлюпе «Восток». Вторым кораблем – «Мирным» – командовал лейтенант Михаил Лазарев.
4 июля 1819 года[2] легкокрылые шлюпы вышли из Кронштадта и направились в далекий поход. После стоянки в Рио‑де‑Жанейро корабли двинулись в воды Южного Ледовитого океана.
15 декабря Беллинсгаузен и Лазарев увидели гористый берег острова Южная Георгия. У его побережья был открыт округлый, скалистый, покрытый снегом и льдом остров Анненкова. Исследуя Южную Георгию, русские моряки назвали ее мысы в честь Порядина, Демидова, Куприянова. Южный залив был назван именем Новосильского.
Так начались славные открытия на самых подступах к Антарктике.
Кругом расстилалось неведомое море, над которым нависло сумрачное небо, пронизанное крыльями голубых буревестников и альбатросов.
Последняя неделя декабря, 1819 года ознаменовалась открытием новых островов Лескова, Торсона (Высокий) и Завадовского (острова де Траверсе). Остров Лескова был покрыт льдами и снегом, остров Торсона представлял собою высокую каменную гору с неприступными склонами, а населенный пингвинами остров Завадовского оказался действующей огнедышащей горой. Венец ее был окутан смрадным паром.
В дни, когда были открыты эти острова, русские отмечали годовщину победы над Бонапартом.
Новый, 1820 год мореплаватели встречали в виду Южных Сандвичевых островов, один из которых впоследствии был назван островом Беллинсгаузена. Когда‑то Джемс Кук, проходя мимо этих островов, принял морской лед за островной берег и остался в полной уверенности, что он достиг островов Сандвича. Теперь русским морякам удалось подробно исследовать эти неприступные куски суши в суровом океане.
Стоит отметить, что Беллинсгаузен, не будучи геологом, правильно установил связь между островами де Траверсе, Южной Георгией, Фолклендскими и Южно‑Сандвичевыми. Все они представляли собою вершины подводных гор.
15 января 1820 года шлюпы «Восток» и «Мирный» впервые пересекли Южный полярный круг. На следующие сутки оба корабля находились близ самого материка Антарктиды, около теперешней Земли Принцессы Марты. Пасмурная погода не позволила рассмотреть неведомый берег. Спустя несколько дней шлюпы вновь приблизились к побережью Антарктики – до него оставалось менее тридцати миль.
Забегая несколько вперед, скажем, что 5 февраля 1820 года корабли Беллинсгаузена и Лазарева в третий раз подошли вплотную к Южному полярному материку. Но Беллинсгаузен еще не был уверен в том, видит ли он действительный берег материка или нескончаемые ледяные бугры.
В пору антарктического лета, в марте 1820 года, русские моряки увидели изумительную картину южного сияния, которую хорошо запомнил и описал Беллинсгаузен. В небе Антарктики вставали лазоревые столбы, каждый из которых был «шириною в три диаметра солнца».
Метели, снежные бури, ночная темнота, плавучие льды делали опасным дальнейшее пребывание в южных широтах в это время года. Беллинсгаузен решил идти в Порт‑Жаксон (Сидней), где можно было запастись припасами и топливом. В конце марта якоря кораблей легли на белый песок гавани Порт‑Жаксона, прямо против Сиднея. Близ места стоянки были выстроены обсерватория и русская баня.
После отдыха под небом Австралии Беллинсгаузен вновь повел свои корабли в поход. Вскоре мореплаватели увидели цветущие, берега Новой Зеландии. Корабли шли проливом, разделяющим тропическую землю на два острова. Беллинсгаузен описал быт новозеландцев, которые приветливо встретили русских и даже приняли участие в разгрузочных работах на кораблях.
В июле 1820 года к востоку от Таити, в самом сердце Океании, Беллинсгаузен и Лазарев открыли острова Россиян. Исследования начались 7 июля, когда командиры кораблей ступили на коралловый берег острова Моллера. Один за другим в океанской лазури вставали сложенные из кораллов острова Волконского, Барклая де Толли, Ермолова, Кутузова, Раевского, Чичагова, Милорадовича. Мореплаватели раздавали подарки островитянам. Андреевские флаги развевались над водами Полинезии.
Вслед за этим корабли посетили остров Таити, где Беллинсгаузен установил дружеские связи с королем таитян и получил от него подарки для передачи русскому правительству. Беллинсгаузен собрал много данных к своим будущим запискам «Замечание об острове Отаити». На пути из Полинезии в Порт‑Жаксон мореплаватели открыли и исследовали острова Восток, Михайлова, Симонова. Они находились к югу от архипелага Фиджи.
31 октября 1820 года корабли Беллинсгаузена и Лазарева оставили мыс Русских в гавани Порт‑Жаксона. К тому времени Беллинсгаузен собрал много ценных данных для описания Австралии и ее жителей. «Европейцы сами часто подают причину к раздорам», – писал он.
Ф. Ф. Беллинсгаузен набросал короткое описание «Земли Вандимена», как тогда называлась Тасмания. Из этого описания мы узнаем, что золото Синих гор в Тасмании было открыто в 1820 году участником русской экспедиции под начальством капитана М. В. Васильева.
На юге лежал остров Маккуори, в водах которого водились морские слоны. Остров был подробно исследован и нанесен на карту.
До конца 1820 года Беллинсгаузен пытался четыре раза проплыть как можно далее к югу, к заветной твердой земле. Корабли трижды проникали за Южный полярный круг, но долго не могли достигнуть края материка Антарктики.
Наступил 1821 год.
11 января матросы, поднявшись на ванты, трижды прокричали «ура!», и над кораблями взвились флаги. Словами поздравления, тоном пуншевых стаканов на борту «Востока» и «Мирного» было отмечено открытие острова Петра Великого. В стране китов и голубых буревестников была найдена земля с крутыми каменными скалами. Все указывало на близость обширного берега, к которому так упорно и долго вел свои корабли Беллинсгаузен.
Наконец утром 17 января при солнечной и безоблачной погоде, когда в небе кружились морские ласточки – предвестники близости суши, с кораблей увидели снежный берег с крутыми горами и скалами.
Это была Антарктида! Она простиралась далеко к югу, и белому берегу, казалось, не было ни конца ни края.
Так совершилось открытие Берега Александра I. Русские люди первыми достигли окраины южно‑полярной суши.
«…Остров Петра I и Берег Александра I… останутся вечно неприкосновенны от разрушения и передадут высокие имена позднейшему потомству», – сказал Беллинсгаузен.
Мореплаватели спешили подарить родине новые и новые открытия. Им удалось достичь скалистых берегов Южно‑Шетлендских островов, измерить глубины моря вокруг них и дать русские названия четырнадцати островам. Одним из памятников русской славы у ворот в Антарктику стал остров Бородино с его высокой горой. Малоярославец, Смоленск, Березина, Полоцк, Ватерлоо, Лейпциг, острова Михайлова и Мордвинова были положены на точнейшую карту славного похода Беллинсгаузена и Лазарева.
26 февраля 1821 года корабли вошли в гавань Рио‑де‑Жанейро, а 24 июля герои Антарктики салютовали родному Кронштадту. Отважные мореходы прошли 50 тысяч морских миль!
Научные итоги похода Беллинсгаузена оказались непревзойденными. Корабли Беллинсгаузена обошли вокруг Антарктики, и русский ученый опроверг утверждения Джемса Кука, отрицавшего самое существование суши внутри Южного полярного круга.
Сорокадвухлетний «командор Антарктики», бесстрашный моряк Беллинсгаузен, который не мог жить без моря, тем не менее по возвращении на родину поступил на береговую службу. Очевидно, это было необходимо ему исключительно для того, чтобы написать книгу о своих скитаниях меж льдов и коралловых островов.
Замечательный труд Беллинсгаузена увидел свет только в 1831 году. К тому времени Ф. Ф. Беллинсгаузен успел побывать на Средиземном море, а затем принять участие в русско‑турецкой войне. В чине контр‑адмирала он руководил осадой Варны и других турецких крепостей с моря. В год выхода его книги он командовал флотской дивизией на Балтийском море.
Родной Балтике Беллинсгаузен отдал остаток своей жизни. В 1839 году он был назначен главным командиром Кронштадтского порта. Ежегодно во время учений и походов кораблей он командовал морскими силами всей Балтики. Он наблюдал за снаряжением и отправлением кораблей в кругосветные плавания.
«Командор Антарктики» укрепил и благоустроил Кронштадт, превратив крепость в подлинную приморскую твердыню. Его трудами была создана здесь знаменитая Морская библиотека. До конца своих дней Беллинсгаузен следил за русскими географическими исследованиями и наносил на карту каждое новое открытие.
Ф. Ф. Беллинсгаузен умер на 73‑м году славной жизни ученого, воина и русского открывателя шестой части света.
