Практикум «Децентрированная и влиятельная позиция терапевта»

 

Цель: отработать навыки формулирования вопросов из исследовательской (децентрированной и влиятельной) позиции.

 

Описание содержания работы:

I. Проведите анализ понимания и определения Майклом Уайтом позиции терапевта [5]. Ответьте на вопрос, что значит занять децентрированную и влиятельную позицию по отношению к клиенту? Отрефлексируйте, из какой позиции Вы чаще всего задаёте вопросы?

II. Приведите примеры ролей и/или литературных, художественных, кинематографических персонажей, иллюстрирующих проявление каждой позиции (1-4).

 

Материалы к работе №1:

«<...> Эта карта называется картой определения позиции еще и потому, что в ходе расспрашивания четко определяется позиция терапевта – децентрированная и влиятельная. “Децентрированность” терапевта означает, что он не является автором мнения и позиции человека по поводу проблем и сложностей в его жизни. Однако он оказывает влияние на происходящее, задавая вопросы, которые дают людям возможность сформулировать свою собственную позицию по отношению к проблемам и высказать то, что лежит в ее основе.

Придерживаться такой децентрированной, но влиятельной роли может быть очень сложно, потому что мы часто встречаемся с людьми, переживающими сильнейшую фрустрацию, чувство безнадежности, исчерпавшими все другие возможные варианты действия. Они находятся в отчаянии, стремятся обрести облегчение, сделать хоть что-то, чтобы освободиться из-под пресса проблем. В подобных обстоятельствах терапевты часто подвергаются искушению занять определенную позицию по отношению к проблемам человека и воплотить ее в жизнь, прибегая к “экспертному знанию” и набору вмешательств. Это делает голос терапевта привилегированным – именно терапевт приписывает определенный смысл проблемам людей, навязывает собственное понимание их последствий; терапевт чувствует, как искушение подталкивает его к тому, чтобы выразить собственное отношение к этим последствиям от лица тех людей, которые обращаются за помощью. Это оправдывает отношение терапевта к тому, что он считает важным для этих людей: “Я вижу, что это (проблема, как ее определяет терапевт) вот так влияет на вашу жизнь (последствия, как их видит терапевт). Это (хорошо, плохо, недопустимо, невозможно – позиция, которую формулирует сам терапевт), и нам необходимо что-то с этим сделать, потому что (обоснование, строящееся на нормативных представлениях терапевта о жизни)”. Когда терапевт таким образом «отбирает» авторскую позицию у клиента, сотрудничество становится невозможным.

В результате терапевт неизбежно будет чувствовать себя усталым и несущим тяжкий груз, а люди, обращающиеся к нему за помощью, будут ощущать себя беспомощными и бессильными» (Уайт, 2010, с. 54-55).

 

 

III. Разберите варианты «хорошего вопроса», описанные Д. Кутузовой (Материалы к работе №2).

 

Материалы к работе №2:

 

Что такое «хороший вопрос» в нарративной практике? [6]

 

Расспрашивание в нарративном подходе стремится генерировать и актуализировать «инсайдерское» знание людей и сообществ посредством коллективной, партнерской, прозрачной, рефлексивной практики. Человек или группа, с которыми ведется работа, рассматривается как эксперт по собственной жизни; также человек или группа не отождествляется с проблемой. Таким образом, высвечивается «множество голосов опыта».

· Хороший вопрос – это «свежий» вопрос, он открывает новые горизонты, приглашая людей взглянуть на что-то по-новому.

· Хороший вопрос – это вопрос, приводящий к глубоко значимым для человека ответам, и усиливающий желание человека продолжать беседу.

· Хороший вопрос «неотразим» – он заставляет задуматься, приводит на новые территории, бросает вызов существующим взглядам, и все это – в интригующей, увлекающей, поддерживающей, внимательной и даже в чем-то иногда шаловливой манере.

· Хороший вопрос – это тот, о котором человек-адресат вопроса сам говорит: «Какой хороший вопрос!..»

· Хороший вопрос направлен на ядро, ключевой, узловой момент истории или ситуации. Вопрос должен настолько захватить воображение адресата, чтобы тот был готов двинуться исследовать неведомое, невзирая на сопутствующую этому тревогу.

· Хорошие вопросы направлены не на уже существующее знание рассказчиков и не на проверку и подтверждение имеющихся у интервьюеров гипотез. Скорее, хорошие вопросы направлены на высвечивание «ярких, сочных, богатых» жизненных знаний, которые обычно оказываются в тени или считаются чем-то само собой разумеющимся. Особенно важно актуализировать знание, которое привычно считается «менее значимым», чем легитимное «профессиональное» знание. При задавании вопросов интервьюер исходит из предположения, что важное для собеседника знание ему уже доступно и будет актуализировано, извлечено, как рыба на удочку вопроса. Человек, задающий вопросы в нарративном подходе, «не знает всех ответов», но «знает, как узнать» – и эта позиция отличается от позиции профессионала-эксперта, «знающего всё».

· Хорошие вопросы создают условия, чтобы люди могли говорить о своем опыте от первого лица.

· Для того, чтобы сформулировать хороший вопрос, необходимо занять рефлексивную позицию. Майкл Уайт говорил, что всякий раз, когда ему хочется что-то сказать или подсказать человеку, с которым ведется работа, он старается переформулировать это в вопрос. При этом, формулируя вопрос, важно «заглядывать вперед» и думать, какие у этого вопроса могут быть последствия. В этом – ответственность интервьюера (исследователя и/или терапевта). Как говорил Мишель Фуко, «важно не только делать и знать, что мы делаем, важно также знать, что делает то, что мы делаем».

· Хорошие вопросы «делают видимым невидимое» и «подвергают сомнению само собой разумеющееся».

· Позиция, с которой получается задавать хорошие вопросы – это позиция подмастерья, а также вежливого гостя-чужестранца, чьи задачи – раскрыть скрытое, подразумеваемое знание, позволяющее знающим и опытным местным жителям максимально придерживаться предпочитаемых способов жизни.

· Хороший вопрос следует из предшествующей реплики собеседника. Из одной реплики может идти «веер» вопросов в разные стороны, но не цепочка вопросов, каждый последующий из которых опирается на то, как, по мнению интервьюера, скорее всего ответит респондент. Вопросы растут из того знания, которое актуализируется в беседе, а не из знания, «втаскиваемого извне» (то есть не из того, чему интервьюера учили, например, в университете). Исключение для Эпстона – когда для формулирования вопросов привлекается инсайдерское знание людей, оказавшихся в жизненной ситуации, похожей на ту, в какой находится рассказчик-респондент.

· Хорошие вопросы – это своего рода указатели направления. Они указывают на дороги, по которым человек может пойти в поисках знания, если чувствует, что это может быть полезно. То есть, одновременно, рассказчик ведет интервьюера и интервьюер ведет рассказчика.

· Хороший вопрос – это вопрос, от которого не хочется быстро и сразу избавиться путем ответа на него, это вопрос, к которому хочется время от времени возвращаться.

· Хороший вопрос ведет к множеству новых вопросов (а плохой заводит беседу в тупик). Хороший вопрос задается с позиции «а может быть, за следующим поворотом кроется что-то фантастически, удивительно прекрасное».

· Хороший вопрос позиционирует рассказчика как действующее лицо в некоем драматическом сюжете. В хороших вопросах (по Эпстону) есть что-то драматическое. Они как бы будят, будоражат рассказчика, мир становится для него ярче, четче, живее. (В отличие от вопросов, которые вышибают дух, вжимают в стену, давят тяжким грузом и сообщают, что «шаг в сторону будет расцениваться как побег».)

· Хороший вопрос побуждает рассказчика занять позицию уважительного любопытства по отношению к самому себе и к различным аспектам своей жизни.

· По мере развития беседы, вопросы также оказываются нацелены на заполнение «брешей», «разрывов» в сюжете создающейся истории, чтобы история пересказывалась вновь и становилась более насыщенно описанной.

· Хорошие вопросы в нарративном подходе всегда формулируются в экстернализующем языке, а не в интернализующем. Если человек считает нечто внутренне присущей ему чертой, нарративный терапевт-интервьюер формулирует вопрос так, чтобы это нечто предстало в качестве социальной практики, имеющей свою историю, традиции, манеры, способ и форму воплощения и т.п. Экстернализация позволяет занять рефлексивную позицию.

· Хорошие вопросы «зацепляются» за особые слова и выражения, произнесенные рассказчиком, и направлены на исследование их смыслового контекста. Дэвид Эпстон, формулируя свои вопросы, развивает предложенные рассказчиком метафоры (например, когда рассказчик говорит, что «в нашей организации работнику удается отшлифовать свое [определенное умение]», Эпстон может спросить: «Как вам кажется, что организация делает для того, чтобы это умение человека действительно засияло?» Эпстон также любит использовать редкие, необычные слова, чтобы еще сильнее привлечь внимание рассказчика к вопросу.

· При конструировании хороших вопросов вполне вероятно, что в беседе с конкретным человеком будут совместно создаваться ad hoc неологизмы, описывающие переживания и смыслы человека максимально близко к его опыту, т.к. «старые», общепринятые слова могут быть настолько «затасканными», пропахшими нафталином, или, напротив, помещенными на пьедестал и залакированными, что пользоваться ими для передачи живого переживания оказывается невозможным. Для создания новых слов и выражений гораздо лучше подходят метафоры, а не «буквальные значения». Научный дискурс часто предполагает, что используемые термины должны быть эмоционально нейтральными, выхолощенными, очищенными от воображения.

· Хороший вопрос может вызвать к жизни яркое воспоминание, чтобы знание актуализировалось не через «сугубо интеллектуальное» припоминание, а через «перепроживание опыта в единстве аффекта и интеллекта» (аллюзия на Выготского моя – ДК).

· Хорошие вопросы ухватывают и развивают «момент движения» сюжета предпочитаемой истории, чтобы она «разгонялась» из прошлого через настоящее в будущее. Хорошие вопросы связывают воедино событийный и смысловой аспекты истории.

Мой комментарий (ДК):

Хорошие вопросы приводят тех, кому они заданы, к большему ощущению свободы и силы (в противовес переживанию слабости и скованности), и к большему переживанию возможности хорошей сопричастности и общности с другими людьми (в отличие от переживания неприятной изолированности). На квази-телесном уровне хороший вопрос может вызывать ощущение теплоты, облегчения, легкости, приятных мурашек, раскрывающегося внутри пространства (это бывает заметно по языку тела собеседника при очном общении).

Ядро или узловой пункт истории – это всегда определенное напряжение, определенный парадокс, «то, чего не могло быть, но все же произошло» – в понимании М.Н. Эпштейна, это «сверхсильные модальности» (Кутузова, 2008).

 

IV. Работая в парах, расскажите коллеге историю о своём успехе в чем-либо («масштаб» успеха определяется исключительно Вами). Послушайте вопросы, которые возникли у Вашего коллеги? В завершении обмена «вопрос-ответ», участникам уточнить следующие «реперные» точки работы:

• Как чувствовал себя докладчик: «как под грудой стрел», «как под контрастным душем», «как на операционном столе», «как на допросе», «как на сцене» или «как больной в постели, а вокруг любящие врачи»?

• Были ли вопросы, вызывающие раздражение? В связи с чем оно возникало? Каким образом их (вопросы) можно переформулировать, сделать «исследовательскими», поисковыми?

• Какие вопросы дали возможность дополнить свой рассказ, и многие неосознаваемые моменты прояснить? На какой вопрос хотелось ответь? Чем откликнулся этот вопрос, в чём он Вас продвинул? Из какой позиции был задан этот вопрос?

• Какие типы вопросов удалось осознать и освоить в качестве эффективных?

• Какова же формула «хорошего вопроса»?