Раздел V. Причина идолопоклонства и средство против него

Так как бог лишен телесности и потому не может быть воспринят нашими физическими чувствами, то, чтобы составить понятие о божественном характере, нам приходится основываться в своих выводах на его провидении и особенно на нашей собственной разумной природе; ибо по невниманию, невежеству или врожденной глупости человечества, или вследствие ухищрений коварных людей, или по всем этим причинам вместе, его понятия о боге весьма различны. Многие так блуждали во тьме, что составили себе совершенно ошибочное представление о предмете поклонения и, не отличая творца от его творения, поклонялись «четвероногим тварям и ползучим гадам». Другие воздавали божественные почести солнцу, луне или звездам; третьи в своем ослеплении обожествляли немых, бесчувственных и лишенных разума идолов, обязанных своим существованием в качестве богов отчасти механике, придавшей им их внешний облик, соразмерность и красоту, отчасти же своим священнослужителям, которые приписали идолам их атрибуты. Почитатели этих идолов, очевидно, приходили в такой экстаз, что в порыве ложного усердия восклицали: «Велика Диана!»^{3} Какие бы заблуждения ни были в мире относительно предмета обожествления, сколь бы непристойными и безнравственными ни были сами суеверия и какими бы средствами они ни внедрялись и увековечивались (было ли это делом коварных людей, всегда заинтересованных в том, чтобы использовать слабости черни, или же, что вполне вероятно, часть этих заблуждений была порождена слабостью непросвещенного разума, который от действий природы заключает к зримому, а не к невидимому богу), — как бы то ни было, у человечества в целом имеется идея, что бог есть, хотя бы оно и ошибалось или было введено в заблуждение относительно предмета обожествления. Как уже говорилось, это понятие о боге, очевидно, порождено было присущим человечеству всеобщим чувством зависимости от чего-то более мудрого, могущественного и благостного, нежели оно само; иначе оно не могло бы иметь представления о высшем начале во Вселенной и, следовательно, никогда не стремилось бы к богу и не имело бы никакого понятия о его бытии. Да и коварные люди не могли бы использовать доверчивость людей, навязав им ложных богов. Но, извлекая выгоду из общей веры в бытие бога, они искусно обманывают своих приверженцев в отношении предмета поклонения. Имеются также другого рода идолы, существующие в одном лишь воображении людей; они гораздо более многочисленны и (в большей или меньшей степени) рассеяны по всему миру. От них не свободны и не могут быть вполне свободны и самые мудрые из людей, так как всякое неправильное представление о боге есть идолопоклонство (поскольку имеет место заблуждение ума). К такого рода представлениям относится, к примеру, идея ревнивого бога. Ревность — порождение ограниченных умов, она проистекает из недостатка знания, который делает нас подозрительными и недоверчивыми в сомнительных вопросах; но в вопросах, которые мы ясно понимаем, ревности быть не может, ибо знание исключает ее. Таким образом, наделять ею бога — значит явно сомневаться в его всеведении[71].

Такого же рода — идея мстительного бога, но так как это представление о божестве заимствовано у дикарей, то оно не нуждается в дальнейшем опровержении. Сюда же следует отнести и представление о боге, который (как нам говорят иные теологи) выбрал из всей вечности только незначительную часть людей для вечной жизни, остальных же исключительной своей властью осудил на вечное проклятие. Такое представление о божестве, несомненно, обязано своим возникновением тому, что мы обнаруживаем у сильных, могущественных и безнравственных тиранов среди людей, хотя возможно, что со временем оно было подкреплено обычаем. Я, однако, опасаюсь, что уверенность последователей этого учения в том, что они сами принадлежат к числу этих благословенных избранников, сильнее побуждала их придерживаться его, нежели все прочие мотивы, взятые вместе. Это — эгоистичное и низменное понятие о боге, лишенном справедливости, благости и истины; оно породило естественное стремление препятствовать распространению в мире истинной религии и нравственности и в корне противоречит истинному характеру бога. Признать такое понятие истинным — значит ниспровергнуть всякую религию, полностью исключить деятельность человека ради собственного спасения или осуждения и отдать все во власть тиранического и несправедливого существа. Это оскорбительно для разума и здравого смысла и пагубно для нравственности вообще. Но так как в мое намерение входило не столько опровергнуть многочисленные ложные представления о боге, сколько изложить правильные и последовательные идеи об истинном боге, то я ограничусь здесь замечанием, что все неверные представления или идеи о боге суть принижения людьми его характера. Дабы избавиться от этих идолопоклоннических представлений о боге, следует образовать вместо них правильные и последовательные идеи.

Обнаружение истины необходимо избавляет ум от заблуждения, чего, вероятно, нельзя достигнуть никаким другим путем, ибо понятие о боге того или иного рода неизбежно проникнет в сознание зависимых существ, и, если им не посчастливится составить правильные представления, последние будут заменены представлениями ошибочными и ложными. Таким образом, бесполезно пытаться опровергать идолопоклоннические взгляды людей на бога, не сообщая им правильных понятий об истинном боге, ибо не осуществить этого — значит не сделать ничего для достижения поставленной цели. Ведь, как отмечалось выше, люди составляют сами или получают от других правильную или ложную идею о божестве: это всеобщий зов мыслящей природы, из коего можно вывести веское и решающее доказательство реальности бога, какими бы непоследовательными ни были в большинстве случаев представления о нем. Факт тот, что люди быстро постигают, что есть бог, чувствуя свою зависимость от него; по мере же того, как они исследуют его деяния и наблюдают его провидение, — слишком возвышенное, чтобы ограниченные умы могли понять его во всей полноте,— люди так или иначе путаются, стараясь найти правильную идею бога и его морального правления. Поэтому всякий раз, когда мы беремся судить о божественном характере, нам надлежит проявлять большое внимание и осторожность в сочетании с искренним стремлением к истине и не приписывать его совершенствам или правлению ничего несовместимого с разумом или с наилучшими знаниями, какие мы в состоянии иметь о нравственности; по меньшей мере мы должны проявить достаточно мудрости и не вменять богу в вину несправедливость и противоречия, каковые обвинения мы с презрением отвергли бы в отношении нас самих. Ни один король, правитель или родитель не хотел бы, чтобы его обвинили в том, что он правит пристрастно. «Можно ли сказать князьям: вы — беззаконники? Но он не смотрит и на лица князей и не предпочитает богатого бедному, потому что все они дело рук его» [Иов, гл. 34, ст. 18-19].