2020-06-10
328Е. Ю. Шестакова, канд. филол. наук, доцент,
кафедра теории и истории литературы,
Северный(Арктический) федеральный университет им. М. В. Ломоносова,
г. Северодвинск, Россия
Статья посвящена осмыслению философии пейзажа в романе «Лето Господне», созданного выдающимся русским писателем первой половины XX века И. С. Шмелёвым. Особое внимание уделено изображению природы как принципу раскрытия психологических особенностей возраста главного героя, а также раскрытию философско-религиозных основ в описании пейзажа, воплощающих представления автора о красоте и пол-ноте бытия. Малоизученность данной темы и выводы автора могут представлять особый интерес для круга специалистов, занимающихся проблемами русской литературы XX столетия.
Ключевые слова: пейзаж, философия пейзажа, изображение природы, русская литература XX века, роман «Лето Господне», творчество И.С. Шмелёва, художественный текст
Пейзаж, «изображение природы, внешнего мира, открытого пространства»1, является одним из важнейших аспектов образного отражения мира в искусстве. В художественном произведении пейзажные образы, насыщенные духовно-философским и нравственным смыслом, позволяют автору раскрыть собственное представление о человеке и мироздании, выразить глубинные основы человеческого бытия. Природоописания способствуют выявлению сущности человеческого характера и индивидуальности, и в этом смысле они неотделимы от душевных и духовных переживаний героев. Подобный пейзаж, воссоздающий взаимосвязь и взаимообусловленность человека и мира, является одним из структурных элементов поэтики романа И. С. Шмелёва «Лето Господне» (1948).
Описание чувств главного героя – семилетнего Вани – к окружающему миру, явившееся творческой установкой автора, определило богатство и сложность пейзажных образов и мотивов произведения, обусловило разнообразие используемых писателем стилистических приемов и средств художественной изобразительности. И. С. Шмелёв, художник с обогащенным чувством света, обладавший особой чувствительностью в восприятии формы, звука, запаха, атмосферы, движения, особое внимание уделяет сенсорному компоненту в оценке пейзажа персонажем. Так, образ льда, реализуемый через систему цветовых эпитетов («зелено-голубой», «синий», «свинцовый»), приемов оксюморона («остренький холодочек»), сравнения («будто постный лимонный сахар»), олицетворения и плеоназма («острые глыбы стреляют стрелками по глазам»), включающих использование приемов микропоэтики – ассонанса и аллитерации («крепше ледок скрипится», «хрупая по хрустящим ледышкам»), отмечен присутствием широкой палитры органов чувств героя. Использование метафорических глаголов («взлетает снег»), синонимических объединений («скрип-хруст»), сравнений («стал как толченые орехи, халва халвой»), звуковой лексики («хрустевший снег», «скрипит снежком») определяет сложность восприятия снега персонажем книги. Описание ощущений семилетнего Вани – зрительных, обонятельных, осязательных – позволяют автору запечатлеть мир природы во всей его самоценности. Мотив света, обогащенный синестезией («зелено-золотистый свет»), пронизанный сложным импрессионистическим началом, передающим переходы цвета и полутонов, «текучесть» природного явления («золотисто-розовый», «бело-зеленый», «сине-желтый», «дымно-голубоватый»), призван передать изменения душевного состояния персонажа, отразить «пейзаж души».
Окружающая природа, находящаяся в неразрывном слиянии с человеком, олицетворяемая и одушевляемая, становится принципом раскрытия психологических особенностей возраста героя. Детское мировосприятие, наполненное ощущением красоты и радости жизни, проявляется в изображении «усатых, живых» звезд, которые «бьются, колют глаз», издают «морозный, гулкий» звук, «певучий звон» и «треск», смотрящей задумчиво коровы, «живой» рыбы и скворца, описании «жавороночка», «неслышно проживающего» в своем «доме». Сквозной образ золотого света, преображающего будничную реальность, когда в «золотом саду… золотятся яблоки», «и сыплются золотые капли с крыши, сыплются часто-часто, вьются как золотые нитки», «золотое и голубое утро», раскрывает взгляд маленького героя, любующегося окружающей природой. Многочисленные звукоподражания, отражающие определенные состояния природы («…Кап… кап-кап… кап… кап-кап-кап... Засыпая, все слышу я, как шуршит по железке за окошком, постукивает сонно, мягко – это весеннее, обещающее – кап-кап…») или кипение жизни («… воздух-то какой легкий, птички поют, выводят свои коленца: зяблики, щеголки, чижи... – фити-фити-фью-у... чулки-чулки-паголенки!») помогают автору раскрыть мир, увиденный глазами ребенка.
Мироощущение маленького героя, осмысляющего неотделимость своей жизни от природного бытия, неразрывно связано с постоянным круговоротом времен года и православного годового цикла. Лето Господне – это обозначение природного и церковного года, и в то же время знак проявления Божественной благодати. Так, детское сознание отмечает в узнаваемых реалиях земного бытия присутствие вечности. Природа и человек в философской системе Ивана Шмелёва представляют собой нерасторжимое единство как явленное откровение Божественного духа. Вся земля включена в круг христианских праздников, когда на Масленицу «снег маслится», в день Крещения вода становится «крещенско-богоявленской», «смоет нечистоту», «душу освятит», «телеса очистит», на Троицу земля – «именинница», поэтому на ней нельзя работать, так как Господь «идет по всей земле» и ее благословляет.
Природа, являющаяся жизненной основой человека, наполненная всеми красками бытия, обретает в романе особый смысл как время духовной встречи с Богом. Перед проносимой иконой Богородицы «никнут березы золотыми сердечками, голубое за ними небо», «и петух, и куры, и воробьи, и тревожно мычащая корова, и голуби на кулях овса» – все «изменилось с Нею и стало храмом». В предпасхальное время герой видит и ощущает всем сердцем: «Необыкновенные эти дни – страстные. Христовы дни. Мне теперь ничего не страшно: прохожу темными сенями – и ничего, потому что везде Христос»2. В Пасхальный день веточка тополя таинственно преобразуется в «масличную ветку, которую принес голубь праведному Ною», сам тополь в этот праздник видится «особенным – духовым». Береза на Троицу – «Святая, Божья», ее ветки «заглядывают в окно, словно хотят молиться». Герой-ребенок, привязанный к земной природе и наделяющий ее безусловной ценностью (отсюда такое внимание к свойствам восприятия, которые позволяют запечатлеть мир во всей его самоценности), в то же время прозревает в ней высший смысл. Образ неба в романе обретает особое духовное значение как символ Царства Божьего, пространство жизни души после физической смерти («Та жизнь подходит, небесная… Я стараюсь думать, что папашенька не совсем умрет, до какого-то срока только … будет там, где-то, поджидать нас… И все мы уйдем туда, когда придет срок»). Мотив звездного неба в тексте реализуется через непосредственно усматриваемое божественное начало, в сознании героя звезда, увиденная им в Рождественскую ночь, связывает давно прошедшее время, отраженное в Библии, и настоящее переживание («Где же она, та давняя звезда, которая волхвам явилась? Вот она: над Барминихиным двором, над садом! Каждый год – над этим садом, низко»). И в этом смысле голубой цвет обретает символико-религиозное значение, указывая на непостижимость и величественность тайны Божественного творения.
В романе «Лето Господне» пейзаж становится «величиной, включающей в себя сверхэмпирические ассоциативно-символические смыслы»3. Символический план образа золотого света, пронизывающего почти все природоописания, позволяет прочитать произведение как изображение духовных основ бытия человека. Так в романе «закрепляется тип одухотворенного, «божественного» пейзажа, который условно может быть назван «духовным» или «теологическим»4.
Контаминированный характер повествования, представляющий собой сочетание точек зрения ребенка и взрослого автора, позволяет раскрыть духовно-нравственную ценность природы через воспоминания зрелого рассказчика. Образы-воспоминания («теплый, словно весенний ветерок», «голубая лужа», «солнце, разлившееся в воде») предстают живыми и яркими, воскрешенными памятью автора, над которой не властно время. По словам И. А. Ильина, «читая его (И. С. Шмелёва – Е. Ш.),чувствуешь подчас, будто время вернулась вспять, будто живет и дышит перед очами исконная Русь, ее душа»5. Память становится особым механизмом воскрешения, а слово, увековечивающее прошлое, превращается в средство преодоления смерти. Мотив памяти, реализуемый в тексте с помощью системы глаголов («помню», «слышу», «вижу») и синтаксических единиц с семантическим компонентом «воспоминание» («Как давно это было!», «Далекий день!», «Доселе вижу, из дали лет»), вводит в пейзажные описания ностальгические переживания взрослого рассказчика. Состояние райской первозданной гармонии ребенка и мира природы сменяется описанием чувственных ощущений зрелого повествователя, пронизанных грустью и ощущением утраты. «Невидное яблоко», встреченное «не в родной стране», его «сладковатый и сочный дух» включает механизм ассоциативной памяти, вызывает образ «маленького сада» ушедшего детства, обостряет ощущение экзистенциального одиночества человека, усиленного изгнанием. Мотив сада в тексте неразрывно связывается с трагизмом бытия человека, отделившегося от родины, с разрушенным и разграбленным миром. Воспоминания о русской природе, на лоне которой прошли детские годы, становятся для взрослого автора способом преодоления неостановимого течения времени, обретения выхода к Вечности.
Таким образом, изображение природы, заключающей в себе всю красоту и полноту жизни, а также земного бытия, представленного в своих вечных основах, становится воплощением философской концепции пейзажа И. С. Шмелёва в романе «Лето Господне». Природа воссоздается автором как неотъемлемая часть увековеченного высокого, опоэтизированного образа России. Ощущение писателем своей изолированности, осознание окончательности разлуки с Родиной придает пейзажным полотнам особую ностальгическую напряженность и лирическую пронзительность.
Литература:
1. Гусев В.И. Пейзаж // Краткая литературная энциклопедия. М.: Просвещение, 1971. С. 602.
2. Шмелев И. С. Соч.: в 2 т. Т. 2. М.: Худож. лит., 1989. С. 282.
3. Иванова Н. Д. Содержание и принципы филологического изучения пейзажа // Филологические науки. 1994. № 5–6. С. 77.
4. Платонова О. А. И. С. Шмелев и А. П. Чехов: творческий диалог: автореф. дис. … канд. филол. наук. Тверь, 2008; Эпштейн М. Н. «Природа, мир, тайник вселенной…»: система пейзажных образов в русской поэзии. М., 1990.
5. Ильин И. А. О тьме и просветлении. Книга художественной критики: Бунин, Ремизов, Шмелев. М.: Скифы, 1991. С. 140.
Начало формы
Конец формы
