Русский врач в Афганистане

 

Когда над Гиндукушем взошла молодая луна, афганский воин подошел к уральскому казаку и вынул его шашку из черных ножен.

– Во время этой молитвы очень хорошо иметь в руках меч друга, – сказал афганец, выполнив древний обряд и возвращая казаку златоустовский клинок.

Это было в Афганистане во время пребывания там русского посольства, проделавшего в 1878 году длинный и трудный путь от Ташкента до Кабула.

В составе посольства находился молодой врач ташкентского госпиталя Иван Лаврович Яворский – очень образованный человек, хорошо знакомый с историей стран Востока.

Послы выехали из Ташкента в конце мая 1878 года. Начальником каравана был афганец Раджаб‑али, ездивший ранее в Индию и возивший письма из Ташкента в Кабул.

За Железными воротами русские повстречали и пенджабца Джанадара‑тюрю – индийца, поселившегося в свое время в Средней Азии и спешившего в Мекку через Кабул и Бомбей. Ему тоже была доверена доставка русской почты на имя Шир‑Али‑хана, эмира афганского.

Переправившись на больших паромах через Амударью, послы вскоре прибыли в Мазари‑Шериф, главный город Афганского Туркестана. Здесь И. Л. Яворский с немалым удивлением узнал, что жители Чаар‑вилайета оклеивают стены… цветными обертками от русских леденцов и других конфет. Потом он увидел фарфоровые чашки с маркой фабрики Корнилова, спички «Ворожцовой и К°», екатеринбургские свечи. Позже Яворский встречал у афганцев русский сахар и железные изделия из России.

Из Кабула навстречу русским выехал министр двора афганского эмира сердар Абдулла‑хан. Этот старец был живой историей связей Афганистана с Россией. Оказалось, что в 30‑х годах он хорошо знал Виткевича, столь загадочно погибшего потом по приезде в Петербург. Во время пребывания в Кабуле Виткевич жил в доме Абдуллы‑хана.

– Еще тогда для нас было ясно, – сказал в разговоре с гостями Абдулла‑хан, – что только в союзе с Россией можно достигнуть мирного развития государства. Уже тогда эмир Дост‑Магомет‑хан в одной лишь России видел оплот против всепоглощающего нашествия англичан. Теперь же сын Дост‑Магомета – эмир Шир‑Али‑хан приглашает вас к себе в Кабул как дорогих гостей – вестников мира и добра. Да даст аллах, чтоб наша дружба не имела никогда поводов к сожалению…

Гостей из Ташкента посадили на индийских слонов.

Навстречу им со стороны Кабула двигался Хабиб‑Улла‑хан, брат афганского эмира, ехавший на огромном слоне пепельного цвета с позолоченными бивнями. Первые сановники государства, сердечно встретив русских, проводили их до ворот Бала‑Хиссара – резиденции властителя Афганистана. Шир‑Али‑хан принял русских облаченным в синий мундир, с красной лентой через плечо, в шишаке со страусовыми перьями. Узнав, что в посольской свите находится переводчик с английского, эмир шутя спросил, уж не англичанин ли этот толмач.

– Англичане иначе не вступают на землю Афганистана, как держа в правой руке меч, а в левой огонь, – заметил Шир‑Али‑хан.

Потом он стал подробно расспрашивать о России, ее населении, государственных доходах, железных дорогах. Эмиру хотелось знать, есть ли железнодорожные пути в Русском Туркестане.

Вечером 1 августа 1878 года над Кабулом взвились цветные ракеты, затрещал бенгальский огонь, засветились плошки и цветные фонари. Народ Афганистана устроил праздник в честь приезда людей с Севера.

В Кабуле послы закупали образцы афганских, кашмирских, индийских товаров и предметы искусства для музея в Ташкенте.

Переводчик Малевинский с увлечением разыскивал древние монеты, которыми так богат Афганистан, в том числе чеканенные при Антиохе Великом. Любопытно, что страстному собирателю в этом деле помогал сам афганский эмир.

Было бы нелишне теперь установить, уцелели ли все эти коллекции до нашего времени.

И. Л. Яворский собирал сведения о связях Афганистана с Русским Туркестаном. Так, например, выяснилось, что лучшие сорта грушевого дерева были вывезены в Кабул из окрестностей Самарканда. Кроме того, Иван Лаврович описал знаменитые гигантские изваяния Бамиана, составил очерк истории Бактрианы и самого Кабула.

«В то время, когда Европа знала Кабул только по слухам, – писал путешественник, – в этом городе уже были русские люди…»

Научные занятия И. Л. Яворского в Кабуле были прерваны его поездкой в Ташкент, куда он отправился сопровождать Афганское посольство.

Однако осенью 1878 года исследователь Афганистана вновь пустился в путь по хорошо знакомой ему Бамианской дороге. Русский караван и на этот раз вел афганский «баши» Нассир‑хан.

Однако до Кабула И. Л. Яворский не дошел. Он узнал, что в Афганистан вторглись колонны «красных мундиров». Английские власти в Индии попытались навязать эмиру Афганистана свое посольство, но Шир‑Али‑хан отказался принять сэра Нэвилля Чемберлена.

Тогда англичане перешли афганскую границу, и эмир одновременно с русским посольством покинул свою столицу, удалившись в Афганский Туркестан.

Яворский нашел Шир‑Али‑хана в огромном белом шатре, раскинутом среди палаток лагеря афганских войск близ Ташкургана. Эмир тогда был уже болен, и Яворский приступил к лечению властителя Афганистана. Тот вел долгие беседы со своим лейб‑медиком.

«…Я передаю ключи от ворот в Индию в руки дружественной мне России», – сказал эмир. Он часто вспоминал имя Петра Великого, мечтал о поездке в Петербург.

И. Л. Яворский не разлучался с эмиром до самого дня его смерти. Шир‑Али‑хан умер в Мазари‑Шерифе в пору цветения миндальных садов. Русский врач, несмотря на все меры, которые он принимал, не смог спасти эмира от антонова огня.

В марте 1879 года Яворский прибыл в Ташкент и вскоре начал работать над книгой о своих странствиях и приключениях в Афганистане. Она называлась: «Путешествие русского посольства по Афганистану и Бухарскому ханству в 1878–1879 гг. Из дневников члена посольства д‑ра И. Л. Яворского, действительного члена Императорского Русского Географического Общества, в двух томах, С.‑Петербург, типография д‑ра М. А. Хана, 1882–1883 гг.».

Эту книгу полезно знать советскому читателю. В ней не только подробно рассказано о нашем южном соседе. И. Л. Яворский показал в ней истоки дружбы двух народов, продолжающейся и поныне.

 

В СТРАНЕ ЗВЕЗДЫ

 

…Молодой харьковский ученый Сергей Алфераки долго и упорно искал встречи с Н. М. Пржевальским. Натуралист просил у великого путешественника совета: куда лучше всего отправиться для исследования природы Центральной Азии?

Пржевальский взял карандаш и набросал на бумаге маршрут от Петербурга через Оренбург, Троицк, Омск, Семипалатинск, Копал к верховьям Или и Кульдже. Этой дорогой Пржевальский ходил к озеру Лобнор.

В январе 1879 года Алфераки прибыл в Лепсинск. Здесь он был свидетелем удачной охоты на кабанов: смотритель местной почтовой станции в короткий срок успел заготовить 150 кабаньих туш. Они были отправлены вместе с огромным количеством фазанов из Лепсинска в Ирбит на знаменитую ярмарку.

Затем Алфераки побывал в Копале и у Арасанских источников, откуда пошел к перевалу Алтын‑Эмель, где разветвлялись пути на Верный и Кульджу. За Кайбынским ущельем путешественник видел следы дунганского восстания – развалины разрушенных городов и поселений.

На последней перед Кульджой станции Баяндайской состоялась любопытная встреча С. Н. Алфераки с дочерью спутника Джона Франклина, поселившейся здесь. Она содержала дорожную гостиницу. Женщина рассказала, что тридцать лет назад ее отец отправился с Д. Франклином в его последний поход и пропал без вести вместе со знаменитым полярным исследователем.

С. Н. Алфераки описал Кульджу, населенную, по его словам, представителями одиннадцати разных народов. Над городом кружились летательные приборы в виде драконов и огромных бабочек, искусно изготовленные китайцами из цветной бумаги.

В Кульдже путешественник отобрал бывалых людей для своей экспедиции. В качестве переводчика он взял уроженца окрестностей города Верного – Михаила Ниязова (Манджа), знавшего русский язык и наречия семи народностей Азии. В состав экспедиции вошел также Тохта‑Ахун, ходивший вместе с Н. М. Пржевальским на Юлдуз. В свое время Тохта‑Ахун бежал в Кульджу из города Курля, спасаясь от произвола кашгарского тирана Якуб‑бека. После этого Пржевальский приблизил к себе беглеца и однажды даже доверил ему доставку коллекций. Кроме Ниязова и Тохта‑Ахуна, в экспедицию Алфераки были взяты отставной солдат Яковлев и казахский джигит Кегембек. Позже к путешественникам присоединились тогоут Очур, а также Церинджап – кочевник из монгольского племени шами.

В Кульдже С. Н. Алфераки встретил известного русского исследователя А. Регеля, аптекаря Голике, собиравшего коллекции для энтомолога Н. Г. Ершова, и исследователя местного края доктора Мацеевского. Стоит заметить, что незадолго до этого А. Регель прошел из Турфана в Урумчи, посетил Манас, Шихо, Джан‑хо и другие города Кашгара.

Во время пребывания в Кульдже Алфераки изучал птиц Илийской долины и открыл новый вид рыбы, водившейся в Или.

В первых числах марта 1879 года экспедиция выступила из Кульджи. Вскоре она достигла развалин Новой Кульджи.

Стертый с лица земли город, в котором когда‑то жило не менее 300 тысяч человек, был окружен заброшенными, одичавшими садами – они назывались здесь «лесами».

С. Н. Алфераки обошел развалины города по уцелевшей части крепостной стены. Внутри Новой Кульджи обитали в несметном количестве зайцы, облюбовавшие также заросли барбариса на левом берегу Или. В разоренном городе жили многочисленные стаи фазанов.

Экспедиция вновь посетила город Суйдун, в котором побывала еще на пути в Кульджу, и вышла к берегу речки Тарджи. За ней лежали пески и глинистая степь, простиравшаяся до самого Балхаша. Здесь были найдены причудливые бабочки, приспособившиеся к жизни в условиях пустыни.

Затем Алфераки исследовал русло реки Хоргос и поднялся вверх по ней до озера, служившего прибежищем для белых лебедей. На пути исследователю попадались следы больших тигров, тропы, протоптанные дикими козами.

Ученый собрал здесь много данных для очерка об илийских тиграх, напечатанного впоследствии в журнале «Природа и охота» (1882). Алфераки установил, что тигры водились более всего в области, лежащей к западу от Кульджи. В устьях Хоргоса были открыты места обитания черно‑бурых лисиц и выдр. На левом берегу Или сплошные заросли камыша были перемешаны с непроходимыми кустарниками. Кроме тигров, в этих джунглях находили себе приют кабаны, ирбисы, дикие кошки. Исследователь подробно описал всех обитающих здесь животных.

В марте 1879 года экспедиция побывала на Или, где путешественники открыли новый вид рыбы‑маринки длиною до одного аршина, заходившей в реку из Балхаша лишь весною.

Из Суйдуна Сергей Алфераки предпринял поездку на Сайрам‑Нор через Талкинское ущелье. Потом он посетил стоявший на берегу Или сибинский городок Хайр‑Сумун, у въезда в который высилась башня с деревянными колоколами. Город был окружен отличными пашнями и плантациями. Затем Алфераки возвратился в Кульджу.

Там его приветливо встретили русские обитатели города. Начальник Южного участка Изразцов помог С. Н. Алфераки совершить новую поездку за Или – к востоку от Кайнака.

Путешественник исследовал Шарбугчи – один из малых притоков Или. Ущелье к западу от этой речки Алфераки назвал «царством бабочек». Там был найден один вид, до этого наблюдавшийся только в Испании.

Исследователи, переправившись через реку Текес, начинавшуюся у подножия Хан‑Тенгри, двинулись к Кунгесу и вскоре увидели необозримые заросли голубых незабудок в долине Аршан. Вблизи истоков Кунгеса была добыта бабочка‑ночница, обитающая только там и… в Гренландии. Алфераки осмотрел Или‑Кургесскую долину, обследовал рудный прииск на урочище Захмерке.

К югу от истоков Кунгеса, зарождавшегося среди снеговых нагромождений и диких скал, высился перевал Ат‑Ункур. С его вершины путники увидели Юлдуз – Страну Звезды, прославленную со времени лобнорского похода Н. М. Пржевальского. В самом сердце Тянь‑Шаня на богатых травой и фазанами необозримых лугах блестели воды множества звездообразных озер. Спустившись на поверхность Юлдуза, караван остановился на берегу горного ручья Заламту. Там когда‑то стояла палатка Пржевальского.

Экспедиция исследовала северо‑восточную часть Юлдуза (Малый Юлдуз) и провела почти месяц на высотах, достигавших восьми тысяч футов. Золотистые рыбы сверкали в водах ручья Заламту, в воздухе светились пунцовые крылья шелкопрядов, над травой проносилась фиолетовая саранча.

Алфераки изучил повадки горных козлов, усердно собирал бабочек, называя новые их виды в честь Пржевальского, Грум‑Гржимайло, Семенова‑Тян‑Шанского, Регеля и других следопытов Азии. В дневнике путешественника можно найти великолепные описания лова бабочек у ночного костра.

Научные итоги похода по пути, начертанному Н. М. Пржевальским, были огромны.

С. Н. Алфераки вывез в 1879 году в Россию 12 тысяч экземпляров чешуекрылых и 500 экземпляров позвоночных. Ученый вел метеорологические наблюдения и писал путевой дневник. Труды его были напечатаны в изданиях Русского энтомологического общества.

 

ДРУГ АБАЯ

 

В 1857 году в Воронежской губернии родился Нифонт Долгополов – будущий друг великого казахского просветителя Абая Кунанбаева.

Н. И. Долгополов еще студентом‑медиком принял участие в революционном движении. На двадцать третьем году жизни он был выслан в Западную Сибирь и водворен в маленьком городке Кургане, где прожил около трех лет. Побывав затем в захолустном Тюкалинске и глухом Пельше, молодой революционер в 1884 году очутился в Семипалатинске. Отсюда и начиналась история дружбы Долгополова с Абаем.

Надо сказать, что к 1884 году в Семипалатинске создалась своеобразная «академия», состоявшая из ссыльных русских революционеров. Среди них был и Евгений Михаэлис, вдохновенно исследовавший ледники Алтая и геологию хребта Саур, Северин Гросс, изучавший вместе с Александром Блеком быт казахов, блестяще образованные врачи А. Богомолец и И. Виторт. Все они были друзьями Нифонта Долгополова и Абая Кунанбаева. Именно Долгополов и другие русские революционеры пробудили в Абае любовь к творениям тех поэтов, писателей и ученых, о которых Абай тогда еще не знал.

Вот один любопытный пример. Спустя год после приезда Н. И. Долгополова в Семипалатинск вышел в свет русский перевод первого тома «Истории умственного развития Европы» Джона Вильяма Дрэпера (1811–1882). Нифонт Долгополов и его друзья с увлечением читали эту новинку. В числе читателей книги Дрэпера был и Абай Кунанбаев.

Известный путешественник Джордж Кеннан, посетивший Семипалатинск именно в 1885 году, услышал от А. А. Леонтьева – скромного канцеляриста мирового судьи и исследователя быта казахов – рассказ об удивительном кочевнике, изучающем западноевропейских философов и историков. «Я экзаменовал его в течение двух часов из „Истории цивилизации в Европе“ Дрэпера, – рассказывал Леонтьев, – и должен откровенно сказать, что он обнаружил большие познания».

Долгополов познакомил Абая и с произведениями Лонгфелло.

В Казахстане Долгополов, помимо врачевания, успешно занимался антропологическими исследованиями, археологией и изучением местного края. Известно, что в 1886 году перед отъездом из Семипалатинска он совершил поездку в Катон‑Карагай, на Алтай. Некоторые из его печатных работ, написанных в Семипалатинске, появлялись на страницах «Екатеринбургской недели», «Сибирской газеты» и других изданий.

Покинув Семипалатинск, Долгополов поехал в Харьков, закончил в Харьковском университете медицинское образование и занялся врачебной деятельностью.

В 1905 году доктор Н. И. Долгополов принимал участие в революционных событиях. В то время он жил в Нижнем Новгороде и пользовался любовью и уважением рабочих Канавина.

Некоторые из русских семипалатинских друзей Абая дожили до советского времени. Так, Екатерина Дическуло, хорошо знавшая Софью Перовскую, умерла в 1920 году, Александр Блек скончался пятью годами позже, а еще позднее, в 30‑х годах, – Александр Богомолец.

Нифонт Иванович Долгополов умер в 1922 году в Астрахани. Портрет его можно отыскать в биографическом словаре деятелей русского революционного движения.

 

СТРОИТЕЛЬ ПЕТЕРБУРГА‑ФЛОРИДСКОГО

 

Верховья реки Сент‑Джон в Южной Флориде (по‑индейски «Вила‑Ка», то есть «Цепь озер») в 1881 году были еще не колонизированы. Узнав об этом, разорившийся русский помещик П. А. Тверской, покинув родной Весьегонский уезд, отправился на берега Мексиканского залива.

Кипучей натуре переселенца не понравился захолустный город Джаксонвиль в восточной части полуострова Флориды, и летом 1881 года он решил подняться вверх по реке Сент‑Джон. Воды реки кишели крокодилами, а в лиановых лесах, через которые она протекала, обитали индейцы.

Почти без гроша в кармане П. А. Тверской достиг верховья Сент‑Джон, где располагалась территория вновь учреждавшегося графства Орэндж. Весьегонский Робинзон поселился во флоридском девственном лесу. Кровлю сосновой хижины поселенца осеняла листва апельсиновых деревьев.

Сначала Тверской работал пильщиком и укладчиком леса на маленькой флоридской лесопильне, но вскоре один богатый американец нанял его для постройки дома, и Тверской своими руками выполнил этот подряд, после чего выстроил еще несколько домов. Известность энергичного пришельца росла. Новые поселенцы обращались к нему за помощью. К 1884 году в лесах Южной Флориды вырос город, мэром которого избрали одного из самых деятельных его строителей, П. А. Тверского.

Весной 1883 года предприимчивый весьегонец скупил по дешевке старые рельсы, возвел насыпь – и вскоре небольшой паровоз, которым управлял сам Тверской, стал подвозить к лесопилке составы с дорогим красным деревом. Первая в глубине Южной Флориды железная дорога протянулась на несколько миль к дремучим лесным массивам. Тогда неутомимому предпринимателю пришла в голову счастливая мысль выстроить большую железную дорогу. Тверской собрал флоридских поселенцев, основал железнодорожное общество, добыл права на постройку и, утвержденный в звании главного строителя, с тремя отрядами инженеров углубился в дебри Южной Флориды…

Железная дорога, трассу которой наметил П. А. Тверской, проходила через густые леса, высокие холмы и даже озера. В одном месте строителям, например, пришлось пересечь озеро в двадцать пять футов глубины, а на юге полотно железной дороги пролегало через широкие бухты Мексиканского залива. Вдоль дороги вырастали города, рабочие поселки, почтовые станции. Через полтора года, истекшие от начала изысканий, первые трансфлоридские поезда помчались из глубины полуострова к берегу Мексиканского залива. В 1886 году П. А. Тверской основал у южного окончания железной дороги город, которому дал имя Санкт‑Петербург. В короткий срок поселки, возникшие вдоль флоридской железной дороги, выстроенной П. А. Тверским, выросли в города, а Санкт‑Петербург‑Флоридский превратился в морской порт, и в него пришли первые океанские корабли из Вест‑Индии. А по новой железной дороге к берегу залива текли сокровища Флориды: апельсины, древесина красного дерева, вишни, тополя и ясени.

П. А. Тверской учреждал новые акционерные общества и неутомимо преобразовывал богатый край. Так, он выстроил в городе Винтерпарк здание университета и отель в Саразоте, был инициатором постройки первого во Флориде вагоностроительного завода, налаживал морскую связь между Санкт‑Петербургом и Антильскими островами. Он широко привлекал к строительным работам негров, которые занимали у него в строительных управлениях даже административные должности. Это очень не нравилось реакционерам‑южанам, мнившим себя хозяевами Южной Флориды. Но П. А. Тверской публично заявлял, что негры «…как раса совершенно способны к восприятию высшей цивилизации» и что это «не может подлежать ни малейшему сомнению…».

Переселившись в городок Ашвилл (Северная Каролина), П. А. Тверской выстроил там здания федерального суда и городского почтамта.

Опережая практику американцев, Тверской применил новые методы в строительных работах – перевозил, например, здания по частям на большие расстояния.

Между тем гнилые болота вдоль флоридской железной дороги превращались в цветущие сады и плантации. На когда‑то диких землях, пройденных Тверским, вырос один из самых крупных в мире заводов тростникового сахара.

П. А. Тверской не порывал связей с Россией. Еще до отъезда во Флориду он не раз выступал в прогрессивной печати с очерками о тверских кулаках и мироедах, о нуждах русской деревни и т. д. В Ашвилле основатель Санкт‑Петербурга‑Флоридского взялся за перо снова и стал писать для русских газет очерки об американской жизни. Поскольку он был сторонником Севера, южане травили его, и жизнь в Ашвилле в таком окружении стала для него невыносимой.

Тогда П. А. Тверской переселился в Лос‑Анджелес, основанный на месте мексиканской деревушки всего за пятнадцать лет до его приезда.

Первый русский обитатель Лос‑Анджелеса совмещал литературные занятия с управлением… паровой прачечной. К тому времени он успел изучить, помимо Флориды и Северной Каролины, еще и Канзас, Небраску, Аризону, Миннесоту, Висконсин, Северную Дакоту, Мичиган и другие области Нового Света. Он создал яркую и содержательную книгу очерков об Америке. Ее можно назвать энциклопедией американской жизни конца XIX века. Очерки П. А. Тверского вошли в ряд русских географических сборников, хрестоматий и справочников о Северной Америке. Тверской познакомил широкую русскую публику с историей крупнейших городов Америки, золотых приисков Калифорнии, дал ценнейшие сведения о стране, ее населении, промышленности, транспорте, строительном деле и т. д.

Таким был этот предприимчивый русский человек из тверского захолустья.

 

ВЕЛИКИЙ ОТКРЫВАТЕЛЬ

 

Когда‑то, в годы своей трудной юности, этот человек мечтал о походах к истокам Белого Нила.

Однако стал знаменитым исследователем Центральной Азии.

На красноватый песок пустыни Гоби он ступил впервые в самом начале 1871 года.

Пространствовав целый год, Николай Пржевальский, вернувшись в Калган, записал отмороженными пальцами в путевом дневнике, что прошел со своими спутниками более трех тысяч верст по таинственным областям Ордоса, Ала‑шаня и достиг северного рубежа Гань‑су.

Осенью 1872 года русские казаки, сопровождавшие Пржевальского, поставили его истрепанную ветрами палатку на берегу соленого озера Кукунор. Путешественник подробно исследовал озеро и положил его на карту.

С Кукунора Пржевальский двинулся к перевалу Бурхан‑Будда, преодолел его и вскоре вышел на берег тибетской реки Номохул‑Гол. Два с половиной месяца провел он в каменистых пустынях Северного Тибета.

23 января 1873 года путешественник достиг верховьев Голубой реки, называвшейся тангутами Ды‑чу.

Вокруг, подобно черным тучам, спустившимся на землю, бродили стада диких яков.

Обработав материалы, собранные во время похода на Кукунор и Голубую, Пржевальский двинулся в новое путешествие. Из глинобитной Кульджи (Илийский край) он проник на берега озера; Лобнор. Это произошло осенью 1876 года.

Затем он открыл Золотую гору – угрюмый хребет Алтын‑таг, северную ограду Тибета.

Там он прошел пятьсот верст по снегу, перемешанному с соленой пылью.

Возвратившись снова на Лобнор, Н. М. Пржевальский тщательно исследовал озеро и первым из географов мира определил истинные границы этого озера‑скитальца, беспрестанно меняющего свои очертания.

В 1879 году исследователь прошел в оазис Хами с его знаменитым Деревом десяти драконов. Оттуда путь лежал в середину хребта Наньшань и каменную толщу ограды Тибетского нагорья.

Пржевальскому удалось достичь перевала Тан‑ла. 20 ноября 1879 года там раздался салют; звуки выстрелов облетели ущелья Тибета и замерли вдалеке, погребенные в пропастях, окованных голубым льдом.

Великий путешественник не увидел золоченых кровель столицы Тибета, но зато он снял покровы загадок с дотоле таинственных областей Центральной Азии.

Во время следующего похода (1884 г.) Н. М. Пржевальский достиг котловины Одон‑Тала. В этой суровой колыбели, на высотах Тибета, рождалась величайшая река Китая – Хуанхэ. Затем экспедиция вступила в Куньлунь и открыла для человечества хребет Колумба.

Вслед за этим были открыты истоки реки Голубой, хребет Русский.

Исследование Куньлуня закончилось лишь тогда, когда путешественник взошел на вечные снега Кэрийского хребта. На родину он возвращался через Аксу.

11 ноября 1885 года на перевале Бадиль‑Курган, в виду трехглавой пирамиды Царя духов – Хан‑Тенгри, прогремел залп из двадцати ружей.

Пржевальский закончил свой четвертый поход в Центральную Азию.

Он был встречен почестями и осыпан наградами.

Знаменитый исследователь бежал от них на свою смоленскую родину, в лесную усадьбу Слободу, где, уединившись в бревенчатой избе, работал над книгой «От Кяхты на истоки Желтой реки» и готовился к новому, решающему, как ему казалось, походу в Тибет.

В августе 1888 года Пржевальский подошел к старому дубу, сорвал с него два желудя и спрятал эту памятку у сердца.

Прибыв в Каракол, путешественник приказал поставить свою палатку около горного ущелья. Там его подстерег нежданный недуг.

2 ноября Пржевальский приподнялся на лазаретной койке и потребовал, чтобы спутники помогли ему встать.

Он выпрямился во весь свой богатырский рост и через несколько мгновений упал, расставшись с жизнью, отданной во славу русской науки…

 

С ГРАМОТОЙ ДАЛАЙ‑ЛАМЫ

 

17 октября 1896 года калмыцкий путешественник База Монкочжуев, вернувшись на родину, закончил работу над записками о своем пребывании в Тибете.

Этот пятидесятилетний человек осуществил свою давнюю мечту, владевшую им долгие годы. Уроженец Мало‑Дербетовского улуса, сын степного простолюдина, База с отроческого возраста изучал тибетскую грамоту. Он получил возможность прочесть целиком все богатейшее книжное собрание в Дунду‑Хуруле. Там находился и свиток пергамента длиною в два аршина. Это была грамота седьмого далай‑ламы (1708–1758), привезенная калмыками из столицы Тибета Лхасы в 1756 году. Перед тем как пуститься в дальний путь, База свернул древнюю грамоту в трубку и положил ее в дорожную суму.

В июле 1891 года Монкочжуев двинулся из Дунду‑Хурула на Сарепту и Саратов. В саратовских торговых рядах он закупил несколько пар шитых золотом сапог, бирюзовые серьги, шелк и бархат. Это были подарки для тибетцев.

Путь к Байкалу проходил через Казань, Пермь, Тобольск, Томск и Иркутск. Оттуда База поспешил в столицу Монголии – Ургу (ныне Улан‑Батор), куда он прибыл с двумя бывалыми бурятами.

В Урге путешественник сделал приобретение, имевшее большую историческую ценность. Ему передали изображения нескольких панчен‑лам Тибета, выполненные искусным художником.

В январе 1892 года База Монкочжуев с калмыком Дорджи Улановым и тремя бурятами вышел из Урги на Алашань и Тум‑бум. Достигнув Гумбума, База подробно описал этот знаменитый монастырь Северо‑Восточного Тибета.

От Гумбума лежал путь к озеру Кукунор. База Монкочжуев обошел северный берег озера и вскоре очутился в безводной области Цайдам, среди солончаковых грязей и глинистой пустыни.

7 июля путники поднялись на перевал Тан‑ла и увидели впереди лиловое нагорье Центрального Тибета. Любознательный База собрал сведения о «каменном граде», выпадавшем когда‑то там, в горячих ключах и источниках в южной пади хребта Дан‑ла.

У ворот Накчу‑гомба – тибетской пограничной управы – калмыцкого путешественника приветливо встретили хранители границ «страны Цзу». Огромное впечатление на тибетцев произвела двухаршинная грамота седьмого далай‑ламы, вынутая Монкочжуевым из седельной сумы.

26 июля База увидел издали золотые вершины дворцов и храмов Лхасы. Навстречу пришельцу уже спешили выходцы из России, жившие в столице Тибета.

Монкочжуев немедленно занялся осмотром и описанием главных храмов Лхасы. В августе калмыцкий пилигрим, посетив летний дворец Норбу‑линка, поднес далай‑ламе дары. В числе их были книга, русская золотая монета, буддийское изваяние. Червонец русской чеканки был подарен также престарелому наставнику далай‑ламы.

Далай‑лама, в свою очередь, пожаловал Монкочжуеву куски тибетского сукна, чай и курительные свечи. При представлении Базы далай‑ламе присутствовал один из высших сановников Тибета – сойбун, или чашник далай‑ламы. Этот сановник был забайкальским бурятом Агваном Доржиевым. Он облегчил Базе знакомство с народом Тибета.

Монкочжуев предпринял путешествие по Центральному Тибету. На лодке, обтянутой шкурой яка, верхом и пешком он обошел ряд примечательных мест.

Галдан‑ките он осмотрел гробницу основателя ламаизма Цзонхавы; останки этого поэта и философа покоились в гробу из чистого золота. Побывав на дороге Лхаса – Пекин, Монкочжуев и Дорджи Уланов обследовали затем известное европейцам озеро Ямдок.

Путешественники представились панчен‑ламе в городе‑монастыре Даший‑лхунбо, где возвышались тринадцать храмов, блиставших золотыми кровлями. Панчен‑лама подарил гостям бур‑хана, изготовленного руками одного из прежних панчен‑лам.

В обители Нин‑нин гомба жила Доржи‑пагмайн гэгэн, девушка, считавшаяся живым воплощением индийской богини Ваджра‑вахи. Она, как и ее предшественницы начиная с XVII века, носила несколько странное имя «Алмазной свиньи». Объяснялось это тем, что богиня в своем первом перевоплощении якобы совершила чудо, превратив на время в свиней обитателей монастыря Самдинг, которым угрожала смертельная опасность со стороны джунгарских завоевателей. Живая богиня Тибета обладала огромными средствами и в 1892 году владела несколькими монастырями‑замками, в том числе дворцом на озере Ямдок. Европейские ученые тогда не знали о культе Доржи‑пагмайн гэгэн, и База Монкочжуев был первым, кто сообщил сведения об «Алмазной свинье».

Ценны в научном отношении были также результаты встречи Монкочжуева с главою древней, когда‑то могущественной секты Сакья в монастыре Шачжа.

Шачжа‑панчен, облаченный в красную одежду, принял калмыков, восседая на высоком троне. В монастыре Шачжа находился самый большой во всем Тибете семиэтажный храм, пять кумирен с золотыми кровлями и богатейшая библиотека. Этот оплот «красношапочных» буддистов‑сектантов в Тибете до тех пор не был описан в литературе.

Зиму 1892/93 года База Монкочжуев и Дорджи Уланов провели в Лхасе. Они продолжали свое общение с Агваном Доржиевым, бурятом‑чашником далай‑ламы, удивляясь могуществу, которым обладал их соотечественник в Тибете. «Не было еще человека, который так возвысился бы в Тибете, как он», – писал База.

Хранитель печати владыки Тибета, дэму‑хутухта, тоже покровительствовал гостям из России. Он подарил им сочинение «Джаддомба».

Бывая в монастыре Нартан‑кит, База изучил там типографское дело. Искусные мастера печатали с резных деревянных досок знаменитые книги «Ганьчжур» и «Даньчжур», являвшиеся грандиозными энциклопедическими сводами различных отраслей знаний.

Велика была радость Базы, когда он получил в подарок от далай‑ламы свыше ста томов «Ганьчжура». Семнадцать человек были заняты переноской этих книг в лхасский дом, где жили База и Дорджи Уланов. Они зашивали «Ганьчжур» в тюки из бычьих шкур.

В начале 1893 года калмыки вновь побывали в чертоге далай‑ламы. Он подарил гостям изваяние Сакья‑Муни и еще одно тибетское сочинение. Хранитель печати преподнес Базе позолоченного бурхана.

4 марта 1893 года Монкочжуев и Уланов вышли в обратный путь. Они долго пробыли в Гумбуме и лишь поздней осенью двинулись по дороге в Пекин. В столице Китая они прожили месяц, пользуясь гостеприимством своего соотечественника бурята Гомбоева, имевшего торговое дело в Ли‑гуане.

На морском рейде Ханькоу дымил русский пароход «Саратов». В конце мая корабль вышел в плавание. База и Уланов, повидав Сингапур, Коломбо, Перим, Суэц, Константинополь, высадились в Одессе. Люди, побывавшие на высотах Тибета, спешили на родину. В июне они были в Сарепте.

Вскоре Дунду‑хурул встречал отважных путешественников. Земляки с удивлением разглядывали редкостные подарки далай‑ламы. Двухаршинный пергамент 1766 года был снова положен на полку дунду‑хурульской библиотеки.

Так закончилось это замечательное путешествие в Тибет.

Уединившись в библиотеке Дунду‑хурула, путешественник начал работу над книгой. В 1896 году в калмыцкие степи приехал знаменитый русский востоковед Алексей Позднеев. Он узнал о хождении Базы Монкочжуева в Тибет и поспешил отыскать калмыцкого пилигрима.

База доверил А. М. Позднееву подлинник своего сочинения. Неутомимый русский ученый в самый короткий срок перевел и издал, сопроводив ценными примечаниями, книгу скитаний Монкочжуева. «Сказание о хождении в Тибетскую страну Мало‑Дербетского База‑бакши. Калмыцкий текст, с переводом и примечаниями, составленными А. Позднеевым. С.‑Петербург, 1897» – так называлась она в русском издании.

Дальнейшая судьба Базы Монкочжуева, носившего также имена Бадмы и Лобсан‑Шараба, неизвестна. Спутник Базы, преданный ему Дорджи Уланов, умер вскоре после возвращения на родину.

Где же находится сейчас подлинник рукописи путешественника? Где искать двухаршинный пергаментный свиток грамоты далай‑ламы, хранившийся в Дунду‑хуруле? А сто три тома «Ганьчжура» и другие книги и предметы, привезенные Базой из заоблачной страны?

Разрешить эти вопросы могут краеведы и историки Калмыцкой области, чтящие память своего отважного земляка, обогатившего мировую литературу по изучению Тибета правдивым сказанием о своем трудном походе в загадочную страну.